рировал независимо, с
переменной скоростью; возникающие звуковые волны расходились в воде,
накладываясь друг на друга и то усиливая звук, то гася его. Сложившиеся
из колебаний слова к тому моменту, как достигали человеческого уха,
звучали довольно странно -- и все-таки их можно было распознать.--
Время, Лавон...

-- Время, давно уже время,-- добавил из темноты другой голос.-- Если мы
в самом деле хотим выгнать флосков из их крепостей...

-- Кто это? -- произнес Лавон, оборачиваясь на голос.

-- Я тоже Пара, Лавон. С минуты пробуждения нас стало уже шестнадцать.
Если бы вы могли размножаться с такой же скоростью...

-- Воюют не числом, а умением,-- отрезал Лавон.-- И всеедам придется
вскоре убедиться в этом.

-- Что мы должны делать, Лавон?

Человек подтянул колени к груди и опустился на холодное илистое дно --
размышлять. Что-то шевельнулось под самой его рукой, и крошечная
спирилла, крутясь в иле, заторопилась прочь, различимая только на ощупь.
Лавон не тронул ее -- он пока не ощущал голода, и думать сейчас
следовало о другом: о всеедах, то бишь коловратках. Еще день, и они
ринутся в верхние поднебесные слои, пожирая все на своем пути -- даже
людей, если те не сумеют вовремя увернуться, а подчас и своих
естественных врагов, сородичей семейства Пара. Удастся ли поднять всех
этих сородичей на организованную борьбу с хищниками -- вопрос, что
называется, оставался открытым.

Воюют не числом, а умением; но даже это утверждение предстояло еще
доказать. Сородичи Пара были разумными на свой манер, и они изучили
окружающий мир так, как человеку и не снилось. Лавон не забыл, сколь
тяжко дались ему знания обо всех разновидностях существ, населяющих этот
мир, сколь мудрено оказалось вникнуть в смысл их запутанных имен;
наставник Шар нещадно мучил его зубрежкой, пока знания накрепко не
засели в памяти.

Когда вы произносите слово "люди", то подразумеваете существа, которые в
общем и целом все похожи друг на друга. Бактерии распадаются на три вида
-- палочки, шарики и спиральки,-- все они малы и съедобны, но различать
их не составляет труда. А вот задача распознать сородичей Пара иной раз
вырастает в серьезную проблему. Сам Пара и его потомки внешне резко
отличаются от Стента с семейством, а семья Дидина ничем не напоминает ни
тех ни других. Буквально любое создание, если оно не зеленого цвета и у
него есть видимое ядро, может на поверку состоять в родстве с Пара,
какую бы странную форму оно ни приобрело. Всееды тоже встречаются самые
разные, иные из них красивы, как плодоносящие кроны растений, но и
красивые смертельно опасны: вращающиеся венчики ресничек мгновенно
перетрут ваше тело в порошок. Ну а тех, кто зелен и обитает в прозрачных
резных скорлупках, Шар учил называть диатомеями -- диковинное это
словечко наставник выудил откуда-то из потаенных глубин мозга, откуда
черпал и все остальные слова; только и сам он был порой не в состоянии
объяснить, почему они звучали так, а не иначе.

Лавон стремительно поднялся.

-- Нам нужен Шар,-- сказал он.-- Где его спора?

-- На высоком кусте под самым небом.

Вот идиот! Старик никогда не подумает о собственной безопасности. Спать
под самым небом, где человека, едва очнувшегося, вялого после долгого
зимнего забытья, может сцапать и сожрать любой всеед, случайно
проплывший мимо! Лишь мыслители способны на подобную глупость.

-- Нам надо спешить. Покажи мне, где он.

-- Сейчас покажу, подожди,-- ответил один из Пара.-- Ты сам его все
равно не разглядишь. Где-то тут неподалеку рыскал Нок...

Темнота слегка шевельнулась -- цилиндр унесся прочь.

-- Зачем он нам нужен, этот Шар? -- спросил другой Пара.

-- Понимаешь, Пара, он очень умен. Он мудрец.

-- Мысли у него пополам с водой. Научил нас языку человека, а о всеедах
и думать забыл. Размышляет вечно об одном -- откуда здесь взялись люди.
Это действительно тайна -- никто другой не похож на людей, даже всееды.
Но разве разгадка поможет нам выжить?

Лавон повернулся к невидимому собеседнику.

