ные естественные трещины. Более ста метров
в секунду - такую вот скорость, по Ле Фору и Графиньи, обеспечивает на
Луне использование езды на санках, известной на Западе под названием
"русских гор"!
  Здесь же, на Луне, Осипов и его спутники встречают удивительный
сигарообразный корабль с реактивным двигателем. В специальной камере этого
корабля воспламеняется особое взрывчатое вещество; "образующиеся при
сгорании газы вылетают в трубу, обращенную назад, и в силу отдачи толкают
аэроплан". Подобно Жюлю Верну (припоминаете вспомогательные двигатели,
установленные на корабле-ядре в упоминавшемся уже романе "Из пушки на
Луну"?), Ле Фор и Графиньи, казалось бы, совсем вплотную подходят к
кардинальнейшему способу преодоления межпланетных пространств. Но - как и
у Жюля Верна! - дальше их фантазия не идет: принцип ракеты уместен,
полагают они, лишь вот в таком, сугубо частном виде транспорта...
  По морям Венеры наши герои путешествуют на кораблях, могущих плавать и
под водою, и по ее поверхности. Но странные это корабли. С одной стороны,
свернув парус и накрыв палубу сводом, их хозяева способны погружаться в
океанские глубины - тайное тайных для землян XIX века! А с другой - грубые
и несовершенные машины "венузийцев" приводятся в движение не паром и не
электричеством, а... мускульной силой рабов! И кстати, на
сорокакилометровую (!) гору, откуда путешественники намерены лететь
дальше, их доставляет больших размеров повозка, от которой к вершине горы
тянется толстенная бронзовая цепь. Там, наверху, все те же бедолаги-рабы
наматывают эту цепь на огромнейший ворот...
  Зато на Марсе, достигшем, как и Луна, поразительных успехов в
машиностроении, герои романа находят и орнитоптеры, движимые тремя парами
крыльев, и винтовые аппараты, рассекающие воздух с головокружительной
быстротой - около семисот пятидесяти километров в час, и пневматические
вагоны, несущиеся в подземных трубах с совершенно уже умопомрачительной
для прошлого века скоростью - тридцать километров в минуту!..
  Изображая инопланетные виды транспорта, авторы, между прочим, очень
наглядно демонстрируют метафизическую ограниченность мышления, которую в
науке последней трети XIX века отмечал Ф. Энгельс. За примером далеко
ходить не надо. Вам говорит что-нибудь такая величина - 330 метров в
секунду? Да, конечно же, это скорость распространения звука в воздушной
среде. Так вот, герои Ле Фора и Графиньи не однажды превышают эту
величину. Но превышение скорости звука для наших авторов - обычное
количественное изменение, оно не переходит для них в новое качество.
Фантасты прошлого века и не предполагают, что существует сверхзвуковой
барьер, именно барьер, порог, с преодолением которого непременно связан
целый ряд феноменов... Ведь чтобы предполагать это, надо быть диалектиком!
  Но пойдем далее.
  По-своему оригинально рисуют отважные авторы и мир планет, их природные
условия, обитающих в этих условиях разумных существ.
  Возьмем для начала хотя бы инопланетные поселения.
  Селениты в основном живут в помещениях, вырытых в почве. Однако же и на
Луне есть вполне приличные города, такова, скажем, лунная столица, в
которой обитает несколько миллионов селенитов.
  Ощутимо сказывается местный климат на городских зданиях Венеры: дома
здесь "походили на огромные металлические зонтики; их ручки, состоявшие из
круглых башен, служили для жилья, а зонтикообразные крыши заключали в себе
бассейны с водой, постоянное испарение которой предохраняло обитателей от
излишнего жара".
  Что же до Марса, то на этой планете города имеют совершенно земной облик.
"Путешественники могли сверху прекрасно разглядеть общую картину города,
здания которого по своему стилю удивительно походили на средневековые
готические постройки: те же высокие шпили, те же легкие, вытянутые в
вышину формы, те же стрельчатые окна, те же остроконечные башни, горделиво
поднимающиеся к небу".
  Ну, а инопланетяне, обитатели этих непохожих одно на другое поселений?
