тыс.  миль,  но
Клэрлот возразил, что этого  момента  пришлось  бы  ждать  пятьдесят  пять
земных лет, а Митки не прожил бы так долго.
     Наконец, ученые Прксла  нашли  компромиссное  решение.  Они  снабдили
ракету топливом, с помощью которого можно будет легко преодолеть миллион с
четвертью миль обратного пути. И когда настал день расставания,  пркслиане
сказали мышонку:
     - Митки, мы сделаль тебе  все,  что  в  наш  сил.  Ракет  подготовлен
хорошо, ты дольшен приземлиться там ше, где покинул свой  Земля.  Конечно,
летайт ты будешь дольго,  и  могут  быть  небольшой  ошибка,  когда  будет
приземление, но ошибка небольшой, поэтому все остальной - дело твой рук.
     - Благодарю вас, герр Клэрлот, герр Бемдж. До свидания.
     - До свидания, Митки. Нам шаль попрощаться с тобой.


     Для расстояния в миллион с четвертью миль точность  приземления  была
действительно превосходной. Ракета села в десяти милях от Бриджпорта  и  в
шестидесяти от Хартфорда, где жил профессор Обербюргер.
     Пркслиане предусмотрели все и на случай  приводнения.  Ракета  начала
тонуть, но не успела она погрузиться, как Митки открыл дверь  -  она  была
сделана так, чтобы открываться изнутри, - и вышел из ракеты.
     Поверх обычной одежды на  нем  был  герметичный  костюм  легче  воды,
который быстро вынес Митки на поверхность, где  он  смог  освободиться  от
шлема.
     У мышонка было  достаточно  синтетической  пищи,  чтобы  продержаться
неделю на воде, но, к счастью, делать это ему не пришлось. Он прицепился к
якорной  цепи  ночного  судна  из  Бостона,  и  оно  доставило  мышонка  в
Бриджпорт. Однако перед тем, как выбраться на берег,  он  выполнил  данное
Клэрлоту обещание утопить герметичный костюм: прогрыз  несколько  дырочек,
газ вышел, и на глазах у мышонка костюм пошел ко дну.
     Инстинктивно Митки чувствовал, что пока он не добрался до  профессора
Обербюргера и не поведал о пережитом, ему следует избегать живых  существ.
Опаснее всего были  портовые  крысы.  Им  ничего  не  стоило  в  один  миг
разорвать крошечного мышонка.
     Но разум всегда  торжествует.  Повелительно  подняв  лапку  в  желтой
перчатке, Митки сказал:
     - Убирайтесь прошь!
     И они убрались прочь: никого, подобного Митки, они не видывали, и  он
произвел на них неотразимое впечатление.
     Так же поступил и пьянчужка из Бриджпорта, у которого  Митки  спросил
путь на Хартфорд. Мы уже упоминали о том,  что  мышонок  один-единственный
раз обратился к человеку. Он принял  меры  предосторожности:  занял  такую
стратегическую позицию, которая позволила бы в случае неприятности  тотчас
юркнуть в норку. Но пьяница исчез и не ответил на заданный вопрос.
     В конце концов Митки и сам сообразил, как поступить. Он отправился  в
северную часть города, увидев ближайшую бензоколонку, спрятался за ней  и,
когда услышал, что машина направляется в Хартфорд, немедленно  юркнул  под
сиденье.
     Оставалось самое простое. Вычисления  пркслиан  показали,  что  точка
отправления ракеты находилась на пять  земных  миль  северо-западнее  того
места, которое - Митки это знал из профессорских разговоров - было городом
Хартфордом.
     И мышонок добрался до него.
     - Хэлло, профессор!.
     Герр профессор с беспокойством огляделся по сторонам.
     - Што? Кто это ест?
     - Это ест я, профессор, Митки, мышонок, которого вы посылаль на Луна.
Но я не быль там. Вместо это я...