-- Пара, скажи мне, почему вы с нами? Почему вы приняли сторону людей?
Зачем мы вам? Ведь всееды и так боятся вас...

Последовала пауза. Когда Пара заговорил снова, колебания, заменяющие ему
голос, звучали еще невнятнее и глуше, чем прежде, были начисто лишены
сколько-нибудь понятного чувства.

-- Мы здесь живем,-- отвечал Пара.-- Мы часть этого мира. Мы повелеваем
им. Мы заслужили это право задолго до прихода людей, после многих лет
борьбы со всеедами. Но думаем мы почти так же, как всееды,-- не
планируем, а делимся тем, что знаем, и существуем. А люди планируют,
люди руководят. Люди различаются друг от друга. Люди хотят переделать
мир. И в то же время они ненавидят всеедов, как ненавидим их мы. Мы
поможем людям.

-- И передадите нам власть?

-- И передадим, если человек докажет, что правит лучше. Разум диктует
так. Но можно двигаться -- Нок несет нам свет...

Лавон поднял глаза. И правда, высоко над головой мелькнула вспышка
холодного света и следом еще одна. Мгновение спустя к ним присоединилось
сферическое существо, по телу которого то и дело пробегали сине-зеленые
сполохи. Рядом носился вихрем Пара-второй.

-- У Нока новости,-- сообщил этот второй Пара.-- Теперь нас, носящих имя
Пара, стало двадцать четыре.

-- Спроси его, согласен ли он отвести нас к Шару,-- нетерпеливо бросил
Лавон.

Нок взмахнул своим единственным коротким и толстым щупальцем. Кто-то из
Пара пояснил:

-- Он для того сюда и явился.

-- Тогда в путь!



-- Нет,-- отрезал Лавон.-- Ни секунды дольше. Вставай, Шар!

-- Ну, сейчас, сейчас,-- раздраженно ответил старик, почесываясь и
зевая.-- Всегда тебе, Лавон, не терпится. Где Фил? Помнится, он
закладывал спору рядом с моей... Тут он заметил ненарушенную янтарную
капсулу, приклеенную к листу той же водоросли, но на ярус ниже.--
Столкните его, он будет в большей безопасности на дне.

-- Он не достигнет дна,-- вмешался Пара.-- Помешает термораздел.

Шар прикинулся удивленным.

-- Как, уже? Весна уже зашла так далеко? Тогда минутку, я только отыщу
свои записи...

Он принялся разгребать осколки споры, усыпавшие поверхность листа. Лавон
досадливо осмотрелся, нашел жесткую щепку -- скол харовой водоросли и
швырнул ее тупым концом вперед, угодив точно в центр споры Фила. Шарик
раскололся, и из него выпал рослый молодой человек, посиневший от
внезапного купания в холодной воде.

-- Ух! -- выдохнул он.-- Ты что, Лавон, не можешь аккуратнее? -- Он
осмотрелся.-- Старик уже проснулся. Это хорошо. А то настоял, что будет
зимовать здесь, пришлось и мне оставаться тоже...

-- Ага,-- воскликнул Шар, приподнимая толстую металлическую пластину, в
длину почти равную его предплечью.-- Одна здесь. Куда же я дел вторую?

Фил отпихнул клубок бактерий.

-- Да вот она. Лучше бы ты отдал их кому-то из Пара, чтобы не обременять
себя такой ношей...

Внезапно, даже не приподняв головы, Лавон оттолкнулся от листа и кинулся
вниз, обернувшись лишь тогда, когда уже плыл с максимальной скоростью,
на какую только был способен. Шар и Фил, по-видимому, прыгнули
одновременно с ним. Всего на ярус выше того листа, где Шар провел зиму,
сидела, изготовясь к прыжку, панцирная конусообразная тварь,
коловратка-дикран.

Невесть откуда в поле зрения возникли двое из племени Пара. В тот же миг
склоненное тело дикрана согнулось в своей броне, распрямилось и
бросилось вслед за ними. Раздался тихий всплеск, и Лавон ощутил, что со
всех сторон опутан тончайшей сетью, бесчувственной и неумолимой, точно
космы лишайника. Еще один всплеск, и Лавон расслышал сдавленные
проклятья Фила. Сам он боролся что было сил, но гибкие прозрачные тенета
сжимали грудь, не давая шевельнуться.

