рыжего лилипута-кокни, когорого звали Дэрлинг Хис.  Он  работал  в  сапожной
мастерской. На его скамейке была прибита дощечка, чтобы люди, если  захотят,
могли обращаться к нему по имени. Эта дощечка выглядела так:

   Траут время от времени  заглядывал  в  мастерскую  и  говорил  что-нибудь
такое:
   - А кто нынче выиграет первенство мира, Дэрлинг?
   Или:
   - Не знаете, отчего это все сирены выли прошлой ночью, Дэрлинг?
   Или:
   - Вы прекрасно выглядите сегодня, Дэрлинг, где  это  вы  отхватили  такую
рубашку? - И так далее.
   Теперь Траут размышлял о том, не пришел ли конец его дружбе  с  Хисом.  В
последний  раз,  когда  Траут  зашел  в  сапожную  мастерскую  поговорить  с
Дэрлингом о том о сем, лилипут вдруг заорал на него.
   Вот что он крикнул с типичным кокнейским акцентом:
   - Отцепитесь вы от меня к чертовой матери!

   Как-то раз губернатор штата Нью-Йорк Нельсон Рокфеллер пожал Трауту  руку
в бакалейной лавке в Когоузе. Траут понятия не имел, кто это такой.  А  ведь
его, автора научно-фантастических  романов,  должна  была  глубоко  потрясти
встреча  с  таким  человеком.  Рокфеллер  был  не  просто   губернатор.   По
своеобразным  законам  этой  части  планеты  Рокфеллер  был  вправе  владеть
громадными пространствами земной поверхности, равно как и нефтью, и  другими
полезными ископаемыми, находящимися под его землей. Он владел и распоряжался
значительно большей частью планеты, чем многие нации. И это был его  удел  с
самой колыбели. Он так и родился владельцем этих несусветных богатств.
   - Как дела, приятель? - спросил губернатор Рокфеллер.
   - Да все по-старому, - сказал Килгор Траут.

   Сначала водитель пытался навязать Трауту  полную  и  интересную  жизнь  в
обществе, а теперь - опять-таки для собственного удовольствия - сделал  вид,
что Траут просит и умоляет его рассказать, какая  личная  жизнь  у  водителя
трансконтинентального транспорта, хотя Траут, конечно, ни о чем таком  и  не
собирался просить и умолять.
   - Хотите знать, как у нас, шоферов, клеится это дело? - сказал  водитель.
- Небось думаете, что шоферня гуляет напропалую, без передышки баб лапает по
всей Америке?
   Траут только пожал плечами.
   Шофер разобиделся на Траута  и  стал  упрекать  его  за  такое  постыдное
невежество.
   - Вот что я скажу вам, Килгор, - он запнулся. - Вас ведь так звать?
   - Да, - сказал Траут. Он-то уже сто раз успел позабыть имя шофера. Каждый
раз, как он  отводил  глаза,  он  забывал  не  только  его  имя,  но  и  его
физиономию.
   - Тысяча чертей, Килгор, - сказал водитель,  -  к  примеру,  скажем,  моя
колымага поломается в Когоузе и придется застрять там на пару дней, пока  ее
починят, вы что, думаете, успею я закадрить бабенку  за  это  время  -  всем
чужой, да еще в таком виде?
   - Зависит от вашей настойчивости, - сказал Траут.
   Водитель вздохнул.
   - Эх, ядрена мать, - сказал он, и ему стало ужасно себя  жаль,  -  может,
оттого и вся моя жизнь так повернулась - настойчивости не хватало.