     - Што? Это невозможно! Кто-то зло шутит! Но никто не знайт о  ракете.
Когда это слушилось, я не сказаль никому. Никто, только я...
     - И я, профессор. Это правда я, Митки.  Я  теперь  научиль  говорить,
совсем как вы.
     - Ты говоришь - научиль... не верью. Пошему я тебя не вижу? Ты где?
     - Я есть в стене, за большой дыра, я спряталь. Просто я  хошу  знайт,
што все в порядке и вы не будете бросайт што-то тяшелым, а тогда никто  не
узнайт о Прксл.
     - Што? Митки, если это правда, ты и я не сплю, ты знаешь лутше, я  не
обижу.
     - О'кей, профессор!
     Митки вынырнул из дыры. Профессор посмотрел на  него,  протер  глаза,
снова посмотрел и снова протер.
     - Я сошель с ума, - произнес он в конце концов. - Красные панталон  и
шелтые... Нет, это невозмошно. Я сошель с ума.
     - Нет! Профессор! Послушайт, я расскашу!
     И Митки поведал  историю  своего  путешествия.  Уже  забрезжил  серый
рассвет, а профессор и мышонок продолжали разговаривать.
     - А ведь фрау Минни, твой  шена,  шивет  в  твой  комнат.  Хочешь  ее
посмотреть?
     - Шена? - удивился Митки. Он совсем забыл о своей семье - ведь прошло
столько времени...
     А затем случилось то, чего нельзя было  предугадать.  Ведь  профессор
Обербюргер не знал о том,  что  Клэрлот  велел  Митки  быть  осторожным  с
электричеством. Митки кинулся в комнату, где в  клетке  без  барьера  жила
Минни. Она спала. Лишь  только  Митки  взглянул  на  нее,  воспоминания  о
прежних днях словно молния пронзили его.
     - Минни! - крикнул мышонок, забыв, что она его не поймет.
     И он дотронулся до барьера.
     - Скв-и-ик, - пискнул мышонок от легкого  удара  электротоком.  Затем
наступила тишина.
     - Митки, - позвал профессор, - где ты делся, ведь мы же  не  обсудиль
целый ряд вопрос?
     Войдя в комнату, в сером  свете  зари  профессор  увидел  двух  серых
мышат, прижавшихся друг к другу. Митки трудно было опознать, потому что он
уже успел изгрызть в клочья одежду, ставшую ему ненавистной.
     - Что случилось? - спросил профессор.
     Но тут он вспомнил, как Митки пискнул от легкого удара  электротоком,
и его охватили смутные подозрения.
     - Митки, говори со мной!
     Тишина.
     - Митки!  Ты  снова  простой  мышка!  -  улыбнулся  профессор.  -  Но
возвратиться в свой семья - разве ты не шастливый?
     Некоторое время профессор с нежностью  наблюдал  за  мышатами,  затем
посадил их на ладонь  и  опустил  на  пол.  Один  мышонок  юркнул  в  щель
немедленно, маленькие черные глазки другого  с  недоумением  взглянули  на
герра Обербюргера, а затем это недоумение исчезло.
     - До свиданья, Митки! Живи, как мышь. Так будет лутше, в мой дом  для
тебя всегда есть масса сыр.
     - Пю-ик, - ответил маленький серый мышонок и юркнул в дырку.
     Быть может, он хотел сказать: "Прощай", а может, и не хотел.





                              Фредерик БРАУН

                               ЭТАОИН ШРДЛУ




     Поначалу это дело с линотипом Ронсона казалось довольно забавным.  Но
еще задолго до конца от него стало слишком явно попахивать жареным. И хотя
Ронсон здорово нажился на этой сделке, я бы ни за что  не  послал  к  нему
человечка с шишкой, если бы знал, что из этого получится. Чересчур  дорого
обошлись Ронсону его баснословные прибыли.
