завершении работы сначала включить светильники в нормальном режиме, а потом - в рассеянном, и сами увидите разницу.
     - А-а-а.., нет, это не...
     - Давайте я вам так скажу: проще, чтобы вы все увидели своими глазами, чем мне объяснять вам все на словах, так что вы облегчите мою задачу. Вы же не обязаны все делать так, как делают роботы, верно? Ведь роботу пришлось бы действовать путем проб и ошибок, он должен был бы выставить двадцать - тридцать режимов освещенности и потом спросить у меня, какой из них меня устраивает. Если вы способны различать цвета, то должны быть способны сами подобрать нужный режим - как только сравните нормальный режим с режимами рассеянного света.
     Торвальд растерялся, затем шумно выдохнул и немного расслабился.
     - Хорошо, - кивнул он. - Если так, то вы вроде бы правы. Мы должны стараться выполнять работу роботов как можно более старательно, но нет ничего плохого в том, чтобы превзойти робота. Простите меня за то, что такой непонятливый.
     - Бывает и хуже, - сказал я, имея в виду кого угодно из каледонцев. - Позовите меня, если вам понадобится помощь.
     Я решил, что, если меня рядом не будет, он, быть может, получит от работы больше удовольствия.
     Пружинящее покрытие пола в танцевальном зале пока не было должным образом настроено на гашение звуков и потому гулко звенело у меня под ногами, пока я шел к выходу.
     Пока Торвальд упражнялся с люстрами, я решил заняться тем, что всегда приходится делать, когда обустраиваешься в новоотстроенном здании, - поиском ошибок. В начинке здания всегда найдутся какие-нибудь мелкие неполадки. Роботы так устроены, что не могут их обнаружить, пока эти неполадки сам не обнаружишь и не ткнешь робота носом в нужное место. При том же, какие холода порой стояли на Нансене и какие тут бушевали бури, мне вовсе не улыбалась перспектива поломок коммуникаций в тех местах, где их недорастили или, наоборот, перерастили.
     Я обнаружил три незапаянных соединения труб и выпуклость на стене в одном из закутков размером с яблоко. Бетон здесь уже успел обзавестись признаками злокачественной опухоли.
     Я послал в строительную компанию сообщение об обнаруженных недоделках, и тамошний сотрудник немедленно внес в компьютерную разработку здания соответствующие поправки. Я решил, что через пару дней надо будет обязательно заново проверить, все ли в порядке.
     Когда я вернулся в танцевальный зал, Торвальд заканчивал настройку зеленого лазера последней из люстр. До конца его смены оставалось пятнадцать минут.
     - Вы пробовали настраивать и сбивать режим освещенности? - полюбопытствовал я.
     - Яп. Я понял, что вы имели в виду, но ни за что бы не поверил, что так получится.
     В оставшееся время я поручил Торвальду распаковать книги и перенести их в библиотеку, а сам отправился в кухню, чтобы приготовить еду.
     Поскольку Торвальд был каледонцем, я не стал слишком усердствовать со специями, но он был молод, и потому порции я приготовил большие. Когда он закончил работу и пришел ко мне, он пожелал заплатить за еду, заявив, что угощение чересчур роскошное для того, чтобы стать оплатой за ответы на несколько вопросов. Я не стал отказываться, но не удержался и сказал:
     - Как только Центр официально откроется, его посетителям придется хотя бы какую-то часть времени следовать аквитанским традициям. Время от времени учащиеся будут вынуждены принимать угощение без необходимости платить за это - просто потому, что нам захочется их угостить.
     Торвальд отведал пару кусочков, и губы его разъехались в улыбке.
     - Удивительно! Никогда не пробовал ничего подобного.
     Но рад, что мне удалось это сделать до официального открытия. В противном случае меня бы очень пугала мысль о том, чтобы стать вашим гостем, что я бы, наверное, так никогда и " не узнал, понравится мне это или нет.
     Я задал самый очевидный вопрос:
     - А что такого плохого в том, чтобы быть чьим-то гостем?
