ось для искусного уклонения от
любых контактов с моржом -- историком сельского хозяйства Земли, начало
на нем сказываться.

Рано или поздно Авердор непременно взорвется. И виноват в этом будет он
сам, только пострадают, и это ясно, все находящиеся на борту, а это
печально.

Включая Горбала, который потеряет первоклассного навигатора и помощника.

Но приказать Авердору разговаривать с Хоккеа Горбал тоже не мог -- это
было вне пределов его власти. Он мог только намекнуть Авердору, что для
блага всего экипажа ему следует уделять внимание хотя бы некоторым
механическим формулам вежливости. Единственная реакция -- самый
каменный, упрямый взгляд, когда-либо виденный капитаном даже у Авердора,
с которым капитан летал уже тридцать галактических лет.

И самое худшее, что Горбал как человек был полностью на стороне
Авердора.

-- Через определенное количество лет,-- захлебываясь от самодовольства,
вещал Хоккеа,-- условия на любой планете меняются, на ЛЮБОЙ
планете.-- Он помахал ластообразными руками, заключая в дугу все светлые
точки далеких миров, сиявших за стенами оранжерей. Он опять садился на
любимого конька -- идею звездного сева.-- И совершенно логично
предположить, что вместе с планетами должен изменяться и человек. Или,
если он не в состоянии измениться сам, он должен переселиться в другую
среду обитания. Допустим, были колонизированы планеты с условиями,
похожими на земные. Но даже эти планеты не ВЕЧНО будут оставаться
землеподобными. В биологическом смысле.

-- Но почему мы должны ограничивать себя только землеподобными мирами?
-- спросил Горбал.-- Я лично мало что знаю об этой планете, но по
описанию место далеко от оптимального.

-- Конечно, наверняка,-- сказал Хоккеа, и как всегда Горбал не понял, с
каким конкретно местом его фразы соглашается пантрополог.-- С точки
зрения выживания нет никакого смысла пригвождать расу навечно к одному
месту. Разумнее продолжать эволюционировать вместе со Вселенной, чтобы
сохранить независимость от таких неприятных и неудобных процессов, как
дряхление и умирание миров, взрывы новых и сверхновых звезд... И
взгляните на результаты! Человек теперь существует в таком разнообразии
обличий, что в случае необходимости всегда есть возможность и место,
куда укрыться несчастным, потерпевшим катастрофу. Это великолепное
достижение, и что в сравнении с ним давний спор о целостности и
первичности формы!

-- Да, в самом деле,-- сказал Горбал, но в глубине его сознания второе "я"
Горбала говорило: "А он в конце концов почуял враждебное отношение!
Чеpтов адаптант, ты все боpешься за равноправие с первоначальной формой 
человека. Напрасно, моржовый ты бюрократишка. Можешь спорить до скончания 
веков или своей жизни, только когда ты рассуждаешь вслух, усищи твои всегда
будут болтаться!"

"И совершенно очевидно, рассуждать ты никогда не перестанешь."

-- И будучи военным, вы первым оцените военные преимущества, капитан,--
добавил честный Хоккеа.-- Используя технологию пантрогенетики, человек
захватил в сферу своего влияния массу планет, доселе ему недоступных. Это
чрезвычайно увеличило наши шансы стать повелителями Галактики. Занять
большую ее часть, причем, не отбирая ни одну планету силой. Оккупация
без насилия, без лишения законного хозяина его собственности -- и к тому
же безо всякого кровопролития. Но если какая-то раса вдруг обнаружит
имперские амбиции и попытается отобрать у нас одну из планет, то
окажется, что мы численно превосходим их в громадное число раз.

-- Это верно,-- согласился Горбал, помимо своей воли заинтересовавшись
рассуждениями адаптанта.-- И нам повезло, что мы первыми придумали
пантропологию. Как же это получилось? Мне кажется, что первой расой,
придумавшей пантропологию, должен быть народ, такой способностью
изначально обладавший... Вы понимаете, о чем я?

-- Не совсем, капитан. Если вы приведете мне пример...