     - Мистер Уолтер Мерольд? - осведомился человечек с шишкой. Он  явился
в контору отеля, где я живу, и я велел препроводить его в мой номер.
     Я признался, что это я и есть, и он сказал:
     - Рад с вами познакомиться, мистер Мерольд. Меня зовут...
     Он назвал себя, но я  не  запомнил  его  имени.  Хотя  обычно  хорошо
запоминаю имена.
     Я сказал, что счастлив встретиться с ним, и спросил, чего  он  хочет.
Он принялся излагать свое дело, но очень скоро я его прервал.
     - Вас ввели в заблуждение, - сказал я ему. - Да, в свое время  я  был
специалистом-печатником, но теперь ушел в отставку. И вообще, известно  ли
вам, что изготовление нестандартных матриц для  линотипа  стоит  чудовищно
дорого? Ежели вам так уж требуется отпечатать всего одну  страничку  ваших
закорючек, то лучше написать эту страничку  от  руки  и  затем  изготовить
цинковую фоторепродукцию.
     - Но именно это меня и не устраивает,  мистер  Мерольд.  Ни  в  какой
степени. Видите ли, все это должно храниться  в  тайне.  Лица,  которых  я
представляю...  Но  оставим  их.  Для  изготовления  фоторепродукции   мне
пришлось бы показать ее посторонним, чего я как раз не имею права делать.
     Сумасшедший, подумал я и присмотрелся к нему повнимательней.
     Он не был похож на сумасшедшего. Вообще выглядел он вполне  заурядно,
хотя в нем чувствовалось что-то иностранное,  я  бы  сказал  -  азиатское,
несмотря на то, что он был блондин с белой кожей. И на  лбу  у  него  была
шишка, точно посередине, прямо над переносицей. Такие шишки можно видеть у
статуй Будды; обитатели Востока называют их шишками мудрости.
     Я пожал плечами.
     - Послушайте, - сказал я, - ну кто сможет изготовить  вам  матрицы  с
этими вашими закорючками, не видя самих закорючек? Да  и  тот,  кто  будет
работать на машине, тоже увидит...
     - О, все это я сделаю сам, - сказал человечек с шишкой. (Впоследствии
мы с Ронсоном назвали его  ЧСШ,  что  было  сокращением  от  "человечка  с
шишкой", потому как Ронсон тоже не запомнил его  настоящего  имени;  но  я
забегаю вперед.) - Разумеется, гравер их  увидит,  но  он  увидит  их  как
отдельные буквы, а это значения не имеет. Текст же на  линотипе  наберу  я
сам. Кто-нибудь покажет мне, как это делается, мне ведь надо набрать всего
одну страницу, какие-то два десятка строк, не больше. И печатать текст  не
обязательно здесь. Мне нужен только набор. И неважно,  сколько  это  будет
стоить.
     -  Ладно,  -  сказал  я.  -  Я  направлю  вас  к  одному  человеку  в
Мергантейлере, к граверам. Они изготовят вам матрицы. Затем, если  вам  уж
так необходимы уединение и доступ к линотипу, повидайте  Джорджа  Ронсона.
Дважды в неделю он выпускает нашу местную  газетку.  По  сходной  цене  он
уступит вам свою лавочку на столько времени,  сколько  потребуется,  чтобы
набрать ваш текст.
     Так оно и получилось. Через  две  недели,  утром  во  вторник,  мы  с
Джорджем Ронсоном отправились на рыбалку,  а  ЧСШ  тем  временем  принялся
набирать на линотипе Ронсона текст при помощи жуткого вида матриц, которые
он только что получил  воздушным  экспрессом  из  Мергантейлера.  Накануне
вечером Джордж показал человечку, как работать с линотипом.
     Мы поймали по дюжине рыб, и, помнится, Ронсон, хихикнув, сказал,  что
он выудил и еще одну рыбку - ЧСШ уплатил  ему  пятьдесят  монет  наличными
только за одно утро работы в типографии.
