облака снова остались внизу. Дизель
заработал с усилием. Хеннинг выключил его и перекрыл подачу воздуха. Они
продолжали подниматься.
  - Пять тысяч метров, не меньше, - заметил Нильс, прищурившись опытным
глазом летчика на облачный покров внизу. - Большая часть атмосферы уже под
нами.
  - Тогда я увеличиваю ускорение. Пожалуйста, отметьте время.
  - Все записано. Правда, в некоторых местах довольно-таки трясущейся
рукой.
  Стала заметна кривизна Земли с голубой лентой атмосферы, сужающейся
кверху и переходящей в черноту космоса. Уже можно было различить самые
яркие звезды; солнце сияло, как раскаленный маяк, и вспыхивало на палубе
слепящими пятнами света. Давление снизу прекратилось.
  - Ну вот, так-то лучше, - сказал Арни. - Приборы функционируют
нормально, мы удерживаем позиции. Может кто-нибудь оценить высоту?
  - Сто пятьдесят километров, - ответил Нильс. - Девяносто Или сто
миль. Выглядит очень похоже на фотографии, сделанные со спутников на этой
высоте.
  - Заряд аккумуляторов - семьдесят пять процентов. Разрядка понемногу
продолжается.
  - Да, похоже, чтобы висеть на месте, нужно не меньше энергии, чем при
ускорении.
  - Значит, мы сделали это! - воскликнул Нильс и повторил еще громче,
осознав грандиозность свершившегося:
  - Мы это сделали! Мы можем летать куда угодно и делать что захотим.
Подумать только, мы и вправду сделали это...
  - Заряд приближается к семидесяти процентам.
  - Начинаем спуск.
  - Только помедленнее, чем в прошлый раз.
  - Будьте уверены.
  Лодка тихо начала спускаться, словно лист, оторвавшийся от ветки,
прошла сквозь покров высоких перистых облаков, отливающих серебром, и
продолжила неспешный спуск.
  - А не получится так, что мы спустимся гораздо западнее? - спросил
Нильс. - Земля ведь не переставала вращаться, и мы не сможем попасть в ту
же точку.
  - Нет, я ввел необходимые поправки. Мы опустимся не дальше
мили-другой от места взлета.
  - Тогда я включу приемник, - сказал Хеннинг. - Мы вот-вот будем в
пределах слышимости, и нам надо сказать им...
  Из динамика вдруг посыпались громкие быстрые фразы, пересыпанные
сленгом, понятным только уроженцам Копенгагена:
  - ..ныряй, малышка, ныряй и не высовывайся. Плыви глубже, сестренка,
глубже...
  - О чем они говорят, ради всего святого? - спросил Арни, изумленно
подняв голову.
  - Вот о чем! - воскликнул Нильс, заметив в иллюминаторе
промелькнувшие внизу серебристые крылья. - Русский "МИГ". Мы только что
вышли из облаков, и я не думаю, что он заметил нас. Можем мы спускаться
быстрее?
  - Держитесь.
  Движение пальцев Арни - и их желудки поднялись к горлу.
  - Скажите мне, когда до поверхности останется метров двести, -
спокойно заметил он. - Я заторможу перед входом в воду.
  Нильс схватился за подлокотники, чтобы не взлететь вверх, несмотря на
ремень. Свинцовая поверхность Балтики стремительно неслась прямо на них,
были видны уже белые гребешки на волнах, в стороне покачивался "Витус
Беринг".
  - Ближе.., ближе... Стоп!
  Их отбросило вниз, покатились незакрепленные приборы, скользя по
внезапно накренившейся палубе. Раздался еще один мощный удар, потрясший
весь корпус, и подводная лодка нырнула в глубину.
  - Капитан Вильхельмсен, примите, пожалуйста, командование, - произнес
Арни, и впервые его голос прозвучал немного неровно. - Я выключаю
далет-установку.
  Застучали ожившие насосы, и Хеннинг почти любовно прикоснулся к
приборной доске. Совсем не просто летать в собственной подводной лодке в
качестве пассажира. Насвистывая сквозь зубы, он медленно развернулся и
всплыл на перископную глубину.
  - Взгляни-ка в перископ, Хансен. С ним легко справиться, совсем как в
кино.
  - Поднять перископ! - пропел, Нильс Хансен, опуская рукоятку и
сдвинув фуражку на затылок. Потом он прижался лицом к резиновой подушке
окуляра. - Ни хрена не видно.
