го было словно отлито из стали.
     - Да. Я предложил и остальные согласились - мы не станем бальзамировать ее, не будем заниматься пластической реставрацией и гроб оставим открытым. Полагаю, это очень правильное решение, потому что преподобный Сальтини звонил мне уже четыре раза за последний час и пытался обвинить меня в том, что мы, дескать, "излишне политизируем" смерть этой девушки и, как он выразился, "выдаем ее за мученицу, в то время как речь идет всего лишь о нелепой случайности и безответственности".
     Тут уж я не выдержал.
     - "Безответственности"?! Это после всего, что его молодчики с ней сотворили...
     Я слишком сильно разозлился. У меня просто не было слов.
     Губы Каррузерса едва заметно дрогнули. Видимо, что-то показалось ему смешным, но он не пожелал в этом признаться.
     - Честно говоря, - сказал он, - моя реакция была точно такой же. Кроме того, что гораздо важнее, главный консультативный комитет одобрил мое решение и счел его рациональным, так что теперь Сальтини лишен возможности объявить меня безумцем или маразматиком. Могу лишь процитировать одного политика, чей стиль всегда вызывал у меня уважение. Оседлать тигра Сальтини сумел, а теперь посмотрим, сумеет ли он проехаться на нем верхом.
     На мое счастье, к тому времени, когда я подошел к грузовым воротам, ребята уже успели все сделать. Тело Элизабет Лавлок было накрыто пластиком. Торвальд, Пол, Аймерик и Маргарет стояли рядом. Вид у всех был удрученным, и мне стоило немалого труда уговорить их подняться наверх и немного отвлечься.
     - Отпевание состоится завтра утром, - сказал я, - а потом начнем занятия по расписанию. Пора возвращаться к нормальному течению жизни.
     Аймерик отхлебнул кофе и кивнул.
     - Если я сейчас здесь никому не нужен, то я, пожалуй, пойду навещу Кларити. Я ей звонил. Вроде бы она чувствует себя немного лучше, но мне бы хотелось убедиться в этом лично.
     Уходя, он казался спокойным. Казалось, на плечах его лежит невыносимо тяжелая ноша, и он покорно несет ее, но все же было заметно, насколько ему не по себе.

***

     Несмотря на наши самые благие пожелания, на следующий день занятия так и не начались. Прежде всего похороны Элизабет оказались еще более трагичными, чем должны были, так я думаю, оказаться по замыслу Каррузерса-старшего. Из-за того что тело Элизабет даже не обмыли и "хоронили" ее в той самой одежде, в какой привезли в морг, перед взглядами всех присутствующих ее обезображенный труп предстал во всей ужасающей реальности. Все видели ее окровавленные губы, разбитую нижнюю челюсть, пропитанную кровью одежду от талии до колен, и выражение нестерпимой муки, застывшее на ее лице. На это невозможно было смотреть. Хотелось кричать или убежать прочь.
     Каррузерс ничего не упустил. Часть надгробной речи он произнес на терстадском и назвал переворот чудовищным преступлением, а в той части речи, которую он произносил на рациональном языке, он сказал о том, что Сальтини несет личную ответственность за то, что случилось с этой несчастной девушкой.
     Потом встала Валери. Я удивился, каким образом она вдруг стала подругой Элизабет Лавлок, но потом разглядел свежий шрамик у нее на затылке. Значит, Маргарет ее все-таки уговорила. "Вот и от Валери наконец есть какая-то польза", - печально подумал я.
     Валери стояла, вперившись в пол. Она выглядела намного более смущенной и присмиревшей, чем тогда, когда мы с ней вместе играли на концерте.