-- Не двигайся,-- послышалось за спиной, и Лавон узнал пульсирующий
"голос" Пара. Он ухитрился повернуть голову -- и тотчас мысленно упрекнул
себя: как же он сразу не догадался! Пара разрядили свои трихоцисты,
лежащие у них на брюшке под пленкой, точно патроны; каждый патрон
выстреливал жидкостью, которая при соприкосновении с водой застывала
длинными тонкими прядями. Для Пара это был обычный метод самозащиты.

Немного ниже, следом за вторым Пара, дрейфовали Шар с Филом; они плыли в
середине белого облака, не то пены, не то плесени. Всееду удалось
избегнуть сетей, но он был, наверное, просто не в силах отказаться от
нападения и крутился вокруг, резко гудя венчиком. Сквозь прозрачную
броню Лавон различал его исполинские челюсти, тупо перетирающие любые
частички, какие заносило в ненасытную пасть.

В вышине нерешительно кружился Нок, освещая всю сцену быстрыми,
беспокойными голубоватыми вспышками. Против коловраток живой факел был,
в сущности, беззащитен, и Лавон сначала не мог взять в толк, зачем
понадобилось Ноку привлекать к себе внимание. Но ответ не заставил себя
ждать: из темноты выросло существо, смахивающее на бочонок, с двумя рядами
ресничек и тараном спереди.

-- Дидин! -- позвал Лавон без особой надобности.-- Сюда, сюда!

Пришелец грациозно подплыл ближе и замер, казалось, изучая происходящее;
как это ему удавалось, понять никто не мог -- глаз у Дидина не было.
Всеед тоже заметил Дидина и попятился, гул венчика превратился в
болезненное рычание. Лавону даже почудилось, что дикран вот-вот
отступит,-- но нет, судя по всему, для отступления тот был слишком глуп.
Гибкое тело, припав к стеблю водоросли, вдруг снова устремилось в бой,
на сей раз прямехонько на Дидина.

Лавон невнятно выкрикнул какое-то предостережение, но в этом не было
нужды. Лениво движущийся бочонок чуть наклонился на бок и тут же
бросился вперед -- с ошеломляющей скоростью. Если Дидин сумеет нащупать
своим ядовитым хватательным органом слабое место в броне всееда...

Нок поднялся еще выше, чтобы нечаянно не пострадать в драке, и свет
настолько ослаб, что Лавон перестал видеть кого бы то ни было; но вода
яростно бурлила и дикран жужжал по-прежнему.

Постепенно звуки смолкли. Лавон скорчился во тьме, покачиваясь в сети
Пара и напряженно вслушиваясь в тишину.

-- Что стряслось? Нок, куда они подевались?

Нок осторожно спустился и помахал щупальцем, обращаясь к Пара.

-- Он говорит,-- пояснил тот,-- что тоже потерял их из виду. Подожди-ка,
я слышу Дидина.-- Лавон ничего не различал; то, что "слышал" Пара, были
какие-то полутелепатические импульсы, составлявшие исконный язык
аборигенов.-- Дидин сообщает нам, что дикран мертв.

-- Это хорошо! -- произнес Лавон.-- Теперь выпусти меня из сети, Пара.

Пара резко дернулся, поворачиваясь на несколько градусов вокруг
продольной оси и обрывая пряди у самого основания; движение требовало
величайшей точности, чтобы вместе с нитями не оборвалась и защитная
пленка. Но все обошлось. Спутанную массу нитей приподняло течением и
понесло над бездной.

2

Отряд численностью более двухсот бойцов, с Лавоном, Шаром и Пара во
главе, быстро двигался в теплых, светлых водах поднебесья. Каждый сжимал
в руке деревянную щепку или палицу -- осколок известковой водоросли, и
каждый то и дело внимательно осматривался по сторонам. Сверху их
прикрывала эскадра из двадцати Дидинов, и встречные всееды лишь таращили
на людей красные глазные пятна, не отваживаясь атаковать. Еще выше, у
самого небесного свода, располагался пышный слой всевозможной живности,
которая бесконечно боролась за существование, питалась и плодилась; ниже
этого слоя все было окрашено в сочный зеленый цвет. Водоросли в этом
насыщенном жизнью слое родились без счета, да и всееды беспрепятственно
паслись здесь.

Весна уже полностью вступила в свои права. Лавон не пытался себя
обмануть: двести человек -- вот, видимо, и все, остальные не пережили
зиму. По крайней мере обнаружить больше никого не удалось. То ли --
этого теперь никогда не узнать -- они проснулись слишком поздно, то ли
укрепили свои споры на слишком приметных местах, и коловратки не
заставили себя ждать. Не менее трети отряда составляли женщины. Значит,
дней через сорок, если им ничто не помешает, армия удвоится.

