дленно заняться всеми необходимыми приготовлениями. Добавлю также, что я с нетерпением жду твоего доклада. - Он потянулся и зевнул. - Я также считаю, что с моей стороны весьма рационально желать, чтобы все это произошло в то время, как пост председателя Совета будет занимать кто-то другой. Рационально и для человека моего возраста желать немного соснуть во время Первой Тьмы.
     Аймерик едва заметно улыбнулся и сказал;
     - Сэр, если на этом официальная часть заседания закончена, могу ли я поинтересоваться, когда вы приняли решение? Признаюсь, я не поинтересовался этим заранее.
     Старик Каррузерс неохотно кивнул.
     - Совершенно верно. С моей стороны было бы иррационально обидеться на тебя за то, что ты не поинтересовался сведениями, не представлявшими для тебя непосредственного интереса.
     - Отец, - сказал Аймерик, - я сказал не подумав. Это вышло безвкусно и некрасиво. Ведь мне нужно было потратить всего секунду на то, чтобы это выяснить, и я мог бы доставить вам удовольствие, проявив интерес к вашим делам.
     Пожалуйста, примите мои извинения и скажите мне, когда же вы все-таки приняли решение?
     Отец, не мигая, уставился на Аймерика. Другой бы на месте Аймерика давно отвел взгляд, безмерно разозлившись. А Аймерик спокойно, холодно смотрел на отца.
     В конце концов Каррузерс-старший высказался:
     - Согласно вашим обычаям, мне бы следовало принять твои извинения. Мне это не будет стоить ровным счетом ничего, а тебе может пойти на пользу. Но какое бы удовольствие ни испытал от этого я, оно будет иррациональным, а такие удовольствия - это искушения, уводящие нас с пути истинного рационального христианства.
     Последующая пауза получилась особенно долгой. Наконец старик проговорил - так тихо, что я едва расслышал:
     - Однако я принимаю твои извинения.
     - Благодарю, - отозвался Аймерик.
     Старик направился к двери. По пути он сказал:
     - Боюсь, я чувствую себя неловко из-за прилива эмоций.
     Надеюсь, вы все извините меня, но мне действительно необходимо прилечь.
     Дверь за ним закрылась. Никто не успел сказать ни слова.
     - Как это необычно, - заметила Питерборо. - Я никогда его таким не видела, а мы несколько лет являемся близкими друзьями. - Она встала. - Полагаю, остаток дня вы сегодня употребите на выбор работы. Так что давайте поговорим о наших планах по интеркому после того, как вы доберетесь до дома, а встретимся через пару дней. - Она обвела нас взглядом и улыбнулась. - Я так рада, что вы здесь. В Каледонии так часто забываешь о прекрасных вещах, в которых нет ни капли рациональности. Думаю, вы сумеете помочь нам вспомнить о таких вещах.
     - "О прекрасных вещах, в которых нет ни капли рациональности"? - недоуменно переспросил Аймерик. - Но я так думал, что это...
     - Ересь? - подсказала Питерборо и улыбнулась шире. - Так думают очень немногие.
     Глаза ее так сверкнули, что я не удержался и улыбнулся в ответ. Раньше мне никогда не нравились некрасивые женщины - тем более неряшливо одетые. Питерборо вежливо кивнула всем нам и ушла.
     Я, честно говоря, не очень представлял, что написать этим утром Маркабру. Может быть, мне стоило дождаться ответа от него, а ответ должен был прийти через день-другой. На самом деле было удивительно, почему Маркабру до сих пор мне не ответил.
     Я обернулся, чтобы обратиться к Аймерику, но он сидел, задумчиво уставившись на стену, обхватив себя руками.
     Все молчали до тех пор, пока за нами не явился Брюс.
     Аймерик медленно встал и вздохнул.
     - В один прекрасный день, companho, за распитием моря вина я постараюсь объяснить вам, что тут только что произошло. Но не теперь. Сейчас мы с вами скорчим самые постные физиономии и отправимся на собеседование в бюро по трудоустройству. Люди там напрочь лишены чувства юмора, насколько мне помнится, поэтому постарайтесь не говорить ничего такого, что могло бы быть воспринято буквально.