-- Однажды мы исследовали планету, где когда-то обитала раса, и причем
сразу на двух планетах -- но не одновременно,-- сказал Горбал.-- Их
жизненный цикл составляли две фазы. В первой они зимовали на
внутpенней планете. Потом их тела трансформировались, и они, в чем
мать родила, пересекали космическое пространство. Без кораблей. И
остальную часть года проводили на своей основной, внешней планете. В
новой форме. Потом снова трансформация в первую фазу, переселение и
зимовка на более теплой планете. Это трудно описать. Но только самое 
интересное в том, что эту способность они не вырабатывали, она была у них с 
самого начала. Они так эволюционировали.-- Он снова посмотрел на Авердора.-- 
Навигация в том секторе была хитрым делом, особенно когда они начинали 
собираться в рой.

Но Авердор на приманку не клюнул.

-- Я понимаю -- это хороший пример,-- сказал Хоккеа, кивая с
преувеличенной гротескной задумчивостью.-- Но позвольте вам заметить,
капитан, что если раса обладает какой-то способностью, она может и не
задумываться над необходимостью эту способность совершенствовать. Да, я
знаком с расами вроде той, что вы описали: полиморфные расы с
сексуальными альтерациями поколений, метаморфозами наподобие жизненных
циклов насекомых. Есть одна планета под названием Лития, примерно в
сорока световых годах отсюда, где разумная раса подвергается полному
повторению эволюционных форм ПОСЛЕ рождения особи, а не ДО, как
у людей. Но почему эти расы должны считать трансформацию форм чем-то
насущно необходимым и стремиться к ее совершенствованию? Ведь это всего
лишь рядовой факт из их жизни, не более.

В оранжерее послышался тихий звон. Хоккеа тут же поднялся -- он двигался
с точной грациозностью, несмотря на внушительную плотность тела,
напоминающего моржа или морского котика.

-- День истек,-- жизнерадостно заключил он.-- Благодарю за честь,
капитан.

Переваливаясь, он направился прочь. Завтра, естественно, он снова будет
на старом месте.

И на следующий день.

И через день тоже. Если только экипаж не вываляет их всех в смоле и
перьях.

Если бы только,-- расстроенно размышлял капитан,-- эти чертовы адаптанты так
не спешили злоупотреблять своими правами. Будучи делегатом
Колонизационного Совета, Хоккеа был важной персоной, ему нельзя было
запретить посещение оранжереи, если не считать моментов аварии или
чрезвычайного положения. Но неужели он не понимает, что нельзя ежедневно
пользоваться привилегиями на корабле, где экипаж состоит из людей
базовой формы, которые вообще в большинстве своем не могут побывать в
оранжерее без специального на то приказа капитана.

И остальные пантропологи были не лучше руководителя. В качестве
пассажиров со статусом людей они могли свободно передвигаться по
кораблю. И так они и поступали, держа себя наравне с командой. С точки
зрения закона все было правильно, но разве они не имели понятия о такой
вещи, как предрассудки? И о том, что среди рядовых космонавтов
предрассудки по отношению к адаптантам балансировали на грани фанатизма?

Послышалось слабое гудение -- энергокресло Авердора развернулось, и
теперь навигатор сидел лицом к Горбалу. Как и большинство ригелианцев, он
обладал продолговатым худым лицом, словно у религиозного фанатика
древности, с резкими угловатыми чертами. Звездный свет в оранжерее
нисколько не смягчал эту угловатость. Но теперь капитану в чертах
Авердора виделось что-то отталкивающее.

-- Итак? -- спросил он.

-- Думаю, что этот урод по горло вам надоел,-- без преамбул начал
Авердор.-- Что-то надо делать, капитан, пока команда не распустится до
того, что придется сажать людей в карцер.

-- Я не люблю всезнаек так же, как и вы, лейтенант,-- мрачно сказал
Горбал.-- Особенно, когда они несут чепуху. А половина его рассуждений о
космических полетах -- сущая чепуха. В этом-то я уверен. Но он делегат
Совета, и имеет право приходить сюда, когда захочет.

-- Когда объявлена тревога, в оранжерею не пускают даже офицеров.

-- Я не понимаю, как у нас может быть объявлено состояние тревоги,--
сухо сказал Горбал.

