ло,
неприятны были только жар и дурнота.
     - Надеюсь,  за Джимом ухаживали как следует?  -  спросила девушка.  Ее
губы немного дрожали.
     - Конечно,  за ним хорошо ухаживали,  -  заверил я. - Для него сделали
все, что только было в наших силах.
     Все, что было в наших силах? Это звучало смешно. Первая помощь, может,
и была оказана. Никто не ожидал, что так много людей заболеет. Мест в нашем
госпитале не хватало, и большинство больных оставалось на своих койках. Все
наши врачи, кроме одного, тоже заболели, а двое даже скончались.
     Эпидемия обрушилась на  нас  месяцев через  шесть  после прибытия.  От
тоски мы начинали уже потихоньку сходить с ума.  Все ракеты, кроме четырех,
уже  вернулись на  Землю.  В  нашем лагере,  окруженном скалами и  песчаным
морем,  под  осточертевшим медным тазом неба оставалось всего несколько сот
человек...
     Первый  энтузиазм давно  исчез.  Мы  устали и  тосковали по  дому,  по
зеленой траве,  восходу Солнца -  настоящего Солнца,  а  не  того  бледного
пятна,  от  которого просто тошнило.  Мы жаждали вновь увидеть лица женщин,
услышать плеск волн -  но  все  это было недоступно,  пока нам на  смену не
прилетит  Третья  экспедиция.  Все  насытились Марсом  по  горло.  И  тогда
нагрянула лихорадка.
     - Уверяю вас,  мисс Грэхем,  мы  сделали для  Джима все  возможное,  -
повторил я.
     Конечно,  так оно и было.  Я вспомнил,  как мы с Уолтером топали через
ледяную ночь  к  госпиталю,  чтобы позвать на  помощь врача.  Брейк остался
дежурить рядом с Джимом. Но мы не нашли никого.
     Когда  мы  плелись обратно,  Уолтер поднял голову к  небу  и  погрозил
кулаком зеленой звезде Земли.
     - Ты только подумай,  Фрэнк, пока мы здесь помираем, там парни танцуют
с девчонками, пьют пиво с друзьями  и ржут, как мустанги! Почему мы  должны
здесь  дохнуть,  как  мухи?  Чтобы  найти  уран  для их драгоценных атомных
станций?
     - Брось, - устало возразил я. - Джим не умрет. И другие тоже.
     "Сделали все  возможное"? Да.  Все, что  мы могли,  - это вымыть Джиму
лицо,  дать  ему  успокоительные  таблетки  и  беспомощно наблюдать, как он
умирает.
     - Никто не  смог бы  сделать больше на нашем месте,  -  уверил я  мисс
Грэхем, на этот раз вполне искренне.
     - Рада слышать это... - прошептала девушка. Ее губы дрожали. Казалось,
она вот-вот разрыдается.
     Когда я собрался уходить,  мисс Грэхем неожиданно спросила, не хочу ли
я взглянуть на комнату Джима.  Она с матерью сохранили ее такой, как до его
отъезда в Центр подготовки.
     Я  не  хотел задерживаться,  но  как  признаешься?  Изобразив на  лице
горячий  интерес,  поплелся за  девушкой.  Комната  была  тесной  и  скудно
обставленной,  впрочем,  иного я и не ожидал.  Мисс Грэхем открыла шкаф, до
половины заставленный аккуратными рядами старых журналов.
     - Здесь собраны все научно-фантастические журналы,  которые Джим читал
еще мальчишкой,  -  с трогательной улыбкой сказала девушка. - Он хранил их,
словно сокровища.
     Я  взял  один  в  руки.  На  яркой  обложке был  изображен космический
корабль,  совершенно непохожий на наши угловатые сигары, а за ним - сияющие
кольца Сатурна.  Рядом не хватало только зеленокожей, едва одетой красавицы
с бластером в руке. Но все равно это выглядело очень романтично.
     Полистав пожелтевшие страницы, я поставил журнал на место. Мисс Грэхем
немедленно поправила  его  так,  чтобы  он  не  выбивался из  общего  ряда.
Казалось, она опасалась, что Джим может вот-вот прийти, и ему не понравится
такой вопиющий беспорядок.
     Она настояла на том,  чтобы подвезти меня до аэропорта.  Казалось, она
очень огорчена моим отъездом.  И все потому, что я последний видел ее Джима
живым.
     Когда мы расстались,  я  вздохнул с  облегчением.  По пути к  кассам я
размышлял, скоро ли пройдет ее горе. Видимо, да. Люди умеют забывать, и это
правильно,  иначе жизнь превратилась бы в сущий ад.  Со временем она выйдет
замуж  за  какого-нибудь симпатичного молодого человека и  думать забудет о
Джиме.