  - Покрути ручку и настрой резкость.
  - Ага, вот теперь куда лучше. Корабль слева по курсу, градусов
тридцать. - Нильс повернул перископ вкруговую. - Других кораблей не
видать. У этой штуки не слишком широкий обзор, поэтому насчет неба ничего
сказать не могу.
  - Придется рискнуть. Я немного всплыву, чтобы освободить антенну.
  В динамике потрескивал фоновый шум, затем прорвался чей-то голос,
исчез и снова вернулся.
  - Алло, "Каракатица", слышите меня? Перехожу на прием.
  - "Каракатица" на связи. Что происходит? Прием.
  - Судя по всему, вы появились на экранах радаров раннего оповещения у
русских. С тех пор как вы взлетели, - тут постоянно сновали "МИГи". Но
сейчас их не видно. Похоже, они не заметили вашего возвращения. Подойдите,
пожалуйста, поближе и сообщите о результатах испытаний. Прием.
  Арни взял микрофон.
  - Оборудование функционировало прекрасно. Никаких проблем. Поднялись
в высоту на сто пятьдесят километров, используя энергию батарей. Прием.
  Он щелкнул переключателем, и из динамика полились приглушенные
радостные возгласы.


                                  Глава 9


  Стол был завален журналами и брошюрами, которые совершенно не
интересовали Хорста Шмидта. "Новый мир", "Россия сегодня", "Правда",
"Двенадцать лет империалистической интервенции и агрессии США в Лаосе".
  Он откинулся в кресле, положил локоть на кипу журналов и глубоко
затянулся сигаретой. Снаружи послышалось хлопанье крыльев, и на подоконник
уселся голубь, скосив на Шмидта розовый глаз через стекло, забрызганное
дождем. Хорст легонько стукнул сигаретой по краю пепельницы, и голубь,
уловив движение в комнате, улетел.
  Открылась дверь, и вошла Лидия Ефимовна Широченко, молодая стройная
блондинка. Ее можно было бы принять за уроженку Скандинавии, если бы не
широкие славянские скулы. Серый костюм из твида, модного покроя и
прекрасного качества, был явно куплен в Дании. В руках она держала доклад
Шмидта и хмурилась.
  - Отсюда невозможно извлечь хоть что-нибудь стоящее, - резко бросила
она-- Особенно если учесть, какие деньги мы вам платим.
  Она уселась за письменный стол, на котором стояла табличка с
надписью: "Troisieme Secretaire de la Legation" "Третий секретарь
посольства (фр.)". Широченко говорила со Шмидтом по-немецки, пользуясь
случаем попрактиковаться в языке, как и подобало преданному члену партии.
  - Здесь вполне достаточна информации. Разведданные, даже если
информация негативна, все равно остаются разведданными. Мы теперь знаем,
что американцам так же мало известно о происшествии на Лангелинекай, как и
нам. Мы знаем, что датчане, их не слишком верные друзья, не спешат
поделиться с товарищами по НАТО своими секретами. Мы знаем также и то, что
в это дело замешаны все рода войск. И если вы внимательно прочтете
последний абзац, tovarich Широченко, то увидите, что мне удалось
установить личность одного из гражданских, находившихся на борту "Белого
медведя" в тот самый вечер, когда произошла вся эта кутерьма. Это
профессор Расмуссен, лауреат Нобелевской премии по физике, что
представляется мне весьма интересным. Какая связь между этим происшествием
и физиком?
  Лидию Широченко, казалось, не очень впечатлило это открытие. Она
достала из ящика стола фотографию и протянула ее Шмидту.
  - Это тот человек, о котором вы говорите? Многолетняя привычка
скрывать свои эмоции не подвела Шмидта и на сей раз, но на самом деле он
сильно удивился. Крупнозернистый снимок был явно сделан телескопическим
объективом при тусклом освещении, однако Шмидт сразу узнал изображенного
на нем человека: Ове Расмуссен с небольшим чемоданчиком спускался по
сходням с корабля.
  - Да, это он. Откуда вы ее взяли?
  - Это не ваше дело. Вам пора бы понять, что вы не один работаете на
наш департамент. Ваш физик, похоже, каким-то образом связан с ракетами или
ракетным оружием. Выясните все о нем. С кем встречается, что делает. И не
вздумайте рассказывать об этом американцам. Это было бы крайне неразумно с
вашей стороны.
