но так до конца и не поняла, почему он выбрал именно
ее. Стоило ему поманить пальцем - и любая готова была броситься ему на
шею. Даже теперь на вечеринках ему приходилось отбиваться от поклонниц. А
он выбрал ее. Романтическая любовь, говорила она себе, когда была в
хорошем настроении. Совсем как в "Семейном журнале для дам". Но, когда
неделями шли дожди, а она оставалась одна, ей приходилось навещать
знакомых или идти покупать новую модную шляпку, чтобы избавиться от
депрессии. Тогда она начинала изводить себя мыслями, что Нильс женился на
ней только потому, что в этом возрасте у датчан вообще принято жениться. А
она оказалась под рукой. К тому же в Дании довольно престижно иметь
жену-американку.
  Истина лежала где-то посередине, то есть отчасти верно было и то и,
другое. Годы шли, и ей становилось понятно, что в жизни все не так просто,
как кажется в юности. Она давно уже была замужней женщиной, вела домашнее
хозяйство и принимала противозачаточные пилюли, и хотя временами все это
наскучивало, но несчастной она себя не чувствовала.
  И все-таки Марта оставалась гражданкой Соединенных Штатов - возможно,
это и было источником чувства вины. Если она любит Нильса, а Марта была
уверена в этом, то почему бы не сделать следующий шаг и не принять датское
подданство? Говоря по правде, она не слишком задумывалась над этим, и
всякий раз, когда ее одолевали подобные мысли, Марта гнала их прочь. А
ведь, в сущности, сделать это было совсем нетрудно. Она автоматически вела
машину и вдруг заметила, что потоки дождя заливают ветровое стекло. Она
сбавила скорость и включила дворники.
  Так почему же она не поменяла гражданство? Была ли это тонкая нить,
за которую она держалась и которая связывала ее с родителями, с прошлой
жизнью? Или маленькая лазейка, означавшая, что у нее до сих пор оставались
сомнения насчет их брака? Вздор! Нильс никогда не упоминал об этом - она
вообще не могла припомнить, чтобы они хоть раз заговорили на эту тему. Но
чувство вины не оставляло ее. Марта регулярно возобновляла свой паспорт,
что превращало ее в иностранку, проживающую в Дании, и раз в год
улыбающийся сыщик из отделения криминальной полиции ставил в него штамп,
продлевающий срок пребывания в стране. Может, причина ее беспокойства
заключалась в том, что это была именно криминальная полиция? Вряд ли.
Обычное правительственное учреждение. Будь это любая другая контора, ее
чувства не изменились бы. А теперь в американском посольстве возникли
какие-то вопросы по поводу паспорта, и она направлялась туда. Вот об этом
она и не сказала Нильсу.
  Утренний час пик кончился, и движение было небольшим, так что Марта
приехала к посольству еще до десяти. Рядом нигде не оказалось свободного
места для парковки, и в конце концов она поставила машину двумя кварталами
дальше. Дождь уменьшился и перешел в обычную изморось, которая могла
сыпаться неделями. Марта надела пластиковые сапожки - она всегда держала
их в машине - и достала зонтик. Для такси слишком близко, а пешком очень
утомительно. Сделав глубокий вздох, она открыла дверцу. Дождь сразу
забарабанил по прозрачной ткани зонтика.
  Вестибюль, как всегда, был пуст, и регистраторша за большим столом с
холодной невозмутимостью, свойственной всем портье, смотрела, как Марта
щелкала мокрым зонтом и рылась в сумочке в поисках листка бумаги.
  - Меня пригласили зайти, - сказала она, разворачивая листок и
смахивая с него табачные крошки, - к мистеру Бакстеру в десять часов.
  - Пройдите через эту дверь, поверните налево, кабинет номер сто
семнадцать. В конце коридора.
  - Спасибо.
  Хотя Марта старательно отряхивала зонтик на коврике у входа, мокрый
след продолжал брызгами тянуться за ней по мраморному коридору. Дверь в
комнату сто семнадцать была широко открыта, и она увидела долговязого
человека в очках с темной тяжелой оправой, который склонился над
письменным столом, сосредоточенно изучая лежащий перед ним лист бумаги.
  - Мистер Бакстер?