     И  тогда скорее всего она просто выбросит старые журналы,  которые так
много значили для паренька, заснувшего вечным сном на планете своей мечты.
     Будь моя воля,  я  бы ни за что не полетел в  Чикаго.  Но отец Уолтера
Миллиса позвонил мне в  госпиталь дважды,  и  в последний раз сообщил,  что
пригласил родителей Брейка приехать из  Висконсина,  дабы  они  также имели
счастье лицезреть "героя космоса и друга их сыновей". Как я мог возразить?
     Мистер Миллис встретил меня в аэропорту.  Энергично пожав мне руку, он
сказал,  что очень благодарен и  весьма ценит мой порыв -  ведь я,  судя по
всему, тороплюсь домой, к родителям.
     - Верно, -  сказал я. - Но они навещали меня в госпитале, так что могу
немного и потерпеть.
     Это  был  крупный,   приятного  вида  мужчина,   одетый  в   тщательно
выглаженные брюки и рубашку с короткими рукавами, аккуратно заправленную за
пояс. От него веяло солидностью преуспевающего бизнесмена. Он казался очень
дружелюбно настроенным,  но  порой я  ловил его  косые взгляды,  в  которых
светилось удивление,  словно он  не  мог понять,  почему это я  вернулся на
Землю, а его Уолтер - нет. И я не мог обвинять его.
     Нас ждал лимузин с  водителем.  Мы поехали через город,  направляясь в
северные кварталы.  По  пути  мистер  Миллис с  гордостью продемонстрировал
местные достопримечательности, в том числе атомную электростанцию.
     - Это одна из многих тысяч подобных станций, рассеянных по всему миру,
- с  видом  знатока объяснил он.  -  Они  дают  огромную экономию природных
энергоносителей:  нефти,  газа  и  угля.  Марсианский уран -  великая вещь,
сержант.
     - Да, - сказал я, - само собой разумеется.
     Меня прошибал пот  при  мысли,  что он  вот-вот начнет расспрашивать о
сыне.  Я понятия не имел, что ему рассказать. Слишком широко разевать пасть
не  следовало,  ибо  кое-что  из  происшедшего было  отнесено к  строжайшим
секретам. Всех нас заставили дать подписку о неразглашении, а это не шутка.
     Но  мистер Миллис не  давал мне  собраться с  мыслями.  Он  болтал без
умолку.  Я узнал, что его жене нездоровится, что Уолтер был их единственным
ребенком,  а  сам он -  крупной шишкой в  строительном бизнесе и прочее,  и
прочее.
     Мне он не понравился.  Уолтер был отличным парнем,  но папаша выглядел
надутым индюком, только и знающим, что распространяться об акциях, биржевых
сделках, ценах на недвижимость и тому подобное.
     Он желал знать,  как скоро, по моему мнению, добыча марсианского урана
станет рентабельной. Я честно признался, что очень не скоро.
     - Видите  ли,   Первая  экспедиция  провела  лишь  рекогносцировку,  -
объяснил я.  -  Вторая занималась картографическими работами и  подыскивала
место для будущей базы.  Конечно,  дело будет продолжено.  Я слышал,  что в
Третьей стартует добрая сотня ракет. Но Марс - это далеко не подарок.
     Мистер  Миллис,   конечно  же,   не   согласился.   Земля   испытывает
энергетический голод, и потому дела пойдут куда быстрее, чем я думаю.
     Внезапно он спросил:
     - Кто  был  лучшим другом Уолтера в  вашей экспедиции,  мистер Хаддон?
Ведь у него были там друзья?
     Он спросил это извиняющимся,  почти жалобным голосом,  и хотя он и был
надутым индюком, моя неприязнь к нему мгновенно улетучилась.
     - Брейк Джерден,  -  сказал я. - Брейк был сержантом в нашем отряде, и
они с Уолтером с самого начала держались вместе.
     Мистер Миллис кивнул и больше не возвращался к этой теме.  Он указал в
сторону далекого озера и сообщил, что мы почти приехали.
     Это оказался не просто дом,  а большой особняк. В гостиной нас ожидала
миссис Миллис. Она была бледной, молодящейся особой из числа тех, кто вечно
занят только собой.  Она изобразила на лице вселенскую скорбь и простонала,
что очень рада видеть друга ее бедного Уолта. И хотя ее супруг был индюком,
мне показалось, что он переживает потерю сына куда больше, чем эта дамочка.