     И когда мы вернулись, все было в порядке, если не считать  того,  что
Джорджу  пришлось  выгребать  из  металлоподавателя  медь,  так  как   ЧСШ
вдребезги разбил все свои новенькие медные матрицы, когда в  них  миновала
надобность,  и  не  знал,  что  смешивать  типографский  сплав   с   медью
недопустимо.
     В следующий раз я  встретился  с  Джорджем  после  того,  как  прочел
субботний выпуск его газетки. Я тут же задал ему головомойку.
     - Как тебе не стыдно! - сказал я. -  Нарочно  делать  орфографические
ошибки и пользоваться  просторечием  давно  уже  вышло  из  моды!  Это  не
смотрится даже в провинциальных газетах! Что  за  пошлость  -  публиковать
письма из окрестных городов прямо в том виде, в каком  они  приходят?  Это
зачем, для вящего правдоподобия, что ли?
     Ронсон как-то странно взглянул на меня и промямлил:
     - Н-ну... да.
     - Что - да? - напирал я. - Ты хочешь сказать, что следуешь  устарелой
моде, или ты делаешь это для вящего...
     - Пойдем, я тебе кое-что покажу, - сказал он.
     - Что именно?
     - То, что я хочу тебе показать, - сказал он туманно. - Ты ведь еще не
разучился набирать?
     - Конечно. И что из этого?
     - Тогда пойдем, - строго сказал он. - Ты опытный линотипист, и  потом
ты сам меня в это втравил.
     - Во что?
     - В это самое, - сказал он и больше не добавил ни слова, пока  мы  не
вошли в его контору. Обшарив ящики стола, он извлек лист бумаги и протянул
мне.
     Физиономия его была какой-то грустной.
     - Уолтер, - произнес он. - Может, я сошел с ума, но мне  хотелось  бы
выяснить, так ли это. Вполне допускаю,  что  двадцать  два  года  издавать
местную газету, все  делать  собственными  руками  и  стараться  при  этом
угодить и нашим, и вашим - вполне достаточно, чтобы свихнуться, но все  же
я хочу знать это наверняка.
     Я взглянул на него, а потом на листок, который он  мне  передал.  Это
было самое обыкновенное "письмо с места", и по почерку я сразу узнал  руку
Хэнка Рогга, торговца скобяным товаром в Хэйлз-Корнерзе, откуда он посылал
сообщения на местные темы. Я отметил  обычные  для  Хэнка  орфографические
ошибки, но само сообщение не было для меня новостью. Оно гласило:  "Свадба
Х.М.Клэфлина и мисс Марджори Берк состоялась вчера вечером в доме невесты.
Падружками были..."
     Я поднял глаза на Джорджа, не понимая, к чему он клонит.
     - Ну и что? Это было два дня назад, и я сам  ходил  на  эту  свадьбу.
Ничего особенного здесь...
     - Слушай, Уолтер, - сказал он, - набери этот текст. Пойди  вон  туда,
сядь за линотип и набери эту заметку. В  ней-не  больше  десяти-двенадцати
строчек.
     - Ладно, но скажи, зачем?
     - Затем... Ты сначала набери, Уолтер. А потом я скажу тебе зачем.
     Ну, я пошел в типографию, сел за линотип и  для  начала  набрал  пару
пробных строк, чтобы свыкнуться с клавиатурой, а затем положил  письмо  на
пюпитр и принялся за дело. Я сказал:
     - Слушай, Джордж, ведь Марджери пишет свое имя через "е", а не  через
"о", верно?
     - Верно, - отозвался Джордж странным тоном.
     Я добил заметку до конца, посмотрел на него и спросил:
     - Что дальше?
     Он подошел, взял блок строчек с уголка и прочел  перевернутый  текст,
как у печатников принято читать набор. Затем вздохнул и проговорил:
     - Значит, дело не во мне. Взгляни, Уолтер.
