ихам отнесся сочувственно. Он здесь вырос, и на него большое впечатление произвел сам факт того, что здесь наконец появилась своя поэтесса, но если говорить о содержании и качестве...
     Биерис едва заметно усмехнулась.
     - Жиро, я отлично понимаю, что, если я сейчас начну с тобой пререкаться, ты все припишешь тому, что я защищаю свою студентку. Поэтому я скажу так: нет, на меня произвели впечатление не риторика, не мировосприятие, не техника и не манера чтения.
     - Что означает: мы говорим не о поэзии. Ее попросту не было. А что же тогда остается?
     Биерис прикусила губу.
     - Было две вещи, Жиро, и ты готов смеяться и над первой, и над второй. Во-первых, само событие. Эти люди более ревностно относятся к искусству, чем мы. В этом смысле они нас могут посрамить. Во-вторых, сама Анна. Тот факт, что женщина такой внешности здесь может быть поэтом, производит на меня такое впечатление, что ты даже и представить не в состоянии.
     - Я вижу, ты рассуждаешь вполне серьезно, но я никак не возьму в толк, как ты можешь утверждать, что люди, которые не создают никаких произведений искусства, могут относиться к нему более ревностно, чем те, которые только тем и занимаются, что произведения искусства создают. Что же до всего прочего - ну, пожалуй, признаю, ты права. Творения некрасивой женщины никогда не достигают уровня настоящей поэзии, так же, впрочем, как и творения мужчины-урода. Что о ней будут думать ее потомки, если она удосужится записать свое чтение стихов на видеопленку?
     Биерис отвернулась от меня и пошла к Брюсу. Я еще немного постоял, думая о том, что Биерис явно попала под влияние каледонцев. Смысла в ее речах стало не больше, чем у них.
     Не успел я тронуться с места, чтобы пойти следом за Биерис, как кто-то шепотом проговорил рядом со мной:
     - Настоящее событие! Это ваше влияние?
     Я обернулся и увидел посла Шэна.
     - Спору нет, очень хотелось бы приписать себе такую славу: большая часть здесь присутствующих - это мои студенты, но это все плоды их идей и их смелости.
     Пожалуй, Биерис действительно удалось меня немного пристыдить относительно неотесанности каледонцев. Мне уже казалось, что во "Временном передвижном кабаре" есть что-то воистину храброе и галантное. Я не был бы аквитанцем, если бы этим людям не удалось хотя бы немного завоевать мое сердце.
     - А вы как узнали об этом мероприятии?
     - Я был бы плохим послом, если бы не знал обо всем, что происходит в Утилитопии. Еще более худшим послом я был бы, если бы всем рассказывал о том, как я обо всем узнаю.
     - И еще, пожалуй, вы были бы плохим дипломатом, если бы честно докладывали обо всех представлениях, на которых вам довелось побывать, - пошутил я.
     Посол улыбнулся шире.
     - О, вовсе нет. С тех пор как я являюсь сотрудником Гуманитарного Совета, я с удовольствием знакомился с образцами искусства тринадцати различных культур, и все они мне очень нравятся. Должны нравиться. Это часть моей работы.
     Он отвернулся и стал разговаривать с кем-то еще, а я мысленно содрогнулся от слов "должны нравиться".
     Тут подошел Брюс с бокалами вина. Мы с ним пару минут поболтали о том, как идут дела у него на ферме, и тут, к превеликой моей радости, к нам присоединилась Валери.
     - Привет, - смущенно проговорила она. - Я хотела вас кое о чем попросить.., о большом одолжении. Но я не обижусь, если вы откажетесь.
     Брюс рассмеялся.
     - Чует мое сердце, это будет такая просьба, о которой Жиро только и мечтает.
     - Твое сердце тебя не обманывает, - улыбнулся я.
     Валери зарделась.
     - Мне очень неловко из-за того, что я не попросила вас об этом заранее. Просто я.., я немного слушала аквитанскую музыку, а потом навела справки и выяснила, что у вас принята совместная импровизация. В том смысле, что несколько музыкантов одновременно импровизируют. И я стала думать - как это делается? Нужно репетировать вместе или двое музыкантов, которые раньше никогда вместе не играли, садятся и играют вместе, и это неплохо звучит для публики? А мне бы очень хотелось, чтобы.., чтобы после того, как я спою несколько песен, попросить вас...