     Он пожал плечами, взял вилкой еще один кусочек. Пережевывал он его в глубокой задумчивости, а когда проглотил, стало ясно, что ответить на мой вопрос ему непросто.
     - Знаете, - выговорил он наконец, - просто нас так в школе учили. А вот теперь я думаю об этом и мне кажется, что нам не правильно говорили. Ну, или не совсем правильно.
     Я сам попробовал блюдо собственного приготовления. Получилось неплохо, но пресновато, и я удивился тому, что Торвальду так понравился вкус ингредиентов. Между тем я отметил, что он часто запивает еду водой - значит, для него еда все-таки вышла острой.
     - А что вам такое говорят в школе? - поинтересовался я через некоторое время и подвинул к нему половину тех денег, которые он выложил мне за еду. - Это вам за консультацию, чтобы я не чувствовал себя виноватым в том, что задаю множество откровенных вопросов.
     Деньги он взял, не сказав ни слова. Помолчав, ответил:
     - Говорят, что даже тогда, когда мы не обмениваемся деньгами, мы обмениваемся услугами, а стоимость услуг в отличие от денег оценить очень трудно, поэтому всякий, кто подвергает себя такому обмену, всегда будет чувствовать себя одновременно виноватым и эксплуатируемым.
     - Виноватым и эксплуатируемым из-за чего?
     - Ну, наверное, из-за неравенства. Это такое чувство, как будто ты заключил сделку, которая оказалась чересчур выгодна для тебя, или, наоборот, дал другому больше, чем он заслужил. - Он не смотрел на меня, а сосредоточенно отламывал кусочек хлеба, чтобы затем обмакнуть его в соус. - Вот так нам говорили. А похоже, это не так.
     Только я собрался было пылко подтвердить, что это действительно не так, как вспомнил о самом главном правиле enseingnamen. Это правило мне внушила моя мать, как только я начал кое-что понимать, а заключалось оно в том, что всякий, кто считает себя по-настоящему gens, всегда должен стараться отдавать как можно больше другим, но при этом, конечно, должен и с благодарностью принимать чужие подарки.
     - Скажем так: в этом есть некая правда, но не вся правда, и на самом деле, поступая так, люди ощущают нечто иное.
     Это все равно как если бы новоаквитанцы стали говорить, что каледонцы все что угодно сделают за деньги. Это не так, но вполне можно исказить реальность до такой степени, что это покажется правдой.
     Он проглотил еще пару кусочков, не глядя на меня. Я надеялся, что не оскорбил его. И еще я вспомнил, что в своих двух последних письмах к Маркабру, который мне так до сих пор не ответил, я писал именно об этом.
     Но когда Торвальд наконец оторвал взгляд от тарелки и посмотрел на меня, я понял, что он с трудом удерживается от смеха.
     - У меня есть много друзей, - сообщил он, - которым бы такое заявление показалось очень смешным. Всегда так приятно посмеяться над тем, чему нас учили в школе.
     - Поскольку я здесь гость, - сказал я, - я предоставлю смеяться вам.
     И я строго-настрого запретил себе нарушать это правило.
     Как бы ни были эти люди невосприимчивы к искусству, культуре и красоте, подводить к восприятию всего этого их следовало постепенно, осторожно и ни в коем случае не потешаться над их эстетической неадекватностью.
     Трапезу мы закончили отличным острым чеддером и сладкими грушами. Торвальд, как выяснилось, пробовал поступить в университет, но провалился - и не потому, что был таким уж неспособным, а потому, что был не в ладах с богословием.
     - С математикой у меня плоховато, - признался он, пожав плечами. Самого его этот факт, похоже, не очень удручал, но затем, читая между строк, я понял, что совсем иного мнения на этот счет придерживались его родители, а особенно - мать, которая состояла в штате Совета Рационализаторов.