     - Я думаю, - запинаясь, проговорила она, - что это очень.., необычные похороны. Я знакома с Элизабет всего несколько часов. И.., в общем, она хочет, чтобы вы знали: в семье ее все называли "Бетси", и еще она хочет, чтобы все помнили ее под этим именем. Ей придется многое наверстать - вы помните, что ее личность была скопирована еще до открытия первого спрингера. Но.., все идет очень хорошо, и доктора говорят, что лучшего трудно было бы ожидать. Мы немного поэкспериментировали, и если вы будете слушать спокойно и не спугнете меня, я могла бы.., вернее, Бетси могла бы попробовать поговорить моим голосом...
     В аудитории стало так тихо. То ли все разом затаили дыхание, то ли дышали совсем неслышно. Валери заговорила. Голос ее приобрел особенный акцент. Конечно, она запиналась, но в целом говорила довольно-таки внятно.
     - Я.., я только хот-тела с-сказать, что я была одинока всю м-мою жизнь.., наверное, потому, что так живут все каледонцы. Наша жизнь очень х-холодная, и мы - несчастливые люди.
     Вот я теперь ощущаю воспоминания Валери о Центре и о к-кабаре, и хотя я сама ничего не помню об этом, я т-так счастлива знать о том, что все это было в моей жизни до того, как я погибла. Вам б-будут говорить, что Сальтини и те "псипы", которые измывались надо мной, - это исключение, но это не правда. Исключения - это преподобный Каррузерс и преподобная Питерборо. Они относятся к людям милосердно. И то, что вы видите в гробу - то, что некогда было мною, - это то, что случается, когда людей заставляют поклоняться идеям.
     Я была очень стеснительной, но теперь я могу говорить со всеми вами, особенно потому, что теперь со мной Валери, и мне не так страшно. И я буду очень стараться стать такой, чтобы доктора смогли вырастить для меня тело, потому что доктора говорят, что я молодец. Потому я очень надеюсь, что снова вернусь к вам во плоти, а до тех пор, п-пожалуйста, п-постарайтесь сделать мир таким, чтобы в нем х-хотелось жить. Вот и в-все, что я в-вам хотела сказать.
     Голос Валери, передававший слова Элизабет, звучал немного жалобно и стыдливо. Видимо, Бетси принадлежала к типу людей, души которых с самого рождения ущербны то ли из-за собственной слабости, то ли из-за отношения окружающих. И все же она доказала, что обладает чувством собственного достоинства и имеет право на место среди нас. Как ни абсурдно, но отпевание завершилось громовыми аплодисментами.
     Может быть, наше поведение объяснялось политической подоплекой происшествия. Ведь все, что сказала Элизабет устами Валери, должны были передать в новостях, и это наверняка было бы не в пользу Сальтини. Возможно, в предвкушении этого мы мстительно радовались. А может быть, нами просто овладело восхищение мужеством этой девушки, личность которой отстала от времени на целых три года, но теперь так быстро избравшей жизненную позицию.
     Но если бы кто-нибудь сегодня высказал любое из этих предположений, имейте в виду, я бы немедленно вызвал этого человека на поединок atz sang. Я так думаю, что аплодисментами мы в тот день разразились потому, что иначе просто невозможно было отреагировать на вопль любви, как ответной любовью. По крайней мере мне так кажется.
     В каком-то смысле после этого наступила разрядка, но потом к гробу подошел Торвальд, который должен был произнести речь как родственник Элизабет. И тут снова настало время для сюрприза, потому что в руках у Торвальда была лютня.
     Он пока еще не стал сверхопытным музыкантом, но все же кое-чему научиться успел. А спел он вольный перевод "Canso de Fis de Jovent". Как правило, я терпеть не могу, когда перефразируют классические тексты знаменитых песен или пытаются переделать их по случаю какого-то события, хотя в Новой Аквитании такое бывает нередко. Но Торвальд спел первые несколько куплетов практически без изменений - только убрал чисто аквитанские реалии, а вместо мужского рода употребил средний и подчеркнул важность мужества перед лицом потери, невозвратимой утраты. Песня произвела огромное впечатление, и конечно, все мы плакали, не стыдясь слез.