  - Да, заходите, пожалуйста. Разрешите мне повесить ваш плащ, а то он
совсем промок. Ну и погодка! Иногда мне кажется, что вся эта страна того и
гляди уплывет в море. - Он поставил раскрытый зонтик на свою мусорную
корзину, повесил плащ и закрыл дверь. - Итак, вы...
  - Марта Хансен.
  - Ну конечно! Я ждал вас. Садитесь сюда, пожалуйста.
  - Я по поводу паспорта, - сказала Марта, садясь на стул и открывая на
коленях сумочку.
  - Вы позволите взглянуть на него?..
  Марта передала Бакстеру свой паспорт и наблюдала, как он
переворачивает страницы и пытается прочесть смазанные визы и печати
таможен. Потом он сделал какие-то пометки на желтой промокательной бумаге.
  - Вы, похоже, любите путешествовать, миссис Хансен.
  - Это благодаря мужу, он пилот САС. Билеты нам почти ничего не стоят,
так что мы много разъезжаем.
  - Вы счастливая женщина. - Он закрыл паспорт и посмотрел на Марту,
подняв брови над оправой очков. - Послушайте, ведь ваш муж - Нильс Хансен,
датский летчик? Тот самый, о котором столько писали в прессе?
  - Да. С моим паспортом что-то не так?
  - Нет-нет, все в порядке. Вам действительно повезло - быть женой
такого человека. Скажите, а этот кулон, который вы носите, - он с Луны?
Его фотографии обошли все газеты.
  - Да. Хотите посмотреть?
  Она сняла цепочку через голову и протянула кулон Бакстеру. Это был
обычный кристалл вулканической породы, необработанный обломок, вставленный
в серебряную оправу. Камень из другого мира.
  - Я слышал, вам предлагали за него пятизначные суммы. Будьте
поосторожнее с ним. - Он вернул ей кулон. - Мне Хотелось взглянуть на ваш
паспорт просто для проверки. У нас возникли осложнения с паспортом, у
которого почти такой же номер. Мы должны были убедиться, понимаете?
Надеюсь, я не причинил вам излишнего беспокойства?
  - Нет, разумеется.
  - И все же я приношу свои извинения. Но вы знаете, как это бывает.
Такие вещи никогда не могли бы случиться дома, но, когда американские
граждане живут за границей, приходится много времени тратить на бумаги. -
Бакстер похлопал паспортом по столу, не делая, однако, попытки вернуть его
Марте.
  - Мой дом здесь; - с вызовом сказала она. - Ну конечно. Я просто
неудачно выразился. В конце концов, ваш муж - датчанин. Хотя вы все же
сохранили американское подданство.
  Он улыбнулся Марте, потом отвернулся к окну и посмотрел на падающий
дождь. Она крепко стиснула ладони поверх сумочки и ничего не ответила.
Бакстер повернулся обратно, и Марта вдруг заметила, что у него абсолютно
пустая улыбка, без проблеска сочувствия или доброжелательности. Бутафория
- такая же, как и стекла в оправе, придающие ему вид этакого
умника-очкарика.
  - Вы, должно быть, преданная американка, - сказал он, - если решили
не менять гражданство, несмотря на брак с иностранцем - вы замужем уже
семь лет, не так ли? Я не ошибаюсь?
  - Я.., я никогда не задумывалась над этим, - еле слышно прошептала
она, удивляясь самой себе. Почему она не скажет ему, чтобы он не лез не в
свое дело? Не заберет паспорт и не уйдет отсюда? Может быть, потому, что
Бакстер произнес вслух то, в чем она не решалась признаться самой себе?
  - Вам нечего стыдиться. - На его лице снова появилась улыбка. -
Преданность родине может казаться старомодной, но от этого она не
утрачивает своей ценности. И не верьте, если вас попытаются в этом
разубедить. Нет ничего плохого в том, что вы полюбили своего мужа, в чем я
не сомневаюсь, вышли за него замуж и все-таки сохранили американское
гражданство, данное вам от Бога. Никто не сможет лишить вас его, так что
не отказывайтесь от него сами.
  Он четко расставлял точки в своей речи, постукивая паспортом по
столу. Марта не знала, что ответить, и потому молчала. Он кивнул, словно
ее молчание подтверждало его слова.
  - Как я понял из газет, ваш муж управлял кораблем с далет-двигателем,
который побывал на Луне. Он, должно быть, храбрый человек.
  Ей пришлось хотя бы кивнуть в ответ на это заявление.