     - Ты хочешь попросить меня "поджемить" с тобой? - уточнил я.
     Валери выпучила глаза. Даже у Брюса вид стал довольно смущенный. Я понял, что случайно употребил какое-то местное сленговое выражение, и поспешил объясниться:
     - В общем, я согласен - в смысле, поиграть вместе. Подыгрывание друг другу - это очень распространенный вид музицирования в аквитанских клубах. Я с радостью тебе подыграю.
     Валери снова очаровательно покраснела и сказала, что очень мне благодарна, после чего поспешила к столику, чтобы помочь Маргарет. Та была смущена более обычного, но когда Валери что-то прошептала ей на ухо, Маргарет ужасно развеселилась и даже хлопнула ладонью по столу. Видимо, предметом разговора было местное понимание слова "джем".
     Брюс подмигнул мне.
     Тут на сцене снова появился Торвальд.
     - Ну что же... - проговорил он.
     От дальней стены донесся чей-то зычный голос:
     - Погоди, дай-ка я возьму еще пива, прежде чем послушаю твои сочинения!
     Публика встретила шутку дурными аплодисментами. Торвальд смущенно улыбнулся.
     - Что, хотите продлить антракт?
     Этим вопросом он сорвал самую бурную овацию. Торвальд вернулся на свое место, а зрители, продолжая общаться и выпивать, все же мало-помалу стали рассаживаться по местам.
     Вернувшись к своему креслу, я обнаружил, что по другую сторону от меня села Маргарет. Аймерик о чем-то разговорился со своим соседом слева, поэтому я уселся в кресло и с некоторой неохотой приготовился к тому, что буду проявлять учтивость в общении с этой простушкой.
     На мой взгляд, Маргарет осталась бы простушкой в любом месте, где бы она ни жила. Даже пышные аквитанские юбки не скрыли бы ее полноты, никакой лиф не замаскировал бы ее слишком широкие плечи и маленькие плоские груди, никакая прическа не исправила бы грубых черт лица.
     Но уж в бесполом каледонском одеянии она выглядела поистине ужасающе. Короткая стрижка только усиливала бледность ее лоснящегося лица, облегающий пуловер подчеркивал обвислость груди и живота, а из-за ботинок до колена и мешковатых штанов еще виднее было, какие у нее жирные бедра и ягодицы. В Новой Аквитании ей, пожалуй, стоило бы стать лесничим, или поступить на работу в одну из бригад по освоению необитаемых планет системы Арктура, или заняться кругосветными парусными гонками - чем угодно, лишь бы постоянно находиться подальше от людей. А здесь она, похоже, пользовалась определенной популярностью.
     Но как бы она ни выглядела, я не имел никакого права вести себя с ней невежливо.
     - Тебе нравится представление? - осведомился я.
     Она едва заметно улыбнулась.
     - Боюсь, я слишком возбуждена. Все несовершенное меня смущает, а из-за всего, что получается хорошо, мне хочется вскакивать и хлопать в ладоши. А.., а у вас вот так каждый вечер? Я хотела спросить, в Новой Аквитании много таких концертов?
     Решив сохранять вежливость, я отказался от того ответа, который вертелся у меня на языке, и ответил уклончиво:
     - Да, там у нас много концертов, много жанров искусства и...
     Договаривать я не стал. Решил понадеяться на то, что Маргарет не станет делать из моих слов далеко идущих выводов. Но когда я обвел глазами зал, я заметил, что все зрители напряженно, взволнованно ждут следующего номера программы, а не переглядываются и не переговариваются по поводу услышанного в первом отделении, как вели бы себя зрители в любом театре в Нупето. Против воли у меня вырвалось:
     - Откровенно говоря, я не уверен в том, что мы так же ценим искусство, как вы. Когда всего так много, это не вызывает такого волнения.., и потом, мы совершенно аполитичны, и поэтому у нас не бушуют такие страсти.