Ведь не секрет, что сегодняшний читатель, на глазах которого человечество
шаг за шагом углубляется в космос, с особенным интересом выискивает в
фантастике конкретные описания иного разума: каков он, каково его обличье?
  Луна... "Остолбенев от изумления, старый ученый и его товарищи не без
страха смотрели на этих гигантов, имевших по крайней мере двенадцать футов
роста. Голова у них была удивительного объема, совершенно
непропорционального туловищу: она качалась на длинной, тонкой шее,
казалось, едва державшейся на узких, худых плечах; по бокам болтались
костлявые, тощие руки, оканчивавшиеся широкими кистями; непомерно плоская
грудь, словно не заключавшая в себе вовсе легких, переходила внизу в столь
же плоский живот, а последний - в длинные, худые ноги с огромными
ступнями".
  "Они именно таковы, какими я их себе представлял, - опомнившись,
утверждает профессор Осипов. - Если у них громадный череп, значит, их мозг
развитее нашего; грудь селенитов узка, так как их легкие функционируют под
гораздо меньшим давлением, чем на Земле... Словом, что ни возьмите, все
зависит от тех условий, в которых живет известное существо..." Эта
последняя мысль очень верна, и мы постараемся запомнить ее, но... Впрочем,
об этом чуть позже.
  На Венере у Ле Фора и Графиньи обитают две расы. Первая чрезвычайно
напоминает землян. "Незнакомцы походили на обитателей страны пирамид:
продолговатое лицо, обрамленное густой черной, тщательно завитой бородой,
совершенно голый череп, черные огненные глаза. Одеты они были в короткие
туники, обуты - в подобие древних котурн красного цвета". Если вспомнить о
рабовладении, царящем на Венере, - чем, в самом деле, не древние египтяне?!
  Роль рабов на Венере выполняет народ Боос. "Эти существа вместо
человеческой кожи были покрыты чем-то вроде тюленьей шкуры, ноги
оканчивались круглыми плоскими ступнями, походившими на ланы уток, длинные
мускулистые руки спускались почти до колен. На пальцах как рук, так и ног
находились плавательные перепонки, на плечах сидела круглая голова с
большими глазами, широким ртом, острыми белыми зубами и слуховыми
перепонками вместо ушей". Что ж, учтем, что значительную часть времени
люди Боос проводят в воде, тем самым мы легко поймем и их особенности...
  Поскольку Марс много легче Земли (его диаметр почти вдвое меньше
земного), сильно отличаются от землян и обитатели "красной" планеты,
"Высокого роста, тощие, худые, с огромными ушами и совершенно плешивыми
головами, обитатели Марса казались какими-то карикатурными уродами. Но что
было у них всего замечательнее, так это широкие кожистые крылья,
походившие на крылья летучей мыши; эти крылья служили своим обладателям
вместе с тем и одеждою, в которую они драпировались с большим
достоинством. У некоторых, по-видимому, начальствующих лиц, перепонка
крыльев была весьма искусно раскрашена в разные цвета и местами покрыта
металлическими украшениями".
  Таковы у Ле Фора и Графиньи инопланетяне. При кажущейся оригинальности
внешнего облика все они слишком похожи на землян, представляют собою
ухудшенные или улучшенные, но всего только слепки с обитателей Земли,
выглядят так, как выглядели бы, вероятно, проэволюционировавшие в их
условиях земляне. А ведь самим авторам принадлежит мысль о том, что "все
зависит от тех условий, в которых живет известное существо"! Почему же эта
вполне здравая мысль так неожиданно узко преломилась в романе?
  И совсем уже земными оказываются в книгах Ле Фора и Графиньи инопланетные
пейзажи.
  В самом деле, попробуйте догадаться, где еще, кроме родной нашей планеты,
в каком уголке Солнечней системы могли бы встретиться земным космонавтам
такие вот картинки?
  "Оглядевшись кругом, они заметили, что находятся у подножия высокой горы,
на опушке густого леса" с той стороны, откуда слышалось журчание, сверкала
серебристая лента ручья".
  Это, дорогой читатель, - Меркурий!