  - Весь мир смотрит сейчас на Данию, ожидая, что она станет лидером в
космической гонке. Это просто какой-то скверный анекдот, что такая
маленькая страна будет впереди Соединенных Штатов. После того как мы
потратили миллиарды долларов и погибло столько смелых людей. Большинство
американцев не считают это справедливым. В конце концов, Америка
освободила эту страну от немцев, и не чьи-нибудь, а именно американские
военные, деньги и оружие поддерживают НАТО в боевой готовности, чтобы
защитить эту страну от русских. Пусть они обогнали нас на старте. Но
космические гонки - это серьезное испытание, и маленькая Дания не сможет
пройти его в одиночку. Или вы думаете иначе?
  - Я действительно не знаю, мистер Бакстер. Думаю, они смогут...
  - Вот как? - Улыбка исчезла. - Далет-эффект - это не просто новый
космический двигатель. Это власть над миром. России стоит только руку
протянуть, чтобы заграбастать ее. Вам бы не хотелось, чтобы так произошло,
верно?
  - Конечно, нет.
  - Правильно. Вы американка, настоящая американка. Если
далет-двигатель окажется в руках у Америки, на земле будет мир и
спокойствие. А теперь я скажу вам еще кое-что, строго конфиденциально,
поэтому постарайтесь не разглашать эту информацию. Датчане не согласны с
нами по этому вопросу. Некоторые фракции левого крыла правительства - в
конце концов, они ведь социалисты, не так ли? - держат все эти сведения
закрытыми от нас. И нетрудно понять, почему, вы согласны?
  - Нет, - возразила Марта. - Дания не такая, я имею в виду этих людей
в правительстве. Они не испытывают никакой любви к русским. Вам не о чем
беспокоиться.
  - Вы немного наивны, как и большинство людей, когда дело касается
международного коммунизма. Их агенты внедрились повсюду. Они похитят
далет-двигатель у свободного мира, если мы не опередим их. Вы можете
помочь нам, Марта.
  - Я могу, конечно, поговорить с мужем, - быстро сказала она,
чувствуя, как от страха похолодело в груди. - Но это ни к чему не
приведет. Он всегда сам принимает решения. К тому же я сомневаюсь, что он
сумеет повлиять на кого-либо...
  Она умолкла, увидев, как Бакстер медленно и выразительно покачал
головой.
  - Я не это имею в виду. Вы знакомы со всеми, кто участвует в этом
проекте, бываете у них дома. Вы даже посетили Институт атома...
  - Откуда вам это известно?
  - ..и поэтому знаете о происходящем намного больше тех, кто не связан
с проектом. Мне хотелось бы задать вам несколько вопросов...
  - Нет, - задохнувшись, проговорила она и вскочила на ноги. - Я не
могу этого сделать. Вы не имеете права просить меня об этом. Верните мне
паспорт, пожалуйста, мне пора идти".
  Холодно посмотрев на нее, Бакстер бросил паспорт в ящик стола и
задвинул его.
  - Я вынужден оставить его у себя. Простая формальность. Надо сверить
номер с записями в архиве. Зайдите ко мне на следующей неделе. Регистратор
в холле назначит день и час. - Он подошел к двери и взялся за ручку. - Во
всем мире идет война, Марта. И каждый из нас - солдат на передовой. От
некоторых требуется больше, чем от других, но таковы военные правила. Вы
американка, Марта, никогда не забывайте об этом. Не забывайте о своей
родине, о своем долге перед ней.


                                  Глава 14


  Освобождая свой шкафчик, Нильс чувствовал себя подавленным: в этом
было что-то бесповоротное. Шкафчик номер 121 в аэропорту Каструп всегда
принадлежал ему и никому больше. Когда секция перестраивалась и
расширялась, ему как старшему пилоту было предоставлено право выбора. И
вот теперь он забирал свои вещи. Никто не просил его об этом, но, когда
Нильс заехал за рабочими комбинезонами, которые хранились в шкафчике, он
понял, что больше не имеет на него права. Будет только справедливо, если
теперь этим шкафчиком будет пользоваться кто-то другой. Как можно быстрее
он сунул в сумку все барахло, скопившееся за годы, и задернул "молнию". Ну
и черт с ним! Он захлопнул дверь и вышел из раздевалки.
  В коридоре он внезапно услышал, как чей-то голос окликнул его по
имени, и обернулся.