     Выходя из аудитории в коридор, каждый останавливался, смотрел с глаза Валери и прощался с Бетси. А потом наконец мы отнесли изуродованное тело бедной девушки к ближайшему регенератору и совершили то, что должны были совершить.
     Я, так или иначе, намеревался отменить занятия в этот день. Даже не мог себе представить, как они могли бы пройти. И тут вдруг запищал мой мобильный интерком. Я вытащил его из кармана. На экране возникло лицо посла Шэна.
     - Скорее всего, - сказал он, - эту новость следует передать именно вам, а уж вы сообщите всем остальным, находящимся в Центре. Через шесть часов на территории Посольства откроется Ярмарка - как раз к концу Первой Тьмы.
     - А не рано?
     - Очень рано.
     - А я думал, что последуют какие-то предупреждения...
     - Они имели место. Но теперь их больше не будет. И если Сальтини вас не подслушивает, это ему пока неизвестно.
     Он последний в списке тех, кому я собираюсь об этом сообщить. Постарайтесь, чтобы об этом узнало как можно больше народа, ладно?
     - Само собой, - ответил я как истинный каледонец, стараясь при этом не выдать того, как порадовала меня эта новость.
     - И еще.., позвольте вам сказать. Жиро, что похороны были великолепны. Поистине великолепны.
     - Я только предоставил помещение. А все остальное сделали другие.
     - В таком случае передайте им мое восхищение. У меня запланировано очень много звонков. Теперь скоро поговорить с вами не удастся.
     С этими словами он прервал связь.
     Я поспешил к системе общего оповещения и сообщил всем приятную новость о том, что через шесть часов не территории Посольства можно будет лицезреть все чудеса Тысячи Цивилизаций. Сальтини так боялся Гуманитарного Совета, что посещение Посольства большими группами народа вряд ли могло быть сопряжено с какими-либо опасностями.

***

     Думая о том, что открытие Ярмарки следует объявить праздником, я и наполовину не догадывался о том, во что на самом деле выльется ее посещение. За час до ее открытия мои студенты выстроились в очередь перед зданием Посольства, а через двадцать минут после открытия девяносто пять процентов уже были внутри. Я в свое время, когда был подростком, побывал на одной Ярмарке, и помнится, был потрясен увиденным до глубины души. Но каждая очередная Ярмарка обширнее и многообразнее предыдущей, поскольку всякий раз на ней представляют свои товары представители новых колоний. Нынешняя была на добрую треть больше предыдущей.
     Именно Новая Аквитания была главным инициатором установки спрингера, и, невзирая на огромное расстояние, спрингер-связь с Новой Аквитанией заработала быстрее, чем с другими колониями. Большинство же отдаленных колоний только теперь занимались налаживанием спрингер-транспортировки, как и Каледония, а некоторые, как, например, Земля Святого Михаила, до сих пор не удосужились обзавестись спрингером.
     Всего в системе Тысячи Цивилизаций на самом деле насчитывалось тысяча двести тридцать восемь колоний, и на Ярмарке были представлены товары более чем тысячи ста из них. Многие колонии выставили только элементарные стенды, возле которых слонялась пара сотрудников. На одном из таких стендов, к примеру, значилось: "Торбург. Сохранение военных традиций. На всякий случай. Наведите справки о наших иностранных легионах". Этот стенд мало у кого вызвал интерес. Больше народа толпилось около стенда с заголовком "Работа в Гедонии", но почти все быстро расходились, узнав, что гедонцам, оказывается, нужны были люди, воспитанные в рамках определенных традиций, которые должны были не иметь никаких склонностей к оргиям. Другие колонии - к примеру, объединение колоний Дунанта, являвшее собой пестрое ассорти цивилизаций, в свое время обосновавшееся на древнейшей из заселенных колонистами планет - выставили просторные павильоны с невероятным количеством всевозможных товаров.
