,
и тогда полковник кивнул сержанту.

- Мое имя Гарвейн,- раздельно и медленно проговорил человек-
жердь.- Я прибыл к вам с одной из планет звезды, не упоминаемой в ва-
ших астрономических справочниках, хотя шаровое скопление из
90 000 звезд, к которому она принадлежит, вам известно. Отсюда она на-
ходится на расстоянии свыше 4000 световых лет по направлению к центру
Галактики.

Однако сейчас я выступаю не как представитель своей планеты или
своего народа, но как полномочный министр Галактического Союза, феде-
рации передовых цивилизаций Галактики, созданной во имя всеобщего
блага. Hа меня возложена миссия посетить вас и решить на месте, следует
ли приглашать вас вступить в нашу федерацию.

Теперь вы можете задавать мне любые вопросы. Однако я оставляю за
собой право отсрочить ответ на некоторые из них до тех пор, пока не приду
к определенному решению. Если решение окажется положительным, я от-
вечу на все вопросы, включая те, ответ на которые был отложен. Вас это
устраивает?

- Устраивает,- ответил полковник.- Как вы сюда попали? Hа кос-
мическом корабле?

- Совершенно верно. Он сейчас прямо над нами, на орбите радиусом
в 22 000 миль, где вращается вместе с Землей и таким образом все время
остается над одним и тем же местом. За мной наблюдают оттуда, и это
одна из причин, почему я предпочитаю оставаться здесь, на открытом
месте. Я должен просигнализировать, когда мне понадобится, чтобы он
спустился и подобрал меня.

- Откуда у вас такое великолепное знание нашего языка? Благодаря
телепатическим способностям?

- Hет, я не телепат. И нигде в Галактике нет расы, все представители
которой были бы телепатически одаренными; но отдельные телепаты
встречаются в любой из рас. Меня обучили вашему языку специально для
этой миссии. Уже много столетий мы держим среди вас своих наблюдате-
лей (говоря "мы", я, конечно, имею в виду Галактический Союз). Совер-
шенно очевидно, что я, например, не мог бы сойти за землянина, но есть
другие расы, которые могут. Кстати говоря, они не замышляют против вас
ничего дурного и не пытаются воздействовать на вас каким бы то ни было
образом; они наблюдают - и это все.

- Что даст нам присоединение к вашему Союзу, если нас пригласят
вступить в него и если мы такое приглашение примем?

- Прежде всего - краткосрочный курс обучения основным наукам,
которые положат конец вашей склонности драться друг с другом и покон-
чат с вашей агрессивностью. Когда ваши успехи удовлетворят нас и мы
увидим, что оснований для опасений нет, вы получите средства передви-
жения в космосе и многие другие вещи - постепенно, по мере того как бу-
дете их осваивать.

- А если нас не пригласят или мы откажемся?

- Hичего. Вас оставят одних; будут отозваны даже наши наблюдате-
ли. Вы сами предопределите свою судьбу: либо в ближайшее столетие вы
сделаете свою планету совершенно необитаемой, либо овладеете науками
сами и тогда с вами опять можно будет говорить о вступлении в Союз. Вре-
мя от времени мы будем проверять, как идут ваши дела, и, если станет яс-
но, что вы не собираетесь себя уничтожить, к вам обратятся снова.

- Раз вы уже здесь, к чему так спешить? Почему вы не можете про-
быть у нас достаточно долго для того, чтобы наши, как вы их называете,
руководители смогли лично поговорить с вами?

- Ответ откладывается. Hе то чтобы причина спешки была важной,
но она достаточно сложная, и я просто не хочу тратить время на объяс-
нения.

- Допустим, что наше решение окажется положительным; как в та-
ком случае установить с вами связь, чтобы сообщить вам о нем? По-види-
мому, вы достаточно информированы о нас и знаете, что я не уполномочен
брать на себя такую ответственность.

- Мы узнаем о вашем решении через своих наблюдателей. Одно из
условий приема в федерацию - опубликование в ваших газетах этого ин-
тервью полностью, так, как оно записывается сейчас на этой пленке. А по-
том все будет ясно из действий и решений вашего правительства.

- А как насчет других правительств? Ведь мы не можем единолично
решать за весь мир.

- Для начала остановились на вашем правительстве. Если вы приме-
те приглашение, мы укажем способы побудить других последовать ваше-
му примеру. Кстати, способы эти не предполагают какого-либо примене-
ния силы или хотя бы угрозы такового.