   Они стали рассуждать  про  то,  что  алюминиевая  обшивка  -  это  способ
придавать старым домам совершенно новый вид.  Издали  эта  обшивка,  которая
вообще не нуждается в окраске, выглядит точь-в-точь как  дерево,  окрашенное
свежей краской.
   Водителю хотелось обсудить еще и  "Перма-стоун"  -  другую  конкурирующую
новинку. Этот способ заключался в покрытии стен цветным  цементом,  так  что
издали они выглядели совсем как настоящие каменные стенки.
   - Раз уж вы занимаетесь алюминиевыми ставнями, надо бы вам и  алюминиевой
обшивкой заняться, - сказал водитель Трауту. По всей стране эти два  занятия
были тесно связаны.
   - Моя компания продает алюминиевую обшивку, - сказал Траут, - я много раз
ее видел. Но установкой никогда не занимался.
   Водитель всерьез подумывал, не приобрести ли  алюминиевую  облицовку  для
своего домика в Литтл-Роке, и он заклинал  Траута,  чтобы  тот  ответил  ему
чистую правду на его вопросы:
   - Вы много видели  и  слышали,  так  скажите,  те  люди,  которые  купили
алюминиевую обшивку, - довольны они, по-вашему, или нет?
   - У нас, в  Когоузе,  -  отвечал  Траут,  -  это,  пожалуй,  единственные
настоящие счастливцы, которых мне приходилось видеть.
   - Понимаю, понимаю, - сказал шофер. - Я как-то  видел  одно  семейство  -
стояли в полном сборе возле своего домика. Они прямо глазам не верили, какой
у них стал славный домик после облицовки, Boт вам еще один вопрос, и  можете
мне ответить честно, как на духу, потому что мам с вами никаких  дел  вместе
не делать; скажите, Килгор, долго  ли  владельцы  будут  радоваться  на  эту
обшивку?
   - Лет пятнадцать, - сказал Траут. -  Наши  продавцы  уверяют,  что  потом
можно все сделать заново на  те  деньги,  что  вы  сэкономите  на  краске  и
отоплении.
   - "Перма-стоун" на вид посолидней, да и выдерживает, наверно, подольше, -
сказал водитель. - Однако она и стоит подороже.
   - За что платишь, то и получаешь, - сказал Килгор Траут.

   Водитель рассказал Трауту про газовую колонку для ванны, которую он купил
тридцать лет назад, и за все это время не знал с ней никаких забот.
   - Вот чертовщина! - сказал Килгор Траут.

   Траут спросил водителя про его грузовик, и шофер сказал,  что  это  самый
громадный грузовик в мире.  Он  стоит  без  прицепа  двадцать  восемь  тысяч
долларов. На нем установлен дизельный двигатель Камминса мощностью в  триста
двадцать четыре лошадиных силы, с турбоустановкой, так что он  дает  хорошую
тягу  на  большом  подъеме.  У  него  гидравлическое   рулевое   управление,
пневматические  тормоза,  трансмиссия  на   тринадцать   скоростей,   и   он
принадлежит зятю водителя.
   Зять водителя, по его словам,  был  президентом  компании  по  перевозкам
"Пирамида", и у него таких грузовиков было двадцать восемь штук.
   - А почему он назвал свою компанию "Пирамида"? - спросил  Траут.  -  Дело
ведь в том, что из этой машины можно  выжимать  до  ста  миль  в  час,  если
понадобится. Это мощная, скоростная, полезная вещь, без украшательства.  Она
современна, как космический корабль. В жизни не видал ничего менее  похожего
на пирамиду.


   Пирамидами назывались такие громадные каменные гробницы, которые  строили
египтяне много тысяч лет назад.  В  наше  время  пирамид  в  Египте  уже  не
строили. Пирамиды выглядели вот так, и туристы со  всего  света  съезжались,
чтобы на них поглазеть:

   - Ну почему какому-то из владельцев самых скоростных грузовиков пришло  в
голову назвать свою компанию и свои машины в честь сооружений, которые ни на
сантиметр не передвинулись с самого рождества Христова?
   Шофер ответил без промедления. Голос у него был недовольный: должно быть,
вопрос Траута показался ему глупым.
   - Видно, понравилось, как оно звучит, - сказал он. - А вам  не  нравится,
что ли?
   Траут кивнул, чтобы не портить отношений.
   - Нет, отчего же, - сказал он. - Звучит очень славно.

   Траут откинулся на спинку сиденья и стал  обдумывать  этот  разговор.  Он
придумал сюжет, который так и не использовал до самой глубокой старости. Это
была история планеты, где язык все время преобразовывался в  чистую  музыку,
потому  что  жившие  там  существа  обожали  звуки.  Слова  превращались   в
музыкальные аккорды. Фразы превращались в мелодии. Для  передачи  информации
они совершенно не годились, потому что уже никто не  знал,  да  и  знать  не
хотел, что слова означают.
   Поэтому правительство и торговые организации планеты были вынуждены,  для
поддержания своей  деятельности,  без  конца  изобретать  новые,  все  более
уродливые слова и словосочетания, чтобы их было никак невозможно  превратить
в музыку.

   - Вы женаты, Килгор? - спросил водитель.
   - Был. Три раза, - сказал Килгор. Он сказал чистую правду. Мало того: все
его жены были исключительно терпеливыми, любящими и  красивыми.  И  все  они
преждевременно увяли из-за его пессимизма.
   - Дети есть?
   - Сын, - сказал Траут. Где-то в прошлом, среди всех жен и потерянных  при
пересылке фантастических романов, заплутался его сын, которого звали Лео.  -
Теперь он уже взрослый, - сказал Траут.