  - Вы оскорбляете меня! Вам прекрасно известно, кому я преданно служу.
  - Вот именно. Себе самому. Да и разве можно оскорбить двойного
агента? Я просто хочу, чтобы вы уяснили - вы совершите роковую ошибку,
если решите предать нас так же, как предали своих хозяев из ЦРУ. Для вас
не существует понятия преданности - только деньги.
  - Как раз наоборот, я совершенно лоялен. Он смял окурок, достал из
кармана пачку и предложил Лидии Широченко. Взглянув на марку, она
удивленно приподняла брови. Американские сигареты стоили очень дорого в
Копенгагене.
  - Угощайтесь. Я получаю их со скидкой военторга - примерно на
четверть дешевле, чем в киосках. - Он подождал, пока она прикурила, и
продолжил:
  - Я абсолютно лоялен по отношению к вашей организации, потому что для
меня это самое разумное. Могу заверить вас как профессионал, что получить
надежную развединформацию об СССР крайне трудно. У вас бдительно охраняют
секреты. Поэтому я очень благодарен за сведения, - полагаю, фальшивые, -
которыми вы снабжаете меня для передачи американцам. Они никогда не смогут
обнаружить это, потому что ЦРУ работает до безобразия неэффективно и в
жизни еще не представило своему собственному правительству хоть какую-то
надежную информацию. Но они платят, не скупясь, за то, что получают от
меня, и вдобавок предоставляют разные дополнительные льготы. - Он поднял
сигарету вверх и улыбнулся. - Не последняя из них - те деньги, которые вы
платите мне за их маленькие секреты. Я нахожу это выгодным предприятием. А
кроме того, мне вообще нравится ваша организация. Даже во времена Берии...
  - Со времен Берии все сильно изменилось, - резко прервала его
Широченко. - Бывшему офицеру СС, полковнику из Аушвица нечего претендовать
на моральные соображения. - Не дождавшись ответа, она посмотрела на
длинное белое здание, едва различимое в пелене дождя. - Вон они, Шмидт, на
другой стороне кладбища, напротив нас. В этом есть что-то глубоко
символичное, вам никогда не приходило это в голову?
  - Никогда, - бесстрастно проговорил Шмидт. - Вы в этих делах
понимаете куда больше моего, tovarich Широченко.
  - Вот и не забывайте об этом. Помните: мы следим за каждым вашим
шагом. Итак, постарайтесь разузнать как можно больше о профессоре
Расмуссене...
  Неожиданно открылась дверь, и она оборвала фразу. В кабинет поспешно
вошел молодой человек без пиджака и протянул ленту от телетайпа. Широченко
быстро пробежала ее глазами и ахнула.
  - Boshemoi! - потрясение прошептала она. - Этого не может быть...
  Молодой человек, ошеломленный не меньше ее, молча кивнул головой.

  ***

  - Сколько часов уже? - спросил Арни. Ове взглянул на график, висевший
над лабораторным столом.
  - Больше двухсот пятидесяти, причем непрерывного процесса. Кажется,
нам удалось выловить почти всех блох.
  - Очень на это надеюсь. - Арни с восхищением рассматривал блестящий
цилиндрический аппарат, занимавший почти всю поверхность большого
верстака. Цилиндр был весь опутан гирляндами проводов и электронных
трубок, сбоку к нему примыкала панель управления. Не было никаких
признаков того, что аппарат функционирует, кроме низкого приглушенного
гудения. - Это настоящая победа, - добавил он.
  - Англичане проделали основную работу еще в конце шестидесятых. Я
заинтересовался ею только потому, что она была связана с некоторыми моими
собственными исследованиями. Мне удавалось создать плазму при двух тысячах
градусов, но только на ограниченное время, всего несколько тысяч
микросекунд. Потом эти ребята из Ньюкасла-на-Тайне начали работать над
гелиево-цезиевой плазмой при температуре четырнадцать сотен шестьдесят по
стоградусной шкале и с внутренним электрическим полем. Им удалось повысить
проводимость плазмы в сотни раз. Я воспользовался их технологией и создал
этого "крошку Ганса". Мне пока не удалось пропорционально увеличить
полезный эффект, но я примерно представляю, в каком направлении искать.
Как бы то ни было, "крошка Ганс" отлично работает и непрерывно выдает
несколько тысяч вольт, так что жаловаться не приходится.