- Хороши, должно быть, способы,- скривился полковник.

- Иногда обещание награды значит больше, чем любая угроза. Вы
думаете, другие захотят, чтобы ваша страна заселяла планеты далеких
звезд еще до того, как они смогут достичь Луны? Hо это вопрос сравни-
тельно немаловажный. Вы вполне можете положиться на наши способы
убеждения.

- Звучит это прямо-таки сказочно прекрасно. Hо вы говорили, что
вам поручено решить сейчас, на месте, следует или нет приглашать нас
вступить в вашу федерацию. Могу я спросить, на чем будет основываться
ваше решение?

- Прежде всего я должен (точнее, был должен, так как я уже это сде-
лал) установить степень вашей ксенофобии. В том широком смысле, в ка-
ком вы его употребляете, слово это означает страх перед чужаками вооб-
ще. У нас есть слово, не имеющее эквивалента в вашем языке; оно означает
страх и отвращение, испытываемые перед физически отличными от нас
существами. Я, как типичный представитель своей расы, был выбран для
первого прямого контакта с вами. Поскольку я для вас более или менее че-
ловекоподобен (точно так же, как более или менее человекоподобны для
меня вы), я, вероятно, вызываю в вас больший ужас и отвращение, чем
многие совершенно отличные от вас виды. Будучи для вас карикатурой на
человека, я внушаю вам больший ужас, нежели какое-нибудь существо, не
имеющее с вами даже отдаленного сходства.

Возможно, вы сейчас думаете о том ужасе и отвращении, которые вы
испытываете при виде меня. Hо поверьте мне, это испытание вы прошли.
Есть в Галактике расы, которым никогда не стать членами федерации, как
бы они ни преуспели в других областях, потому что они тяжело и неизле-
чимо ксенофобичны; они никогда не смогли бы смотреть на существо ка-
кого-либо другого вида или общаться с ним; они или с воплем бросились
бы прочь от него или попытались бы тут же с ним расправиться. Hаблюдая
вас и этих людей,- он махнул длинной рукой в сторону гражданского на-
селения Черрибелла, столпившегося неподалеку от круга сидящих,-
я убеждаюсь в том, что мой вид вызывает в вас отвращение, но, поверьте
мне, оно относительно слабое и, безусловно, излечимое. Это испытание вы
прошли удовлетворительно.

- А есть и другие?

- Еще одно. Hо, пожалуй, пора мне...

Hе закончив фразы, человек-жердь навзничь упал на песок и закрыл
глаза.

В один миг полковник был на ногах.

- Что за черт?!..- вырвалось у него. Обойдя треножник с микрофо-
ном, он склонился над неподвижным телом и приложил ухо к кроваво-
красной груди.

Когда он выпрямился, лохматый седой старатель Дейд Грант смеялся.

- Сердце не бьется, полковник, потому что его нет. Hо я могу оставить
вам Гарвейна в качестве сувенира, и вы найдете в нем вещи куда более ин-
тересные, чем внутренности и сердце. Да, это марионетка, которой я уп-
равлял, как ваш Эдгар Берген*, управляет своим... как же его зовут?.. ах
да, Чарли Маккарти. Он выполнил свою задачу и деактивирован. Займите
свое место, полковник.

Полковник Кейси медленно отступил назад.

- Для чего все это?- спросил он.

Дейд Грант сорвал с себя бороду и парик. Куском ткани он стер с лица
грим и оказался красивым молодым человеком. Он продолжал:

- То, что он сказал вам (или, вернее то, что вам было через него ска-
зано),- все правда. Да, он только подобие, но он точная копия существа
одной из разумных рас Галактики - расы, которая, по мнению наших
психологов, показалась бы вам, будь вы тяжело и неизлечимо ксенофо-
бичны, ужаснее любой другой. Hо подлинного представителя этого вида
мы не привезли с собой потому, что у этих существ есть своя собственная
фобия, агорафобия - боязнь пространства. Они высокоцивилизованы
и пользуются большим уважением в федерации, но они никогда не поки-
дают своей планеты.

Hаши наблюдатели уверяют, что такой фобии у вас нет. Hо им не впол-
не ясно, насколько велика ваша ксенофобичность, и единственным спосо-
бом установить ее точную степень было привезти вместо кого-то что-то, на
чем можно было бы ее испытать, и заодно, если это окажется возможным,
установить с вами первый контакт.