   Лео навсегда распрощался с домом в возрасте четырнадцати лет.  Он  наврал
про свой возраст, и его взяли в морскую пехоту. Он прислал отцу записочку из
военных лагерей. Там было  написано  вот  что:  "Жаль  мне  тебя.  Заполз  в
собственный зад и там задохся".
   Больше никакие вести о сыне ни прямо, ни косвенно не доходили до  Траута,
пока к нему не  пришли  два  агента  Федерального  бюро  расследований.  Они
сказали, что Лео дезертировал из своего подразделения во Вьетнаме.  Он  стал
изменником. Он перешел на сторону Вьет-Конга.
   Вот как ФБР оценивало на данный момент положение Лео на планете.
   - Ваш сын здорово влип, - сказали они.

Глава тринадцатая

   Когда Двейн  Гувер  увидел  своего  главного  агента,  Гарри  Лесабра,  в
травянисто-зеленом трико, увидел юбочку из травы и  все  прочее,  он  глазам
своим не поверил. Поэтому он заставил себя ничего не видеть. Он прошел прямо
в свой кабинет, который тоже был забит ананасами и укулеле.
   Франсина Пефко, его секретарша, выглядела как обычно, только на шее у нее
висела гирлянда цветов и один цветок был заткнут за ухо. Она улыбалась.  Она
была вдова военнослужащего, губы у нее были мягкие, как диванные подушки,  а
волосы - ярко-рыжие. Она была без ума от Двейна. И от Гавайской  недели  она
тоже была без ума.
   - Алоа, - сказала она.

   А Гарри Лесабр был совершенно уничтожен Двейном.
   Когда Гарри в таком нелепом виде предстал перед Двойном, каждая  молекула
в  его  теле  ждала,  что  будет.  Каждая  молекула  на  секунду   перестала
действовать, отключилась от соседних молекул. Каждая молекула ждала  решения
- быть или не быть той ее галактике, которая называлась Гарри Лесабр.
   Когда Двейн прошел мимо Гарри, словно тот был  невидимкой,  Гарри  решил,
что он выдал себя с  головой  и  его  теперь  выгонят,  как  отвратительного
извращенца.
   Гарри закрыл глаза. Он больше никогда не хотел их открывать.  Его  сердце
послало его молекулам такое сообщение:
   "По всем нам понятным причинам данная галактика распускается!"

   Двейн и не подозревал об этом. Он наклонился к столу Франсины  Пефко.  Он
чуть не сказал ей, как сильно он болен. Он ее предостерег:
   - Сегодня тяжелый день, неважно почему. Так что никаких  там  розыгрышей,
никаких сюрпризов. Пусть все  будет  как  можно  проще.  И  чтоб  ни  одного
посетителя со странностями сюда не допускать. И к телефону не звать.
   Франсина сказала Двейну, что близнецы уже ждут его в кабинете. - Кажется,
что-то неладное творится с пещерой, - сказала она. Двейн был  благодарен  за
столь простое и недвусмысленное сообщение. Близнецы были его младшие сводные
братья - Лайл и Кайл Гуверы. Пещера называлась Пещерой святого чуда  и  была
приманкой для туристов. Находилась она  немного  южнее  Шепердстауна.  Двейн
владел этой пещерой на  паях  с  Лайлом  и  Кайлом.  Она  была  единственным
источником дохода для Лайла и Кайла, занимавших одинаковые желтенькие домики
по обе стороны палатки с сувенирами у входа в пещеру.
   По всему штату к деревьям и придорожным столбам были прибиты указатели  в
виде  стрелок,  направленных  в  сторону  пещеры.  На  них  было  обозначено
расстояние до нее - например, вот так:



   Задержавшись перед входом в свой кабинет, Двейн прочел  один  из  смешных
лозунгов,  которые  Франсина  во  множестве  развесила  по  стенкам,   чтобы
позабавить сослуживцев и напомнить людям о том, что они так легко  забывают:
никто не обязан быть серьезным двадцать четыре часа в сутки.
   Вот текст лозунга, который прочел Двейн:

   Не надо быть идиотом,
   Чтобы к нам поступить на работу.
   Но неплохо при этом
   Быть немного с приветом!