  "Они находились на берегу моря: вблизи раздавался гул прибоя; ветер
доносил, до них брызги соленой влаги; под ногами хрустел прибрежный песок,
смешанный с мелкими камешками... Словом, окружающая обстановка во всем
напоминала им родную планету". Однако же местный пейзаж "резко отличался
от пейзажа Земли". Чем же? Да тем, что "вместо зеленого цвета здесь все
деревья, кустарники" травы были окрашены в красный цвет различных
оттенков, начиная с оранжевого и кончая алым...".
  Только вот этот традиционный красный оттенок и подсказывает нам, что
перед нами, ясное дело, - Марс!..
  Но отчего же это так? Отчего при всем подчас отличии от земного все
инопланетное сводится-таки у наших авторов к сугубо земному?
  Это, конечно, не случайно.
  Открой мы сейчас вместо рассматриваемых романов любое из многочисленных
сочинений Камиля Фламмариона - французского астронома (6), который к концу
прошлого века популярностью своих книг едва ли не затмевал даже Жюля
Верна, - мы и там обнаружим в иных мирах чем-то отличные от земных и тем
не менее изначально земные условия.
  Все дело в том, что конкретный земной опыт, метафизический способ
мышления довлел в прошлом веке над самыми отчаянными фантазерами. Земные
мерки и критерии переносились и в космос; они казались в целом единственно
возможными, абсолютными. Нужны были серьезнейшие сдвиги в характере самой
науки, чтобы вслед за уже достигнутыми результатами (которых в романах тех
же Ле Фора и Графиньи отражено великое множество) пришло диалектическое
осмысление их, в том числе и осмысление такого самоочевидного для нас
факта, как проистекающее из разнообразия строения и свойств материи
разнообразие ее форм. Лишь в результате этой, говоря ленинскими словами,
"новейшей революции в естествознании" конкретный земной опыт потерял
оттенок обязательности, абсолютности при сопоставлении его с
бесконечностями Вселенной.
  Едва ли не символической предстает в этом плане такая деталь в
"Необыкновенных приключениях русского ученого". Ле Фор и Графиньи снабжают
своих героев отличными, с трехдневным запасом кислорода в баллонах,
скафандрами. Но вот используются-то эти последние не так уж часто. Ибо и
на Луне, и на Венере, и на Марсе, и даже на Меркурии (а позднее и на
крохотном обломке Меркурия, увлеченном кометою) существует, оказывается,
не просто атмосфера, но именно та самая смесь азота с кислородом, какою
дышит человек Земли. Лишь на Фобосе, из-за разряженности атмосферы и для
марсиан-то служащем чем-то вроде исправительной колонии, да на видимой
стороне Луны (высочайшие горные цепи не пропускают сюда воздушные массы с
другой половины нашего спутника) герои романа вынужденно облачаются в
скафандры...
  Неосознанный геоцентризм в описании природных условий на иных планетах в
разной, конечно, степени характерен для всей фантастики прошлого века.
Космическая одиссея русского ученого в изложении Ле Фора и Графиньи -
наглядное тому подтверждение.


  В царстве "разумных зарослей"

  ...Победив малосимпатичных Коренастых, отряд Гура-Занка - "людей, живущих
в воздухе", - возвращается к родным становищам, где их поджидает с
основными силами вождь рода - Уамма, Голубой Орел. В арьергарде,
окруженные воинами, у которых наготове нефритовые топоры, дубины и
дротики, движутся несколько десятков пленных, предназначенных для
торжественного пиршества...
  Не правда ли, вполне может показаться, что речь идет об очередном романе
из числа "доисторических"? Тех, едва ли не самым ярким образцом которых
остается и по сей день знаменитая "Борьба за огонь" Ж. Рони-старшего. Кто
прочел ее в детстве, уже не забудет, вероятно, ни отважного уламра Нао,
отправившегося с друзьями добывать огонь для родного племени, ни
встречающихся на их пути мстительных рыжих карликов или людей-без-плеч из
страны вод...
  Что ж, Жозефа Рони-старшего мы вспомнили не случайно: речь идет именно о
его романе "Удивительное путешествие Гертона Айронкестля".
