, могу, ибо вряд ли кто знает о радиоволнах  больше,  чем
я. Ведь космические пришельцы - это,  в  сущности,  настоящие  радиоволны.
Единственная их особенность заключается в том, что  у  них  нет  источника
излучения. Они представляют собой волновую форму живой природы,  зависимую
от колебаний поля, как наша земная жизнь  зависит  от  движения,  вибрации
вещества.
     - Какой они величины? Одинаковые или все разные?
     - Все они имеют разную величину. Причем  измерять  их  можно  двояко.
Во-первых, от гребня до гребня,  что  дает  так  называемую  длину  волны.
Приемник ловит волны определенной длины какой-то одной  точкой  диапазона.
Что же касается пришельцев, то для них  шкалы  радио-приемника  просто  не
существует. Им одинаково доступна любая длина волны. А это  означает,  что
либо они по самой своей природе могут  появляться  на  любой  волне,  либо
могут менять длину волны произвольно, по собственному желанию.
     Во-вторых, можно  говорить  о  длине  волны,  определяемой  ее  общей
протяженностью. Допустим, что радиостанция ведет  передачу  одну  секунду,
тогда соответствующий сигнал имеет протяженность,  равную  одной  световой
секунде, что составляет приблизительно 187.000 мыль. Если передача  длится
полчаса, то протяженность сигнала равна половине светового часа и  т.д.  и
т.п.
     Что касается пришельцев, то их протяженность разнится от  индивидуума
к индивидууму в пределах от нескольких тысяч  миль  -  в  этом  случае  мы
говорим  о  протяженности  в  несколько  десятых  световой  секунды  -  до
полумиллиона миль, тогда протяженность  волны  равна  нескольким  световым
секундам.  Самый  длинный   зарегистрированный   сигнал   -   отрывок   из
радиопередач - длился восемь секунд.
     - А почему все-таки, профессор, вы считаете,  что  эти  радиоволны  -
живые существа? Почему не просто радиоволны?
     -  Потому  что  просто  радиоволны,  как  вы  говорите,   подчиняются
определенным физическим законам, подобно  всякой  неодушевленной  материи.
Камень не может,  подобно  зайцу,  взбежать  на  гору,  он  катится  вниз.
Вознести его на гору может только приложенная к  нему  сила.  Пришельцы  -
особая форма жизни, потому что они способны проявлять волю, потому что они
могут произвольно менять направление движения, а главным  образом  потому,
что  они   при   любых   обстоятельствах   сохраняют   свою   целостность.
Радиоприемник еще ни разу не передал двух слившихся сигналов. Они  следуют
один  за  другим,  но  не  накладываются  друг  на  друга,  как  бывает  с
радиосигналами, переданными на одной волне. Так что, как видите, мы  имеем
дело не "просто с радиоволнами".
     - Можно утверждать, что эти волны - мыслящие существа?
     Профессор Хелметц снял очки и долго в глубокой задумчивости  протирал
их.
     - Сомневаюсь, - наконец,  сказал  он,  -  что  мы  иногда-нибудь  это
узнаем. Их разум, если он им присущ, явление до такой степени отличное  от
нашего человеческого, что вряд ли мы когда-нибудь сможем вступить с ними в
общение. Мы - существа вещественные, они - полевые. Общего  языка  нам  не
найти.
     - Но если они все-таки разумные существа...
     - Муравьи тоже разумные существа, в  каком-то  смысле.  Называйте  их
разум инстинктом, но ведь инстинкт - это особый вид осознания.  Во  всяком
случае, с помощью инстинкта  они  совершают  действия,  которые  могли  бы
совершать с помощью разума. Однако  мы  ведь  до  сих  пор  не  установили
контакт  с  муравьями.  Общение  с  космическими  пришельцами  еще   менее
вероятно. Да, я не верю, что мы будем когда-нибудь с ними общаться.
     Профессор, как показало будущее, оказался прав. Никто  из  людей  так
никогда и не вступил в общение с пришельцами.
     На следующий день радиокомпании вздохнули спокойно: их акции на бирже
стабилизировались. Но днем позже кто-то задал профессору Хелметцу  вопрос,
оказавшийся роковым для  радиовещания.  Ответ  профессора  был  немедленно
опубликован всеми газетами.