     Я задержался у торбургского стенда и поговорил с майором по прозвищу "Железная рука", которого мне было попросту жалко из-за того, что люди с опаской обходили его стороной - наверное, боялись, что под столиком у него прячется шайка головорезов, готовых в любое мгновение напрыгнуть на любого и тут же обрядить его в военную форму.
     - Новая Аквитания, - кивнул майор. - Как же, как же, припоминаю. Несколько месяцев стояли на тамошней Ярмарке. Помнится, там мы заполучили несколько добровольцев, и ваши имитационные драки мне приглянулись. Да, там у вас совсем даже неплохо.
     В ходе разговора выяснилось, что он побывал в кое-каких местах, где бывал и я. Торбуржцы имеют обыкновение заплетать длинные волосы в косу, которую забрасывают за спину.
     Такую прическу у них принято носить "в мирное время". Поскольку мирное время на Торбурге царило уже шесть лет подряд, трудно было сказать, какие прически у них принято было носить во время военное. Может быть, пребывая в Новой Аквитании, майор подвязывал свою длинную косу покороче и преображался в сносного jovent. Похоже, он неплохо разбирался в музыке и поэзии, так что заведения наши посещал явно не из желания с кем-нибудь сцепиться, как мне показалось поначалу. Но с другой стороны, я понял, что в аквитанское общество он, пожалуй, мог вписаться довольно легко (большинство людей с других планет там обосновывались на территории Посольства). Выяснилось также, что он успел вымуштровать несколько рот аквитанцев, а это означало, что их почти хватило бы на легион.
     - Уж больно форма военная у вас хороша, - ухмыльнулся он. - Ума не приложу, из каких замшелых исторических книжек ее откопали. Напиваться, правда, ваши ребята были большие мастера. Но при исполнении - ни-ни, молодцом.
     Торбург, можно сказать, являлся парией в рядах Тысячи Цивилизаций. Торбужцев не жаловали даже многие из жителей тех колоний, которые делили с ними планету. Почему-то мне стало не по себе из-за того, что отношения аквитанцев с торбуржцами складывались настолько гладко. Когда я позднее затронул этот вопрос в разговоре с Аймериком, он объяснил этот факт просто: сказал, что все из-за того, что мы и они - две единственные по-настоящему романтические цивилизации, вот и все.
     Узнав о том, что майор (имени своего он мне так и не сообщил - похоже, предпочитал, чтобы к нему обращались по званию) намеревается пробыть в Каледонии около года и, стало быть, у меня еще будет масса возможностей потолковать с ним о том о сем, я распрощался с ним и тронулся дальше по главному проходу.
     - Жиро! Жиро Леонес!
     Я обернулся и оказался лицом к лицу с Гарсендой. Наверное, у меня отвисла челюсть, потому что она весело расхохоталась и сказала:
     - Приветик. Надо бы поболтать. Только пойдем в аквитанский павильончик. Я там одна, нельзя уходить.
     Как в тумане я последовал за ней. Одета она была по-аквитански, но побрякушки все были в стиле межзвездников.
     - Ну, как у тебя дела? - спросила она, подав мне кружку крепчайшего кофе, вкус которого сразу напомнил мне родину. - То есть как у тебя дела - это мы все знаем, но ты мне расскажи о своих ощущениях. Выступаешь ли ты здесь?
     - Что это значит - "мы все знаем, как у тебя дела"? - оторопело вопросил я.
     Гарсенда улыбнулась и подмигнула мне.
     - Послушай-ка.., когда у нас с тобой закрутилась Ппатог, ты ведь знал, что я - карьеристка?
     Я кивнул. Да, вроде бы знал. Мало что может так льстить человеку, когда он имеет дело с кем-либо, пробивающим себе дорогу в привилегированные слои общества, как то, что его избрали в качестве очередного порога.
     - Ну так вот. Не такая уж я прожженная карьеристка. В общем, тебя я потеряла как раз перед тем, как ты рванул сюда, а твое положение дома теперь такое.., особенно с тех пор, как Маркабру так валяет дурака в роли принца-консорта...