     Похоже, она восприняла мои слова как комплимент. Может быть, так оно и было. Она мне определенно нравилась, несмотря на то что не была красавицей. И мне было приятно, что сказанное мною ее порадовало. На миг мы оба смутились - так бывает, когда зарождается дружба. А потом - видимо, ища, что бы еще сказать, Маргарет проговорила:
     - Валери очень волнуется.
     - Не стоит. Она наверняка станет гвоздем программы.
     Но насколько я понимаю, ей впервые предстоит выступить перед живой аудиторией - по крайней мере перед такой, реакцию которой она услышит сама.
     - Да, но тем более она от очень многого отказывается.
     - Отказывается?
     - А вы не знаете? Ну конечно, откуда же вам знать. Решение о том, кто будет соревноваться за получение наград, основывается на среднем балле за последние девятнадцать публичных выступлений и конкурсов. И поскольку компьютеры это выступление оценят очень плохо...
     - Господи! Она же все потеряет!
     - Что ж... Она, похоже, хочет именно таких выступлений.
     Она говорит: пока будут продаваться билеты на ее выступления, она готова непрестанно приносить людям удовольствие.
     Ну а если нет - работа есть всегда, вы же понимаете - мы не варвары какие-нибудь.
     Я промолчал. Такая чудесная девушка, и притом - по-настоящему талантливая, могла докатиться до чистки конюшен и мытья посуды только из-за того, что считала себе более хорошей музыкантшей, чем машина... В голове у меня начало складываться новое письмо Маркабру.
     Маргарет погладила мою руку и сказала:
     - Она сама так решила, понимаете? Это не вы ее подбили, ничего такого. Не стоит так переживать.
     От ответа меня избавило то, что свет в зале погас. На сцену поднялся Торвальд. Тот же голос из дальних рядов окликнул его:
     - Что, спугнул я тебя в прошлый раз, а?
     - Пол, ты все дело портишь.
     Мы с Маргарет дружно прыснули - оказывается, и в прошлый раз Торвальда со сцены согнал Пол.
     - Но он был прав, - прошептала Маргарет. - Непременно нужно давать людям время передохнуть, пообщаться. Нельзя все делать по часам...
     - Ты нынче ведешь себя совсем по-аквитански, - пошутил я и сразу понял, что сделал это зря. Маргарет покраснела, как до нее краснела Валери. Видимо, она восприняла мою шутку как попытку пофлиртовать с ней. Жестоко флиртовать с той, которая тебя совершенно не интересует. Я решил, что с Маргарет нужно вести себя поосторожнее, потому что действительно хотел бы с ней дружить.
     Как рассказать о ней Маркабру? Торвальда и Пола я мог бы назвать энергичными jovents, Валери - donzelha, но как быть с Маргарет?
     Тут мне в голову пришло истинно аквитанское решение.
     Я решил, что писать о Маргарет ничего не буду, но если Маркабру ее когда-нибудь увидит лично или будет смотреть на ее фотографию и выскажется о ней критически, я тут же вызову его на поединок atz fis prim - до первой смерти.
     Жизнь дома была намного проще.
     Торвальд представил Валери. На его взгляд, ее выступление должно было стать самым шокирующим номером программы, поэтому он старался подготовить публику соответствующим образом и подчеркнул:
     - Эта новая - новая для нас - техника импровизации предусматривает свободу и силу выразительности. Вы услышите такую музыку, какой прежде никогда не слышали. Но нам кажется, что эта музыка существовала всегда, просто Валери ее озвучивает.
     Он еще довольно долго распространялся в таком духе, и если бы я не знал заранее, что мне предстоит услышать, он бы окончательно убедил меня в том, что сейчас публике будут представлены образчики музыкальной антропологии.
     Валери приветствовали более сдержанно, чем Анну и Тэни.
     - Это по инерции, после тех скучающих выступлений, - шепнула мне Маргарет. Я энергично кивнул.
     Валери явно решила воздействовать на публику постепенно. Она начала с нескольких старых шотландских, аргентинских и техасских баллад. Странно - в переводе на терстадский они звучали удивительно похоже. Между песнями она говорила немного - как правило, только сообщала, из какой страны баллада и какого века. Единственным необычным выбором с ее стороны была, пожалуй, песня "Diego Diablo", древняя баллада Лиги Южного Полушария, родившаяся в годы сразу же после Побоища. Текст этой песни был просто пропитан ненавистью латиноамериканцов к Объединенной Азии.