  - Ты творишь чудеса. - Арни кивком поблагодарил лаборанта, который
принес ему чашку кофе, и стал задумчиво помешивать ложкой. - Если удастся
увеличить полезный эффект, он мог бы стать источником энергии для
настоящего космического судна. Нам вполне сгодился бы реактивный атомный
генератор, такой, как на подводных лодках и надводных кораблях: не нужно
ни топлива, ни окислителей. У него, однако, есть один врожденный порок.
  - Охлаждение, - кивнул Ове и подул на горячий кофе.
  - Вот именно. На корабле реактор можно охлаждать морской водой, но в
космосе это вряд ли проделаешь. Пожалуй, можно сконструировать наружный
радиатор...
  - Но он будет намного больше самого корабля!
  - Да, это верно. А потому мы снова возвращаемся к твоему
термоядерному генератору. Мощность большая, нагревается незначительно, и
охладить его куда легче. Ты разрешишь мне помочь тебе?
  - Буду счастлив. Между нами говоря, я знаю... - Он умолк, отвлеченный
шумом голосов из дальнего конца лаборатории. - У вас что-нибудь случилось?
  - Извините, профессор, это просто новости. - Лаборантка показала ему
свежий номер газеты.
  - Так что же случилось?
  - Здесь пишут о русских, об их орбитальном полете вокруг Луны.
Оказалось, это был не просто орбитальный полет. Они посадили капсулу в
самом центре Моря Спокойствия.
  - Да, американцы явно не обрадуются, - усмехнулся Ове. - До сих пор
они считали Луну частью американского пейзажа.
  - В том-то и дело. - Девушка протянула раскрытую газету, глядя на них
взволнованными глазами. - Они совершили посадку, но что-то случилось с их
лунным модулем. Они не могут взлететь.
  В газете было мало дополнительных сведений. Фотография трех
улыбающихся космонавтов, снятая перед стартом. Нартов, Шавкун и Злотников.
Полковник, майор и капитан - искусно подобранная по старшинству команда.
Все было прекрасно организовано. Телевизионные трансляции, репортеры,
взлет, первая ступень, вторая ступень, доклады по радио, благодарность
Ленину и партии, которые сделали этот полет возможным, приближение к Луне
и посадка. Они были на Луне, живые и здоровые. Однако что-то вышло из
строя - что конкретно, в сообщениях не упоминалось, - но последствия были
очевидны. Три человека оказались в ловушке. Навсегда. Они смогут прожить
столько, на сколько им хватит кислорода.
  - Какая ужасная смерть, вдали от дома! - проговорила лаборантка,
выражая чувства всех присутствующих.
  Арни задумался, размышляя о случившемся. Его взгляд упал на
термоядерный генератор, он оглянулся и увидел, что Ове тоже смотрит туда,
словно им обоим пришла в голову одна и та же мысль.
  - Пошли, - сказал Ове, взглянув на часы. - Пора домой. Сегодня здесь
делать больше нечего, а если уедем сейчас, то не попадем в час пик-Машина
еле тащилась в потоке велосипедистов, пока Ове не свернул на север по
Люнгбювей. Они молча ехали в Шарлоттенлунд, слушая новости по радио.
  - Что-то вы сегодня рано приехали, - удивилась Улла, когда они вошли
в дом.
  Жена Ове, рыжеволосая женщина за сорок, выглядела еще очень
привлекательно. Пока Арни гостил у них, она проявляла о нем прямо-таки
материнскую заботу, решив, что он выглядит слишком худым. Вот и сейчас она
сразу воспользовалась неожиданно представившейся возможностью.
  - Я как раз приготовила чай. Сейчас принесу вместе с бутербродами,
чтобы вы не слишком проголодались до ужина, - и, не слушая возражений,
устремилась на кухню.
  Мужчины расположились в гостиной и включили телевизор. Датский канал
еще не работал, но шведская станция передавала специальную программу о
космонавтах, и они внимательно смотрели передачу. Москва наконец, хоть и
крайне неохотно, обнародовала подробности катастрофы, и теперь картина
происшедшего вырисовывалась достаточно ясно.
  Сначала все шло по плану: посадка была проведена точно в намеченном
месте, и до самого последнего момента все выглядело замечательно. Но как
только двигатели были выключены, одна опора треножника подкосилась.