     Он передал мне набор, и я тоже прочел. Вернее, начал читать:
     "Свадба Х.М.Клэфлина и мисс Марджори Берк состоялась вчера вечером  в
доме невесты. Падружками были..."
     Я ухмыльнулся.
     - Слава богу, Джордж, что мне уже  не  приходится  зарабатывать  этим
себе на хлеб. Пальцы больше не  слушаются:  в  первых  пяти  строчках  три
ошибки. Но в чем дело? Можешь ты  мне  сказать,  зачем  ты  заставил  меня
набирать эту ерунду?
     Он ответил:
     - Будь добр, Уолтер, набери еще раз. Я... Мне хотелось бы,  чтобы  ты
понял это сам.
     Я поглядел на него. Он показался мне таким серьезным  и  озабоченным,
что я не стал спорить, а повернулся к клавиатуре и напечатал: "Свадьба..."
потом поднял глаза к верстатке и прочел по выпавшим матрицам: "Свадба..."
     У линотипа  есть  одно  достоинство,  о  котором  вам,  возможно,  не
известно, если вы не печатник. Вы всегда можете исправить ошибку в строке,
если спохватитесь до того, как нажмете на рычаг, которым матричную  строку
посылают на отливку. Вы просто сбрасываете нужную вам  матрицу  и  вручную
вставляете ее в надлежащее место.
     Ну, я ударил по клавише "ь", чтобы получить матрицу "ь"  и  исправить
ошибку в  слове  "свадба"...  Но  ничего  не  получилось.  Штанга  клавиши
выдвинулась нормально, раздался обычный звонкий щелчок, но матрица "ь"  не
выпала. Я заглянул в механизм, чтобы проверить, не встал ли верх,  но  там
все было в порядке.
     - Заело, - сказал я.
     Чтобы увериться окончательно, я еще с минуту нажимал на клавишу "ь" и
вслушивался в звонкие щелчки. Но матрица "ь" так и не выпала, и я протянул
руку...
     - Оставь, Уолтер, -  сказал  Джордж  Ронсон  спокойно.  -  Заканчивай
строку и продолжай.
     Я снова уселся и решил развлекать его дальше. Так мне быстрее удастся
выяснить, к чему он клонит, чем ежели я начну спорить с  ним.  Я  закончил
первую строку, пробил вторую и подошел к слову "Марджери". Я нажал клавишу
"М", затем  "а",  "р",  "д",  "ж",  "е"...  Тут  я  случайно  взглянул  на
верстатку. Матричная строка гласила: "Марджо..."
     - Ч-черт, - пробормотал  я  и  снова  нажал  на  клавишу  "е",  чтобы
заменить матрицу "о" на "е", но ничего не получилось.  Я  жал  на  клавишу
"е", но матрица не выпадала.
     - Ч-черт, - повторил я и встал, чтобы осмотреть сталкиватель.
     - То-то и оно, Уолтер! - сказал  Джордж.  В  его  голосе  можно  было
различить и некое подобие торжества - надо мной, как я полагаю; и какую-то
долю страха и явного замешательства, и оттенок покорности судьбе. - Теперь
ты понимаешь, в чем дело? Она точно следует оригиналу!
     - Она... что?
     - Потому-то я и хотел, чтобы ты сам ее опробовал,  Уолтер,  -  сказал
он. - Просто желал убедиться, что все дело в машине,  а  не  во  мне.  Вот
взгляни: в письме на пюпитре написано вместо "свадьба" - "свадба" и вместо
"Марджери" - "Марджори"... и, какие бы  ты  клавиши  ни  нажимал,  выпадут
именно эти матрицы.
     - Глупости, - сказал я. - Не иначе как ты пьян, Джордж.
