самых  ярких
звезд небосвода, и в созвездии Близнецов другой такой  просто  нет.  И  ни
одна из более слабых звезд вокруг Поллукса даже не дрогнула!
     - Хм! - сказал Гарри Вессон. Он нахмурился и  посмотрел  еще  раз.  -
Одна из  пластинок  неправильно  датирована,  только  и  всего.  Я  сейчас
проверю.
     - Датированы они обе правильно, - упрямо возразил Роджер. - Я сам  их
регистрировал.
     - То-то и оно. Иди-ка ты домой! Уже пять.  Если  Поллукс  за  прошлые
сутки сдвинулся у тебя на одну десятую, я, уж так и  быть,  верну  его  на
место.
     И Роджер ушел.
     Его  томило  какое-то  неприятное  предчувствие,  словно  уходить  не
следовало. Он не мог понять, что, собственно, его смущает, но что-то  было
не так. И он решил пройтись до дому пешком, а не ждать автобуса.
     Поллукс - неподвижная звезда. Она не могла  сдвинуться  за  сутки  на
одну десятую дуговой секунды.
     "Тридцать два световых года, -  прикидывал  Роджер.  -  Одна  десятая
секунды. Да это же в несколько  раз  быстрее  скорости  света!  Получается
полная чепуха".
     Не правда ли?
     Роджер почувствовал, что ни заниматься, ни  читать  ему  не  хочется.
Хватит ли трех долларов, если он все-таки позвонит Элси?
     Впереди  замаячила  вывеска  ломбарда,  и  Роджер  не  устоял   перед
искушением. Он заложил часы и позвонил Элси.
     - Пообедаем и сходим на ревю?
     - С удовольствием.
     И до половины второго ночи, когда Роджер проводил Элси домой,  он  не
вспоминал про астрономию. Ничего странного. Было бы удивительнее, если  бы
он про нее вспоминал.
     Но едва он  расстался  с  Элси,  как  его  вновь  охватило  тревожное
чувство. Сначала он не понял почему. Но идти домой ему не хотелось.
     Бар на углу был еще открыт, и Роджер свернул туда. После второй рюмки
он сообразил, что его гнетет. И заказал третью.
     - Хэнк, ты Поллукса знаешь? - спросил он у бармена.
     - Какого Поллукса?
     - Неважно, - сказал Роджер. Он допил рюмку и  пришел  к  выводу,  что
где-то напутал. Поллукс не мог сместиться.
     Выйдя из бара, Роджер решительно зашагал домой. Но возле самой  двери
ему вдруг захотелось посмотреть на Поллукса. Конечно, невооруженным глазом
смещения в одну десятую секунды не различишь, но все-таки...
     Он задрал голову и, ориентируясь по серпу Льва, отыскал  Близнецов  -
из всего созвездия были видны только Кастор и  Поллукс,  потому  что  небо
затягивала легкая дымка. Вот они, голубчики! И тут ему  показалось,  будто
расстояние между ними увеличилось. Что было заведомой чепухой. Это значило
бы, что речь идет уже не о секундах или минутах, а о градусах!
     Роджер еще раз посмотрел на  них,  перевел  взгляд  на  ковш  Большой
Медведицы и остановился как  вкопанный.  Он  зажмурился,  потом  осторожно
приоткрыл глаза.
     Ковш изменился. Его чуть-чуть перекосило. Расстояние между Алькором и
Мицаром в ручке  ковша  стало  как  будто  больше,  чем  между  Мицаром  и
Алькаидом. Фекда и Мерак на дне ковша сблизились, и его носик стал острее.
Заметно острее.
     Не веря глазам, Роджер провел воображаемую линию через Мерак и  Дубге
к Полярной звезде. Ему пришлось мысленно искривить ее. Без этого  Полярная
звезда против всяких правил осталась бы  градусах  в  пяти  в  стороне  от
линии, по которой бесчисленные поколения людей находили ее сразу и точно.
     Тяжело дыша, Роджер снял очки и  тщательно  протер  их.  Потом  снова
надел. Ковш остался перекошенным.
     Как и Лев, на которого он снова поглядел.  Во  всяком  случае,  Регул
сместился на один-два градуса.
     Один-два градуса! И это - при расстоянии до Регула!  Шестьдесят  пять
световых лет, как будто? Да, что-то вроде.
     Тут его осенила спасительная мысль - он же  пил!  И  Роджер  вошел  в
подъезд, не рискнув еще раз взглянуть на небо.
     Он лег, но заснуть не мог.
