налево, мимо фаст-фудового заведения со странноватым названием "Калифорнийский райх" и еще более странной вывеской: стальная, сильно стилизованная пальма на фоне перекореженного креста. Как-то раз на уроке европейской истории трое придурков разрисовали себе такими крестами руки, так историчка тогда вообще в осадок выпала, но вот пальм они никаких не рисовали, эта Кья помнила точно. А потом двое из них сцепились насчет того, куда нужно загибать концы этих крестов, когда рисуешь, направо или налево, и один шарахнул другого электрошоком. Эти гопники всю дорогу с такими ходят, делают их себе из одноразовых фотоаппаратов со вспышкой, и историчке пришлось вызывать полицию.
     - Дом Миллиона Мокрых Листьев, девятый этаж, - сказал Масахико, пробираясь сквозь запрудившую тротуар толпу. Кья следовала за ним, размышляя, сколько надо времени, чтобы прошел джет-лаг, и как вообще отличить его от самой обычной усталости.
     Но сильнее усталости, сильнее последствий джет-лага было то, что проходило в школьном курсе основ гражданственности под названием "культурный шок". Куда ни посмотришь, все в этом городе было не так, до того не так, что не столько уже вызывало интерес, сколько угнетало. Кья ощущала, что ее глаза словно устали подмечать все бесчисленные отклонения от привычного порядка вещей: деревце на тротуаре, заключенное в нечто вроде плетеного чехла, пронзительно-зеленый цвет таксофона, серьезного вида девушка в круглых очках и сером хлопчатобумажном свитере с надписью "Free Vagina" <"Свободное влагалище", или "Бесплатное влагалище", или даже - "Свободу влагалищу" (англ.).>.
     Первое время она старалась вникать, запоминать все эти вещи в бессознательной надежде, что со временем они как-нибудь там переварятся и подвергнутся осмыслению, но несообразности шли таким сплошным, нескончаемым потоком, что вскоре большая их часть стала проскакивать мимо перегруженного сознания - примерно так же, как льется мимо узкого бутылочного горлышка вода, если пустить слишком сильную струю. В то же самое время у нее было такое чувство, что если вот сейчас взять и прищуриться - ну, не просто прищуриться, а неким специальным, правильным образом, - то все это, что вокруг, превратится в Сиэтл, в какую-нибудь из центральных улиц. А рядом будет мама. Ностальгия, так это называется. И каждый раз, когда она шагала левой ногой, ремень сумки болезненно врезался в плечо.
     Масахико свернул за угол.
     В Токио, похоже, не было проулков - проулков в привычном смысле, узких боковых улочек, где стоят мусорные баки и нет никаких магазинов. Здесь были маленькие улицы на задах больших и совсем уже крошечные на задах маленьких, но там, на этих улочках, могло быть абсолютно все что угодно: будка сапожника, дорогущая с виду парикмахерская, кондитерский магазин, газетный киоск, где Кья заметила знакомую обложку с замотанными сиськами.
     Еще один поворот, и они снова вышли на какую-то улицу, которая уж точно не была проулком, во всяком случае, машины по ней ездили. Одна из этих машин свернула в узкий просвет между зданиями и исчезла. Кья ощутила неприятный холодок. А что, если это как раз и есть клуб этого Эдди, "Виски Клон"? Он же где-то здесь, в этих местах, в Синдзюку. И что такое Синдзюку - квартал или целый городской район? Что, если Эдди и Мэриэлис ее разыскивают?
     Они миновали просвет, куда въехала машина. Там было нечто вроде заправочной станции.
     - Так куда мы идем? - спросила Кья.
     - Миллион Мокрых Листьев, - сказал Масахико, указывая вверх.
     Высокое узкое здание, по всей его высоте из углов торчат квадратные щиты с какими-то надписями и логотипами. Примерно такие же, как и все остальные. То, в котором Эдди, было, пожалуй, побольше.
     - А как туда попасть?
     Они вошли в нечто вроде вестибюля, большое помещение с уймой крошечных магазинчиков по стенам. Слишком много света, зеркал, товаров, в глазах - сплошная рябь. В тесную кабинку лифта, где пахло застоявшимся дымом. Масахико сказал что-то по-японски, и двери закрылись. Коротенькая песня лифта под аккомпанемент нежной, позвякивающей музыки. Лицо Масахико раздраженно нахмурилось.