     Брюс хихикнул.
     - Чарли назначили четыре недели морально-корректирующей терапии на почве выбора работы, потому что он, в ответ на предложение описать идеальную работу, заявил, что желает быть викингом и всю жизнь мечтает о том, чтобы ограбить и спалить дотла Утилитопию. Так что будьте очень осмотрительны.

Глава 3

     Бюро по трудоустройству оказалось очень просторным и чистым помещением, стены в котором были выкрашены в приятные пастельные цвета. Если мне что и напомнило это место, так это вестибюль психиатрической больницы в Нупето.
     Во время уборки навоза днем раньше мне пришла в голову одна идея, окончательно очертить которую мне помог Брюс.
     Вот только никто не подсказал мне, как я смогу втолковать эту идею компьютеру, а уж тем более - живому каледонскому бюрократу. Наверное, это показалось Брюсу и Аймерику настолько очевидным, что ни тот, ни другой мне ничего не сказали.
     Конечно, судя по тому, что я наблюдал во время собрания, можно было вполне сделать вывод о том, что разница между компьютером и каледонским бюрократом не так уж велика.
     После того как я ответил на первые вопросы, сидя за клавиатурой, с потолка опустился микрофон, и компьютер поинтересовался тем, какую бы работу я предпочел.
     Сначала я решил было брякнуть что-нибудь типа "Пожалуй, я бы не прочь поработать жиголо" или "Нет ли у вас вакансий гладиаторов?" и мысленно проклял Брюса за то, что он рассказал мне об истории с Чарли. Но я расслабился, взял себя в руки и ответил:
     - Мне бы хотелось открыть практическую школу новоаквитанской культуры.
     - Пожалуйста, объясните, что такое "практическая школа", - сказал компьютер.
     - Это такое место, где учащиеся получают знания за счет собственного опыта и наработки навыков, а не за счет лекций. Фактически курс обучения состоит в том, чтобы на каждом занятии учащиеся смогли освоить манеру поведения аквитанцев в какой-то определенной сфере деятельности.
     Компьютер на некоторое время задумался. Затем где-то в дебрях электронного хаоса сформировалась мысль.
     - Возражение: отсутствие реальной выгоды для учащихся и для каледонского общества. Мышление аквитанцев нерационально. Ожидаемые результаты: засорение мышления каледонцев неканоническими понятиями и последующая ненужная разнородность мышления каледонцев.
     Поскольку Брюс не сомневался в том, что это будет единственное возражение, с которым мне придется столкнуться, я был подготовлен.
     - Аквитанская культура, - сказал я, - очень сложна и легко уязвима. В этом смысле каледонцам ничто не грозит, поскольку они отличаются выносливостью социальных идиотов. - Между прочим, это была чистая правда, если судить по тому, как вел себя в течение первого года на Уилсоне Аймерик. - Единственный способ безопасного существования в рамках аквитанской культуры заключается в том, чтобы научиться следовать правилам по привычке, а не в том," чтобы стараться сразу заучить все эти правила.
     - Возражение, - ответил компьютер. Похоже, он мыслил с опережением, - Исторически торговля между Каледонией и Аквитанией существовала на таком уровне, что на экономике это никак не сказывалось, и заключалась в немногочисленном обмене экономистов на искусствоведов и преподавателей литературы. Это указывает на то, что очень немногие каледонцы пожелают иметь дело с аквитанцами и аквитанской культурой, и, следовательно, рациональной потребности в поддержке вашей школы не будет.
     Мне показалось, что мне удалось что-то втолковать компьютеру во время предыдущей тирады, посему я позволил себе маленькую надежду.
     - Исторический опыт здесь ни при чем, - сказал я, - потому что он сводился в обмену информацией. Как только заработает спрингер, к вам хлынет поток товаров. Рекомендую свериться с теорией международной торговли, ключевые имена - Рикардо, Гекшер, Оглин.
     Этими фамилиями меня снабдил Аймерик - он сказал, что они потребуют такого безумного поиска, что компьютер вряд ли пожелает его проводить и предпочтет спросить меня.
     На всякий случай я решил не делать паузы.