  К "доисторическим" этот роман, впрочем, не относится. Жозеф Анри
Рони-старший (1856-1940), хотя и известен в наши дни прежде всего своими
книгами о первобытных людях, писал не только на эту тему. Младший
современник Жюля Верна, за свою долгую жизнь он выпустил вместе с братом
Жюстеном (с которым нередко выступал в соавторстве вплоть до 1909 года)
свыше ста томов сочинений и снискал себе славу остросоциальными романами о
современной ему французской действительности. Однако нас сейчас интересует
иное направление в его творчестве, мало освещавшееся критикой, не
отраженное почему-то и в энциклопедиях, - от "Брокгауза-Ефрона" до нашей
"Краткой литературной".
  Дело в том, что Рони-старший писал и фантастические произведения.
(Правда, почти неизвестные современному советскому читателю: лишь две-три
его фантастические вещи переведены на русский язык за последние пятнадцать
- двадцать лет.) Евг. Брандис, исследуя творчество Рони, пришел к выводу,
что писатель этот наряду с Ж. Верном и Г. Уэллсом - один из предтеч
современной фантастики.
  Звучит как будто бы слишком громко, не так ли? И тем не менее...
  Едва ли не самым первым Ж. Рони ввел в фантастику тему нечеловеческих,
неантропоидных цивилизаций. Это не столь малый вклад, как может показаться
на первый взгляд. Вспомним романы Ле Фора и Графиньи: на любой иной
планете эти авторы находили заведомо человекообразных носителей разума. И
такой подход был, как мы уже говорили, весьма типичен. Но не забудем: в
том же девятнадцатом веке (правда, в самом конце его) закладывал основы
современной, куда более широко смотрящей на вещи фантастики Герберт Уэллс.
И в том же девятнадцатом веке утверждал эти основы (притом отчасти еще до
первых романов Уэллса) и Жозеф Ронн-старший.
  Возьмем раннюю его повесть "Ксипехузы" (1887), вошедшую в изданный на
русском языке сборник французской фантастики "Пришельцы ниоткуда" (1967).
Древние земляне становятся здесь свидетелями и жертвами вторжения неких
кристаллических структур, пытающихся завоевать нашу планету. Будущему
предводителю могущественного союза земных племен удается высмотреть
"ахиллесову пяту" пришельцев: они - не бессмертны! И землянам, пусть с
немалым уроном для себя, удается-таки отстоять родную планету.
  Обратим внимание: мотив противостояния злонамеренным пришельцам возник у
Жозефа Рони за одиннадцать лет до появления классической "Войны миров"
Уэллса. Кроме того, Уэллс носителями зла делает в своем романе все-таки
удивительно земноподобных существ - спрутов, если соотнести их с
обитателями нашей планеты. У Рони - иное, значительно более смелое и,
кстати, созвучное идеям многих сегодняшних фантастов допущение: мыслящие
конусы, призмы, цилиндры... И наконец, даже не видя возможности мирного
сосуществования с ксипехузами, герой Жозефа Рони тем не менее не
ожесточился сердцем: когда пришельцы гибнут, он искренне скорбит о
печальной судьбе этой иной, чужой, враждебной, но все-таки - жизни...
  По существу, о такой же кристаллической форме жизни - железомагнитах -
идет речь и в более позднем романе Ж. Рони "Гибель Земли" (1911). Эта иная
жизнь появляется на свет как порождение безудержной и бесконтрольной
"технологизации" людского бытия, в результате которой исчезло на Земле все
разнообразие фауны, кроме разве что птиц, приобретших зачатки разума и
даже научившихся человеческой речи. Чуждая жизнь пока еще не являет собою
сформировавшуюся цивилизацию: лишь инстинкты, грозящие вот-вот перерасти в
нечто большее, объединяют эти странные фиолетовые образования...
  Несомненным новатором выступает Рони в рассказе "Неведомый мир" (1898), в
переводе на русский язык напечатанном в 1974 году в "Искателе". Герой
этого рассказа - первый, очевидно, в истории мировой фантастики мутант -
человек с более быстрой, чем у обычных людей, реакцией, с большим объемом
зрения, с ускоренной речью (окружающие не способны воспринять его
"скороговорку"), с некоторыми другими чисто внешними отклонениями. И он
передает эти свои изменения, оказавшиеся генетическими, по наследству...