     На девятом этаже лифт остановился и распахнул двери. Кья оказалась носом к носу с плотным, густо припорошенным пылью мужиком.
     - Если ты из журнала, - сказал мужик, вытирая лицо стянутым с головы хайратником, - то зря торопилась. Зайди денька через три.
     Кья не могла разобрать, японец он или нет, среднего возраста или старше. Его карие, кошмарно воспаленные глаза прятались под тяжелыми дугами надбровий, в черных, гладко зачесанных назад волосах проглядывала седина.
     За спиной мужика что-то грохало и скрежетало, время от времени слышались суматошные крики. Еще один, такой же пыльный мужик толкал оранжевую пластиковую тележку, плотно забитую грязными, кое-как свернутыми проводами и красными с золотом обломками пластика. Заскрипела и рухнула на пол секция подвесного потолка. Новый всплеск криков.
     - Я ищу "Обезьяний бой", - сказала Кья.
     - А вот тут наоборот, опоздала ты малость. - На мужике был черный бумажный комбинезон, сквозь дырки на локтях проглядывали голубоватые кружки и стрелы какой-то татуировки под примитив. Он протер тыльной стороной ладони глаза и прищурился. - Так ты что, от этого лондонского журнала?
     - Нет, - ответила Кья.
     - Нет, - согласился мужик. - Они бы прислали кого постарше. Так откуда ж... - Треск, грохот, крики. На этот раз секция потолка упала чуть поближе. - Так откуда ж ты тогда?
     - Сиэтл.
     - И вы что, слышали про "Обезьяний бой" в этом своем Сиэтле?
     - Да...
     - Это надо ж такое - в Сиэтле... - Пыльный мужик улыбнулся, но не слишком весело. - А ты что, милочка, и сама как-нибудь с клубами связана?
     - Меня зовут Кья Маккензи.
     - А меня Дзюн. Хозяин, дизайнер, ди-джей, все сразу. Но ты, милочка, малость опоздала. Прости уж, пожалуйста. Мой "Обезьяний бой" - вернее, то, что от него осталось, - вывозят сейчас на этих вот телегах. Прямиком на свалку. Разбитая мечта - такой же мусор, как и все прочие битые, ломаные вещи. А ведь как тут было здорово все эти три месяца. Ты слышала про нашу шаолинскую тематику - всю эту штуку с монахами-воинами? - Он горько вздохнул. - Это было божественно. От начала до конца. Уже после трех первых ночей окинавские бартендеры выбрили себе головы и нарядились в шафранные балахоны. Я, в ди-джейской кабине, превзошел самого себя. В этом было некое прозрение, ты понимаешь? И это вполне нормально, такова уж природа текучего мира <Очевидным образом Дзюн употребляет термин японского буддизма "укиё", переводимый на английский язык как "floating world", а на русский - как "текучий мир", "бренный мир" или, что чаще, оставляемый вообще без перевода.>. Торгуя водой (а чем мы еще занимаемся?), поневоле становишься философом. А как зовут твоего друга? Мне нравятся его волосы.
     - Это Масахико Мимура, - сказала Кья.
     - Люблю этот черный опрощенный стиль, - прицокнул языком Дзюн. - Такая себе богемная биполярность, Мисима и Дитрих в одном флаконе.
     Масахико нахмурился.
     - А куда же вы теперь? - спросила Кья. - Теперь, когда "Обезьяний бой" закрылся?
     - Куда? - Дзюн как-то сразу поскучнел. - Мало ли на свете клубов. Но дизайна мне не дадут. Скажут, что я продался. Ну продался, ну и что. Все равно я сохраняю руководство, приличное жалование, квартиру, но вот концепция... - Он отрешенно пожал плечами и снова натянул на голову хайратник.
     - Вы были здесь в ту ночь, когда Рез прилюдно заявил, что хочет жениться на идору?
     Лоб Дзюна сошелся морщинами, хайратник пополз вверх.
     - Мне пришлось подписать определенное соглашение, - сказал он. - Ты точно не от журнала?
     - Точно.