     В разрушении Плата Трансполис и убийства ста тридцати миллионов жителей этого огромного города обвинялся "Король-мясник Тайпея" и прославлялся ответный удар, в результате которого сровняли с лицом земли Хонсю Трансполис. Даже теперь, когда после описываемых в песне событий миновали сотни лет, я слушал ее, и у меня мурашки бежали по коже и кровь стыла в жилах. Я подумал о том, что надо будет напомнить Торвальду, как свойственна людям жажда драки.
     Первые песни публика прослушала терпеливо и сдержанно. Настоящий успел возымела песня на стихи Анны К. Тервиллигер. Это было одно из тех стихотворений, в котором я почти не уловил смысла, но публика встретила песню яростными аплодисментами. Валери положила стихи Анны, как я понял, на инструментальную пьесу обязательного репертуара конкурсантов.
     Стоило ей взять первые аккорды, как многие зааплодировали и вскочили со своих мест, а остальные вынуждены были встать, чтобы видеть Валери. Большинство фраз звучало на рациональном языке. И в тот вечер, и потом я мало что понял в тексте, но мне показалось, что Анна изложила в стихотворной форме нечто вроде теоремы Годеля на тему местных богословских догматов. Суть теоремы сводилась к тому, что если догматы верны, то должны существовать истины, которые догматами описаны быть не могут, - а это была ересь. Мало того: Валери положила этот текст на мелодию некоего гимна, исполнявшегося во время фрагмента службы, в котором прославлялась "продажность жизни". Сама же песня при этом называлась "Ты не всегда можешь получить то, что хочешь".
     В общем, о чем шла речь в этой песне, я так до сих пор и не понял и не думаю, что для некаледонца это возможно. Главным было то, что в тексте шла речь о наиважнейших религиозных ритуалах, заложенных легендарными основателями каледонской веры во времена Индустриального Века, а Валери.., играла мелодию в ритме регтайма!
     Короче говоря, между злобными словами и развеселой музыкой проскальзывал горький сарказм, нацеленный в самую сердцевину мировоззрения каледонцев. Страсти, разгоревшиеся на фоне исполнения песни, скорее всего были вызваны тем, что публика по идее должна была отреагировать на такой демарш со стороны исполнительницы более чем сдержанно.
     Повсюду вокруг меня люди начали кричать и ругаться друг с другом, закипели жаркие споры, некоторые даже стали толкать друг дружку. "Какое счастье, - подумал я, - что я еще не научил их технике ударов!" Одна бледная девушка взобралась на стул и стала громко кричать на всех сразу. Я видел, как шевелятся ее губы, но, хотя от меня до нее было всего-то метров шесть, я не слышал ни слова.
     Я обернулся к Аймерику, но его на месте не оказалось.
     Там сидел какой-то рыжеволосый мальчишка - я не сразу узнал Прескотта. Тот что-то кричал Маргарет, сидевшей по другую сторону от меня. Он сжал пыльцы в кулак, словно намеревался ударить Маргарет. Я схватил его за ногу и швырнул на ковер, надеясь, что это охладит его пыл и убережет от беды. Я заметил, что Пол и Торвальд заняли позиции около сцены, от чего стали похожими на вышибал в каком-нибудь баре во время потасовки, и не без удовольствия отметил, что они стали более решительными и крепкими за время занятий боевыми искусствами. Похоже, связываться с ними никто не хотел. А через мгновение к ним присоединились Аймерик и Брюс. Я начал пробираться к сцене сквозь толпу зрителей.
     Неожиданно свет погас совсем, а потом, судя по всему, сработали какие-то глушилки. Все окружающие звуки стали не слышны. Я понял: это дело рук полиции. Это, конечно, было плохо, но тишина меня настолько порадовала, что на какое-то мгновение мне стало все равно.
     И тут из динамиков послышался плоский, лишенный каких бы то ни было эмоций компьютерный голос:
     - В данном месте отмечается значительная иррациональность. Мы требуем, чтобы Торвальд Спендерс и Пол Партон назвали себя.