     -  Вы  спрашиваете,  сможем  ли  мы   когда-нибудь   снова   наладить
радиотрансляцию? Думаю, что  нет.  Во  всяком  случае  до  тех  пор,  пока
пришельцы не покинут околоземное пространство.  А  зачем,  собственно,  им
покидать нас? Предположим, что где-нибудь во Вселенной жители какой-нибудь
отдаленной планеты изобретут у себя радио.  Наши  гости  каким-то  образом
почуют новый источник излучения и пустятся в новое дальнее странствие.  Но
стоит нашим радиостанциям заработать, как они  тут  же  вернутся  обратно,
если не все, то во всяком случае, некоторые из них.
     А спустя час  после  опубликования  этого  ответа  все  радиокомпании
почили с миром - стоимость их акций упала до нуля.  Все  произошло  тихо-и
благопристойно: никакой паники на  бирже,  никаких  безумств,  потому  что
никто ничего никому не продавал и никто ничего не покупал. Ни  одна  акция
ни одной радиокомпании не перешла из рук в руки.  Администрация,  рабочие,
актеры, писатели, художники - словом  все,  кто  был  причастен  к  работе
радио- и  телестудий,  бросились  на  поиски  другого  заработка.  И  надо
сказать, что недостатка в  работе  не  было.  Все  другие  виды  массового
развлечения - цирк, эстрада, театр - вдруг вступили в полосу  бума,  народ
валом валил на любые представления.


     - Двух нет, - сказал вдруг Джордж Бейли.
     Бармен удивленно поднял  глаза  и  спросил,  что  Джордж  хочет  этим
сказать.
     - Я и сам не знаю, Хэнк. У меня предчувствие.
     - Какое?
     - Тоже не знаю. Смешай-ка мне еще порцию, и пойду я домой.
     Электромиксер не работал, и бармен стал встряхивать питье рукой.
     - Отличное  упражнение,  Хэнк.  Как  раз  для  тебя.  Жирок-то  мигом
порастрясешь, - пошутил Джордж.
     Хэнк улыбнулся, опрокинул над бокалом миксер с коктейлем, кубик  льда
весело звякнул о стекло.
     Джордж Бейли, не торопясь, выпил коктейль и вышел на  улицу.  Снаружи
бушевала первая апрельская гроза. Джордж стоял под навесом, вдыхая влажную
весеннюю свежесть, и дожидался такси. Рядом стоял незнакомый старик.
     - Дивная погодка, - заметил Джордж.
     - Хе-хе-хе. Вы тоже обратили внимание?
     - На что обратил?
     - А вы понаблюдайте, мистер. Понаблюдайте!
     Старик уехал.  Зеленого  огонька  все  не  было.  Джордж  смотрел  на
льющиеся с неба потоки, на плотные свинцовые тучи, слушал раскаты грома  и
вдруг понял.  Понял,  о  чем  говорил  старик.  Челюсть  у  него  отвисла.
Захлопнув рот, он двинулся обратно в бар. Вошел в телефонную будку и  стал
звонить Питу Малвени.
     Первые три раза он попадал не туда. На четвертый голос  Пита  сказал:
"Слушаю".
     - Привет, старина. Говорит  Джордж  Бейли.  Ты  обратил  внимание  на
грозу?
     - Конечно! Чертовщина какая-то. Молний-то  нет.  А  должны  быть  при
такой грозе.
     - Что ты об этом думаешь? Неужели волновики?
     - Разумеется, они. И это только начало. Если...
     В трубке что-то щелкнуло, и голос Пита пропал.
     - Алло, алло, Пит! Ты слушаешь?
     Из трубки доносилась игра на скрипке. Пит, как известно,  на  скрипке
не играл.
     - Пит! Что, черт возьми, происходит?
     - Жми ко мне, - снова послышался голос Пита. - Телефон при  последнем
издыхании. И захвати с собой... - В трубке снова что-то зажужжало и чей-то
голос сказал: "Посетите Карнеги-холл. Самые лучшие мелодии..."
     Джордж бросил трубку.
     Под проливным дождем он пешком  двинулся  к  Питу.  По  дороге  купил
бутылку виски. Пит сказал: "Захвати"... Может, он имел в виду виски?
     Да, именно это имел в виду Пит.
     Приятели приготовили коктейль и подняли бокалы. Свет вдруг замигал  и
погас. Зажегся снова, но волосок в лампочке едва накалился.
     - Нет молний, - посетовал Джордж. - Нет  молний,  и  скоро  не  будет
света. Барахлит телефон. Интересно, что они делают с молниями?
     - Думаю, что едят. По-моему, они должны питаться электричеством.