     - Не приди он сюда тем вечером, мы бы крутились себе и крутились. Да и вообще такие, как он, совсем не по нашей части. Вот была у нас Мария Пас, сразу после того, как она разбежалась со своим бойфрендом, этим пиаровским чудищем, так репортеров налетело, как мух на говно. Она же здесь самый топ, ты это знаешь? А когда заходил Синий Ахмед из "Крутого Корана", пресса считай что и не заметила. Ну, правда, что касается Реза и его компании, тут уж с прессой проблемы не было. Прислал сюда своего гувернера, здоровенного мужика с рожей, словно на ней мясо рубили. Тот прямо ко мне и говорит, что Рез прослышал про наше заведение и думает забежать с небольшой компанией, и не могли бы мы организовать столик, чтобы вроде как приватно... Правду говоря, я даже сразу не врубился - какой такой Рез? Потом-то, конечно, в мозгах щелкнуло, и я сказал: да, с преогромным. Мы поставили столик подальше от сцены и даже одолжили у ребят из заведения сверху красный шнурок на столбиках.
     - И он пришел? Рез?
     - Как штык. Через час - вот он, пожалуйста. Улыбался, руки жал, расписывался, на чем ни попросят, хотя, в общем, его не то чтобы рвали на части. С ним четыре женщины и два мужика, это не считая того гувернера. Очень приличный черный костюм. Йодзи. Малость помятый. Рез, в смысле. Был, похоже, где-то на ужине, ну и принял на грудь. Много смеялся, ну ты понимаешь. - Дзюн повернулся и что-то сказал одному из подсобников, парню в обувке на манер черных кожаных носков с отдельным большим пальцем.
     Кья пыталась представить себе Реза за столиком, вместе с кучей других людей, за красным шнурком на столбиках, а на заднем плане - японскую тусовку, занятую чем уж там занимается японская тусовка в таком клубе. Пляшет? Да и вообще - что это был за клуб, этот "Обезьяний бой"?
     - А потом наш мальчонка встает, в туалет ему надо. Громила этот тоже хочет встать, но мальчонка машет ему, чтоб сидел. За столиком хохочут, все, кроме громилы, а у громилы рожа кислая. Две телки тоже встают, вроде как они его проводят, но он и им машет остаться, и снова хохот. А народ, кроме тех, за его столиком, на него особенно и не смотрит. Я как раз собирался минут через пять в кабину с подборкой в конец суровой североафриканщины, так присматривался к народу, чтобы быть в струе, знать, когда это лучше вбросить. Так вот, он прошел через весь зал, и его заметили разве что один-двое, да и те не остановились, продолжали плясать.
     Да что же это был за клуб, где даже Реза не замечали?
     - И я вот, значит, думаю о своей подборке, в какой давать последовательности, и вдруг он прямо передо мной. Улыбается как не могу. Глаза какие-то непонятные. Хотя я не стал бы вот так божиться, что это из-за чего-то там такого, что он сделал в туалете, - ну ты понимаешь, про что я.
     Кья кивнула, хотя напрочь не понимала, про что он.
     - А не буду ли я возражать, спросил он, положив мне руку на плечо, если он скажет всей нашей публике несколько слов. И что он давно уже обдумывает одну вещь, а теперь как раз принял решение и хочет поделиться своей радостью с людьми. Тут рядом с нами материализовался его гувернер и захотел узнать, что, какие-нибудь трудности? Да никаких трудностей, сказал Рез и сжал мое плечо, вроде как заговорщицки, а просто он хочет сказать публике пару слов.
     Кья взглянула на плечи Дзюна, прикидывая, какое из них было тогда сжато Резовой рукой.
     - Ну, так он, в общем, и сделал, - подытожил Дзюн.
     - Но что же он все-таки сказал? - спросила Кья.
     - Да ничего он, милочка, хорошего не сказал, грузил что ни попадя. Эволюция, технология чувств, необходимость для человечества найти красоту в новом, нарождающемся порядке вещей, какая-то там софтверная игрушечная девка и его собственная жгучая потребность сойтись с ней поближе. Хрень. Собачья. - Дзюн приподнял хайратник повыше, но уже через мгновение тот снова сполз ему на лоб. - И вот, из-за того, что он это сделал, раззявил пасть в моем клубе, Ло дробь трижды долбанный Рез купил этот долбаный клуб. А заодно и меня самого, я дал подписку, что не буду говорить ни с кем из вас ни о чем из этого. А теперь, милочка, с твоего разрешения и с разрешения твоего очаровательного друга я хоть немного поработаю.