  - Ингер?
  - А кто же еще, глупый ты обезьян! Ты, видно, слишком долго летал без
меня. Тебе не нужна хорошая стюардесса для полетов на Луну?
  Девушка приближалась к нему - гибкая, длинноногая. Прекрасная
стюардесса, живая реклама САС. Короткая юбка, плотно прилегающий жакет,
подчеркивающий фигуру, маленькая шапочка, пикантно сдвинутая набок на
светло-пепельных волосах. Настоящая мечта усталого путешественника -
высокая, ростом почти с Нильса, видение из шведского фильма. И, между
прочим, одна из самых лучших и опытных стюардесс авиакомпании. Она взяла
его руку обеими ладонями и придвинулась вплотную.
  - Скажи, что это не правда, - попросила она, - что ты покончил с
полетами.
  - Я покончил с рейсами САС - по крайней мере на время. У меня сейчас
другие дела.
  - Да, конечно, и к тому же дико секретные: далет-двигатель и тому
подобное. Во всех газетах об этом пишут. Но мне так хочется, чтобы мы
снова летали вместе!
  С этими словами она почти прильнула к нему, и Нильс почувствовал
тепло ее тела и округлость груди, прижавшейся к его руке. Ингер сразу же
отстранилась, чтобы не привлекать внимания публики.
  - Боже, ты не представляешь, как бы мне этого хотелось! - произнес
он, и оба рассмеялись, заметив, каким хриплым вдруг стал его голос.
  - В следующий раз, когда будешь вылетать за границу, дай мне знать. -
Она посмотрела на часы и отпустила его руку. - Мне надо бежать - рейс
через час.
  Девушка помахала рукой и исчезла. Нильс повернулся и пошел в другую
сторону, думая о ней. Сколько же их было - стран, в которых они были
вместе? Шестнадцать или что-то вроде того. Самый первый полет, когда она
появилась в его команде, закончился для них постелью - как-то совершенно
естественно и легко. Это было летом, в Нью-Йорке: с другой стороны окна
бушевал раскаленный ад, полный сажи и выхлопных газов. Но жалюзи в их
номере были опущены, кондиционер обдувал ветерком, и они открывали друг
друга, пьянея от восторга. Никакого чувства вины, только наслаждение без
прошлого и без будущего. Когда Ингер исчезала из поля зрения, он почти не
вспоминал о ней. Они не ревновали друг друга. Но, когда встречались,
думали только об одном.
  После особенно приятной ночи, проведенной в Карачи на исключительно
неудобном матрасе, они впервые попытались подсчитать количество городов, в
которых занимались любовью. Оба изнемогали, в основном от смеха, потому
что Нильс купил ей книгу фотографий эротической храмовой резьбы. Они
попробовали несколько наиболее экзотических поз - из тех, что не требуют
трех или четырех помощников, - но поскольку все время помирали со смеху,
не слишком преуспели. Потом они лежали рядом и не очень серьезно спорили,
сколько было у них городов. После чего стали следить за списком. Нильс
воспользовался своим положением старшего пилота, чтобы они могли почаще
летать вместе, прибавляя все новые и новые названия к растущему перечню.
Но они никогда не занимались этим в Копенгагене или даже в Скандинавии,
рядом с домом. Они делили друг с другом целый мир, но его дом был
запретной зоной. Это негласное правило соблюдали оба, хотя никогда не
говорили на эту тему.
  Нильс открыл дверь в главный зал, и у него сжалось горло. Женский
голос то и дело сообщал о рейсах на десятках языков. Каждый рейс объявляли
по-датски и по-английски, а затем на языке страны назначения:
по-французски для рейса в Париж, по-гречески для самолета на Афины и даже
по-японски, сообщая о полете в Токио через Арктику. Нильс протолкнулся
через толпу к ближайшему экрану вылетов и прибытий. Скоро должен был
отправляться челночный рейс в Мальме, в Швецию, на другой берег Зунда. Это
устраивало Нильса. Скоу постоянно придумывал новые способы ускользнуть от
возможной слежки, и это было его последнее изобретение. Впрочем, надо
признать, весьма остроумное.
  Он подождал в зале, пока до вылета осталось две минуты. Потом быстро
прошел через служебную часть здания, куда пассажиры не допускались. Таким
образом он должен был отделаться от любого гипотетического "хвоста".