     - Мы здесь, - одновременно отозвались Пол и Торвальд.
     В зале было тихо. Действие глушителей мало-помалу пошло на убыль, только в ушах у меня жутко звенело - так всегда бывает после отключения глушителей.
     - Пожалуйста, каким-нибудь способом усмирите это сборище. В противном случае оно и ему подобные сборища будут объявлены опасными для рациональности.
     Зажегся свет - на полную мощность, отчего все стали подслеповато моргать. Я увидел, что Торвальд пытается отчаянно сообразить, как быть. Ответил компьютеру Пол:
     - Мы готовы вернуть всем, кто пожелает сейчас уйти, полную стоимость билета на сегодняшнее представление, а также, если возникнет такое желание, - контрамарки на все будущие концерты.
     Последовала тягостная пауза, а за ней - жиденькие аплодисменты. С чего было аплодировать - непонятно, ведь это было самое простое и очевидное...
     - Возражение, - вмешался компьютер. - С вашей стороны нерационально так поступать. Эти люди уже успели потребить половину запланированной вами продукции.
     Пол заговорил медленно и очень внятно:
     - Я это понимаю. Но еще я понимаю, что многие из них весьма разочарованы, поскольку увидели не совсем то, что надеялись увидеть. Поэтому в том случае, если состоятся еще какие-нибудь представления, для этих людей будет вполне рационально посетить их из финансового интереса: а вдруг им там понравится.
     - Возражение. Тем самым они обретут возможность вас обанкротить.
     - Да, но если мы будем заботиться о качестве представлений, они пожелают присутствовать на них до конца и тогда не смогут востребовать обратно деньги, уплаченные за вход.
     - Возражения снимаются. Продолжайте мероприятие.
     За несколько минут Пол и Торвальд раздали деньги примерно двадцати зрителям, пожелавшим покинуть зал. Я тем временем подошел к Валери - отчасти для того, чтобы поздравить ее с успешным выступлением и подбодрить, но в основном для того, чтобы еще немного пофлиртовать с ней.
     Настроение у нее оказалось на удивление приподнятое.
     Она была удивлена тем, что ее не испугало такое большое скопление народа, и кроме того, она радовалась тому, что ее песня вызвала такое быстрое и полное понимание.
     - В общем, - сказала она, - теперь я знаю, что если пойду этим путем, меня хотя бы будут понимать. Может быть, меня возненавидят, но понимать будут. А знание того, что тебя понимают, чего-то да стоит.
     - Но.., но ведь ты подвергаешь себя такому риску...
     Она улыбнулась и покачала головой.
     - Какому риску? Я буду играть то, что пожелаю. Никто не имеет права заставить меня прекратить делать это. Я могу сочинять песни и зависеть от того, как их примут зрители, а не от какого-то бездушного компьютера, который решает, как должна звучать моя музыка. Даже если мне потом придется отказаться от песен, их все равно будут петь.
     - Но для тебя это может закончиться тем, что тебе придется выгребать навоз из коровников!
     Она печально покачала головой.
     - Разве вы не знаете о том, что многие великие барды двух последних тысячелетий занимались физическим трудом? Я не умру от этого, и это не такая уж высокая плата за свободу.
     Я понимал, что если сейчас скажу, что в мысли о том, чтобы девушка с прекрасным голосом и ангельским лицом занималась черной работой, есть что-то извращенное и в корне не правильное, то меня бы хорошо понял аквитанец, но никак не каледонка. Поэтому я утешился тем, что решил написать длинное страстное письмо Маркабру, как только приду домой.
     Тут к нам подошел Торвальд и сообщил, что скоро прерванный концерт возобновится.
     - Маргарет говорит, Валь, что ты, пожалуй, выгребла у публики все утили, так что больше антрактов точно не будет.
     Валери рассмеялась и кивнула, а затем предложила мне сыграть вместе с ней несколько аквитанских пьес.
     - Может быть, нам удастся немного утихомирить публику. Пожалуй, эксцессов на сегодня хватит, как вы думаете?
     Меня изумило то, что, как только речь за