     После того как мы бросили тарелки в регенератор на переработку, я снова повел Торвальда в вестибюль, где продемонстрировал ему, как выглядят гобелены при красноватом освещении. Он заметил богатство цветов, но все же то, как они смотрелись при более привычном янтарном свете, понравилось ему больше. Я решил, что, наверное, любой, кто вырос в Утилитопии, в этом монохромном мире тумана, черных скал и тускло-серого и тускло-коричневого бетона, должен был просто истосковаться по ярким краскам. Кроме того, раз уж Торвальд проявил такой интерес к цветам, его можно было познакомить с репродукциями картин и видеофильмами. Это дало бы мне возможность неофициально апробировать темы, которые я намеревался предложить будущим учащимся.
     Через пять минут я уже был готов снова счесть Торвальда сущим варваром.
     Искусство поединков вызвало у него глубочайшее отвращение. Он сказал, что это - "обучение людей тому, как делать друг другу больно". О танцах он придерживался такого мнения, что "это - пустая трата движений, которые даже не годятся для физ-зарядки". Несмотря на то что мое угощение ему пришлось по вкусу, он сказал, что уроки кулинарии безнадежно поставят всех и каждого в положение взаимных обязательств.
     По крайней мере музыка и поэзия вызывали у него интерес. Вроде бы порадовало его и сообщение о том, что Биерис намерена вести уроки рисования, и о том, что основной курс аквитанского языка будет преподаваться бесплатно всем, кто запишется на три и более других курсов.
     - Ну что ж, - проговорил я, когда вытянул из Торвальда, пожалуй, все, что мог, - похоже, один учащийся у меня уже есть. Спасибо за помощь. Пожалуй, пора отпустить вас.
     Я проводил его до двери, у которой он остановил свой вездеход. На улице было темно - хоть глаз выколи. Луна уже зашла, и до рассвета оставалось часа три. Тут мне вдруг пришла в голову одна мысль, и я сказал:
     - Согласно местным законам, мне потребуется помощник. Не хотели бы вы занять это место? Помощнику полагается небольшая комната при Центре - если вы устали жить с родителями.
     Он, похоже, удивился и обрадовался, но на миг растерялся.
     - О.., но я не могу, не имею права на это согласиться. Вы же знаете, что у меня нет таких денег, чтобы подкупить вас.
     Но работа отличная, многие бы только мечтали о такой. И если откажешься - так потом псипы тебя отправят на проверку рациональности.
     - Нет проблем, - сказал я после недолгих раздумий. Кто же такие "псипы"? Нужно было узнать у Брюса, - Но эта работа будет отнимать у вас только два часа в день, а остальное время я буду вас обучать фехтованию. Затем вы сможете работать как преподаватель этого искусства. Это работа тяжелая, болезненная, с точки зрения морали - отвратительная, так что вряд ли вы бы стали платить взятку ради того, чтобы ее добиться.
     - Уж это без вопросов, - кивнул Торвальд. Мне понравилась его усмешка. - Ладно, я согласен. Я сегодня же переведу деньги - скажем, в двадцать пять ноль пять.
     На прощание мы обменялись рукопожатием.
     Потом, по прошествии времени, Торвальд скажет мне о том, что, только придя домой и осуществив денежный перевод, он осознал, что почему-то радуется тому, что получил тяжелую, болезненную и отвратительную с точки зрения морали работу.

***

     Когда я ближе к вечеру вошел в конференц-зал рыночного пастората, Аймерик и Биерис уже успели занять своими выкладками шесть дисплеев. Они занимались объединением пробной модели. Посол Шэн и преподобная Питерборо сидели поодаль от дисплеев, внимательно смотрели и время от времени тихо переговаривались.
     - Пока мы заканчиваем, - сказал Аймерик, - тебе будет предоставлена честь произвести информационный поиск. На этом терминале представлен перечень вопросов, на которые не смогли дать ответ автоматические поисковые системы. Мне бы хотелось попросить тебя найти ответы. Как только ответ будет найден, присоединяй его к значку соответствующего вопроса, и он будет автоматически занесен в программу.
     Я уселся к терминалу и принялся за дело. Первый вопрос, на который я сумел ответить, звучал так: "Сроки изменения стоимости картофелин в зависимости от их размеров?". Еще через пару минут я нашел ответ на вопрос о том, каким образом "длина церемониального килта может меняться в зависимости от средней длины". Да... Похоже, меня ждал очень долгий вечер.