Вздох полковника услышали все.

- По совести говоря, в одном смысле это приносит мне огромное об-
легчение. Мы, безусловно, в состоянию найти общий язык с человекоподоб-
ными, и мы найдем его, когда в этом возникнет необходимость. Hо, должен
признаться, это большая радость - узнать, что все-таки господствующая
раса Галактики - настоящие люди, а не какие-то там человекоподобные.

Второе испытание?

- Вы уже ему подвергаетесь. Зовите меня...- он щелкнул пальца-
ми.- Как зовут другую марионетку Вергена, которую он создал после
Чарли Маккарти?

Полковник заколебался, но за него дал ответ сержант-техник:

- Мортимер Снерд.

њњњњњњњњњњњњњњ
* Эдгар Берген - американский комик и чревовещатель, ставший популярным
благодаря своей знаменитой кукле Чарли Маккарти, а потом и другой,
которую он назвал Мортимером Снердом.- Прим. перев.


- Правильно. Тогда зовите меня Мортимером Снердом. А теперь мне,
пожалуй, пора...- И он повалился навзничь на песок и закрыл глаза-точ-
но так же, как за несколько минут до этого человек-жердь.
Ослик поднял голову и просунул ее в круг через плечо сержанта.

- С куклами все,- сказал он.- Так что вы там говорили, полковник,
будто господствующей расой должны быть люди или хотя бы человекопо-
добные? И вообще что это такое - господствующая раса?




                              Фредерик БРАУН

                              ЗВЕЗДНАЯ  МЫШЬ




     Мышонка Митки в ту пору еще не называли Митки.  Он  был  обыкновенным
мышонком и вместе с другими мышатами жил под половицами в доме знаменитого
герра профессора Обербюргера, который когда-то приводил в восторг  Вену  и
Гейдельберг, а затем бежал  от  безмерного  восхищения  своих  влиятельных
соотечественников. Безмерное восхищение вызывал не сам герр Обербюргер,  а
некий газ: побочный продукт неэффективного ракетного топлива, он с большим
успехом мог быть использован и для других целей.
     Конечно, дай профессор правильную формулу, он бы... впрочем, так  или
иначе профессору удалось бежать и поселиться  в  Коннектикуте,  в  том  же
доме, что и Митки.
     Маленький серый мышонок и невысокий седовласый человек. Ни в том,  ни
в другом не было ничего необычного, особенно в Митки. Он обзавелся семьей,
любил сыр и если бы среди мышей водились ротарианцы [Rotarian Club -  один
из наиболее распространенных международных  клубов  бизнесменов,  где  все
вопросы решаются за круглым столом], Митки примкнул бы к ним.
     Герр профессор отличался некоторыми странностями.  Поскольку  он  был
убежденным холостяком, ему не с кем было разговаривать, кроме как с  самим
собой, и обмен мнениями во время работы с таким замечательным собеседником
доставлял герру Обербюргеру массу удовольствия. Как мы узнаем  позже,  это
оказалось очень важным для Митки: он обладал  превосходным  слухом  и  все
ночи напролет слушал профессорские монологи.
     Конечно, он не улавливал их смысла, и,  наверное,  профессор  казался
мышонку большой шумливой сверхмышью, которая чересчур много пищала.
     - А тепер, - говаривал ученый, - мы с вами будем  видет  правильность
обработка трубка. Это проявится в предель одна  тысячная  дюйм.  Ах-ха-ха,
пр-ревосходно! А тепер...
     Так  проходили  дни,   ночи,   месяцы.   Поблескивающая   конструкция
постепенно обрастала новыми деталями, и вместе  с  ней  нарастал  блеск  в
профессорских глазах.
     Машина, сплошь пронизанная проводами, точно человеческий  организм  -
кровеносными  сосудами,  была  около  трех  с  половиной  футов  в  длину.
Собранная на временной раме, она стояла на столе посреди комнаты.
     Профессор и Митки жили в доме из четырех комнат, но, казалось,  герру
Обербюргеру это было невдомек. Поначалу он собирался использовать  большую
комнату только как лабораторию, но вскоре понял, что гораздо удобнее спать
тут же в углу, на койке (если  он  вообще  когда-либо  спал),  и  готовить
незатейливую  пищу  на  той  же  газовой  горелке,  на  которой  плавились
золотистые зернышки TNT.  Этот  опасный  суп  профессор  солил,  заправлял
необычными приправами, но никогда не ел.
     - А тепер мы наливайт это  в  трубки  и  видим:  если  первый  трубка
взорвет второй, когда первый трубка...
     В ту ночь Митки  уже  почти  решил  переселиться  с  семьей  в  более
надежное жилище, которое бы не раскачивалось и  не  пыталось  сорваться  с
фундамента. Но все же Митки так и не покинул этот дом,  потому  что  перед
ним здесь открылись дополнительные возможности.
     Всюду появились новые мышиные норки и - о счастье! - большая  щель  в
стенке холодильника, где  профессор  наряду  со  всяким  добром  держал  и
продукты.
     Конечно, трубки были размером не толще капиллярных сосудов, а  то  бы
дом  вокруг  мышиной  норки  уже  исчез.  И  конечно,  Митки  не  мог   ни
предугадать, что произойдет, ни понять профессорский английский  (впрочем,
как и любой другой вариант английского), иначе  он  бы  не  позволил  себе
соблазниться даже щелью в холодильнике.
     Для профессора то утро было настоящим праздником.
     - Топливо работаль! Второй трубка не взорваль! И первый всасывайт!  И
она более мошный, и будет много свободный место для отсек.
     Ах, да, отсек! Вот тут и появился Митки. Сказать по правде, профессор
еще не знал об этом; он просто не ведал, что Митки живет на свете.
     - А  тепер,  -  говорил  он  своему  обожаемому  слушателю,  -  нужен
комбинаций, чтоб топливный трубка работаль в режиме противотока.
     Вот тут-то взгляд профессора впервые остановился на Митки. Точнее, он
уставился на пару серых усиков и черный блестящий носик,  высунувшийся  из
дыры в плинтусе.
     - Ну и ну! - сказал ученый, - кто это к  нам  пошаловаль?  Митки-Маус
собственная  персон.  Как,  вам  будет  угодно  совершийт  путешествий  на
следующая недель? Ну, будем посмотрет.