     Пьяным он себя не чувствовал. Его душило  волнение,  и  сон  не  шел.
Может, позвонить в обсерваторию? Но вдруг по его голосу  заметно,  что  он
перебрал лишнего? Ну и пусть! Роджер решительно спрыгнул с кровати и пошел
к телефону.
     Номер обсерватории  не  отвечал.  Он  позвонил  на  станцию  и  после
некоторых    препирательств    выяснил,     что     непрерывные     звонки
астрономов-любителей   вынудили   администрацию    обсерватории    принять
решительные меры: телефоны обсерватории отключены и включаются только  при
междугородных вызовах, когда звонят из других обсерваторий.
     - Спасибо, - сказал Роджер растерянно. - А вы не могли бы вызвать мне
такси?
     Эта просьба была настолько странной, что дежурный по станции выполнил
ее.
     Обсерватория походила на приют для умалишенных.
     Утром большинство газет оповестило своих читателей об астрономической
новости - в коротенькой заметке на последней странице.  Однако  все  факты
были изложены точно.
     А именно: за последние двое суток у кое-каких звезд  -  как  правило,
наиболее ярких - было обнаружено заметное собственное движение.
     "Из этого вовсе не следует,  -  не  преминул  объяснить  нью-йоркский
"Прожектор", - что до сих пор  они  обходились  заимствованным.  На  языке
астрономов  "собственное  движение"  подразумевает  смещение   звезды   на
небосводе по отношению к другим звездам. До сих пор наибольшее собственное
движение наблюдалось у звезды Барнарда в созвездии Змееносца,  которая  за
год смещается на десять с четвертью дуговых  секунд.  Звезда  Барнарда  не
видна невооруженным глазом".
     Наверное, в эти сутки ни один астроном на Земле не сомкнул глаз.
     Обсерватории заперли свои двери, предварительно впустив  в  них  всех
сотрудников  и  служителей,  и  проникнуть  туда  удалось  лишь   немногим
репортерам.  Посмотрев,  что  там  происходит,  они  уходили  -  в  полном
недоумении, но уверенные, что происходит нечто необыкновенное.
     Блинк-микроскопы мигали шторками затворов,  а  астрономы  -  глазами.
Кофе поглощалось в неимоверных  количествах.  Шесть  ведущих  обсерваторий
вызвали наряды полиции. На две  из  них  шли  приступом  банды  осатанелых
любителей астрономии, а  в  четырех  остальных  споры  между  сотрудниками
закончились рукопашной. По  залам  Ликской  обсерватории  словно  пронесся
ураган,  а  Джеймса  Трувелла,   председателя   английского   Королевского
астрономического  общества,  доставили  в  лондонскую  клинику  с   легким
сотрясением мозга после того, как вспыльчивый  подчиненный  разбил  о  его
лысину тяжелую фотопластинку из толстого стекла.
     Но все эти  прискорбные  происшествия  были  скорее  исключениями,  в
большинстве же обсерваторий царил строгий порядок  хорошо  организованного
приюта для умалишенных.
     Все внимание в них сосредотачивалось на динамиках, которые передавали
последние сообщения, непрерывно поступавшие с ночной  стороны  Земли,  где
наблюдение необъяснимого феномена продолжалось.
     Астрономы под ночными небесами Сингапура, Шанхая и Сиднея работали, в
буквальном смысле слова, не отрываясь от телефонных трубок.
     Особенно интересными были известия из Сиднея и Мельбурна,  освещавшие
ситуацию в небе Южного полушария, невидимого в США и Европе даже ночью. Из
этих сообщений следовало, что Южный Крест перестал  быть  крестом,  потому
что его альфа и бета сдвинулись к северу. Альфа и бета Центавра, Канопус и
Ахернар - все показывали значительное  собственное  движение,  смещаясь  к
северу. Южный Треугольник и Магеллановы Облака оставались такими  же,  как
всегда, а сигма Октана, слабая  звезда,  ближайшая  к  Южному  полюсу,  не
сдвинулась с места ни на йоту.
     В целом количество движущихся звезд  в  небе  Южного  полушария  было
заметно меньше, чем в Северном; зато их относительное собственное движение
оказалось значительно более быстрым. И хотя все они  смещались  к  северу,
пути их не имели строгого направления  на  север  и  не  конвергировали  к
какой-то определенной точке.
     Астрономы США и Европы  переварили  эти  факты  и  запили  их  новыми
литрами кофе.
