фир заполнили сообщения о новых небесных чудесах. Однако в них  было
очень мало не только науки, но и просто здравого  смысла,  ибо  почти  все
астрономы в этот день крепко спали. Двое суток они не смыкали глаз, но  на
третьи, измученные душой и телом, махнули рукой на звезды, считая, что  им
(астрономам, а не звездам) следует немного  соснуть,  а  небесные  светила
могут сами о себе позаботиться.
     Баснословные гонорары, предложенные телевизионными и радиокомпаниями,
соблазнили двух-трех из них, и они попробовали выступить  с  лекциями,  но
чем меньше будет сказано об этих плачевных попытках, тем лучше.  Профессор
Карвер Блейк, объясняя многочисленным телезрителям разницу между апогеем и
перигеем, впал в каталептическое состояние.
     Большой спрос был и на физиков.  Однако  попытки  связаться  с  самым
именитым из них оказались тщетными. Краткая записка: "Взял деньги. Объясню
потом", - единственный ключ к  исчезновению  профессора  Милтона  Хейла  -
ничего не дала. Его сестра Агата опасалась худшего.
     Впервые  за  всю   историю   человечества   астрономические   новости
печатались в газетах под аршинными заголовками.
     Снегопад,  начавшийся   утром   на   Атлантическом   побережье,   все
усиливался. Перед въездом в Уотербери (штат Коннектикут) шофер  профессора
Хейла почувствовал, что всему есть предел. Что он, железный, что ли, чтобы
без передышки гонять то в Бостон, то в Вашингтон?  Разве  можно  требовать
такого от человека хоть бы и за сто долларов?
     И уж, во всяком случае, не в такой  буран.  Видимости  никакой,  даже
когда удается разлепить веки.. А пассажир храпит себе на  заднем  сиденье.
Почему бы не съехать  на  обочину  и  не  подремать  часок?  Всего  часок!
Пассажир ведь и не заметит ничего. И вообще, псих какой-то - кажется,  мог
бы сесть на поезд или на самолет.
     Бесспорно,  профессор  Хейл  мог  бы  воспользоваться  этими   видами
транспорта, если бы вспомнил  про  них.  Но  он  мало  куда  ездил,  да  и
"Тартановый плед" сыграл свою роль.  Профессор  Хейл  привык  пользоваться
такси - ни тебе билетов, ни пересадок. В деньгах он не был стеснен, голова
его, окутанная "Тартановым пледом", не сработала, и он не подумал  о  том,
что при длительной поездке на такси имеет дело с человеческим фактором.
     Но когда он, совсем оледенев, проснулся  в  неподвижной  машине,  ему
пришлось-таки об этом подумать. Шофер спал  богатырским  сном  и,  сколько
ученый его ни тряс, продолжал храпеть. В довершение всего часы  профессора
Хейла остановились, и он не имел ни малейшего представления ни о  времени,
ни о том, где он может находиться.
     К несчастью, он так и не научился водить автомобиль, а потому, сделав
энергичный глоток, чтобы немного согреться, вылез из такси, но тут рядом с
ним остановился другой автомобиль.
     Это  была  полицейская  машина,  а  за  рулем   сидел   замечательный
полицейский - один полицейский на миллион.
     Хейл замахал руками.
     - Я профессор Хейл, -  завопил  он,  перекрикивая  вой  ветра.  -  Мы
заблудились. Где я нахожусь?
     - Влезайте скорей ко мне, пока совсем  не  замерзли,  -  распорядился
полицейский. - Уж не вы ли профессор Милтон Хейл?
     - Да.
     - Я читал все ваши книги, профессор, - сказал полицейский.  -  Обожаю
физику и всегда мечтал познакомиться с вами. Мне хотелось бы  узнать  ваше
мнение о пересмотренной величине кванта.
     - Речь идет о жизни и смерти! - сказал профессор Хейл. - Не могли  бы
вы меня доставить на ближайший аэродром?
     - Само собой, профессор.
     - Но послушайте... а как же шофер такси?  Ведь,  если  мы  не  примем
каких-нибудь мер, он замерзнет.
     - Я перетащу его в кузов моей машины,  а  такси  отгоню  подальше  на
обочину. Остальным можно будет заняться позже.
     - Поторопитесь, если нетрудно.
     Услужливый  полицейский  поторопился.  Потом  сел  за  руль,  и   они
тронулись.
     - Так, значит, о величине кванта, профессор, -  начал  он  и  осекся;
профессор Хейл спал непробудным сном.
     Полицейский подъехал к аэровокзалу в Уотербери.  Остановившись  перед
кассами, он осторожно разбудил профессора.
     - Аэропорт, сэр.
     Он еще не успел договорить, а профессор уже  выскочил  из  машины  и,
спотыкаясь, вбежал в помещение кассы. Он крикнул через плечо "спасибо!"  и
чуть было не растянулся на пороге.
     Рев разогреваемых двигателей суперстратолайнера  подстегнул  его,  на
ногах словно выросли крылья, и он в мгновение ока очутился  перед  окошком