Подробностей не передавали - то ли она сломалась, то ли попала в яму, - но
результат был налицо. Лунный модуль упал набок, повредив один из
двигателей, и неизвестно, какое количество топлива было потеряно. Взлететь
с Луны модуль не мог. Космонавты были обречены.
  - Интересно, у Советов есть в запасе ракета, которая могла бы
добраться туда? - спросил Арни.
  - Сомневаюсь. Если бы оставался хоть какой-то шанс, они упомянули бы
об этом. Ты слышал, какая трагическая интонация глубокой славянской скорби
звучала в том интервью? Они уже списали этих космонавтов и сейчас отливают
их бюсты для Зала Славы.
  - А что американцы?
  - Если бы это было в их силах, они ухватились бы за эту возможность,
но они молчат. Даже если бы у американцев стоял наготове космический
корабль, что мало вероятно, у них все равно сейчас нет "окна". В это время
месяца они не могут лететь на Луну. А когда появится "окно", трое
космонавтов будут уже мертвы.
  - Значит.., ничего нельзя сделать?
  - Вот ваш чай, - объявила Улла, ставя на стол тяжелый поднос.
  - Только не делай вид, что ничего не понимаешь, - сказал Ове. - Мы
оба думаем об одном и том же. Почему бы нам не поставить на "Каракатицу"
термоядерный генератор? Мы могли бы отправиться на Луну и спасти их.
  - Эта мысль звучит совершенно абсурдно, когда ее произносишь вслух.
  - Мы живем в мире абсурда. Но попробовать-то можно. Попытаемся
уломать министра?
  - Почему бы и нет? - Арни поднял чашку. - В таком случае - за Луну!
  - За Луну!
  Улла смотрела на них изумленными глазами - то на одного, то на
другого, как будто решила, что они оба спятили.


                                  Глава 10


  ЛУНА

  - Конец связи до шестнадцати часов, - произнес полковник Нартов и
выключил радиопередатчик.
  На нем были темные очки, неровно обрезанные внизу шорты, отхваченные
ножницами от нейлонового бортового костюма, - и больше ничего. Щетина на
щеках уже не была колючей и начала превращаться в мягкую бородку. Все тело
чесалось; уже не в первый раз он пожалел о том, что на борту не хватало
воды, чтобы как следует помыться. Он обливался потом от жары, и в тесной
кабине воняло, как в медвежьей берлоге.
  Шавкун спал, хрипло дыша открытым ртом. Капитан Злотников крутил
ручку приемника, пытаясь поймать программу, которую передавали специально
для них круглые сутки, благо энергии от солнечных батарей было
предостаточно. Из динамика доносились атмосферные помехи, сменившиеся
ревом музыки, и наконец послышались мягкие аккорды балалайки, игравшей
старинную народную мелодию. Злотников откинулся назад, заложил руки за
голову и стал тихонько подпевать. Нартов посмотрел вверх, на Землю,
переливавшуюся голубовато-белым светом на фоне черного неба, и
почувствовал, что ему нестерпимо хочется курить. Шавкун застонал во сне,
потом зачмокал губами.
  - Сыграем? - предложил Нартов.
  Злотников отложил потрепанный томик из собрания сочинений В. И.
Ленина, который он небрежно листал. Это была единственная книга на борту -
они собирались прочитать из нее несколько цитат, устанавливая советский
флаг на поверхности Луны. При иных обстоятельствах эта книга, возможно,
могла бы вдохновить, но в их теперешней ситуации была совершенно
бесполезной. Лучше уж шахматы. Маленькие карманные шахматы были сейчас
самой ценной частью оборудования на корабле "Восток IV".
  - У меня преимущество в четыре партии, - заметил Нартов, раскладывая
шахматную доску. - Ты играешь белыми.
  Злотников кивнул и переставил королевскую пешку на две клетки вперед.
Полковник был опасным противником, и он не хотел рисковать. Солнце
заливало Море Спокойствия ослепительным светом. Казалось, его диск застыл
в черном небе, хотя на самом деле он понемножку сползал к линии горизонта.
Злотников прищурился, несмотря на темные очки, словно ожидая увидеть
какое-то движение, какую-то перемену в этом океане камней и песка -
перламутровом, серовато-зеленом, безжизненном.
  - Твой, ход.
  Он перевел глаза на доску и передвинул коня.
  - Вакуум, безвоздушное пространство... Кто мог подумать,