   Рядом с текстом находилось изображение идиота. Вот какое оно было:


   На груди Франсины был  приколот  значок,  изображавший  рожицу  существа,
находящегося в гораздо более здравом и завидном расположении духа. Вот какой
был значок:

   Лайл и Кайл сидели рядышком на черном кожаном диване  в  кабинете  Двейна
Гувера. Они были так похожи, что Двейн не мог их  различить  до  1954  года,
когда Лайл ввязался в  драку  из-за  женщины  на  катке,  где  разыгрывалось
первенство по роликам. С тех пор Лайл был тот, у кого переломлен нос.  Двейн
помнил, что когда они были младенцами, в колыбели они сосали большие  пальцы
друг друга.

   Вот как получилось, что у Двейна оказались сводные братья, хотя усыновили
его люди, которые не могли иметь собственных детей. Это  усыновление  словно
пустило в ход некий процесс в их организмах, и дети у них, в  конце  концов,
родились. Это явление было довольно  распространенным.  По-видимому,  многие
супружеские пары были запрограммированы именно таким образом.

   Двейн ужасно был рад их видеть - двух этих маленьких  человечков.  Оба  в
комбинезонах и рабочей обуви. На обоих - шляпы пирожком. Они были  знакомые,
они были настоящие. Двейн закрыл  дверь,  отгораживаясь  от  хаоса  внешнего
мира.
   - Ну, рассказывайте, - сказал он. - Что там стряслось с пещерой?
   С тех пор как Лайлу сломали нос,  близнецы  постановили,  что  отныне  он
будет говорить за двоих. Кайл с пятьдесят  четвертого  года  не  произнес  и
тысячи слов.
   - Эти пузыри уже дошли до середины Собора, -  сказал  Лайл.  -  Если  они
будут еще прибывать, то за неделю-другую доберутся до Моби Дика.
   Двейн все отлично  понял.  Подземный  ручей,  пробиравшийся  в  лабиринте
Пещеры святого чуда, был загрязнен какими-то промышленными отходами, которые
пускали пузыри, крепкие, как шарики для пинг-понга. Эти  пузыри  выталкивали
друг друга вверх по переходу, который вел к огромному  валуну,  выкрашенному
белой краской. Он должен  был  походить  на  Моби  Дика,  Громадного  Белого
Кашалота. В скором времени пузыри поглотят Моби  Дика  и  проникнут  в  Храм
шорохов - а это было самое интересное и заманчивое  место  во  всей  пещере.
Тысячи пар устраивали свадьбы в Храме шорохов - в том числе и Двейн, и Лайл,
и Кайл. И Гарри Лесабр тоже.

   Лайл рассказал Двейну про  эксперимент,  который  они  с  Кайлом  провели
прошлой ночью. Они вошли в  пещеру  со  своими  одинаковыми  автоматическими
пистолетами "браунинг" и открыли огонь по надвигавшейся лавине пузырей.
   - Ну и вонь они распустили,  просто  невообразимую,  -  сказал  Лайл.  Он
сказал, что от них разило, как от ног, пораженных грибком.  -  Мы  с  Кайлом
вылетели оттуда, точно пробки.  Включили  на  час  вентиляцию,  потом  снова
пошли. Вся краска с Моби Дика облупилась. Даже глаз не стало.
   На Моби Дике раньше были нарисованы синие  глаза  с  длинными  ресницами,
каждый величиной с тарелку.

   - Орган весь почернел, а потолок стал какой-то  грязно-желтый,  -  сказал
Лайл. - Теперь уж и Святое чудо почти что совсем не видно.
   Органом, вернее "Органом богов", назывались густо наросшие  сталактиты  и
сталагмиты в одном из  углов  Собора.  Позади  был  спрятан  динамик,  через
который проигрывали музыку  для  свадебных  и  похоронных  церемоний.  Орган
подсвечивался прожекторами, непрестанно менявшими цвет.
   "Святым чудом" назывался крест  на  потолке  Собора.  Он  образовался  от
пересечения двух трещин.
   - Его и раньше-то было непросто разглядеть, - сказал Лайл про крест, -  А
теперь я и сам сомневаюсь, там он или нет.
   Он просил  у  Двейна  разрешения  заказать  грузовик  цемента.  Он  решил
зацементировать проход между ручьем и Собором.
   - Плевать на Моби Дика, и Джесса Джеймса, и на рабов, и прочее, -  сказал
Лайл. - Надо спасать Собор.
   Джесс  Джеймс  был  скелет,  приобретенный  приемным  отцом   Двейна   на
распродаже имущества одного врача, еще во  время  Великой  депрессии.  Кости
правой руки  скелета  были  переплетены  с  заржавленным  револьвером  45-го
калибра. Туристам рассказывали, что его прямо так и нашли и что это, видимо,
скелет какого-то грабителя поездов, которого в пещере застиг обвал.
   Что касается рабов, то это были гипсовые скульптуры чернокожих  в  пещере
футов на пятнадцать дальше Джесса Джеймса по проходу. Скульптуры освобождали
друг  друга  от  цепей  при  помощи   молотков   и   напильников.   Туристам
рассказывали, что некогда настоящие рабы скрывались в пещере  после  бегства
на свободу через реку Огайо.