     - Нет молний, - повторил Джордж. - Проклятье.  Я  могу  обойтись  без
телефона. Свечи и керосиновые лампы, на мой взгляд, - отличное  освещение.
Но мне жалко молний. Я люблю, когда сверкают молнии. Проклятие!
     Свет потух совсем.
     Пит Малвени потягивал коктейль в темноте.
     - Электрический   свет,    холодильники,    электрические    тостеры,
пылесосы...
     - Автоматические проигрыватели в кафе,  -  продолжил  Джордж.  -  Вот
счастье-то - не будет этих подлых проигрывателей. А как же кино?
     - Тоже не будет. Даже немого. От керосиновой лампы не сможет работать
никакой кинопроектор. Слушай, Джордж,  а  ведь  и  автомобилей  не  будет.
Бензиновый двигатель без электричества - груда металлолома:
     - Почему это? Двигатель заводится не только стартером, но и рукой.
     - А искра, Джордж? Ты что, не знаешь, откуда берется искра?
     - Я и забыл про искру. Значит, и самолеты приказали долго жить? А как
реактивные?
     - Некоторые типы реактивных двигателей как будто могут  обойтись  без
электричества, да толк-то какой? На реактивном самолете, кроме  двигателя,
до черта всяких приборов, и все  они  работают  от  электричества.  Голыми
руками самолет от земли не оторвешь и на собственную задницу не посадишь.
     - Радара не будет. Да и на кой черт он теперь? Войн ведь не будет  по
крайней мере в ближайшие сто лет.
     - Если не двести.
     - Послушай-ка, Пит, - Джордж вдруг выпрямился в кресле. - А что будет
с атомным распадом? С атомной энергией? С ней ничего не случится?
     - Сомневаюсь. Внутриатомные явления все имеют электрическую  природу.
Держу пари, они питаются не только  электронами,  думаю,  не  гнушаются  и
свободными нейтронами. (И Пит выиграл бы это пари: атомная бомба,  которую
испытывали в тот день в Неваде, зашипела, как подмоченная шутиха, и тут же
погасла, а ядерные реакторы на  атомных  электростанциях  один  за  другим
выбывали из строя. Правительство, правда, предпочло об этом  в  печати  не
сообщать.)
     Джордж медленно покачал головой, лицо его  выражало  крайнюю  степень
изумления.
     - Автомобили, троллейбусы, океанские лайнеры,  но  ведь  это  значит,
Пит, что мы возвращаемся к допотопной лошадиной силе. Рысаки,  тяжеловозы!
Если ты думаешь, Пит, вкладывать во что-то деньги, покупай  лошадей.  Дело
верное. Особенно кобыл. Племенная кобыла  будет  стоить  столько,  сколько
кусок платины, равный ее живому весу.
     - Пожалуй, к тому идет. Хотя мы забили про пар. У нас  еще  останутся
паровые машины, стационарные и локомотивы.
     - А ведь верно. Снова впряжем стального коня. Для поездок на  дальние
расстояния. Но для ближних поездок - верный добрый конь. Ты ездишь верхом?
     - Когда-то ездил. Теперь уж годы  не  те.  Я  предпочитаю  велосипед.
Советую тебе завтра купить первым делом велосипед, пока еще страсти вокруг
них не разгорелись. Я так непременно куплю.
     - Это идея, Пит. Я когда-то очень недурно ездил  на  велосипеде.  Как
теперь славно будет прокатиться на велосипеде: едешь  и  не  боишься,  что
вот-вот тебя собьют, сомнут, раздавят. И знаешь еще что...
     - Что?
     - Куплю-ка я себе корнет-а-пистон. Мальчишкой я очень прилично  играл
на корнете.  Думаю,  что  и  сейчас  еще  смог  бы.  И  еще,  может,  уеду
куда-нибудь в глухое местечко, напишу наконец свой ро... Послушай,  а  как
насчет типографии?
     - Не бойся, книги умели печатать задолго до  электричества.  Конечно,
все печатные станки придется переделать, перевести с электричества на пар,
на что потребуется время. Но книги, Джордж, будут выходить, слава богу.
     Джордж  Бейли  усмехнулся  и  встал  из-за  стола.  Подошел  к  окну,
посмотрел в черноту ночи. Гроза прошла, небо было ясное.
     Напротив, посередине улицы,  застыл,  как  мертвый,  пустой  трамвай.