-- Мы в опасном секторе Галактики. Во всяком случае, потенциально
опасном. Сюда не заглядывали уже тысячи лет. У звезды, к которой мы
направляемся, девять планет и еще масса спутников всевозможных размеров.
Допустим, на одном из них кто-то вдруг потеряет голову и неровен час
пальнет в нас ракетой.

Горбал нахмурился.

-- Это натяжка. К тому же недавно этот сектор прочесывался. Иначе нас бы
здесь не было.

-- Поверхностная работа, эти прочесывания. К тому же никогда не помешает
прибегнуть к предосторожности. И очень рискованно иметь адаптанта,
существо второго сорта, в оранжерее, когда вдруг начнется атака.

-- Все это чепуха.

-- Черт побери, капитан, неужели вы разучились читать между строк? --
хрипло произнес Авердор.-- Я так же хорошо, как и вы, понимаю, что
никакие опасности нам здесь не грозят. И если что-то случится, мы всегда
с этим справимся. Я просто пытаюсь подсказать вам предлог, как
приструнить этих моржей.

-- Я слушаю.

-- Отлично. "Неоспоримый" -- образцовый корабль ригелианского флота.
Наша команда -- почти легенда, наш послужной список кристально чист. Мы
не можем портить парням биографию из-за глупых предрассудков, пусть даже
их собственных. А до этого дойдет, если моржи вынудят парней забыть
дисциплину. К тому же они имеют право выполнять работу, не оглядываясь
на усатые рыла моржей, которые не перестают заглядывать им через плечо.

-- Возможно, придется все это объяснить Хоккеа.

-- Не придется,-- сказал Авердор.-- Вместо этого вы можете им сказать,
что корабль до посадки переходит на чрезвычайное положение. Это
означает, что пантропологи как пассажиры будут обязаны оставаться в
своих каютах. Все очень просто.

Да, все было довольно просто и весьма соблазнительно.

-- Все-таки мне это не нравится,-- сказал Горбал.-- К тому же пусть
Хоккеа не всезнайка, но он не полный идиот. Он все это довольно быстро
раскусит.

Авердор быстро пожал плечами.

-- Команда в наших руках,-- сказал он.-- Но я не понимаю, что он сможет
сделать, если и поймет, что его провели. Все будет в соответствии с
инструкциями и занесено в бортовой журнал. И Совету он сможет изложить
только свои подозрения. А они их, скорее всего, не примут во внимание.
Все знают, что типы второго класса склонны повсюду подозревать расовое
преследование. И у меня есть теория -- их и в самом деле преследуют,
потому что они на это напрашиваются.

-- Не понимаю вас.

-- Человек, под командой которого я служил до того, как попал на
"Неоспоримый",-- сказал Авердор,-- был один из тех людей, что не
доверяют даже себе. Они от каждого ждут ножа в спину. И всегда находятся
люди, которые считают чуть ли не делом чести их этим ножом ткнуть.
Потому что они сами на это напрашиваются. Капитаном он долго не
продержался.

-- Теперь понимаю,-- вздохнул Горбал.-- Что ж, я все обдумаю.

2

Во время следующего корабельного дня, когда Хоккеа вернулся в оранжерею,
Горбал все еще не принял определенного решения. Сам факт того, что все
его чувства были на стороне Авердора и команды не облегчал положения, а
только вызывал подозрения к "легкому" выходу из ситуации, что предложил
Авердор. План был достаточно соблазнительный, чтобы усыпить поддавшегося
искушению, сделать его нечувствительным к ошибкам, которые он выявил бы
сразу.

Адаптант устроился поудобнее и принялся сквозь прозрачный металл стены
рассматривать окружающее корабль пространство.

-- О,-- сказал он наконец,-- наша цель заметно увеличилась в размерах.
Не правда ли, капитан? Подумать только, всего через несколько дней мы
окажемся в историческом смысле дома!

Опять загадки!

-- Что вы подразумеваете под словом "дома"? -- спросил Горбал.

-- Простите, я думал, вы знаете. Земля -- родная планета человечества,
его, так сказать, колыбель. Отсюда началась волна звездного посева.
Здесь эволюционировала базовая форма, к которой принадлежите вы,
капитан.