     - Вполне можно ожидать, что вместо ученых, потративших многие годы на изучение аквитанской культуры, в школу направятся толпы малоопытных бизнесменов. Вы же не хотите, чтобы они завоевали репутацию дикарей.
     На самом деле я не располагал никакими фактами в поддержку этого предположения, но мне показалось, что прозвучал мой аргумент весьма внушительно.
     На этот раз пауза затянулась. Я принялся осматривать тесную кабинку в поисках хоть каких-нибудь элементов украшения или хотя бы порчи имущества. Но нет, ничего такого я не смог увидеть. Наверное, тут прибирали после каждого интервью.
     Я стал думать о десяти миллионах каледонцев, которые приходили сюда для того, чтобы компьютер говорил им о том, чем им заниматься до конца жизни, и при этом ни один из них не оставил хотя бы царапинки в этой холодной, противной кабинке. Я мысленно возблагодарил Бога за то, что мне здесь торчать всего только год - ну, может, два.
     Когда компьютер наконец ожил, он проговорил:
     - Последнее возражение: насаждение аквитанской культуры может спровоцировать появление нерациональных типов мышления, что, в свою очередь, повлечет за собой значительное снижение общей рациональности каледонского общества, экономики и политики.
     Я не знал, как расценить "последнее возражение". То ли это означало, что я должен привести еще какие-то аргументы и мне будет сказано "да", то ли, наоборот, что мое пожелание отвергнуто и мне только что было сказано, на каком основании. Как бы то ни было, возражение прозвучало в точности так же, как самое первое, и я не собирался позволить компьютеру так легко отделаться. Компьютеры так устроены: они думают, что способны одурачить нас, непрестанно повторяя одно и то же.
     - Послушайте, - сказал я, - начнем с того, что всякий, кто сойдет с ума или начнет мыслить иррационально, походив в Центр Аквитанской Культуры, изначально чертовски слаб в своей рациональности. Если я представляю собой источник вредного влияния, то хотя бы вы будете знать, откуда оно исходит. Можете считать меня системой экспресс-сигнализации или еще чем-нибудь в этом роде.
     Проклятие! Мне вовсе не хотелось два стандартных года подряд грузить лопатой дерьмо на тачку!
     - Просьба уточнить: слово "чертовски" употреблено как выразительный оборот или в буквальном смысле?
     - Как чертовски выразительный оборот.
     Что ж, похоже, я таки достукался. Когда кто-то испытывал нормальные чувства рядом с каледонцами, их это удручало. Можно было не сомневаться в том, что, продемонстрировав такую вспышку неконтролируемых эмоций, я доказал компьютеру, что такому безумцу, как я, ни в коем случае нельзя позволять кого-либо чему-либо учить и уж тем более открывать общедоступные курсы. "Ну все, - решил я, - теперь меня направят на сортировку гнилых овощей или еще куда-нибудь в таком роде".
     - Предложение в общих чертах принято, - как ни странно, ответил компьютер. - Преимущества заключаются в социальной профилактике иррациональности и склонности к греху у отдельных личностей, развитии базы навыков для потенциально возможного расширения торговых контактов и оценки существующей политики. - Тут отъехала в сторону шторка, открылся дисплей. - Пожалуйста, введите все данные в ответ на последующие вопросы, дабы у агентства была возможность произвести расчеты по капиталовложениям и необходимые приготовления.
     Не совсем веря в удачу, я ответил на уйму вопросов касательно площади помещений и оборудования, необходимого для различных занятий, назвал число учащихся, которое хотел бы набрать на разные курсы, которые намеревался предложить, и так далее, и тому подобное. Вечером в письме Маркабру я написал о том, что, пожалуй, здешние компьютеры отличаются от здешних людей большим сочувствием и логикой.

***

     Близилась к концу Первая Тьма, а стало быть, пора было перекусить, когда мы завершили наши дела в бюро и за нами заехал Брюс. Аймерик получил должность профессора аквитанской литературы в университете. Брюс и Аймерик постарались втолковать мне, почему в Каледонском университете существует такой предмет, как литературоведение. Я этого так и не понял, но говорили они о том, что, поскольку высокоразвитой культуры без хотя бы какого-то интереса к литературе существовать не могло, каледонцы все-таки от литературоведения не отказывались - так, на всякий случай, мало ли что, вдруг на что сгодится.
