на, когда наши колонисты прибыли на эту планету, и посмотрим, что  же
произошло с ними.


     Не успела эта мысль достигнуть сознания  Вудина,  как  звездная  ночь
вокруг него, обступившие  его  громоздящиеся  тела  арктарианцев  внезапно
пропали, и его мысль устремилась сквозь серый туман.
     Он сознавал, что тело его не  движется,  но  мысль  его  воспринимала
непостижимую скорость перемещения. Как будто бы  ум  его  был  увлекаем  в
немыслимую бездну, а мозг все расширялся.
     Внезапно серый туман рассеялся. Незнакомая картина  стала  неуверенно
складываться в мозгу Вудина. Эту сцену он не видел, но чувствовал. Ум  его
воспринимал окружающее не зрением, а каким-то иным чувством, но  от  этого
восприятие было не менее живым и реальным.
     Этим странным чувством он воспринимал странную Землю, мир серых морей
и пустынных континентов без всяких признаков жизни на них. Небо  покрывали
тяжелые облака, беспрерывно шел дождь.
     Вудин видел, как он прибыл в этот мир вместе с воинством таинственных
спутников. Все они были бесформенны, имели блестящую оболочку,  защищавшую
одноклеточные организмы с темным ядром в центре. Это были  арктарианцы,  и
Вудин знал, что он тоже арктарианец, и что он проделал долгий  путь  через
космос, чтобы достичь этой планеты.
     Они высаживались целыми армиями на этой дикой и безжизненной планете.
Усилиями коллективной мысли они вызывали  телекинетические  перемещения  и
изменения и стали переделывать окружающий их мир, приспосабливая  его  для
своего удобства. Они воздвигали гигантские сооружения и города, города  не
из  материи,  но  из  мысли.  Фантастические   города,   воздвигнутые   из
кристаллизованной мысленной энергии.
     Вудин не мог охватить и миллионной  доли  той  деятельности,  которая
протекала в этих арктарианских  городах  из  мысли.  Он  ощущал  громадные
объемы исследований, разработок, опытов и сообщений, но смысл и цели всего
этого были недоступны его теперешнему человеческому уму.  Вдруг  он  вновь
очутился в густом сером тумане.
     Туман, впрочем, сразу же рассеялся, и теперь Вудин наблюдал уже  иную
сцену. Она была более поздней по времени. Стали видны  странные  перемены,
которые время произвело над воинством арктарианцев, одним  из  которых  он
по-прежнему был.
     Из одноклеточных существ они превратились в многоклеточные. И  теперь
они уже не были все одинаковы. Некоторые были  неподвижны,  прикреплены  к
субстрату, другие могли перемещаться. Одни стремились к воде, другие  -  к
суше. Что-то менялось в  телесных  формах  арктарианцев,  разделяя  из  на
непохожие ветви.
     Эта странная дегенерация их тел сопровождалась упадком их мышления, и
Вудин это чувствовал. В мысленных городах упорядоченные процессы добывания
знаний и энергии становились  все  более  беспорядочными.  И  сами  города
ветшали, у арктарианцев уже не хватало энергии мысли,  чтобы  поддерживать
их.
     Арктарианцы пытались выяснить, что  происходит,  что  вызывает  столь
странные изменения в их телах и приводит  к  умственной  дегенерации.  Они
полагали, что какая-то причина воздействует на их гены,  но  саму  причину
установить они не могли. Ни на какой  другой  планете  они  не  испытывали
такого упадка!
     Эта сцена сменилась другой, еще более поздней. Теперь Вудин уже видел
происходящее,  ибо  его  предок,   мозгом   которого   Вудин   воспринимал
окружающее, имел  развитые  глаза.  Теперь  он  видел,  как  далеко  зашла
дегенерация, как поражены оказались тела арктарианцев недугами  усложнения
и специализации.


     Теперь уже исчез последний из мысленных городов. Некогда  то  могучие
арктарианцы превратились в отвратительно сложные организмы, идущие  дальше
и дальше по пути упадка. Часть из них пресмыкались  или  плавали  в  воде,
часть - закрепились на суше.
     Они  все  еще  сохраняли  долю  мысленной  энергии   своих   предков.
Чудовищные монстры суши и моря, живущие во время, которое Вудин  определил
как  поздний  палеозой,  все  еще  делали  отчаянные  попытки   остановить
ужасающее течение их деградации.
     Мысль Вудина перескочила в еще более поздний век - мезозой.