кассы.
     - Какой это самолет?
     - Прямой  вашингтонский  рейс.  Отлет  через  минуту.  Боюсь,  вы  не
успеете.
     Профессор Хейл сунул в окошко стодолларовую бумажку.
     - Билет! - прохрипел он. - Сдачу оставьте себе.
     Схватив билет, профессор взлетел по лестнице к двери стратолайнера  в
тот момент, когда она уже закрывалась. Он упал на  сиденье,  еле  переводя
дух. Когда стюардесса подошла взять его билет, он спал мертвым сном, и  ей
пришлось самой застегнуть ему ремни.
     Вскоре она его разбудила: почти все пассажиры сошли.
     Профессор Хейл стремглав скатился по лестнице и кинулся через поле  к
зданию аэровокзала. Он бросил взгляд на огромные  часы.  Было  еще  только
девять, и,  несколько  успокоившись,  профессор  Хейл  юркнул  в  дверь  с
надписью "Такси".
     - В Белый дом, - сказал он шоферу. - Долго туда ехать?
     - Десять минут.
     Профессор Хейл удовлетворенно вздохнул и  откинулся  на  сиденье.  На
этот раз он не заснул. Спать ему совершенно  не  хотелось.  Но  он  закрыл
глаза, чтобы обдумать, как лучше всего объяснить президенту положение.
     - Приехали, сэр.
     Профессор Хейл расплатился, торопливо вылез из  такси  и  взбежал  по
ступенькам.  Здание  оказалось  не  совсем  таким,  каким  он   себе   его
представлял, но терять время на  праздные  размышления  было  некогда.  Он
увидел конторку и бросился к ней.
     - Мне нужно немедленно увидеться с президентом. Дело  государственной
важности!
     Человек за конторкой нахмурился.
     - С каким именно-президентом?
     Глаза профессора Хейла полезли на лоб.
     - С президентом Сое... Послушайте, что это за  здание?  И  какой  это
город?
     Человек за конторкой нахмурился еще больше.
     - Это отель "Белый дом", -  ответил  он.  -  В  городе  Сиэтле,  штат
Вашингтон.
     Хейл упал без чувств. Он пришел в себя через  три  часа  в  больнице.
Была полночь - по тихоокеанскому времени. Следовательно, на  атлантическом
побережье страны шел четвертый час утра. Другими словами, когда он выходил
из самолета в Сиэтле, штат Вашингтон, в городе Вашингтоне, столице страны,
и в Бостоне была как раз полночь.
     Профессор Хейл бросился к окну и  погрозил  небесам  сжатым  кулаком.
Бесполезный жест!
     Однако на атлантическом  побережье  метель  к  вечеру  улеглась  и  в
воздухе висел только легкий туман. Телефоны метеорологических бюро звонили
не переставая: всех, кто жаждал взглянуть на звездное небо,  интересовало,
рассеется ли туман.
     - Поднимается океанский бриз, - отвечали  им.  -  Он  уже  достаточно
силен и разгонит туман за час или два.
     К  четверти  двенадцатого  небо  над  Бостоном  совсем   прояснилось.
Несмотря на пронзительный  холод,  улицы  были  запружены  толпами  людей,
которые, задрав головы, следили за звездной каруселью. И все  отказывались
верить глазам. Не может быть!
     По городу прокатывался нарастающий  ропот.  Без  четверти  двенадцать
сомневаться было уже нельзя, и ропот внезапно стих - для того лишь,  чтобы
в последние минуты перед полуночью перейти  в  оглушительный  рев.  Разные
люди воспринимали случившееся по-разному: кто негодовал,  а  кто  смеялся,
кто леденел от  ужаса,  а  кто  презрительно  кривил  губы.  Кое-кто  дате
приходил в восторг.
     Вскоре повсюду в городе люди начали двигаться  к  Фремонт-стрит.  Они
шли пешком, ехали в автомобилях и на городском транспорте, и  маршруты  их
сходились в одной точке.
     Без пяти минут двенадцать Резерфорд Снивели все еще сидел  у  себя  в
кабинете за спущенными шторами. Он так и не поддался искушению  подойти  к
окну и выглянуть. Нет, он посмотрит, когда дело будет завершено!
     По-видимому, все шло отлично. Об этом свидетельствовал гул голосов  -
несомненно гневный, - нараставший вокруг его дома. Он  слышал,  что  толпа
выкрикивает его фамилию.
     Тем не менее он дождался последнего удара часов и только тогда  вышел
на балкон. Как ни хотелось ему посмотреть вверх, на небо, он принудил себя
сначала взглянуть вниз, на улицу. Там колыхалась толпа, разъяренная толпа.
Но он презирал толпы.
     Сквозь толпу пробирались автомобили. Из одного вылез  мэр  Бостона  в
сопровождении начальника городской  полиции.  Ну  и  что?  Он  не  нарушил
никакого закона.
     И вот настал вожделенный миг. Минута его  торжества.  Снивели  возвел
глаза к безмолвному небу и увидел...  четыреста  шестьдесят  восемь  самых
ярких звезд, безмолвно кричавших:

                           МОЙТЕСЬ МЫЛОМ СНИВЛИ

     Упоение длилось ровно четыре  секунды.  Затем  его  лицо  полиловело,
глаза выпучились.
     - Господи! - прохрипел мистер Снивели. - Фамилия переврана!
     Его лицо стало уже совсем фиолетовым.  Как  подрубленное  дерево,  он
рухнул на перила балкона и полетел вниз.
     Машина скорой  помощи  тотчас  доставила  бездыханного  миллионера  в
ближайшую   больницу,   где   врач   констатировал    смерть,    вызванную
кровоизлиянием в мозг.
     Но его фамилия, пусть  и  перевранная,  продолжала  сиять  в  вышине.
Звезды перестали двигаться, они вновь застыли в неизменном положении - для
того, чтобы провозглашать:

                           "МОЙТЕСЬ МЫЛОМ СНИВЛИ!"

     Среди бесчисленных объяснений, предлагавшихся всеми, кто  претендовал
хоть на какие-то знания в области астрономии или физики  (а  также  черной
магии), наиболее ясным и  логичным  -  и  близким  к  истине  -  оказалось
объяснение,   выдвинутое   Уэнделлом   Мейеном,   почетным   председателем
нью-йоркского астрономического общества.
     - Совершенно очевидно, - заявил профессор Мейен, - что это оптическая
иллюзия,  созданная  рефракцией.  Разумеется,  никакие  силы,  подвластные
человеку, не могут воздействовать на звезду. Следовательно, на самом  деле
все звезды занимают на небосводе прежние позиции. Я убежден,  что  Снивели
нашел способ преломлять свет звезд где-то в верхних слоях  атмосферы  так;
чтобы создавалось впечатление, будто звезды  смещаются.  Где-то  и  сейчас
работают его передатчики, посылая  какие-то  волны  определенной  частоты.
Хотя мы пока не знаем, как именно это достигается, все  же  в  самой  идее
поля, способного, подобно призме или силе  тяготения,  отклонять  световые
волны от их пути, нет ничего невозможного.
     Он говорил еще много, но достаточно привести только самый  конец  его
речи:
     - Эффект этот не может  быть  вечным,  как  не  вечен  создающий  его
передатчик. Рано или поздно машина Снивели будет найдена и выключена,  или
же она сломается, или какие-нибудь ее части износятся...
     Точность выводов профессора Мейена подтвердилась,  когда  спустя  два
месяца и восемь дней после  этих  событий  бостонская  электрокомпания  за
неуплату  по  счетам  прекратила  подачу  тока  в   дом   номер   901   по
Уэст-Роджер-стрит, расположенный в десяти кварталах от  особняка  Снивели.
Едва ток был отключен, как с ночной стороны Земли поступили  взволнованные
сообщения, что все звезды в  мгновение  ока  очутились  на  своих  прежних
местах.
     Расследование установило, что Элмер Смит, купивший этот  дом  полгода
назад, как две капли воды походил на Резерфорда Снивели, и можно  было  не
сомневаться, что Элмер и Снивели - одно и то же лицо.
     На чердаке там обнаружили сложный лабиринт из четырехсот  шестидесяти
восьми антенн разной длины, направленных в разные стороны.  Передатчик,  к
которому  они  были  присоединены,  размерами   не   превосходил   обычный
радиопередатчик. Удивительно, но факт! И, согласно данным электрокомпании,
тока он потреблял немногим больше.  Однако  при  попытке  вскрыть  его  он
рассыпался в пыль.
     Как ни странно, серьезных последствий случившееся почти не имело.
     Люди стали относиться к звездам с большей нежностью, но  доверяли  им
меньше.
     Роджер Пфлюггер вышел из тюрьмы и женился на Элси. Сиэтл произвел  на
профессора Милтона Хейла самое приятное впечатление, и  он  поселился  там
навсегда. На расстоянии в две тысячи  миль  он  впервые  в  жизни  рискнул
показать нос своей старшей сестре Агате. Жизнь его стала гораздо приятнее,
но есть основания опасаться, что его новые книги будут  теперь  появляться
гораздо реже.
     Остается упомянуть об одном прискорбном  факте,  который  наводит  на
грустные размышления. Факт этот столь же унизителен  для  нашей  гордости,
сколь и многозначителен.
     За  те  два  месяца  и  восемь  дней,  пока  передатчик  Снивели  еще
действовал, спрос на мыло Снивели возрос на 915%!