   Россказни про рабов были таким же враньем, как  история  Джесса  Джеймса.
Пещеру открыли только в 1937  году,  когда  земля  расселась  от  небольшого
землетрясения. Двейн Гувер нашел трещину самолично и потом вместе  со  своим
приемным отцом расширил ее с помощью ломов и динамита. До них там даже  крыс
не было.
   Единственной связью между пещерой и беглыми рабами было вот что: участок,
на котором  пещера  была  обнаружена,  когда-то  принадлежал  бывшему  рабу,
Джозефусу Гублеру. Когда хозяин  его  освободил,  он  двинулся  на  север  и
построил там ферму. Потом он вернулся и выкупил свою мать и женщину, ставшую
его женой.
   Его потомки владели фермой до самой Великой депрессии, когда  Мидлэндский
окружной коммерческий банк опротестовал закладные.  Потом  приемного  папашу
Двейна  сшибло  машиной,  которую  вел  белый  человек,  купивший  ферму.  В
возмещение  пострадавший  получил  по  личной  договоренности  то,  что   он
презрительно окрестил "богом проклятой фермой черномазых".
   Двейн помнил первое путешествие, которое было предпринято семейством  для
осмотра  фермы.  Его  отец  содрал  дощечку  черномазых  с  почтового  ящика
черномазых и забросил ее в канаву.
   Вот что было на ней написано:



Глава четырнадцатая

   Грузовик с Килгором  Траутом  находился  уже  в  Западной  Виргинии.  Вся
поверхность штате была исковеркана техникой и  взрывами;  люди  выковыривали
из-под  нее  каменный  уголь.  Угля  теперь  почти  не  осталось.  Он   весь
превратился в тепловую энергию.
   То, что осталось от поверхности Западной Виргинии, лишенной своего  угля,
деревьев и плодородной почвы, постепенно перестраивалось  в  соответствии  с
законами тяготения. Земля проваливалась во все дыры, которые в ней  прорыли.
Горы Виргинии, некогда без всякого усилия стоявшие на собственном основании,
начали съезжать в долины.
   Западная Виргиния была изуродована с ведома и  одобрения  исполнительных,
законодательных и судебных органов правительства штата, облеченного властью,
данной ему народом.
   Кое-где еще попадались обитаемые жилища.

   Впереди Траут увидел сломанный барьер. Он заглянул в овраг за барьером  и
увидел, что в ручейке валяется перевернутый "кадиллак",  модель  "Эльдорадо"
1968 года. Судя по номеру, он был из Алабамы. В ручейке  были  еще  какие-то
старые  предметы  обихода  -   газовые   плиты,   стиральная   машина,   два
холодильника.
   Белая девочка с ангельским  личиком  и  льняными  волосами  стояла  возле
ручейка. Она помахала Трауту. Она прижимала  к  груди  бутылочку  пепси-колы
емкостью в восемнадцать унций.

   Траут спросил сам себя  вслух,  как  же  люди  развлекаются,  и  водитель
рассказал ему странную историю;  как  он  ночевал  в  Западной  Виргинии,  в
прицепе своего грузовика, рядом с домом без окон, который все  время  жужжал
на одной ноте.
   - Мне было видно, что народ туда заходит,  и  видно,  как  народ  выходит
оттуда, - сказал он, - но я никак не  мог  сообразить,  что  за  машина  там
жужжит. Дом был слеплен наспех, по дешевке, стоял он на  бетонных  блоках  и
прямо в чистом поле. Машины подъезжали и уезжали, и похоже было,  что  людям
эта жужжащая штука очень даже нравится, - сказал он.
   Так что он не вытерпел и заглянул внутрь.
   - Там кишмя кишели люди, и все - на роликах, - сказал он. - Они  катались
все время в одну сторону, по кругу. Никто не улыбался. Все  просто  катались
да катались по кругу.

   Он рассказал Трауту, что он слыхал, будто местные жители  хватают  голыми
руками живых гадюк и  гремучих  змей  во  время  службы