     Поскольку самые заковыристые вопросы я приберег на потом, они отнимали у меня все больше времени. У Аймерика и всех остальных тем самым появлялось больше времени для того, чтобы следить за тем, как каждый из моих ответов влиял на модель. Я слышал, как они взволнованно переговариваются, но поскольку ответы требовали от меня максимальной сосредоточенности, о чем говорят мои товарищи, посол и пасторша, я не понимал.
     Для того чтобы ответить на каждый из нескольких последних вопросов, мне пришлось потратить от восьми до десяти минут широкомасштабного ассоциативного поиска. Теперь до меня все-таки начали долетать отдельные фразы.
     - Но не странно ли это, господин де Санья Мареао? - спросил посол Шэн. - Почему же так получается?
     - Да, это как-то необычно, - согласилась преподобная Питерборо. - Любые неизвестные величины при вводе в систему движут ее в одном и том же направлении. Я бы сказала, что в этом есть даже нечто богохульное - в том, что направление движения настолько неприятно. Верно ли я понимаю, что ваша модель не допускает ни малейших погрешностей?
     Аймерик вздохнул и сказал, что от этого никто не застрахован, потом добавил что-то еще - кажется, попросил посла называть его по имени. Между прочим, я не знал, откуда родом посол. Шэн - это было настоящее имя, фамилия, клановое или местное имя или почетное звание? К слову сказать, я этого так никогда и не выяснил. Я бился над очередным ответом и что-то пропустил, но во время моего очередного поиска Аймерик закончил фразу:
     - ..существует целиком и полностью теоретически подтвержденная причина вести себя именно так, как она ведет.
     Поиск закончился. Я выяснил-таки, каким образом стоимость метеоритного железа связана с потенциальным ржавением ручных инструментов длительного использования, запустил ответ в систему и стал наблюдать за тем, как весело заплясала модель, получив свежее вливание. Это был предпоследний вопрос.
     Остальные молча смотрели на дисплеи, а я принялся за последнюю задачу: вероятность притока ресурсов в терраформирование как функции от роста цен на сельскохозяйственные угодья. Ответ на этот вопрос я нашел с помощью применения грубой силы - заставил программу изыскать все сведения о продаже земель со времени основания колоний Каледония и Земля Святого Михаила и проверить, как таковые сделки отразились на бюджетных средствах, выделяемых на терраформирование в обеих колониях. Поскольку компьютеру предстояло сравнить между собой порядка четырехсот миллионов цифр, на подсчеты должно было уйти не менее минуты. Я откинулся на спинку стула и стал слушать, о чем говорят остальные.
     - Кривая дергается, как обезумевшая змея, - наконец изрекла Биерис.
     - Точно, - отозвался Аймерик. Его пальцы запорхали по клавиатуре.
     - Что происходит? - поинтересовался Шэн, не обращаясь ни к кому конкретно.
     Аймерик объяснил:
     - В ряде систем равновесие отсутствует, происходит усиление. Данный алгоритм использовал интерполяцию значений экономических систем других цивилизаций с помощью параметров, которые в этих системах отсутствуют. Следовало выяснить, выдержит ли функция экстремальные значения. Но поскольку экономика Каледонии на самом деле занимает положение в самом дальнем углу пространства, характеризующего взаимоотношения между экономикой и государством,. все оценочные величины были менее экстремальны, чем реальные. Поэтому всякий раз, когда мы вводим очередные точные данные, модель ведет себя все более экстремально - и увеличивается компенсация, внесенная в оставшиеся оценю".
     Питерборо встала и подошла к дисплею очень близко. Чуть ли не прижав нос к экрану, она ошарашенно смотрела на дико подпрыгивающие кривые, отражавшие прогноз на ближайшие девять лет.
     - Знаете, - проговорила она тихо-тихо, - в десятках проповедей я говорила о том, что в Каледонии мы создали совершенно уникальную цивилизацию. А теперь я потрясена тем, что воочию вижу, что это так и есть.
     Она медленно проводила взглядом очередную кривую и понимающе кивнула, словно эта извилистая линия сказала ей коложительно все.