     Вечерние газеты, особенно  в  Америке,  проявили  значительно  больше
интереса к необычайным событиям в  небесах.  Большинство  отвело  для  них
целых пол-колонки на первой странице (хотя и без шапки) с продолжением  на
третьей. Длина продолжения зависела от числа заявлений видных и  не  очень
видных астрономов, которыми удалось заручиться редактору.
     Однако  в  этих  заявлениях  ученые  ограничивались  сухими  фактами,
предпочитая никак их не истолковывать.  По  их  словам,  сами  факты  были
достаточно поразительными и следовало избегать  скоропалительных  выводов.
Подождите, скоро все прояснится. Во всяком случае,  то  движение,  что  мы
наблюдаем сейчас, можно назвать движением с большой скоростью.
     - Но с какой именно? - спросил один из редакторов.
     - С большей, чем это возможно, - был ответ.
     Впрочем, все-таки нельзя  утверждать,  что  ни  одному  газетчику  не
удалось тогда же вытянуть из ученых хоть какие-то выводы. Чарльз  Уонгрен,
предприимчивый издатель чикагского "Лезвия",  спустил  солидную  сумму  на
междугородные телефонные разговоры. Шестьдесят с лишним  попыток  все-таки
дали результаты, и ему удалось  связаться  с  директорами  пяти  известных
обсерваторий. И каждому он задал один и тот же вопрос:  "Все-таки  какова,
по вашему  мнению,  причина,  пусть  самая  невероятная,  движения  звезд,
наблюдающегося в последние двое суток?"
     Он составил сводку ответов:
     "Если бы я знал!" - Дж.Ф.Стэббс, Триппская обсерватория, Лонг-Айленд.
     "Кто-то свихнулся или что-то свихнулось. И лучше, чтобы это был я", -
Генри Коллистер Мак-Адамс, обсерватория Ллойда, Бостон.
     "Того, что происходит,  быть  не  может,  и,  следовательно,  никаких
причин для этого нет", - Леттер Тушауэр Тинни,  Бургойнская  обсерватория,
Альбукерк.
     "Ищу в штат опытного  астролога.  Не  порекомендуете  ли?"  -  Патрик
Уайтекер, Льюкасская обсерватория, штат Вермонт.
     Окинув грустным взглядом эту  сводку,  которая  обошлась  ему  в  187
долларов 35 центов, включая налоги, Чарльз Уонгрен подписал чек на  оплату
телефонных разговоров и выбросил  сводку  в  корзину.  Потом  он  позвонил
постоянному сотруднику своего научного отдела.
     -  Не  можете  ли  вы  написать  нам  серию  статей  по   восемьдесят
машинописных страниц про эту астрономическую сенсацию?
     - Конечно, могу, - отозвался автор. - А про какую сенсацию?
     И тут выяснилось, что последнюю неделю он провел на лоне природы, где
удил рыбу, газет не читал  и  на  небо  не  смотрел.  Впрочем,  статьи  он
написал. И даже  придал  им  некоторую  пикантность,  проиллюстрировав  их
старинными  звездными  картами,  на  которых  созвездия   изображались   в
дезабилье, и добавил фотографию современной девицы в невидимом купальнике,
но зато с подзорной трубой в руке, наведенной предположительно на одну  из
загулявших звезд. Тираж "Лезвия" повысился на 21,7%.
     И вновь в Коулской обсерватории настало  пять  часов  -  ровно  через
двадцать четыре часа пятнадцать минут после начала всей этой  неразберихи.
Роджер  Пфлюггер  -  да-да,  мы  вновь  возвращаемся  к  нему  -  внезапно
проснулся, потому что на его плечо легла отеческая ладонь.
     - Идите домой, Роджер, - ласково сказал Кервин  Армбрестер,  директор
обсерватории.
     Роджер подскочил, как ужаленный.
     - Извините, мистер Армбрестер. Я нечаянно.
     - Чепуха! Конечно, вы не можете сидеть здесь без конца. Да и  мы  все
тоже. Идите, идите домой.
     Роджер Пфлюггер пошел домой.  Но  когда  он  принял  душ,  спать  ему
расхотелось. Да и часы показывали всего  четверть  седьмого.  Он  позвонил
Элси.
     - Мне ужасно жалко, Роджер, но я уже договорилась с подругой. Но  что
творится? Я имею в виду - со звездами.
     - Они движутся, Элси. И никто не знает почему.
     - А я думала, что звезды всегда движутся, - возразила Элси. - Ведь  и
Солнце - тоже звезда? А ты мне объяснял, что Солнце  движется  к  какой-то
там точке в Самсоне.