Горбал молча обдумывал эту неожиданную новость. Даже если и допустить,
что информация верна -- вероятно, так оно и было: Хоккеа должен был
знать подобные вещи о планете, к которой направлен -- особым образом
ситуации это не меняло. Но Хоккеа не без причины вывел эти сведения на
свет именно сейчас. Но ничего, скоро и причина объявится. Лаконичными
альтаирцев еще никто не называл.

Тем не менее, он решил, что нужно включить экран и рассмотреть планету с
увеличением. До этого момента он не испытывал к ней никакого интереса.

-- Да, именно здесь все и началось,-- сказал Хоккеа.-- Конечно, они не
сразу поняли, что вместо адаптирования окружающей среды можно
производить адаптированных детей. Но в конечном счете поняли, что
перенос собственной среды обитания вместе с собой -- в виде скафандров
или куполов -- не поможет им эффективно колонизировать планеты. Нельзя
всю жизнь провести в скафандре или под куполом.

Кроме того, неприятности с формами тела имелись в их обществе с самого
начала. По непонятным причинам некоторые очень щепетильно относились к
малейшим отличиям в цвете кожи, форме некоторых черт лица, даже образе
мышления. Режим сменялся режимом, и каждый пытался навязать стандартному
гражданину свои собственные концепции и поработить тех, кто не вмещается
в прокрустово ложе рамок.

Внезапно Горбал почувствовал себя не в своей тарелке. Ему все легче и
легче становилось чувствовать точку зрения Авердора, полностью
игнорировавшего присутствие адаптантов.

-- Только после того, как они ценой ошибок и страданий пришли к
толерантности в отношениях между расами, им удалось перейти к
пантропологии,-- сказал Хоккеа.-- Это было логично. Конечно, некоторая
последовательность форм поддерживалась и поддерживается до сегодняшнего
дня. Нельзя полностью изменить форму тела, не изменяя при этом и процесс
мышления. Если придать человеку форму таракана, то он, как предсказывал
это один древний писатель, и думать начнет в конце концов, как таракан.
А не как человеческое существо. Мы приняли это условие во внимание. И на
планетах, где требуется кардинальная трансформация, например, на газовых
гигантах, сеяние даже не испытывалось. Совет считает, что эти планеты --
потенциальная собственность других рас -- негуманоидных, прототипам
которых не придется подвергаться значительной трансформации, чтобы
выжить в новых условиях.

Капитан Горбал начал смутно понимать, к чему клонит Хоккеа. И то, что он
понял, ему не понравилось. Человек-морж своими безумно раздражающими
неприятными намеками защищал свое право быть равным с людьми
формы-прототипа, не только по закону, но и фактически. Но оспаривал он
это право во Вселенной фактов, весомость которых знал он один, и о чьей
применимости только он мог судить. Короче, он наливал свинцом игральные
кости, и последние резервы потенциальной терпимости капитана Горбала
превращались в пар.

-- Было, конечно, и немалое сопротивление,-- продолжал Хоккеа.--
Те, кто лишь недавно научились думать, что цветные люди -- негры,
индейцы -- такие же люди, как и все остальные, быстро подхватили
презрительное отношение ко всем адаптантам, как к существам второго
сорта. Первым сортом считался тип, первоначально живший на Земле. Но на
Земле же в древности возникла идея о том, что истинно человеческое
обитает в сознании, а не в формах тела. Понимаете, капитан, все это
можно еще предотвратить, если бы возможно было создать такое отношение к
пантропологии, когда изменение формы, даже частичное, не считалось бы
уменьшением или ухудшением самой сущности человека, как такового. Но
настал день, величайший день в истории всех водоразделов человечества,
когда самые разные отношения друг к другу должны соединиться в единый
резервуар братства. Мы с вами счастливчики -- мы вышли на сцену в тот
миг, когда он ярко нам светит.

-- Очень интересно,-- холодно сказал Горбал.-- Но все это произошло
очень давно, а в наше время этот сектор Галактики оказался
малоисследованным и пустынным. При этих обстоятельствах, с которыми вы
можете познакомиться в документальной форме, занесенными в журнал, я
вынужден, начиная с завтрашнего дня, ввести на корабле чрезвычайное
положение. Оно будет продолжаться до момента нашей посадки. Боюсь, что
теперь вы, пассажиры, будете вынуждены строго соблюдать распорядок
чрезвычайного положения и не покидать своих кают.