     Продолжающаяся дегенерация  превращала  потомков  колонистов  во  все
более кошмарные  виды  чудовищ.  Теперь  они  превратились  в  гигантских,
покрытых голой  кожей,  или  чешуей,  или  роговыми  пластинами  рептилий,
живущих в море и на суше.
     И даже эти, невероятно изменившиеся, существа  еще  сохраняли  слабые
остатки мысленной энергии их предков. Они предпринимали бесплодные попытки
установить связь с арктарианцами на других планетах и отдаленных  солнцах,
чтобы те поспешили на выручку. Но теперь мысли их были уже  слишком  слабы
для этого.
     Последовала   сцена   жизни   в    кайнозое.    Рептилии    сменились
млекопитающими.    Регресс    арктарианцев    продолжался.    Теперь    их
деградировавшие  потомки   обладали   лишь   ничтожной   частью   исходной
арктарианской ментальности.
     Далее это жалкое потомство породило  еще  более  глупые  и  бездумные
виды, уже почти совсем утратившие мысленную энергию -  обезьян,  бродивших
по холодным равнинам сварливыми толпами. Последние отблески арктарианского
наследия,  древние  инстинкты  стремления   к   достоинству,   чистоте   и
терпимости, у этих тварей полностью исчезли.
     В мозгу Вудина появилась последняя картина. Это был современный  мир,
мир, который он видел своими собственными глазами. Но теперь  он  видел  и
понимал его, как никогда не понимал раньше - мир, дошедший в своем  упадке
до предела.
     Обезьяны превратились в еще более слабых двуногих существ, утративших
последнюю кроху из наследства древней арктарианской  мысли.  Эти  существа
утратили также  и  многие  из  тех  чувств,  которыми  еще  обладали  даже
обезьяны.
     И  вот  эти  твари,  эти  люди  деградировали  со  все   возрастающей
быстротой.  Там,  где  раньше  они  убивали  только  как  животные  -  для
пропитания, теперь они убивали без всякого  смысла.  И  научились  убивать
друг друга группами, племенами, народами и полушариями.  В  своем  безумии
эти дегенераты уничтожали друг друга до тех  пор,  пока  земля  не  начала
сочиться их кровью.
     Они  были  более  жестокими,  чем  их  предки  обезьяны,  жестоки  до
безмозглости. В растущем сумасшествии своем они дошли  до  голода  посреди
изобилия, до убийства ближнего своего в собственных городах, от холода они
стали укрываться шкурами убитых других животных, чего не делало до них  ни
одно существо.
     Это были последние уродливые  потомки,  продукт  полной  дегенерации,
древних арктарианских колонистов, тех, что  были  некогда  царями  разума.
Другие животные уже почти полностью исчезли. Эти  же,  последние  выродки,
неизбежно вскоре приведут свою историю к полному самоуничтожению в  порыве
безумия.


     Внезапно Вудин пришел в себя. Он стоял под звездами в  центре  поляны
на берегу  реки.  Вокруг  него  по-прежнему  стояли  десять  арктарианцев,
молчаливое кольцо.
     Ему тошно было от прошедших перед  ним  с  неправдоподобной  живостью
ужасных  видений.  Он  медленно  поворачивался  от  одного  арктарианца  к
другому. Их мысли прорывались в его сознание, и Вудин понимал, как  сильно
они удручены, подавлены, потрясены страхом и отвращением.
     Болезненная мысль арктарианского предводителя вошла в мозг Вудина:
     - Это и есть то, что осталось от арктарианских колонистов,  пришедших
на эту планету. Они деградировали, превращались во все более низшие  формы
жизни, пока из них не вышли вот эти жалкие твари, расплодившиеся  по  всей
планете, их последние потомки.
     Эта планета - мир смертельного ужаса. Мир, который воздействует  гены
нашей расы и повреждает их,  изменяя  нас  физически  и  душевно,  вызывая
упадок в каждом последующем поколении. Вот перед нами плачевный результат.
     Другой арктарианец потрясенно спросил:
     - Что же нам теперь делать?
     -  Здесь  мы  ничего  не  сможем  сделать,  -  печально   откликнулся
предводитель. Эта деградация, эти ужасные изменения зашли слишком  далеко,
чтобы их можно было исправить.
     Наши собратья по разуму превратились в монстров  в  этом  отравленном
мире. Мы не в состоянии повернуть часы вспять и восстановить  их  исходные
формы из той дряни, в которую они превратились.