     - Можешь мне не верить, - возразил он. - Попробуй набрать эти  строки
правильно.  Исправь  ошибку  в  четвертой  строке,   там,   где   написано
"падружки". Я хмыкнул, взглянул на  уголок,  чтобы  посмотреть,  с  какого
слова  начинается  четвертая  строка,  и  начал  набирать.  Набрал  "п"  и
остановился. Медленно и осторожно, не спуская глаз с клавиатуры, я положил
указательный палец на клавишу "о" и надавил. Я  услышал,  как  матрица  со
щелчком прошла через сталкиватель, и увидел, как она упала в верстатку.  Я
твердо знал, что нажал  на  нужную  клавишу,  но...  Вот  именно,  вы  уже
догадались. Выпала матрица "а".
     - Не верю, - сказал я.
     Джордж Ронсон с тревогой взглянул на меня, криво усмехнувшись.
     - Я тоже, - сказал он. - Слушай, Уолтер, пойду прогуляюсь. Я схожу  с
ума. Я не могу здесь больше оставаться ни минуты.  А  ты  валяй  дальше  и
попробуй убедить себя. Машина в твоем распоряжении.
     Я глядел ему вслед, пока  он  не  ушел.  Затем  с  каким-то  странным
чувством я снова повернулся к линотипу. Прошло немало времени, прежде  чем
я поверил, но поверить мне пришлось.
     Какие бы клавиши я  ни  нажимал,  проклятая  машина  точно  следовала
рукописи со всеми ее ошибками.
     Я решил довести дело до конца.  Набрал  первые  два  слова,  а  затем
прошелся по рядам клавиш сверху  вниз,  как  это  обычно  делается,  когда
заполняют пустую строку: ЭТАОИН ШРДЛУ ЭТАОИН ШРДЛУ ЭТАОИН ШРДЛУ - не глядя
на верстатку. Я послал  результат  на  отливку,  схватил  горячую  строку,
которую ножи вытолкнули из формы, и прочел: "Свадба  Х.М.Клэфлина  и  мисс
Марджори..."
     На лбу  у  меня  выступил  пот.  Я  вытер  его,  выключил  линотип  и
отправился искать Джорджа Ронсона. Искать пришлось недолго, потому что  он
оказался именно там, где я и предполагал. Я тоже заказал выпивку.
     Как только я вошел в бар, он взглянул мне в лицо, и, конечно, ему  не
пришлось спрашивать, что произошло.
     Мы чокнулись и осушили свои стаканы, не  говоря  ни  слова.  Затем  я
спросил:
     - Ты понимаешь, в чем здесь дело?
     Он кивнул.
     - Погоди, не говори, - сказал я. - Подожди, пока я  не  выпью  еще  и
тогда тебя выслушаю... может быть. - Я возвысил голос и  произнес:  -  Эй,
Джо! Поставь эту бутылку рядом с нами. Мы рассчитаемся за нее.
     Джо придвинул к нам бутылку, и я очень быстро налил себе  еще.  Потом
закрыл глаза и сказал:
     - Прекрасно, Джордж. Теперь валяй.
     - Помнишь того парня, который заказал себе специальные матрицы и взял
мой линотип  напрокат,  чтобы  набрать  что-то  секретное?  Не  помню  его
имени... Как там его?
     Я попробовал вспомнить, но не смог. Я выпил еще и предложил:
     - Назовем его ЧСШ.
     Джордж пожелал узнать, что это означает, я объяснил ему, и  он  снова
наполнил свой стакан и сказал:
     - Я получил от него письмо.
     - Очень мило, - сказал я и тут же спросил: - Оно у тебя с собой?
     - Нет. Я не сохранил его.
     - А ты хоть помнишь, что в нем было? - спросил я.
     - Помню местами, Уолтер. Не читал его вни... внимательно. Видишь  ли,
мне показалось, будто этот парень немного того... Я его выбросил.
     Он замолчал и выпил еще. В  конце  концов  мне  надоело  ждать,  и  я
спросил:
     - Ну?
     - Что - ну?
     - Письмо. Что было в тех местах, которые ты помнишь?
     - А, это... - сказал Джордж. - Да. Кое-ч