Из-за угла выехал автомобиль, остановился, двинулся было с места,  немного
проехал, снова остановился. Свет его фар быстро слабел и наконец погас.
     Джордж взглянул на небо, поднес бокал к губам, сделал глоток.
     - Нет молний, - печально проговорил он. - Я начинаю жалеть о молниях.
     Жизнь, вопреки ожиданию, входила в колею довольно гладко.
     Правительство  на  чрезвычайной  сессии  приняло  мудрое  решение   о
создании  единого  органа  с   неограниченными   полномочиями   -   Совета
экономической реорганизации с тремя подведомственными ему  комиссиями.  На
Совет была возложена задача координировать действия этих трех  комиссий  и
быстро, без проволочек, урегулировать  между  ними  споры  и  разногласия.
Причем решения его были окончательные и обязательные для всех.
     Первая комиссия ведала транспортом. Она  немедленно  взяла  под  свое
начало все железные дороги страны. Было  отдано  распоряжение  отвести  на
запасные пути все дизельные локомотивы, в самый короткий срок  привести  в
порядок и пустить в действие все имеющиеся в  наличии  паровозы,  наладить
работу путей сообщения без телеграфа и  электрической  сигнализации.  Пока
все  это  приводилось  в  исполнение,  комиссия  занималась   очередностью
перевозок. Было решено в первую очередь перевозить пищевые продукты, затем
топливо: уголь и нефть. И затем  уже  промышленную  продукцию  по  степени
важности ее для экономики страны. Вагоны  за  вагонами,  груженные  новыми
радиоприемниками,  электроплитами,  холодильниками  и  другими  столь   же
ненужными теперь товарами, бесцеремонно  опрокидывались  под  откос  вдоль
железнодорожных линий, откуда их увозили потом на переплавку.
     Все    лошади    были    объявлены    собственностью     государства,
зарегистрированы и распределены в  зависимости  от  физического  состояния
либо на различные  виды  работ,  либо  для  воспроизводства  на  племенные
заводы.  Ломовые  лошади  использовались  для  перевозок  только  в  самых
экстренных случаях.  Особое  внимание  было  уделено  разведению  лошадей.
Комиссия подсчитала,  что  конный  парк  за  два  года  удвоится,  за  три
возрастет вчетверо, а через шесть-семь  лет  лошадь  уже  будет  в  каждом
гараже вместо автомобиля.
     Поскольку фермеры временно остались без  конного  тягла,  а  тракторы
ненужным хламом ржавели  в  полях,  приходилось  обучать  их  использовать
крупный рогатый скот для  вспашки  и  других  сельскохозяйственных  работ,
вплоть до перевозок на небольшие расстояния легких грузов.
     Вторая  комиссия  называлась  Бюро  перемещения   рабочей   силы,   и
занималась она  в  точности  тем,  что  следовало  из  ее  названия.  Бюро
выплачивало  пособия  и  компенсации  миллионам  людей,  которые  временно
остались без работы, подыскивало им новое дело и помогало устраиваться  на
новом месте.
     Третья комиссия, ведавшая  всеми  энергетическими  ресурсами  страны,
занималась  решением  самых  трудных  задач.   Ей   предстояло   выполнить
грандиозную задачу: перевести все предприятия страны  с  электричества  на
пар и наладить выпуск приборов, машин, двигателей и аппаратуры, работающих
без электричества.
     Было разыскано несколько стационарных паровых двигателей,  которые  в
те первые дни работали безостановочно все двадцать четыре  часа  в  сутки.
Они приводили в действие токарные, штамповочные, строгальные  и  фрезерные
станки,  которые,  в  свою  очередь,  производили  детали  новых   паровых
двигателей всех размеров и любой мощности. Число паровых двигателей  росло
в геометрической прогрессии, как и число лошадей на племенных конезаводах.
Принцип был тот же. Первые паровые двигатели  так  и  назывались  в  шутку
"племенными жеребцами". В металле недостатка не было. Склады  фабрик  были
забиты продукцией, которую нельзя было перевести на другую тягу и  которая
вследствие этого ожидала своей очереди в переплавку.
     И только когда паровых двигателей стало достаточно, чтобы  обеспечить
энергетическую базу тяжелой  промышленности,  их  стали  использовать  для
производства  товаров  широкого  потребления:  керосиновых  ламп,  одежды,
керосинок и  примусов,  печей,  которые  топятся  углем,  ванн,  кроватей,
велосипедов.