Если им ничто не помешает... Лавон усмехнулся и оттолкнул с дороги
клокочущую колонию эвдорин. Эта мысль поневоле напомнила ему о
вычислениях, которые Шар проделал в прошлом году: если бы Пара и его
сородичи не встречали помех, мир превратился бы в течение одного сезона
в сплошную массу тел. Никто, разумеется, не застрахован от гибели в этом
мире; и тем не менее Лавон твердо решил, что люди впредь должны гибнуть
гораздо реже, чем до сих пор считалось неизбежным и естественным.

Он взмахнул рукой вверх-вниз. Стремительные ряды
пловцов нырнули в глубину за ним следом. Свет, льющийся с неба, быстро
угасал, и вскоре Лавон стал ощущать прохладу. Он подал новый сигнал.
Двести человек, словно танцоры, выполняющие изящный прыжок, разом
перевернулись и продолжали погружение ногами вперед. Преодолевать
термораздел в таком положении было легче и выгоднее всего; каждый
понимал настоятельную необходимость покинуть верхние слои, где опасность
нарастала так бурно, что с ней не справился бы никакой конвой.

Подошвы Лавона коснулись упругой поверхности; всплеск -- и он с головой
окунулся в ледяную воду. Вновь подпрыгнул -- ледяная разделительная
черта шла теперь поперек груди. Всплески слышались со всех сторон --
армия преодолевала термораздел, хотя, казалось бы, сталкиваться было
просто не с чем: сверху вода, снизу тоже вода...

Теперь оставалось выждать, пока не замедлится ток крови. На этой
разделительной линии, где кончалась теплая вода поднебесья и температура
резко падала, жидкость внизу оказывалась много плотнее и без усилий
поддерживала тела на плаву. Нижний, холодный слой простирался до самого
дна -- сюда коловратки, не отличающиеся особым умом, если и заглядывали,
то редко.

Наконец, вода, окружающая нижнюю половину тела, стала для Лавона не
ледяной, а, напротив, приятно прохладной в сравнении с той, удушливо
теплой, которой приходилось дышать. Он еще подождал, пока не убедился,
что армия пересекла термораздел без потерь и что долгие поиски
переживших зиму в верхних слоях и вправду подошли к концу. Тогда он вновь
перевернулся и устремился вглубь, в направлении дна, Фил и Пара рядом,
задыхающийся от натуги Шар позади.

Внизу замаячил камень, и Лавон тщательно обследовал его в полумраке. И
почти сразу же увидел то, на что втайне надеялся: прилипший к крутому
скальному боку песчаный личиночий домик. Тогда он подозвал лучших своих
бойцов и указал им цель.

Люди осторожно обложили камень вытянутым полукольцом с тем расчетом,
чтобы разрыв полукольца был направлен в ту же сторону, что и выходное
отверстие. Какой-то Нок повис сверху, словно осветительная ракета, а
один из Пара приблизился к отверстию с вызывающим жужжанием.
Сопровождаемые гулом, те, кто был в тыльной части полукольца, опустились
на камень и поползли вперед. Дом вблизи оказался втрое выше самых
высоких воинов, скользкие черные песчаные зерна, сложившие его стены,
были каждое в полобхвата.

Внутри что-то шевельнулось, и спустя секунду из отверстия высунулась
безобразная голова личинки. Высунулась, неуверенно качнулась в сторону
нахального существа, осмелившегося ее потревожить. Пара отпрянул --
личинка, повинуясь слепому охотничьему инстинкту, потянулась за ним, в
одно движение вывалившись из домика почти наполовину.

Лавон издал боевой клич. И тут же личинку окружили улюлюкающие орды
двуногих демонов, которые безжалостно колотили ее и тыкали кулаками и
палицами. Она внезапно исторгла какой-то блеющий звук -- столь же
невероятный, как если бы рыба защебетала по-птичьи,-- и принялась
пятиться назад, но бойцы арьергарда уже проломили стену и ворвались в
дом с тыла. Личинка рванулась вперед, словно ее подхлестнули кнутом. И
вывалилась совсем, и стала опускаться на дно, тряся своей безмозглой
головой и блея.