21. Стоялец

     На ближнем к гостинице перекрестке толпа прохожих равнодушно обтекала тощую, неестественно высокую фигуру с рекламными щитами на груди и спине. По щитам непрерывно бежали столбики иероглифов. Время от времени сэндвичмен покачивался и судорожно переступал ходулями, его лицо пряталось под остроконечным капюшоном белого бумажного плаща и противогазной маской.
     - Что это? - спросил Лэйни.
     - Где? - Шагавшая впереди Арли обернулась и проследила за направлением его взгляда. - "Новая логика". Секта такая. Они считают, что, как только суммарная масса нервной ткани рода человеческого достигнет некоей критической величины, наступит конец света.
     На грудном щитке сэндвичмена возникло длинное многозначное число.
     - Вот эта, что ли, величина? - спросил Лэйни.
     - Нет, это их текущая оценка нервной массы на настоящий момент.
     На Арли был короткий черный плащ. Пока она ходила за этим плащом к себе в номер, Лэйни поменял белье, носки и рубашку. Рубашку он выбрал синюю, малайзийскую и застегнул ее до самого верха, размышляя при этом, все ли сотрудники "Ло/Рез", приехавшие сейчас в Токио, остановились в этой гостинице или не все.
     Проходя мимо сэндвичмена, Лэйни увидел сквозь стекло противогаза его глаза. Суровые и спокойные. А ходули у него были суставчатые, из какого-то легкого сплава, точно такие, с помощью которых работяги устанавливают подвесные потолки.
     - А что это будет за конец света? Война? Потоп?
     - Новый порядок вещей. Подробнее они не рассказывают. Рез тоже было начал ими интересоваться. Пытался получить аудиенцию у их основателя.
     - Ну и?
     - По нулям. Основатель сказал, что Рез зарабатывает на манипуляциях с нервной тканью своих слушателей, и это делает его неприкасаемым.
     - Рез сильно расстроился?
     - Да нет вроде бы. Если верить Блэкуэллу, это даже подняло ему настроение.
     - А так он что, чаще не в настроении? - Лэйни отшагнул в сторону, пропуская парня, катившего навстречу им велосипед.
     - Я бы просто сказала, что Реза волнуют совсем не те проблемы, которые волнуют других людей, большую их часть.
     Рядом с ними полз, чуть не заезжая на тротуар, темно-зеленый мини-вэн с гнутыми зеркальными стенами и номерными платами, светящимися и подмигивающими, как консоль игрового автомата.
     - Мне кажется, за нами следят, - встревожился Лэйни.
     - Надеюсь. Вообще-то я хотела другой, такого таракана с блестящими усами, чтобы поребрик нащупывать, но из-за спешки пришлось ограничиться номерными знаками в "специальном исполнении". Он сам за тобой ходит всюду, как собачка. А припарковаться в этих краях - задачка потруднее, чем все то, что хочет от тебя Блэкуэлл.
     Узкая крутая лестница вниз, стены сплошь заляпаны розовыми комками, неприятно похожими на воспаленные гланды. Лэйни резко остановился, но тут же заметил вывеску, надпись, выложенную сотнями разноцветных продолговатых лепешечек: LE CHICLE. Вопреки обещанию Арли, сюда фургончик не поехал.
     "Жевательная резинка, - подумал Лэйни. - Тематический бар. А я уже не очень и удивляюсь, привык". И все же стены из жеваной жвачки вызывали у него легкую тошноту; спускаясь вслед за Арли, он старался держаться от них подальше.
     Спускаясь в серое и мучнисто-розовое, на этот раз - представляющие продукт нежеваный - огромные, во всю стену бруски, увешанные рекламами и вывесками его неоспоримой родины. Жесть с набивной печатью и древний, в рамки вставленный картон с искусной, как в музее, подсветкой. Кумиры и идолы жвачки. И главный из них - Базука Джо <Популярный герой комиксов-вкладышей в американскую жевательную резинку, появился в 1954 г.>, личность для Лэйни неизвестная.
     - Часто сюда заглядываете? - спросил Лэйни, пристраиваясь на круглую табуретку с пухлым сиденьем какого-то совсем уж кошмарного жвачно-розового цвета. Поверхность стойки была сплошь облеплена обертками от жвачки.
     - Да, - кивнула Арли, - но просто потому, что это заведение не пользуется особой популярностью. К тому же здесь не курят, большая для Японии редкость.