                              Фредерик БРАУН

                                  АРЕНА




     Карсон открыл глаза и увидел над собой тускло мерцающую голубизну.
     Было жарко. Он лежал на песке. Ему  в  спину  впивался  торчавший  из
песка острый камень. Карсон повернулся на бок, потом сел, упираясь  руками
в песок.
     "Я сошел с ума, - подумал он. - Или умер. Или еще что-нибудь..."
     Песок был голубым. Ярко-голубым. А голубого песка нет ни на Земле, ни
на одной из планет.
     Голубой песок.
     Голубой песок под голубым куполом - ни небом, ни потолком, а какой-то
замкнутой поверхностью. Карсон почему-то знал, что она замкнута и конечна,
хотя и не мог этого видеть.
     Он набрал  горсть  песка,  который  заструился  между  его  пальцами.
Струйки защекотали его голую ногу.
     Голую? Он был абсолютно обнажен, и его тело  уже  покрылось  обильным
потом от расслабляющего жара и тоже стало голубым там, где к  нему  прилип
песок.
     Но в остальных местах оно было белым. "Значит, этот  песок  на  самом
деле голубой, - подумал он. - Если бы он только казался голубым в  голубом
свете, то и я был бы голубой. Но я белый - значит, песок голубой.  Голубой
песок. Голубого песка не бывает. И такого места не бывает, как это".
     Пот стекал ему в глаза. Было жарко, как в аду. Только ад должен  быть
докрасна раскаленным, а не голубым.
     Но если это не ад, то что это? Из всех планет  такой  горячий  только
Меркурий, но это не Меркурий. И потом, Меркурий остался примерно в четырех
миллиардах миль позади от...
     И тут он вспомнил, где он был только  что.  В  маленьком  одноместном
космолете, несшем патрульную службу за орбитой Плутона, в миллионе миль от
фланга земной армады, построившейся  в  боевой  порядок,  чтобы  встретить
Пришельцев.
     Он вспомнил тот внезапный, резкий, тревожный звонок,  когда  следящие
системы зарегистрировали приближение врага...