     Он  проводил меня  в  одну из  спален и  предложил немного передохнуть
перед обедом, тем более что родители Брейка еще не приехали.
     Я сидел на диване, оглядывая комнату. Она была куда шикарнее всех, что
мне доводилось видеть.  Теперь,  когда я  познакомился с  обитателями этого
роскошного особняка, мне стало понятно, почему Уолтер свихнулся.
     Он  был хорошим парнем,  но  слишком темпераментным и,  как я  понимаю
теперь,  немного избалованным.  Дисциплина тренировочной базы оказалась для
него  черсчур жесткой,  и  пережитый надлом  должен  был  рано  или  поздно
сказаться. Так и произошло.
     Я  глядел из  окна на бассейн и  теннисный корт и  задавался вопросом:
кому это нужно теперь,  когда Уолтера нет.  Даже странно - имея все это, он
кончил фактически самоубийством.
     Я  прилег  на  кровать,  отогнув  покрывало,  чтобы  не  испачкать его
ботинками - снимать их было неохота. От мысли о предстоящем обеде "в тесном
семейном кругу" было тошно.  Что  хуже всего,  я  понятия не  имел,  какова
официальная версия случившегося.
     "Командование Второй экспедиции с  глубоким прискорбием сообщает,  что
Ваш сын умер героем - его пристрелили как бешеную собаку..."
     Чушь,   конечно,   они  придумали  что-то  другое.   Но  что?  Дьявол,
рассердился вдруг  я,  почему  эти  совершенно  посторонние люди  не  хотят
оставить меня в  покое?  Почему я  должен отдуваться один?  Врач-психолог в
госпитале посоветовал мне поскорее забыть обо всем,  а  они заставляют меня
вновь и вновь переживать случившееся.  Черт бы их всех побрал, почему бы не
поехать спокойно домой и послать всех подальше?.. Но я не мог.
     Не  исключено,  что  лучше  всего рассказать правду.  Ведь  Уолтер был
далеко не единственным,  кто свихнулся в  марсианской пустыне.  В последние
два особенно жутких месяца у многих поехала крыша. И было с чего!
     "Третья экспедиция не прилетит!"
     "Мы завязли в  этом дерьме по уши,  а эти сволочи не хотят послать нам
помощь!"
     Только об этом и  говорили в те дни на нашей базе.  И тому были веские
причины.   Четверо  из  нас  загнулись  от  лихорадки,  припасы  кончались,
медикаменты тоже.  Все чаще по  вечерам мы  поднимались на соседние холмы и
глядели в небо, ожидая ракет, которые все не прилетали.
     На Земле произошла небольшая заминка.  Чисто техническая -  не уставал
объяснять нам  полковник Николс (он  стал  нашим  командующим после  смерти
генерала Райена). Все проблемы уже решены, толковал он, и ракеты, вероятно,
в пути. Надо еще чуть-чуть продержаться...
     Держаться?  Этим мы  только и  занимались,  поскольку работники из нас
были уже никакие.  По  ночам мы  лежали на койках в  одном из металлических
бараков и  слушали, как заходится кашлем бедняга Лассен. А там, за стенами,
выл и хохотал ветер, несясь через ледяную пустыню.
     Однажды вечером Уолтер сказал, с тоской глядя в окно:
     - А если Третья не прилетит,  а? Неужто мы будем здесь сидеть и гнить?
У нас есть четыре ракеты - места хватит для всех.
     Лицо Брейка помрачнело.
     - Уолт, сколько можно болтать? Лучше поспи.
     - А ты мне рот не затыкай! Мы тебе не герои из вшивого боевика. Если о
нас забыли на Земле, почему мы должны сидеть сложа руки?
     - Мы должны ждать,  -  терпеливо ответил Брейк.  - По нашим сведениям,
три ракеты вот-вот прибудут.
     Мне кажется, всего этого кошмара не случилось бы, если б однажды ночью
один из парней не ворвался в барак с воплем:  "Они здесь! Они сели на запад
от гряды скал!"
     Когда мы сломя голову прибежали туда,  ракетами там и не пахло. Вместо
них мы обнаружили лишь воронки от небольших метеоритов.
     Думаю,  наших ребят это потрясло. Сам я в это время лежал без сознания
с острым приступом лихорадки. И только спустя пару часов узнал, что на базе
вспыхнул бунт.
     Когда надо мной склонился Брейк,  я  увидел,  что  на  его плече висит
винтовка,  а на рукаве красуется повязка "Военная полиция".  Я спросил, что
случилось. Он объяснил: речь идет о захвате ракет.