     Тут Вудин, наконец, обрел голос и визгливо завопил:
     - Неправда! Эти картинки  -  вранье!  Мы,  человечество,  не  продукт
нисходящей деволюции, а напротив, мы - продукт эволюционного  восхождения!
Говорю вам, что это так и есть! Как же так? Тогда не стоит и  жить!  Я  не
хочу жить, если это правда. Это неправда.
     Мысль предводителя, обращенная к товарищам, достигла и мозгов Вудина.
В мысли этой была и жалость, но было и сверхчеловеческое отвращение.
     - Пойдемте, братья, - воззвал арктарианец  к  спутникам.  Нам  нечего
делать в этом душевнобольном мире.
     - Уходим, пока и мы не отравились, и не начали меняться. Надо послать
предупреждение на Арктар, что этот мир отравлен, что  он  дегенерирует,  и
чтобы никогда более из нашей расы не появлялся здесь, а иначе его ждал  бы
тот же скорбный путь, которым уже прошли первые.
     - Идем, отправляемся к нашему солнцу.


     Мешковатое  тело  арктарианца  уплощилось,  приняло  форму  диска   и
скользнуло вверх.
     Остальные также изменили свой облик  и  последовали  за  ним  плотной
группой. Вудин отупело смотрел, как сияющие точки быстро уходили навстречу
свету звезд.
     Он сделал несколько  неверных  шагов,  бессильно  грозя  кулаком  еще
поблескивающим исчезающим точкам.
     - Вернитесь, проклятые! - орал он. - Вернитесь и скажите, что все это
неправда.
     - Это ложь! Это должна быть ложь!
     Теперь уже в  звездном  небе  не  осталось  и  следа  от  исчезнувших
арктарианцев. Глухая тишина окружила Вудина.
     Он снова закричал в ночь, но  откликнулось  лишь  шепчущее  эхо.  Его
блуждающий, одичавший взгляд упал на пистолет в  руке  Росса.  С  яростным
воплем Вудин схватил его.
     Резкий звук внезапно разорвал лесной покой, отозвался вдали и стих. И
опять опустилась тишина, и только было слышно, как бормочут речные струи.




                           ПРОКЛЯТАЯ ГАЛАКТИКА


     Тонкий шелест, похожий на звук рвущейся бумаги, мгновенно превратился
в сотрясающий рев, от которого Гарри Адамс тут же вскочил на ноги.
     Он метнулся к дверям своей хибары, а раскрыв их, увидел клинок белого
пламени, отвесно рассекающий ночь, и услышал оглушительный грохот.
     Потом вновь наступила тьма и тишина, но внизу, в долине,  под  слабым
светом звезд, видны стали медленно поднимающиеся клубы дыма.
     - Боже ты мой, метеорит! - воскликнул Гарри. - Прямо в руки  идет!  -
Его глаза загорелись. - Вот это будет репортаж! "Журналист -  единственный
свидетель падения метеорита"!
     Он схватил с полки у дверей фонарик и  кинулся  вниз  по  колдобистой
тропинке, вьющейся от хибары через лес, в долину. Пятьдесят недель в  году
Гарри Адамс служил репортером в одной из  нью-йоркских  газет,  славящейся
раскапыванием сенсаций. Но каждое лето он уединялся в хижине  на  северных
склонах Адирондака в Аппалачах, чтобы  отмыть  мозги  от  разной  чернухи,
скандалов и коррупции.
     - Хорошо бы, чтоб  чего-нибудь  от  него  осталось,  -  бормотал  он,
спотыкаясь в темноте о корни. - Материала будет колонки на три.
     Выскочив на опушку, он оглядел темноту  долины  и  увидел  то  место,
откуда еще тянулись струйки дыма, и, не колеблясь, кинулся туда через лес.
     Кусты шиповника драли штаны и руки, ветки хлестали по  лицу.  Раз  он
уронил фонарик, тот погас,  и  пришлось  поползать,  чтобы  отыскать  его.
Потрескивание огня и запах дыма он услышал издали. А через несколько минут
выбежал к круговому  вывалу  среди  деревьев,  футов  сто  в  поперечнике,
образовавшемуся от удара метеорита.
     Валежник и трава, загоревшиеся при ударе, еще горели по краям вывала,
дым щипал глаза. Когда Гарри наконец проморгался, он увидел метеорит.  Это
вовсе не был обычный метеорит - сразу было ясно, хоть эта штуковина и ушла
на половину в воронку в  мягкой  земле.  Это  был  блестящий  многогранник
десяти футов в поперечнике, его поверхность состояла из множества  плоских
граней  безупречной   геометрической   формы.   Это   было   искусственное
сооружение, прилетевшее из открытого космоса.