     - В Геркулесе, - поправил Роджер.
     - Ну да, в  Геркулесе.  Ведь  ты  же  сам  говорил,  что  все  звезды
движутся. Так что же тут такого?
     - Это совсем другое дело, -  сказал  Роджер.  -  Возьми,  к  примеру,
Канопус. Он вдруг начал двигаться со скоростью семь световых лет в день. А
этого не может быть!
     - Отчего не мотает?
     - Ничто не может двигаться быстрее света,  вот  отчего,  -  терпеливо
объяснил Роджер.
     - Но если этот твой Канопус движется быстрее,  значит,  он  может!  -
рассудительно заметила Элси. - Или у тебя  телескоп  испортился,  или  еще
что-нибудь. Да и вообще до него же далеко!
     - Сто шестьдесят световых лет. Так далеко, что сейчас  мы  видим  его
таким, каким он был сто шестьдесят лет назад.
     - Так, может, он вовсе и не движется, - заявила Элси. -  То  есть  он
подвигался и перестал сто пятьдесят лет назад, а  вы  тут  с  ума  сходите
из-за того, чего больше и нет. А ты меня еще любишь?
     - Очень. А ты никак не можешь пере-договориться с подругой?
     - Боюсь, что нет, Роджер. Мне самой очень жалко.
     Роджеру пришлось удовлетвориться этим.  Он  решил  пойти  куда-нибудь
поужинать.
     Было совсем светло, и звезды в густо-синем небе еще не загорались. Но
Роджер  знал,  что  в  эту  ночь  от  многих  созвездий  останутся  только
воспоминания.
     Шагая по тротуару, он перебирал в уме замечания Элси -  ей-богу,  они
были нисколько не глупее тех, что он наслушался у себя в  обсерватории.  И
они натолкнули его на мысль, которая раньше ему в голову не  приходила,  -
поведение звезд оказалось даже еще непонятнее, чем он думал. Ведь все  они
начали двигаться в один и тот же вечер, но здесь было что-то не так. Альфа
и бета Центавра должны были  начать  двигаться  года  четыре  тому  назад,
Ригель же - пятьсот сорок лет назад, когда Христофор Колумб  еще  бегал  в
коротких штанишках, а то и вовсе без них. Вега пустилась в путь в год его,
Роджера, рождения, двадцать шесть лет назад. Другими  словами,  каждая  из
этой сотни звезд должна была прийти в движение в момент, определявшийся ее
расстоянием от Земли. Причем с точностью до одной  световой  секунды,  так
как изучение снятых в  предыдущую  ночь  фотографий  показало,  что  новое
движение всех до единой звезд началось ровно в четыре часа десять минут по
Гринвичу. Ну и клубочек!
     Разве что свет обладает бесконечной скоростью...
     Если же это не так (о душевном состоянии Роджера можно судить по тому
факту, что он начал свои рассуждения с немыслимого "если"), то... то... то
- что? Он по-прежнему ничего не понимал. И испытывал жгучее возмущение: да
что же это такое, в самом деле?!
     Роджер  вошел  в  закусочную  и  сел.   Из   радиоприемника   неслись
оглушительные звуки - самые  последние  достижения  в  области  антиритма,
исполнявшиеся на струнно-духовых инструментах и на вложенных друг в  друга
барабанах. В паузах диктор исступленно восхвалял тот или иной товар.
     Роджер жевал бутерброд, наслаждался антиритмикой и выключал из своего
сознания рекламу - это искусство он, как и все люди  восьмидесятых  годов,
постиг в совершенстве. По  этой  причине  и  последние  известия,  которые
сменили музыкальную программу, продолжали влетать в  одно  ухо  Роджера  и
вылетать из другого, не задерживаясь в его  сознании.  И  прошло  довольно
много времени, прежде чем он понял, что пропускает  мимо  ушей  отнюдь  не
панегирик очередному пищевому концентрату. Собственно говоря, его внимание
привлек знакомый голос, и после двух-трех фраз он уже не  сомневался,  что
слушает Милтона Хейла, прославленного физика, чья  новая  теория  принципа
индетерминантности совсем недавно вызвала такую  бурю  в  научных  кругах.
Профессор Хейл, по-видимому, давал интервью радиокомментатору.
     - ...и, следовательно, небесное  тело  может  обладать  позицией  или
скоростью, но не тем и другим сразу в пределах данной системы пространства
- времени.