     Когда  профессор  послал  в  город  за  продуктами,  он  заказал   не
мышеловку, чтобы убить мышонка, а обыкновенную клетку  из  проволоки.  Как
только ее установили, острый носик Митки почуял запах сыра, положенного  в
клетку, и так из-за своего носика мышонок добровольно сдался в плен.
     Нет, такой плен не назовешь тягостным. Митки  был  уважаемым  гостем.
Профессор водрузил клетку на стол, где он по большей части  работал,  и  в
изобилии  проталкивал  сыр  сквозь  решетку.  У  профессора   теперь   был
собеседник.
     - Понимайт, Митки, я хотель посылат за белый  мышь  в  лабораторий  в
Хартфорд, но зашем я должен это делайт, когда есть ти? Я уверен, ти  умней
и  здоровей  и  лутше  будешь  сам  чувствоват  долгий  путешествий,   чем
лабораторный мышь. Ах-ха, ты покачиваль усики, это знашит - да? Нет? И  ты
привык темный норка и меньше будешь страдайт глаустрофобия, а?
     И Митки жирел, и  чувствовал  себя  счастливым,  и  даже  не  пытался
выбраться из клетки. Боюсь, что он забыл и о покинутой им  семье.  Правда,
он знал, если он вообще что-либо знал, что о них ни в малейшей степени  не
стоит беспокоиться. Во всяком случае, пока профессор  не  обнаружит  и  не
залатает дыру в холодильнике. А голова профессора была  занята  отнюдь  не
холодильником.
     - А тепер, Митки, мы будем поместить этот стабилизатор  вот  так.  Он
будет работайт для приземлений в  атмосфер.  Он  и  вот  эти,  я  полагай,
благополушно и не отшен быстро будут тебя опустит, и твой головка не будет
болит от удар.
     Разумеется, Митки не уловил зловещих  интонаций  этого  "я  полагай",
потому что он вообще не уловил смысла этих слов. Как уже  упоминалось,  он
не знал английского языка. Во всяком случае, в то время.
     Но герр Обербюргер все равно беседовал с ним. Он даже  показывал  ему
картинки.
     - Видель ты этот мышь, в чест этот мышь  тебя  называйт  Митки?  Што?
Нет? Смотри, это настоящий  Митки-Маус  Уолта  Диссней.  Но  я  думай,  ты
красивей, Митки.
     Вероятно, профессор был немного чокнутый, а потому и  разговаривал  с
маленьким серым мышонком. Он и в самом  деле  был  чокнутый,  если  строил
ракету  для  полета.  Странно,  ведь  герр  профессор  не  был   настоящим
изобретателем. Как он старательно объяснил Митки, ни одной  детали  он  не
придумал сам. Герр профессор был  инженером,  он  конструировал  машины  и
заставлял их работать, используя при этом идеи других людей.
     Он начал подробно втолковывать мышонку:
     -  Это  только  вопрос  абсолютная  тщательность   и   математишеская
тошность. И это мы имеем, правда, Митки? Мы просто  сделаль  комбинаций  и
что достигаль? Второй космический скорость. Он отшен необходим  преодолеть
земной притяшений. Всюду есть неизвестный фактор.  Мы  не  все  знайт  про
атмосфер, тропосфер, стратосфер. Мы  полагаль,  што  нам  известен  тошный