Несколько человек поздоровались с ним, и через минуту он вышел на взлетное
поле. По трапу поднимались последние пассажиры; он поспешил за ними, и
дверь сразу же закрыли. Стюардесса знала его в лицо, так что Нильсу даже
не понадобилось предъявлять удостоверение. Он прошел в кабину, сел в
пустое кресло штурмана и все короткое время перелета провел с пилотом,
потрепавшись немного на профессиональные темы. Когда они приземлились,
стюардесса выпустила его первым, и Нильс сразу пошел на стоянку
автомобилей. Скоу ждал его за рулем новенького "Хамбера" со спортивной
газетой в руках.
  - Что случилось с той gamie raslekasse, на которой ты всегда ездил? -
спросил Нильс, залезая в машину и садясь рядом.
  - Старая жестянка - ничего себе! Да мой "Опель" пробежит еще тысячи
километров! Просто я оставил его в гараже для небольшого ремонта...
  - Ну понятно! Там домкратом над ямой приподнимут руль и соорудят под
ним новую машину.
  Скоу фыркнул, завел мотор и выехал со стоянки, направляясь на север.
  Покинув пределы города, шоссе извивалось вверх и вниз между
деревнями. Слева от них; среди густых зарослей деревьев, время от времени
Поблескивал Зунд. Скоу сосредоточился на езде, и Нильсу не с кем было
поговорить. Он думал об Ингер, в памяти мелькали эротические эпизоды.
Такого с ним раньше не случалось. Нильс привык жить настоящим, заглядывая
в будущее лишь постольку, поскольку это было необходимо, и мгновенно
забывая прошлое как нечто оставшееся позади и не поддающееся изменению. Он
скучал без полетов, это совершенно ясно; лишь теперь он как следует понял,
что полеты были основным стержнем его жизни, вокруг которого вращалось все
остальное. В последний раз он водил самолет.., когда же это было? Еще до
путешествия на Луну. Такое чувство, будто его давным-давно похоронили в
служебных кабинетах и на этой грязной верфи. Недолгий перелет из Каструпа
только раздразнил его. Кем он стал? Всего лишь пассажиром.
  - Вот что, Скоу, - внезапно произнес он, - давай-ка я порулю немного.
Нечего тебе одному развлекаться.
  - Но это правительственный автомобиль!
  - А я правительственный подневольный! Ну, давай, не упрямься. Иначе я
доложу твоему начальству, что ты напился при исполнении служебных
обязанностей.
  - Я выпил всего одну кружку пива перед обедом - и к тому же
шведского, совсем некрепкого. Это мне придется сообщить начальству о
попытке шантажа.
  Тем не менее Скоу остановился, и они поменялись местами. Он
промолчал, когда Нильс выжал до упора и машина, взревев мотором, помчалась
вперед.
  Дорога была полупуста, солнце, садившееся в жидкие облака,
обеспечивало вполне приличную видимость. "Хамбер" брал повороты, как
спортивный автомобиль, а Нильс был прекрасным водителем и ехал быстро, но
без ненужного риска. С чем другим, - а с машинами он справлялся отлично.
  Было уже совсем темно, когда они достигли Хельсингборга, переехали,
подпрыгивая на рельсах, через железную дорогу и остановились у пристани.
"Хамбер" оказался первым на автомобильной дорожке и, въехав на палубу,
остановился у барьера на носу парома. Скоу вышел купить пачку сигарет в
беспошлинном киоске, а Нильс остался в машине. Поездка, хотя и длилась
недолго, помогла расслабиться и сняла напряжение. Он смотрел, как
приближались огни замка и гавани Эльсинора, и думал о том, что работа над
"Галатеей" подходит к концу.
  Охранник у ворот верфи узнал Скоу и махнул, чтобы они проезжали.
  - А как же охрана? - спросил Нильс.
  - Секретность - лучшая охрана. Шпионам пока не удалось догадаться о
связи между разрекламированным судном на воздушной подушке и строго
засекреченным проектом "Далет". Так что охранники, размещенные здесь, - а
их тут достаточно, - просто не бросаются в глаза. Ты видел одного из них:
он стоял с тележкой на улице и продавал горячие бутерброды с сосисками.
  - Polsevogn! "Продавец сосисок (дат.)." А выручка остается у него?
  - Нет, конечно. Он полу