     Никто не знал, кто  такие  Пришельцы,  как  они  выглядят,  из  какой
далекой галактики они пришли, - знали только, что она где-то в направлении
Плеяд.
     Первые разрозненные налеты на дальние колонии и опорные пункты Земли.
Отдельные стычки между земными патрулями и небольшими группами космических
кораблей Пришельцев; стычки, в которых земляне  иногда  побеждали,  иногда
терпели поражение, но до сих пор ни  разу  не  смогли  захватить  космолет
противника. Не осталось в живых и ни одного жителя подвергавшихся  налетам
колоний - рассказать хоть что-нибудь о Пришельцах было некому.
     Сначала  угроза  казалась  не   очень   серьезной   -   налеты   были
немногочисленными и приносили не так уж много  ущерба.  Их  космолеты  как
будто слегка уступали земным в вооружении, хотя чуть-чуть превосходили  их
в скорости и маневренности. Как раз настолько, что Пришельцы, если  только
они не были окружены, могли выбирать - вступить им в бой или скрыться.
     И все-таки Земля готовилась к  решительному  сражению.  Был  построен
небывало  могучий  космический  флот.  Ждать  пришлось  долго.  Но  теперь
генеральное сражение приближалось.
     Разведчики обнаружили огромный флот Пришельцев в двадцати  миллиардах
миль от Земли. Эти разведчики так и не вернулись,  но  их  сообщения  были
получены. И вот земная армада, все десять тысяч космолетов  и  полмиллиона
космонавтов,  расположилась  в  ожидании  за  орбитой   Плутона,   готовая
сражаться насмерть.
     Битва предстояла на равных - об этом можно было  судить  по  рапортам
передовых  патрулей;  которые  пожертвовали  жизнью,  но  перед  тем,  как
погибнуть, передали данные о численности и силе флота противника.
     При равенстве сил судьбу Солнечной системы могла решить  ничтожнейшая
случайность. И решение было бы окончательным - в случае поражения Земля  и
все ее колонии оказались бы в полной власти Пришельцев...
     О да, теперь Боб Карсон все вспомнил.
     Правда, это не имело отношения к голубому песку и мерцающей голубизне
над головой. Но он помнил, как прозвучал этот резкий звонок  тревоги,  как
он бросился к панели управления, как в лихорадочной спешке пристегнулся  к
креслу, как перед ним на экране росла светлая точка.
     Как у него пересохло горло. Как он с ужасом  понял  -  началось!  Для
него, по крайней мере: основные силы сражающихся  были  еще  вне  пределов
досягаемости друг для друга.
     Меньше чем через  три  секунды  он  или  останется  победителем,  или
превратится в горстку пепла. Три секунды - столько длится бой  в  космосе.
За это время можно не спеша сосчитать  до  трех,  а  после  этого  ты  или
победишь,  или  будешь  мертв.  Одного  попадания  вполне  достаточно  для
маленького,  одноместного,  легко  вооруженного  и  слабо   бронированного
патрульного космолета.
     Машинально шепча пересохшими губами  "Раз!",  он  лихорадочно  крутил
ручки на пульте, чтобы растущая точка оставалась в  перекрестье  линий  на
экране.  Правая  нога  его  замерла  над  педалью   спуска.   Единственный
смертоносный залп - или он попадет, или нет. Для второго выстрела  времени
уже не останется.
     "Два". Он снова не слышал, как у него это вырвалось. Точка на  экране
перестала быть точкой. Расположенный в нескольких тысячах  миль  вражеский
космолет был виден так, как будто до него несколько сотен метров. Это  был
легкий, быстрый патрульный космолет почти такого же размера, как и у Боба.
     Вражеский патрульный космолет.
     "Тр..." Его нога коснулась педали...
     И  вдруг  Пришелец  скользнул  по  экрану  в  сторону  и   вышел   из
перекрестья. Карсон схватился за ручки, чтобы пуститься в погоню. Какую-то
долю секунды противника не было видно, потом корабль Карсона  развернулся,
и тот снова появился на экране - Карсон увидел, как он круто  снижается  к
Земле.
     К Земле?!
     Какая-то  оптическая  иллюзия,  не  иначе.   Этой   планеты,   теперь
занимавшей весь экран, не могло быть здесь. Просто  не  могло.  Вокруг  не
было ни одной планеты ближе, чем Нептун, а он был в трех миллиардах  миль.
Плутон находился  по  другую  сторону  Солнца,  которое  виднелось  отсюда
крохотной точкой.
     А как же системы слежения?  Они  не  обнаруживали  никакого  предмета
размером хотя бы с астероид. Сигналы молчали и сейчас.
     Этого не могло быть - того, к чему он приближался и что  было  уже  в
нескольких сотнях миль под ним.
     Внезапная угроза катастрофы заставила его забыть даже  о  противнике.
Он включил передние тормозные ракеты и, повиснув на ремнях, изо  всех  сил
навалился  на  штурвал  аварийного  разворота,  зная,  что  только  полная
мощность двигателей спасет его от катастрофы и что от таких перегрузок  он
сейчас потеряет сознание.


     А теперь он сидел на горячем  голубом  песке,  совершенно  голый,  но
целый и невредимый. Вокруг не было никаких  следов  его  космолета,  да  и
самого космоса. Эта поверхность над головой никак не могла быть небом.
     Он, шатаясь, встал на но