     Пока Гарри Адамс разглядывал  диковину,  в  голове  уже  складывались
черные  строки  заголовков:  "МЕТЕОРИТ  ЗАПУЩЕН  ИЗ  КОСМОСА!",  "РЕПОРТЕР
НАХОДИТ КОСМИЧЕСКИЙ КОРАБЛЬ, В КОТОРОМ..."
     А что "в котором"?.. Гарри шагнул к нему, осторожно шагнул - от  него
все еще исходило свечение - казалось, что он  до  бела  раскален.  Но  что
поразительно - поверхность многогранника горячей совсем не была. Земля под
ногами была горяча от удара, а эта штуковина - нет. Сияние, исходившее  от
нее, было вызвано не температурой.
     Гарри стоял и смотрел, сдвинув брови домиком, под крышей которого шла
кипучая деятельность мозга.
     Очевидно,  что  эту  штуку  сделали  разумные  существа   где-то   во
Вселенной. Вряд ли там,  внутри,  есть  живые  существа.  После  такого-то
удара. Но могут быть книги, машины, приборы.
     Тут пришло решение. Эту историю  одному  не  поднять.  Есть  человек,
который здесь будет полезен. Гарри повернулся и вышел через лес на  тропу,
но пошел по ней не назад, к хибаре, а дальше в долину, где тропа  выходила
на узкую грязную разбитую дорогу.
     Через час он вышел на другую дорогу, где грязи было чуть поменьше,  а
еще через час, уже уставший, но все еще возбужденный до дрожи, он пришел в
темную спящую деревушку.
     Гарри колотил в дверь  лавки,  пока  заспанный  ворчащий  лавочник  в
ночной рубахе не спустился вниз и не впустил его. Он  тут  же  бросился  к
телефону.
     - Соедините меня с доктором  Питерсом.  Доктор  Фердинанд  Питерс  из
обсерватории  Манхеттенского   университета,   Нью-Йорк,   -   кричал   он
телефонистке, - и звоните, пока не добудитесь!
     Десять минут спустя до его слуха донесся  сонный  раздраженный  голос
астронома:
     - Да! Кто говорит?
     - Это Гарри Адамс, доктор!  -  быстро  проговорил  Гарри.  -  Помните
репортера, который в прошлом месяце писал о ваших исследованиях солнца?
     - Помню, что в вашей статье было никак не меньше тридцати  ошибок,  -
кисло отозвался Питерс. - И какого дьявола вам нужно от меня посреди ночи?
     Гарри обстоятельно втолковывал ему суть дела,  минут  пять,  а  когда
закончил, в трубке так долго стояла тишина, что он заорал:
     - Вы меня слышите, а? Где вы?
     - Здесь, конечно. Не кричите в  трубку,  -  послышалось  в  ответ.  -
Думаю.
     Он быстро заговорил:
     - Адамс, я тут  же  еду  в  эту  вашу  деревню,  если  получится,  то
аэропланом. Вы меня дожидаетесь и мы идем и осматриваем эту штуку  вместе.
Если вы говорите правду, то из всего этого выйдет такая  история,  что  вы
прославитесь на весь мир. Ну уж если вы решили поводить меня за  нос  я  с
вас шкуру спущу, даже если придется искать вас на краю света.
     - Умоляю вас, в любом случае - никому ни слова, - предупредил  Гарри.
- Не хочу, чтобы другие газеты перехватили тему.
     - Ладно-ладно, - сказал ученый. - Мне без разницы, на какой  подтирке
это будет напечатано.
     Четыре  часа  спустя,  Гарри  Адамс  увидел  аэроплан,   спускающийся
навстречу рассветному туману к  востоку  от  деревни.  Еще  через  полчаса
появился астроном.
     Доктор Питерс увидал Гарри и зашагал  прямо  к  нему.  Проницательные
черные глаза Питерса  за  очками  на  худощавом  бритом  лице  выражали  и
сомнение, и плохо срытое воодушевление.
     Что  характерно,  он  не  стал  тратить  времени  на  приветствия   и
предисловия.
     -  Вы  уверены,  что   это   тело   представляет   собой   правильный
многогранник? Это не природный метеорит, похожий на многогранник?