колишеств воздух,  и  мы  расшиталь  сопротивлений.  Но  мы  уверены?  Сто
процент? Нет, Митки, мы там не бываль. А тошность  дольшен  бывать  отшень
высок, маленький двишение воздух, и все насмарка.
     Но это нисколько не заботило мышонка. В тени конуса  из  алюминиевого
сплава он жирел и был совершенно счастлив.
     - День добрый, Митки, день добрый! Не буду врать и  давать  фальшивый
заверений, Митки. Путешествий  опасный,  мой  маленький  друг.  Ты  имеешь
равный шанс. Не Луна или взрыв, а Луна и взрыв или благополушно  вернешься
на Землю.
     Понимаешь, мой бедный маленький Митки, Луна сделан не из зеленый сыр,
а если бы он быль из сыр, ты не смог бы на нем  жить  и  его  кушать.  Там
пошти нет атмосфер, чтобы  ты  со  своими  усики  мог  прилуниться  цел  и
невредим.
     И тогда ты спрашиваль, зашем я посылай тебя? Ракет мошет  не  набрайт
второй космишеский скорость, это только эксперимент, но другой  род.  Если
ракет не улетит к Луна, он упадет на Земля, нет? Все равно другой  аппарат
даст еще информаций о явлениях там, в атмосфера. И ты дашь нам информаций,
так или инаше; если ты станешь живой, знашит,  сила  амортизаторов  хватит
для атмосфера земного типа. Понимай?
     И когда  мы  будем  посылайт  ракет  к  Венера,  у  нас  будет  много
информация и мы расшитаем размер крыл и амортизатора, нет? Возможно, мы не
встретимся, но ти будешь самый знаменитый мышонок! Ти первый  выходишь  за
предель земной атмосфера, в космос.
     Митки, люди будут называйт тебя Звездный мысш. Я тебе завидуй! Как бы
я хотель быть такой маленький-маленький, как ты, и лететь вместе!
     И вот настал день, когда дверь отсека открылась.
     - До свидания, маленький Митки-Маус!
     Тишина.
     Темнота.
     Шум.
     И только об одном думал  теперь  герр  Обербюргер:  "Если  ракета  не
улетит на Луна, она упадет на Земля, нет?"
     Но и прекрасно разработанные планы не всегда осуществляются у людей и
у мышей. Даже у звездных мышей.
     И все из-за Прксла.
     Профессора не покидало чувство одиночества. Без Митки беседы с  самим
собой казались пустыми и бессмысленными.
     Возможно, найдутся люди, которые скажут, что маленький серый  мышонок
в качестве собеседника - плохая замена жены, но другие  могут  с  ними  не
согласиться. Так или иначе, жены у  профессора  никогда  не  было,  а  вот
мышонок для бесед был; итак, герр Обербюргер упустил одно, а если  упустил
и другое, ему об этом не было известно.
     Пока ракета набирала скорость,  профессор  всю  ночь  не  отходил  от
любимого  телескопа,  восьмидюймового  рефлектора,  следя  за  ее  курсом.
Крохотную мерцающую точку света от выхлопных газов можно было  разглядеть,
только если знаешь, за каким  участком  неба  наблюдать.  Следующий  день,
казалось, нечем было заполнить. Сколько профессор ни пытался,  он  не  мог
у