  В одной из повестей ("Нимфея", 1909) Ж. Рони изображает неведомое науке
племя, приспособившееся к жизни в водной сфере едва ли не в большей
степени, чем на суше. В другой ("Чудесная страна пещер", 1896) рисует еще
один - обусловленный исключительными обстоятельствами - вариант возможного
развития "гомо сапиенс" - летающего человека...
  Собственно, и в "доисторических" его романах мы можем при желании
обнаружить совершенно фантастические существа. Разве не таковы, к примеру,
в его "Борьбе за огонь" (1911) голубые люди, обитающие в лесных дебрях, -
могучие, широкогрудые великаны, пока что предпочитающие передвигаться "по
старинке" - на четвереньках? Или племя Ва - люди-без-плеч, которые зимой,
подобно медведям, впадают иной раз в спячку?
  Тех и других кое в чем напоминают и Коренастые из романа о Гертоне
Айронкестле, вышедшего вскоре после первой мировой войны. Они неумелы в
обращении с огнем, им неизвестно употребление металлов, питаются они
полусырым мясом и, в сущности, пока еще очень недалеко ушли от приматов. И
тем не менее это вполне разумные существа, понаделавшие для себя уйму
тайных убежищ и ходов-переходов под поверхностью земли.
  Любознательный главный герой романа, с несколькими друзьями отправившийся
в глубь Африки на поиски неведомой страны, с помощью Гура-Заика
благополучно минует территорию злонравных Коренастых. И вот уж там-то он
попадает в поистине странный лес!
  Здесь преобладают голубой и фиолетовый цвета. Среди растительных форм
господствуют папоротники и... гигантские мимозы, достигающие высоты
деревьев и приобретшие в ходе тысячелетней эволюции совершенно необычайные
свойства. Свойства эти заставляют героев романа впрямую говорить об
интеллекте мимоз-гигантов, - ведь их растительное сообщество словно бы
"задрапировалось" от окружающего мира, представителей которого чудо-мимозы
допускают в свои владения лишь в тех пределах, в каких эти последние не
вредят дальнейшему их развитию, не нарушают их экологической (переходя
опять же на современный язык) обособленности. У мимоз нет враждебности по
отношению к людям: соблюдая диктуемые сообществом законы и ограничения, те
вправе существовать рядом - и действительно, здесь существуют. Эти местные
"сапиенсы" - странные чешуйчатые люди с цилиндрообразными головами,
увенчанными чем-то вроде мшистого конуса, с ртом в форме треугольника и
тремя сплюснутыми дырами вместо носа - прекрасно осведомлены об
особенностях "разумных зарослей" и вкупе с ними составляют идеально
сбалансированную экосферу... Чем, право, не иллюстрация к наисовременному
роману о какой-нибудь экзотической сверхдалекой планете?
  Но любопытна в романе Ж. Рони не только попытка нарисовать фантастический
мир, в котором "верховодят" растения. Привлекают в этой книге и необычайно
злободневные по нынешним нашим меркам размышления ее героев о
взаимоотношениях человека и природы. Вот слова одного из персонажей: "Я не
могу допустить мысли, чтоб все виды, до австралийских двуутробок и
утконосов, могли сохраняться долгие века для того только, чтобы погибнуть
от руки человека... А мы истребляли без пощады, без милосердия... Сколько
поколений кишащих здесь животных люди истребят или покорят себе еще до
исхода двадцатого века?!"
До чего же неожиданна у старого автора и до чего же созвучна нашим
временам эта горечь по поводу бездумно потребительского отношения ко всему
живому, что нас окружает или могло бы окружать!
  Что ж, Жозеф Рони-старший и в самом деле по праву может быть назван в
одном ряду с Жюлем Верном и Гербертом Уэллсом: не только "доисторические"
его произведения, но и столь современно звучащую "биологическую" его
фантастику рано предавать забвению. У этих книг будет еще немало
благодарных читателей.


  В Нью-Джерси приземлились марсиане...

  В 1895 году в Лондоне появилась необычная книга. Безымянный ее герой
изобретает машину, с помощью которой получает возможность странствовать по
эпохам... Это позволило автору заглянуть в будущее. И не чудесная машина,
а именно увиденное ее владельцем грядущее вс