     - Уолтер? - догадался я, и Брейк с мрачным видом кивнул.
     - Да, возглавляет бунтовщиков. Чертов идиот!
     - Даже не верится,  -  пробормотал я.  - Для таких дел у него вроде бы
кишка тонка.
     - С дисциплиной этот парень был всегда не в ладах, - процедил Брейк. -
Нам  повезло,  что  у  заговорщиков такой дерьмовый лидер...  Пока,  Фрэнк,
увидимся позже.
     Мы увиделись позже,  но не совсем так,  как я  ожидал.  До этого целый
день я слышал выстрелы за стенами барака,  а затем прозвучал вой сирены, по
коридору пронесся топот, и краулеры куда-то укатили.
     Собравшись с  силами,  я  оделся  и  с  трудом дотащился до  выхода из
барака.  Машины направлялись в  сторону ракет.  Рядом  остановился джип,  и
капрал втащил меня внутрь.
     - Эти чертовы глупцы украли ружья!  -  заорал он.  - И теперь пытаются
захватить ракеты, чтобы улететь на Землю!
     Я  смутно  помню  бешеную тряску  по  дороге к  месту  боя.  Когда  мы
подоспели, все, к счастью, было кончено. Несколько парней суетились рядом с
опорами ракеты,  копая в земле яму.  Стоящий неподалеку майор Вейлер хрипло
выкрикивал приказ за приказом. Но никто его не слушал.
     На краю ямы лежали восемь человек,  и  большинство из них были мертвы.
Уолтер был  застрелен прямо в  сердце.  Как  вождь бунтовщиков,  он  первым
бросился в атаку и был почти сразу же убит. Один из наших полицейских также
скончался от ран,  а на кителе другого расплывалось красное пятно.  Это был
Брейк.
     Он умер этой же ночью, не приходя в сознание, и чуть позже отдал концы
бедолага Лассен.  Я  сам  едва  дотянул  до  утра,  уже  почти  не  надеясь
выкарабкаться.
     Когда  рассвело,  выяснилось,  что  от  нашего  отряда в  четырнадцать
человек осталось всего пятеро...
     Ну как могло руководство NASA обнародовать такие факты? Впрочем, и нам
самим не  очень-то  хотелось вспоминать о  марсианском бунте.  Но  сейчас я
попал в нелепое положение.  Придется беседовать одновременно с родителями и
Брейка,  и Уолтера. Конечно же, они захотят узнать, как погибли их сыновья.
А правда в том, что они попросту убили друг друга.
     Так что же  им  сказать?  Я  знал только,  что командование официально
сообщило  о  некоем  "несчастном  случае".  Но  как  он  расшифровывался  в
извещениях, направленных родственникам, я и понятия не имел.
     К  двум часам я  неохотно спустился в  гостиную.  Здесь меня уже ждали
родители  Брейка.  Мистер  Джерден  оказался высоким  костлявым мужчиной со
спокойными голубыми глазами -  такими же,  как у  его сына.  Он не сказал и
двух  слов,  но  его  миниатюрная,  склонная к  полноте супруга говорила за
обоих.
     Она сообщила,  что я выгляжу точно так же, как на фотографиях, которые
Брейк присылал из Центра подготовки,  и что у нее, слава Богу, остались три
дочери,  две  из  них  вышли  замуж,  одна  живет в  Милуоки,  другая -  на
побережье, а Брейка она назвала в честь героя одной из книг Стивенсона.
     Чтобы остановить этот словесный поток,  я соврал, что читал эту книгу,
и высказал мнение, что Брейк - прекрасное имя.
     Миссис Джерден посмотрела на меня сияющими глазами и согласилась:
     - Да, чудесное имя.
     Обед  прошел  замечательно.  Хозяева  уставили стол  всеми  возможными
яствами,  о которых на Марсе я и думать забыл. Затем мы уселись на веранде,
мужчины достали сигары - и все дружно посмотрели на меня.
     Вздохнув поглубже,  я  спросил,  известно ли  им,  что случилось с  их
сыновьями.  Мистер Миллис ответил -  нет,  им сообщили только о  несчастном
случае.
     Это  облегчило мою задачу.  Я  уселся поудобнее,  буквально пронзаемый
взволнованными взглядами.
     - Это  была та  самая случайность,  что происходит раз в  сто лет.  Вы
знаете, что на Марс метеориты падают куда чаще, чем на Землю. Его атмосфера
очень  разрежена,  и  камни  из  космоса не  успевают сгореть до  подлета к
поверхности.  Так  случилось,  что  один  из  метеоров попал  в  цистерну с
горючим, и она взорвалась. Я был в это время болен, сам ничего не видел, но
мне рассказали товарищи.