     Разговаривали мы громко, почти орали, пытаясь перекричать вой бури за окнами кабины. Путь до семнадцатого продуктового магазина, по совместительству - столовой, оказался недолгим. Брюс с Аймериком утверждали, что там неплохо кормят. Биерис всю дорогу молчала, слушала мои возражения и объяснения Брюса и Аймерика.
     - А ты чем будешь заниматься? - поинтересовался я, когда мы вошли в туннель, ведущий к столовой.
     - Брюс меня берет на постоянную работу. Мне на самом деле понравилось работать на ферме, вот я и подумала, что попрошусь туда.
     - А ты так решила не потому, что хочешь смыться подальше от здешнего холода и слякоти? - спросил я. - Я понимаю, тут уныло, но...
     - Ну, и из-за этого тоже, - ответила Биерис. - Но мне в самом деле там понравилось.
     Последовала долгая неловкая пауза, а потом Аймерик с Брюсом заговорили о давно умерших знакомых. Биерис со мной разговаривать явно не желала, но, к счастью, тут нам принесли еду.
     Вследствие действия закона о замещении роботов почти всюду работали люди - официанты, бармены, водители автобусов и так далее. Мы с Биерис поблагодарили молодого человека, который нас обслужил. Он отреагировал на это как-то странно, так что, похоже, мы нарушили какой-то местный обычай.
     Я старательно выуживал куски мяса из жирной и соленой подливы, стараясь не облить ею картошку. Занимаясь этим, я предавался размышлениям. На самом деле я вовсе не намеревался обижать Биерис, а вышло, что обидел. Я завел осторожный разговор - вокруг да около насчет того, что даже в Новой Аквитании встречаются женщины, проявляющие интерес к физическому труду. Сказал я и том, что такие необычные интересы ни в коем случае не означают, что из-за этого кто-то становится donzelha в меньшей степени. Сказал, что такая экстравагантность, наоборот, может служить проявлением стиля и что, исполняя такую работу, одухотворенная красавица вроде Биерис выглядит еще красивее и одухотвореннее.
     Биерис при этом только гневно взирала на меня. Она явно была слишком разгневана для того, чтобы говорить и даже есть - только на то она и была способна сейчас, чтобы гневно на меня взирать. Может быть, я не очень удачно сформулировал комплименты? Да нет, вроде бы я все говорил складно, в лучших традициях искусства лести. Может быть, она почувствовала неискренность в моих словах? Но это было не так, и она должна была это понять.
     Но Биерис продолжала одаривать меня гневным взором.
     Наконец я сказал:
     - Прости меня, пожалуйста. В последнее время я был охвачен терзаниями finamor, но теперь, когда я выздоровел от тоски по Гарсенде, мне, похоже, нужно это как-то компенсировать.
     Судя по тому, с каким отвращением Биерис стала жевать очередной кусок жаркого, я явно снова брякнул что-то не то.
     - Жиро, - сказала она, - это настолько глупо, что даже не знаю, стоит ли говорить с тобой об этом. Скажи, тебе никогда не приходилось задумываться о том, что мы, donzelhas, думаем о вас, молодых людях? Я спрашиваю просто так, из любопытства.
     - Ну.., я читал много стихов, написанных женщинами о мужчинах.
     - Написанных для мужчин.
     - Ja, verai, - кивнул я. Когда больше не в чем признаться, признайся хотя бы в том, что ты осел. - Ты права. Я не понимаю, о чем ты говоришь.
     - Это точно. Не понимаешь, - сказала она и подцепила вилкой кусок картофелины, не позаботившись даже о том, чтобы стряхнуть с него противную подливу. - Интересно было бы узнать, почему ты ведешь себя как законченный идиот несколько недель подряд, почему все вокруг тебя должны вздыхать и восторгаться твой подругой, в то время как мы все знаем, что Гарсенда жутко ветрена и к тому же непроходимо глупа? А потом, когда она вдруг откалывает номер в лучших традициях нынешней модной нупетской молодежи - чему ты не должен был бы удивиться, если бы у тебя в голове имелась хотя бы половина мозгов, - мы все почему-то обязаны рыдать от горя из-за того, что ты так трагически ошибся.