     - Но может быть, все-таки есть какая-то основная погрешность?
     Аймерик начал было отвечать, но Питерборо прервала его:
     - Нет-нет, никакой погрешности нет. Я немного занималась экономическим планированием в течение последних десяти лет - в тех масштабах, которые у нас допустимы, - кг если бы я хорошо задумалась, то поняла бы, что ожидать следует именно этого. - Она медленно покачала головой. - Аймерик, я очень рада тому, что вы здесь. Но не сомневаюсь, что я - единственный пастор в составе кабинета, у кого ваше присутствие вызовет такие чувства.
     - Я и не думал, что все это понравится моему отцу и его окружению, - сказал Аймерик, отошел к буфету и налил себе пива. Я впервые видел, чтобы он выпивал во время работы. - Но это все еще цветочки. Погодите, то ли еще будет, когда они услышат, чем им надо заниматься, чтобы этого избежать.
     Я успел пересесть к свободному компьютеру и наконец сообразил, о чем они толкуют. График показывал, что трудовая занятость в течение трех лет упадет на сорок процентов, а объем производства за это же время снизится на пятнадцать.
     Вскоре после этого уровень производства должен был стремительно пойти вверх, а вместе с ним - трудовая занятость.
     Но в промежутке предстояли два года инфляции с превышением ста процентов.
     Примерно через шесть-семь лет намечалась стабилизация всех показателей - производства, цен, занятости, но до тех пор экономика Каледонии, согласно прогнозу, должна была преодолеть жуткие "американские горки" подъемов и спадов.
     - Но разве такого не было в Новой Аквитании? - спросил я. - Мы же благополучно пережили все это...
     - Верно, - кивнул Аймерик. - Форма кривой одинакова для всех цивилизаций после спрингер-контакта. Главное - ее амплитуда. В Новой Аквитании по всем параметрам амплитуда была на порядок ниже. Там просто-напросто продлили все вакансии на пару лет и провели кое-какую наличность через центральный банк для того, чтобы не допустить резкого роста цен. Это была самая серьезная работа, проделанная нами в "Manjadorita d'Oecon", хотя это было самым обычным аспектом менеджмента. Здесь же половина экономики жестко контролируема, и в итоге рынок дает богословски "верные" результаты и потому устойчив к ударам. Другая половина экономики неконтролируема вообще, и тоже по религиозным соображениям, потому внутри нее накапливается колоссальный шоковый потенциал. Кроме того, существует еще Земля Святого Михаила, которая подливает в экономику собственные проблемы - они являются монополистами в торговле на Нансене и всегда желали сохранить эту монополию. Те же богословские причины побуждают Каледонию к медленной и неохотной самозащите. А помимо всего прочего, шоковые моменты будут более ярко выраженными здесь, сильнее, чем на любой обитаемой планете после спрингер-контакта. Да, все будет очень и очень плохо - хуже, чем кто-либо может вообразить. Хорошо бы, чтобы здесь был кто-нибудь, обладавший достаточно высокой квалификацией, кто бы мог решить все эти заморочки.
     - На основании моего впечатления об этом отчете, - сказал Шэн, - я мог бы вызвать сюда любого специалиста с любой из планет Тысячи Цивилизаций. Все можно будет устроить за сутки.
     Аймерик покачал головой, допил пиво, налил снова и сказал:
     - Я уже наводил справки. Помимо того, что я знаю, как общаться с местными жителями, помимо того, что здесь у меня имеются семейные связи, которыми вы сможете воспользоваться, вам следует помнить о том, что контактный кризис на Уилсоне, в Новой Аквитании, был самым острым и тяжелым из тех, что довелось пережить планетам Тысячи Цивилизаций. Так что я - самый квалифицированный специалист, другого не найти.
     Он вздохнул и залпом осушил стакан.
     Пасторша встала, жестом попрощалась с Аймериком, развернулась и вышла.
     Посол Шэн застыл с раскрытым ртом.
     - Она рассердилась на меня? Я сказал что-то не то?
     В голосе Аймерика зазвуча