     - А что такое "Блэк Блэк"? - Он указал на вставленный в рамку плакат с изображением старинного автомобиля, несущегося сквозь еле намеченный городской пейзаж. Под надписью "Блэк Блэк" чернели иероглифы, выполненные в некоем японском варианте "ар деко" .
     - Жвачка. Ее все еще выпускают. Очень популярная у водителей такси. Из-за кофеина.
     - Кофеин? В жвачке?
     - А бодрящую жвачку с никотином не пробовали? Здесь продают.
     - Я уж лучше возьму пива.
     Когда официантка в некоем серебристом, исчезающе малом подобии шортов и пушистом, оглушительно розовом лифчике приняла у них заказ, Арли открыла свою сумочку, достала ноутбук и быстро пробежалась по клавиатуре.
     - Здесь линейные топографии части структур, с которыми вы сегодня знакомились. - Она передала ноутбук Лэйни. - В формате "Риалтри семь-два".
     Лэйни бегло просмотрел несколько картинок. Сплошь какие-то абстрактные, стереометрические построения.
     - Я этого не понимаю.
     Арли налила себе сакэ.
     - Вы действительно получили подготовку в "Дейтамерике"?
     - Меня натаскивали какие-то французы. Страстные любители тенниса.
     - Мы получили "Риалтри" в "Дейтамерике". Их лучший инструмент количественного анализа. - Она закрыла ноутбук и спрятала его в сумочку.
     Лэйни налил себе пива, отхлебнул и отставил стакан.
     - А вам ничего не говорит название TIDAL?
     - TIDAL?
     - Аббревиатура. Наверное.
     - Нет. - Арли взяла фарфоровую чашечку и подула на сакэ, как ребенок - на горячий чай.
     - Это тоже их инструмент, а может - предварительная разработка. Очень сомнительно, чтобы готовый продукт уже вышел на рынок. Вот тогда-то, работая по проекту TIDAL, я и научился искать узловые точки.
     - О'кей, - кивнула Арли. - Но что это такое, эти ваши узловые точки?
     - Это примерно как высматривать корабли и верблюдов в рисунке облаков. - Лэйни взглянул на узкий ободок пены, прилипший к стенкам стакана. - Только тут ты видишь реальные вещи.
     - Верблюды? - Арли поставила чашечку. - Ямадзаки заверял, что вы не сумасшедший.
     - Это не сумасшествие, просто я как-то там по-особому обрабатываю широкополосные сигналы. Нечто, связанное с распознаванием образов.
     - И на основе всего этого, что вы мне рассказываете, слитскановцы взяли вас на работу?
     - Они взяли меня на работу, когда я продемонстрировал им, что узловые точки работают. С данными, которые вы мне сегодня предоставили, такого сделать не могу.
     - Почему?
     - А вы попробуйте выпить на пару с банком. Он не личность. Он не пьет. Его никуда не пригласишь, никуда не посадишь. - Лэйни отхлебнул пива, чуть подумал и допил стакан до конца. - Рез не порождает нужных мне структур, потому что никогда ничего не делает сам, только через посредников. Это все равно что выискивать в годовом отчете какой-нибудь корпорации привычки и пристрастия председателя совета директоров. Их там нет. Файлы, которые вы мне предоставили утром, ничуть не информативнее этих картинок в вашем ноутбуке. Знакомясь с каким-нибудь конкретным разделом, я не ощущаю, как эти вот данные связаны со всеми остальными. Мне нужна взаимосвязанность. - Он побарабанил пальцами по залитым в пластик оберткам от жвачки. - Где-то там в Ирландии. Дом с видом на море. Пустой, ни души. Записи о снабжении: зубная паста, крем для бритья...
     - Я была там, - сказала Арли. - Он купил это поместье у одного пожилого музыканта. Ирландца. Очень живописное. Чем-то похоже на Италию.
     - Как вы думаете, он повезет туда эту свою идору, когда они с ней окрутятся?
     - Никто не понимает, что же, собственно, имел он в виду, говоря, что хочет на ней "жениться".
     - Потом квартира в Стокгольме. Огромная. В каждой комнате по огромной изразцовой печке.
     - Этой я не знаю. У него же масса квартир и домов по всему миру, часть этого жилья держится в большом секрете. Поместье на юге Франции, особняк в