     - Доктор Хейл, не могли бы вы объяснить это на более понятном  языке?
- медовым голосом осведомился радиокомментатор.
     - Это и есть  понятный  язык,  сэр!  Если  же  прибегнуть  к  научной
терминологии, то,  исходя  из  гейзенберговского  принципа  сжатия,  эн  в
седьмой степени в скобках, определяющее псевдопозицию дитриховского целого
числа  квантов,  деленное  на  коэффициент  искривления  массы  в  седьмой
степени...
     - Благодарю вас, доктор Хейл, но, боюсь, это не совсем понятно  нашим
слушателям.
     "Зато тебе понятно!" - раздраженно подумал Роджер Пфлюггер.
     - Я не сомневаюсь, доктор Хейл, что  больше  всего  нашим  слушателям
хотелось бы узнать, действительно ли звезды  пришли  в  движение  или  это
только иллюзия.
     - И то, и другое. Это движение реально в системе пространства, но  не
в системе пространства - времени.
     - Не могли бы вы, объяснить это подробнее, профессор?
     - Конечно. Трудность здесь  носит  чисто  гносеологический  характер.
Исходя из чистой причинности, воздействие макроскопического...
     "А за нею во всю прыть тихими шагами волк старался переплыть миску  с
пирогами", - подумал Роджер Пфлюггер.
     - ...на параллелизм градиента энтропии...
     - Ха! - сказал Роджер вслух.
     - Вы что-то сказали, сэр? - спросила официантка. До этого  Роджер  не
обращал на нее  никакого  внимания.  Она  оказалась  миниатюрной  и  очень
симпатичной блондинкой. Роджер улыбнулся ей.
     - Все зависит от того, с точки зрения какой  системы  пространства  -
времени оценивать эту проблему, - задумчиво ответил он.  -  Трудность  тут
гносеологическая.
     Чтобы загладить эту выходку, он дал ей на чай больше,  чем  позволяли
его средства, и вышел из закусочной.
     Именитый физик явно знал о происходящем меньше, чем человек с  улицы.
Человек с улицы  знал  хотя  бы,  что  звезды  либо  движутся,  либо  нет.
Профессор Хейл не знал,  по-видимому,  и  этого.  Спрятавшись  за  дымовую
завесу  звучных  определений,  он  намекнул,  что  звезды  одновременна  и
движутся, и не движутся.
     Роджер задрал голову,  но  в  небе,  озаренном  разноцветными  огнями
реклам, слабо светились лишь две-три звезды. Еще рано, решил он.
     Роджер завернул в бар, но не допил даже первой рюмки, так  как  виски
показалось ему удивительно противным. Он не понимал,  что  продолжительная
бессонница действует на него сильнее всякого алкоголя. Он знал только, что
вовсе не хочет спать, и собирался бродить по городу, пока не  почувствует,
что уже пора ложиться. Тот, кто в эту минуту  оглушил  бы  его  ударом  не
слишком тяжелого мешка с песком, оказал бы ему большую услугу,  но  такого
благодетеля не нашлось.
     Роджер шел и шел, пока не  увидел  ослепительные  огни  синерамы.  Он
купил билет и добрался до своего места  в  тот  момент,  когда  на  экране
замелькали   заключительные   кадры   сладенького   финала    первой    из
полнометражных  картин  программы.  Несколько  рекламных  мультфильмов  он
пропустил, так сказать, мимо глаз, хотя взгляд  его  и  был  устремлен  на
экран.
     - А теперь,  -  прозвучал  голос  диктора,  -  мы  предлагаем  вашему
вниманию вид ночного неба над Лондоном в три часа утра.
     Экран усеяли  сотни  крохотных  пятнышек.  Это  были  звезды.  Роджер
наклонился вперед, чтобы ничего не упустить - наконец-то вместо  всяческой
словесной шелухи он увидят и услышит нечто стоящее.
     - Стрелка, - произнес голос  за  кадром,  когда  на  экране  возникла
стрелка, -  указывает  на  Полярную  звезду,  которая  в  настоящее  время
сместилась на десять градусов в направлении к Большой Медведице.  Сама  же
Большая Медведица утратила  форму  ковша,  однако  сейчас  стрелка  укажет
звезды, из которых он прежде слагался.
     Роджер, затаив дыхание, следил за стрелкой и слушал голос.
     - Алькаид и Дубге, - произнес голос.  -  Неизменные  звезды  утратили
неизменность,  но...  -   на   экране   внезапно   вспыхнуло   изображение
ультрасовременной кухни - пл