     Бедняги-родители слушали затаив дыхание, и я продолжил свою небылицу:
     - Двое  наших парней потеряли сознание и  могли сгореть,  если  бы  не
подоспели остальные и  не  залили их  пеной из огнетушителей.  Пострадавших
быстро оттащили от цистерн,  но внезапно рядом взорвался еще один бак. Двое
спасателей погибли на  месте.  Это  и  были  Брейк  и  Уолтер.  Они  умерли
мгновенно и без мучений.
     История звучала настолько нелепо,  что я опасался, что мне не поверят.
Но никто не сказал ни слова, пока мистер Миллис не выдавил:
     - Так  вот  что произошло...  Выходит,  Господь был милостлив к  нашим
мальчикам и подарил им безболезненную смерть?
     - Да, - сказал я. - Они умерли очень быстро.
     - Но тогда я не понимаю, почему командование не рассказало нам правду.
Странно...
     У меня был готов ответ и на это:
     - Все засекречено,  потому что руководство NASA не  хочет,  чтобы люди
знали о метеоритной опасности на Марсе.
     Миссис Миллис поднялась и  сказала,  что  она  дурно чувствует себя  и
просит извинить - ей надо отдохнуть. Она надеется еще раз увидеться со мной
завтра утром.
     Вопросов ко  мне больше не  было,  и  после обмена ничего не значащими
фразами  я  с  огромным  облегчением  поднялся  и,   попрощавшись  с  четой
Джерденов, вернулся в свою комнату.
     Внезапно в дверь постучали.  Это был отец Брейка. Он пытливо посмотрел
на меня.
     - Вы все это придумали, мистер Хаддон?
     От этих глаз некуда было скрыться, и я признался.
     - Да, - сказал я. - Все придумал, от первого слова до последнего.
     - Я понимаю,  у вас наверняка есть серьезные поводы для этого, - глухо
сказал он.  -  Скажите мне только одну вещь.  Как бы  там ни происходило на
самом деле, Брейк вел себя правильно?
     - Он вел себя как мужчина,  -  искренне ответил я.  - Он был лучшим из
нас, с самого начала и до самого конца.
     Мистер  Джерден долго  испытывающе смотрел на  меня,  а  потом  слегка
кивнул. Я понял, что он поверил. На прощанье он еще раз пожал мне руку.
     - Все правильно,  сынок.  Так и должно было быть. Брейк прожил хорошую
жизнь.
     Закрыв за ним дверь,  я едва не взвыл от отчаяния.  Все, я сыт этим по
горло!
     Я  написал записку -  благодарил хозяев и просил простить,  -  а затем
торопливо спустился вниз и  тихонько выскользнул наружу.  К  счастью,  меня
никто не заметил.
     Было уже  довольно поздно,  и  на  шоссе было мало машин,  но  один из
грузовиков остановился на  мою поднятую руку.  Водитель сказал,  что едет в
сторону аэропорта.  Он  спросил меня,  на  что он  похож,  этот Марс,  и  я
ответил, что там чертовски одиноко.
     Ночь я  провел в  кресле в  зале ожидания,  и  впервые за долгое время
кошмары не посетили меня.  А днем я уже был дома,  в Огайо,  и полагал, что
мучения мои кончились.
     Дело шло к вечеру, когда я въехал в Хармонвилл. Мои родители не знали,
что я  прилечу в  Кливленд ранним рейсом,  и  потому мне пришлось их  долго
ждать в аэропорту.
     При въезде в поселок я увидел большой транспарант над Маркетстрит:
     "Хармонвилл приветствует героев космоса!"
     Герой космоса - это был, по-видимому, я. Все газеты пестрели подобными
заголовками. Забавно. Мы сидели, втиснутые в тюремную клетку нашего отсека,
и ни черта не делали, а вот теперь стали "героями".
     Под  транспарантом стояли молодые люди в  красивой униформе -  оркестр
местного колледжа. Я не сказал ничего, но отец, похоже, заметил ненависть в
моих глазах.
     - Фрэнк,  понимаю,  что ты устал,  но эти ребята -  твои друзья, и они
горят желанием выказать тебе гостеприимство!
     А  мне только что было так хорошо!  Я  ехал в машине по своей стране с
милым мне названием Огайо, с ее аккуратными деревеньками, пшеничными полями
и  многочисленными фермами.  При  виде  этой  патриархальной глубинки слезы