Повернувшись, Хоккеа поднялся, и его теплые улыбчивые глаза потеряли всю
веселость.

-- Я прекрасно понимаю, что все это означает,-- сказал он.-- И в
какой-то мере понимаю необходимость -- хотя я надеялся увидеть из
космоса планету наших предков. Но я не ожидаю, что ВЫ полностью
поймете МЕНЯ, капитан. Моральный водораздел, о котором я говорил, еще
не принадлежит прошлому. Он существует и сейчас. Он возник в то время,
когда Земля перестала быть пригодной для обитания типа-первоосновы, для
так называемого первочеловеческого типа. И поток ручейков, стремящихся к
общему морю, будет становиться все сильнее и сильнее с каждым днем --
когда по всей Галактике разнесется весть, что сама Земля заново заселена
адаптантами. И с этой новостью прокатится ударная волна -- волна
осознания, что "прототип" уже давно превратился в горстку, меньшинство
среди массы других, более многочисленных, более значительных типов
людей, несмотря на все свое высокомерие.

"Неужели этот Хоккеа настолько глуп, что угрожает... Этот невооруженный
комичный моржечеловек угрожает капитану "Неоспоримого"? Или..."

-- Прежде, чем я уйду, хочу задать вам один вопрос, капитан. Там, внизу,
ваша прародина, и вскоре туда отправимся мы, моя бригада. Осмелитесь ли
вы последовать за нами, покинуть корабль?

-- Но зачем мне это? -- спросил Горбал.

-- Как же? Чтобы доказать превосходство формы-прототипа, капитан,-- тихо
сказал Хоккеа.-- Вы ведь не можете согласиться с тем, что
кучка людей-моржей превосходит вас на поверхности вашей собственной
планеты? Вашей прародины?!

Он вежливо поклонился и направился к двери. На пороге он повернулся и
внимательно посмотрел на Горбала и лейтенанта Авердора, который смотрел
на него с выражением ненавидящей ярости.

-- Или же... вы согласны? -- спросил Хоккеа.-- Интересно будет посмотреть, 
как вы приспособитесь к месту меньшинства, какое найдете себе утешение.
Боюсь, что у вас пока маловато практики в этом деле.

Он вышел. Оба -- Горбал и Авердор -- рывком повернулись к экрану. Горбал
включил электронный усилитель изображения. Он подрегулировал четкость и
яркость красок.

Когда сменный офицер пришел в каюту, капитан и лейтенант все еще
смотрели на экран -- на просторы пустынь, покрывавших Землю.
КНИГА ТРЕТЬЯ

ПОВЕРХНОСТНОЕ НАТЯЖЕНИЕ

Пролог

Доктор Шавье надолго замер над микроскопом, оставив ла Вентуре одно
занятие -- созерцать безжизненные виды планеты Гидрот. "Уж точнее было
бы сказать,-- подумал пилот,-- не виды, а воды..." Еще из космоса они
заметили, что новый мир -- это, по существу, малюсенький треугольный
материк посреди бесконечного океана, да и материк, как выяснилось,
представляет собой почти сплошное болото.

Остов разбитого корабля лежал поперек единственного скального выступа,
какой нашелся на всей планете; вершина выступа вознеслась над уровнем
моря на умопомрачительную высоту -- двадцать один фут. С такой высоты ла
Вентура мог окинуть взглядом плоскую чашу грязи, простирающуюся до
самого горизонта на добрые сорок миль. Красноватый свет звезды Тау Кита,
дробясь в тысячах озер, запруд, луж и лужиц, заставлял мокрую равнину
искриться, словно ее сложили из драгоценных камней.

-- Будь я религиозен,-- заметил вдруг пилот, я бы решил, что это
божественное возмездие.

-- Гм? -- отозвался Шавье.

-- Так и чудится, что нас покарали за... кажется, это называется
"гордыня"? За нашу спесь, амбицию, самонадеянность...

-- Гордыня? -- переспросил Шавье, наконец подняв голову.-- Да ну? Что-то
меня в данный момент отнюдь не распирает от гордости. А вас?

-- Н-да, хвастаться своим искусством посадки я, пожалуй, не стану,--
признал ла Вентура.-- Но я, собственно, не то имел в виду. Зачем м