     - Подождите, увидите сами, - сказал ему Гарри. - Я тут  взял  машину,
мы сможем доехать почти до места.
     - Давайте сначала к моему  аэроплану,  -  распорядился  доктор.  -  Я
привез оборудование, которое может здесь пригодиться.
     Оборудование состояло из арматуры, инструментов, ключей, ацетиленовой
горелки с баллонами. Они загрузили все на заднее сидение,  а  потом  долго
тряслись по колдобинам заброшенных горных  дорог,  пока  не  добрались  до
тропы.
     Когда доктор Питерс с репортером продрался на  прогалину,  где  лежал
отсвечивающий многогранник, он некоторое время молча смотрел на него.
     - Ну? - нетерпеливо спросил Гарри.
     - Безусловно, это не природный метеорит.
     - А что это? - воскликнул Гарри. - Снаряд из других миров? Что в нем?
     - Вскроем - узнаем, - хладнокровно ответил Питерс. - А  сначала  надо
отгрести от него землю, иначе его не исследовать.
     Несмотря на напускное спокойствие  Питерса,  пока  они  перетаскивали
тяжелое оборудование из машины на прогалину,  Гарри  видел  в  его  глазах
азартный блеск.
     А  уж  та  энергия,  с  которой  работал  доктор  Питерс,  была  лишь
дополнительным подтверждением интереса.
     Они сразу же начали откапывать снаряд. На это ушло два  часа  тяжелой
работы. И вот уже чистый многогранник стоял перед ними, отсвечивая  белым,
под лучами  утреннего  солнца.  Ученый  минуту  разглядывал  вещество,  из
которого состоял блестящий снаряд. Он покачал головой.
     - Это не похоже ни на какое известное мне вещество. Нет ли там следов
люка?
     - Никаких, - ответил Гарри, потом внезапно воскликнул:  -  А  вот  на
этой грани какой-то чертеж!
     Доктор Питерс быстро перебежал на другую сторону. Репортер показал на
свою находку: замысловатый знак, выгравированный на  одной  из  граней  на
уровне середины многогранника.
     Чертеж представлял собой небольшой по размерам спиралевидный вихрь из
теснящихся точек. За пределами центрального вихря располагались  и  другие
скопления  точек,  большинство  также  спиралевидной  формы.  А  над  этим
любопытным чертежом шла замысловатая вязь чудных символов.
     - Боже! Это же  письмена!  -  завопил  Гарри.  -  Надо  было  вызвать
фотографа.
     - И девочку посадить на переднем плане,  нога  на  ногу,  чтобы  кадр
вышел поаппетитнее. Вы еще можете думать о своей подтирочной  газетенке  в
присутствии вот этого?
     Его глаза блестели от возбуждения.
     - Надпись нам, разумеется, не прочесть, несомненно, она  относится  к
содержимому снаряда. А вот чертеж!
     - Что, по-вашему, он означает? - Гарри быстро перехватил паузу.
     - Эти скопления  точек,  кажется,  изображают  галактики  -  звездные
системы, - медленно  говорил  Питерс.  -  В  центре,  без  сомнения,  наша
Галактика, у нее как раз такая спиралевидная  форма.  Остальные  скопления
представляют другие галактики. Но они очень уж близко расположены, слишком
близко к нашей. Если они на самом деле располагались вот так,  когда  была
сделана эта штука, то, значит, она была сделана тогда, когда Вселенная еще
начинала расширяться.
     Тут  он  стряхнул  с  себя  пыль  абстрактных  умствований  и  быстро
повернулся к груде инструментов.
     - А ну-ка, Адамс, попробуем вскрыть эту жестянку с задней стороны. Не
поможет лом - возьмем автоген.


     Спустя два часа Гарри и доктор Питерс,  запыхавшиеся  и  обливающиеся
потом, обескураженно отступили и  молча  уставились  друг  на  друга.  Все
попытки вскрыть этот таинственный многогранник ни к чему не привели. Самые
твердые  долота  не  оставляли  даже  царапин  на  блестящей  поверхности.
Ацетиленовая горелка возымела такое же действие.  Пламя  даже  не  нагрело
вещество корпуса. Кислоты, принесенные доктором Питерсом, не подействовали
никак.
     - Что бы это ни было, - выдохнул Гарри, - я бы сказал, что это  самое
твердое и непроницаемое вещество из всех, какие я знаю.
     Астроном задумчиво кивнул.
     - Если это вообще вещество, - сказал он.
     Гарри широко раскрыл глаза:
     -