     Некоторые крупные фабрики и заводы нельзя  было  перевести  на  новую
тягу. Они закрывались и прекращали свое  существование.  Вместе  с  тем  в
период реконструкции в различных местах возникали тысячи мелких  кустарных
предприятий. Мастерские, где работали один или два человека, производили и
починяли  мебель,  обувь,  свечи  и  другие  самые  разнообразные  товары,
производство которых не требовало сложного дорогостоящего оборудования. На
первых  порах  они  давали  ничтожную  прибыль.   Но   мало-помалу   самые
преуспевающие  стали  вставать  на  ноги:   покупали   небольшой   паровой
двигатель, станки, приводимые  в  действие  этим  двигателем,  и  по  мере
оживления деловой активности, восстановления занятости населения  и  роста
покупательной способности разрастались и крепли, начиная  конкурировать  с
уже более крупными существующими предприятиями по количеству производимого
товара и обгонять их по качеству.
     Конечно, в этот первоначальный период реконструкции не  обошлось  без
жертв: крушений надежд, внезапного обнищания, личных драм, но все это ни в
какое сравнение не шло с  тем  морем  бедствий,  которые  породил  великий
кризис начала тридцатых годов. И оздоровление  экономики  шло  куда  более
быстрыми темпами.
     Причина  была  очевидна:  борясь  с  кризисом  и  его  последствиями,
правительства действовали вслепую. Они не знали истинных  причин  кризиса,
вернее, им были ведомы тысячи причин, противоречивых и  недостоверных,  но
как избавиться  от  кризиса,  они  не  имели  ни  малейшего  понятия.  Они
полагали, что кризис - явление временное  и  случайное  и  что  он  должен
изжить сам себя - в этом было их главное заблуждение. Честно  говоря,  они
не понимали тогда ничего. Вокруг  них  рушились  состояния,  тысячи  людей
оставались без крова, работы  и  куска  хлеба,  а  они  экспериментировали
наугад, позволяя кризису расти с неумолимостью снежного кома.
     Положение, в котором очутилась страна  в  1957  году  (и  все  другие
страны,  разумеется),  было  ясным  и  понятным:  из  жизни  было   изъято
электричество.  Отсюда  сам  собой  вытекал  неопровержимый  вывод:   надо
вернуться к пару и лошадиной силе.
     Ясно и понятно. Никаких там "если бы", "но", "на  всякий  случай".  И
весь народ, кроме,  как  водится,  горсточки  маньяков,  принялся  активно
перестраивать жизнь.
     Так подошел 1961 год.
     Был сырой промозглый апрельский день, накрапывал дождь. Джордж  Бейли
ожидал  прихода  трехчасового  поезда   на   маленькой   станции   городка
Блейкстаун, что в штате Коннектикут. Он  прохаживался  под  навесом  вдоль
платформы, гадая, кто может пожаловать к ним в такую глушь с этим поездом.
     Поезд подошел в три Шестнадцать. Пыхтя и отдуваясь, паровоз тащил  за
собой три пассажирских вагона и  один  багажный.  Дверь  багажного  вагона
открылась, просунулась рука с  мешком  почты,  и  дверь  снова  закрылась.
Багажа никакого - значит, никто не приехал...
     Высокая темная фигура появилась вдруг на площадке последнего  вагона.
Человек спрыгнул на перрон, и у Джорджа Бейли вырвался из груди  радостный
вопль.
     - Пит! Дружище! Каким ветром тебя занесло к нам?
     - Бейли! Вот уж неожиданность! Что ты здесь делаешь?
     - Я? - Джордж тряс руку Пита. - Я здесь живу. Вот уже два года. Купил
в 59-м газетку "Блейкстаун уикли". Купил,  можно  сказать,  даром.  И  вот
теперь в одном лице совмещаю  владельца  газеты,  редактора,  репортера  и
сторожа. Держу одного печатника.  Отдел  городской  хроники  ведет  Мейзи.
Она...
     - Мейзи? Мейзи Хеттерман?
     - Мейзи Бейли, лучше скажи. Мы поженились, как только я купил газету,
и переехали сюда. А ты как здесь оказался?
     - Я сюда по делам. До завтра. Должен встретиться с неким Уилкоксом.
     - С Уилкоксом? Это наш местный чудак. Не пойми  меня  неправильно.  В
общем-то он славный парень. Увидишь его завтра.  А  сейчас  давай  к  нам.
Пообедаем, переночуешь у нас. Мейзи очень тебе  обрадуе