Лавон послал вдогонку пятерых потомков Дидина. Убить личинку они,
конечно, не могли -- та была слишком велика, чтобы погибнуть от яда,--
но жалили ее достаточно больно и заставляли двигаться дальше. Не то она
почти наверняка вернулась бы к тому же камню и принялась бы строить
новый дом.

Лавон спустился на опорную площадку и с удовлетворением обследовал
добычу. В доме с избытком хватало места для всего человеческого племени:
большой сводчатый зал, который легко обращался в неприступный бастион --
достаточно заделать пролом в задней стенке. Чуть почистить внутри,
выставить охранение, прорубить отдушины, чтобы бедная кислородом вода
глубин стала проточной,-- и живи в свое удовольствие.

Он произвел смотр войскам. Они стояли вокруг в благоговейном молчании,
еще не веря в успех своего выступления против самого крупного зверя во
всем известном им мире. Вряд ли они теперь когда-нибудь оробеют перед
всеедами, как бывало. Лавон вскочил на ноги.

-- Ну, что уставились? -- крикнул он.-- Все это теперь ваше. За работу!



Старый Шар удобно устроился на голыше, специально выщербленном под
сиденье и устланном мягкими водорослями спирогиры. Лавон встал
неподалеку в дверях, наблюдая за маневрами своих легионов. Их ряды,
умножившиеся за месяц относительно спокойной жизни в большом зале,
насчитывали сегодня более трех сотен бойцов, и они проводили день за
днем в строевых учениях, программу которых разработал он сам. Они
стремглав пикировали в глубину, поворачивались на полном ходу, выполняли
перестроения, ведя воображаемую борьбу с противником, которого, впрочем,
представляли себе достаточно хорошо.

-- Нок утверждает, что всееды теперь непрерывно ссорятся друг с
другом,-- сказал Шар.-- Никак не могут взять в толк, что мы
действительно объединились с семейством Пара и его родней и совместными
усилиями завоевали новый дом. Взаимопомощь -- явление, неизвестное
доселе в этом мире, Лавон. Ты, что называется, делаешь историю.

-- Историю? -- переспросил Лавон, провожая марширующих солдат
придирчивым взглядом.-- Что такое история?

-- А вот она...

Старик перегнулся через спинку своего "кресла" и коснулся металлических
пластин, с которыми никогда не расставался. Лавон следил за ним без
особого любопытства. Он видел эти пластины не раз и не два -- блестящие,
не тронутые ржавчиной, покрытые с обеих сторон письменами, которые
никто, даже Шар, не в силах прочесть. Пара как-то раз назвал
таинственные пластины "ни то ни се" -- ни живая материя, ни древесина,
ни камень.

-- Ну и что? Я же не могу их прочесть. И ты не можешь.

-- Я пытаюсь, Лавон. Я уверен, что пластины написаны на понятном нам
языке. Посмотри хотя бы на первое слово. По-моему, его надо читать --
"история". Число букв в точности совпадает. А ниже строкой два слова
подряд, мне кажется, читаются "нашим потомкам".

-- Но что все это значит?

-- Это начало, Лавон. Только начало. Дай срок, узнаем больше.

Лавон пожал плечами.

-- Может быть. Когда добьемся большей безопасности, чем сейчас. Сегодня
мы не вправе размениваться на такие вещи. У нас на них просто нет
времени. И никогда не было -- с самого Первого пробуждения...

Старик нахмурился. Водя палочкой по песку, он пытался срисовывать буквы
с пластины.

-- Первое пробуждение. Почему оно было первым, а до него не было
ничего? Я помню в подробностях все, что случилось со мной с той поры.
Но что было со мной в детстве, Лавон? Словно ни у кого, кто пережил
Первое пробуждение, вообще не было детства. Кто наши родители? Почему мы
все очнулись взрослыми мужчинами и женщинами, но не ведали ничего об
окружающем мире?

-- И ответ, по-твоему, записан на этих пластинах?

-- Надеюсь. Точнее, верю. Хотя ручаться не могу. Пластины лежали внутри
споры рядом со мной при Первом пробуждении. Вот, собственно, и все, что
мне известно о них, и еще одно -- подобных пластин больше нет нигде в
мире. Остальное -- домыслы, и, по правде сказать, я пока продвинулся со
своими домыслами не слишком далеко. Но придет день... придет день...

-- Я тоже надеюсь, что придет,-- перебил Лавон.-- Я вовсе не хочу
передразнивать тебя, Шар, или проявлять излишнее нетерпение. И у меня
есть сомн