     Мне все это казалось до предела очевидным.
     - Но это же просто развлечение, Биерис. Быть молодым - это значит, что несколько лет ты живешь, получая от жизни удовольствие. Вот и все. И потом, мы начали разговор с того, что ты решила работать на ферме. И я изо всех сил старался сказать тебе об этом что-то хорошее.
     Я глянул на Аймерика в поисках поддержки, но он по-прежнему увлеченно беседовал с Брюсом.
     Биерис вздохнула и откинула за плечи пряди волос, упавшие на лицо.
     - А ты когда-нибудь замечал, что практически все, чем мужчины занимаются, бессмысленно без женского общества?
     Прежде чем я ответил, я съел половину унылого куска облепленного подливой мяса. Жевал я медленно, затем запил мясо водой и сказал:
     - М-м-м... Нет, но это справедливо.
     - Это справедливо по отношению буквально ко всем в Новой Аквитании, - заметила Биерис. - Вспомни о своих родителях, о моих.
     - Многие женщины занимают ответственные посты, - возразил я.
     Аргумент получился так себе, и Биерис в ответ только скорчила гримасу. Я попытался развить свою мысль и, спотыкаясь, забормотал:
     - Я думаю.., ну конечно, verai, я знаю, что ты скажешь.
     На Уилсоне всем плевать с высокой колокольни на то, чем занимается правительство или промышленные корпорации - лишь бы денежки на счета поступали, но если заглянешь во Дворец искусств, куда выливается вся энергия, вся интеллектуальность, то там почти все без исключения - мужчины.
     Биерис кивнула. Наконец-то она хоть в чем-то меня одобрила.
     - Кроме танцовщиц. Мужчины обожают нами любоваться, когда мы почти раздеты. И я готова побиться об заклад, Жиро, что тебе это все и в голову не приходило, пока я тебе не сказала.
     - Нет, не приходило. Мне жутко стыдно.
     Я еще немного поел, но безо всякого аппетита. Биерис снова забросила волосы за плечи. Раньше я никогда не замечал, чтобы собственные волосы ее так раздражали.
     Через какое-то время она проговорила;
     - Жиро, прости меня.
     - Да ничего. Не за что. Ты права.
     - Ja, правда, но злилась я не на тебя. Даже и не знаю, на кого. Просто... Когда я здесь оказалась, первым, о чем меня попросил Брюс, была физическая работа, и в этом не было ничего особенного. Он попросил меня об этом так, как попросил бы тебя или Аймерика. - Она вздохнула и обвела взглядом зал. - Мне нелегко это объяснить, Жиро.
     - У тебя хорошо получается. Мне так кажется. По крайней мере какой-то смысл явно есть, хотя я его не понимаю.
     - Пожалуй, я впервые ощутила себя личностью. А не donzelha. Ты когда-нибудь видел мои картины. Жиро?
     Биерис бывала на всех моих выступлениях. Я готов был сквозь землю провалиться от стыда.
     - Нет. Но очень хотел бы посмотреть.
     Биерис открыла небольшую сумочку, которую носила на ремешке, переброшенном через плечо, достала оттуда дискету и подала мне.
     Я вынул из кармана портативный компьютер, вставил дискету в дисковод и стал просматривать картины.
     - Обрати особое внимание на последние десять, - посоветовала Биерис. - Помнишь орок-де-меров?
     - Их трудно забыть.
     - Они на последних десяти работах.
     Я дал компьютеру команду показать последние десять работ. Аймерик с Брюсом говорили без умолку. В данный момент - о чьем-то умершем четвероюродном брате.
     - Если картины тебе не понравятся и ты сочтешь их ужасными, солги, - посоветовала мне Биерис.
     Я оторвал взгляд от дисплея и увидел, что она криво усмехается - эту ее усмешку я помнил с детства, со школьных лет.
     Когда же она в последний раз вот так улыбалась? Может быть, в день выпускного бала в университете, когда в факультетском туалете прорвало трубы, а там в то время