     - Ну да. Письма я получил только отца да от Маркабру.
     Отец мне писал исключительно о погоде и о том, как растут помидоры.
     Гарсенда фыркнула.
     - Могу себе представить. Нет, ты сиди, сиди. Понимаешь, из-за твоего Центра теперь все уже насмотрелись на аквитанские штучки, и сюда вряд ли кто заявится, хотя, судя по данным компьютера, местные уже успели заказать не одну тонну музыкальной продукции, картин и тряпья. Так что у меня успехи будут просто блестящие при том, что пальцем о палец не ударю.
     - А как вышло, что ты получила эту работу?
     - Ну... Искали кого-нибудь, кто мог бы представить традиционный образ жизни, ну, я и решила еще разочек попробовать. Между прочим, ты очень удивишься, когда узнаешь, что таких осталось очень мало, хотя немногие желают в этом признаваться. Маркабру и эта идиотка, его девица, грозили тем, что добьются отрешения от Тысячи Цивилизаций или по крайней мере сурового ограничения контактов - все для того, чтобы приструнить межзвездников. Но, конечно же, ничегошеньки у них не вышло - слишком много народа обожает кофе из Форт Либерти, спортивные товары из Спарты.., ну, в общем, ты меня понимаешь. Но все равно наши монархи ухитрились порядком дров наломать. Старорежимники почти уничтожены, потому что большинство из них терпеть не может Маркабру. Даже Пертц переметнулся к межзвездникам - иначе его сверхконсервативное заведение попросту прогорело бы, Так что я была одной из тех немногих, кто вызвался представлять новую Аквитанию на Ярмарке, и может быть, взяли именно меня, потому что у меня, как ни странно, неплохая репутация среди межзвездников.
     Ну а что до того, откуда мы знаем, как у тебя дела, - то знаем мы об этом из твоих же собственных писем, которые Маркабру прилюдно зачитывал вслух при Дворе... Ах да, я же тебе еще не сказала... Теперь ко Двору допущены некоторые межзвездники! Ну а эта идиотка чуть в обморок не падает из-за этого...
     - Она - Королева, - заметил я.
     - Нет, не она, а он. Она только сидит у себя в апартаментах и строчит стишки, смысла которых никто не понимает, а он дефилирует вокруг Дворца в старорежимных нарядах - старорежимное не придумаешь - и вызывает на дуэли всех подряд. Короче говоря, межзвездники своего добились, но при этом Уилсон остался на своей орбите.
     Я медленно покачал головой.
     - Знаешь, - задумчиво проговорил я, - за пять минут ты мне сказала больше, чем за все время нашей finamor.
     - Ну, так теперь есть о чем поговорить, а тогда не было.
     Гарсенда забросила волосы за спину. Я обратил внимание на то, что шрамики, оставленные колючими сережками, исчезли.
     - Так ты действительно решила вернуться к старому доброму стилю или...
     - Да нет, это всего лишь маскарад, - ответила она. - Но дай мне договорить. Я тебе еще не все сказала, а надо сказать, потому что потом вряд ли удастся поговорить. В общем, сначала Маркабру ковал себе капитал тем, что разглагольствовал о том, что ты, дескать, занимаешься изучением каледонской культуры, но что она, как и все прочие культуры, - серая и безликая и что мы - последний оплот цивилизации.., а потом прошло какое-то время.., и то, что ты говорил о местных жителях... Жиро, ты только не расстраивайся, пожалуйста, но теперь ты у межзвездников - настоящий герой. И Биерис, кстати, тоже. Наверное, уже сотен пять художников пытаются ей подражать. Но настоящий герой - ты.
     Я даже не был уверен в том, что дышу.
     - Я?! Да что я такого сделал?
     - Все дело в твоих письмах. Ты показал нам, что собой представляет каледонская культура, пусть даже Маркабру читал твои письма с издевкой. Мне ужасно хочется познакомиться не менее чем с двадцатью людьми - с Торвальдом и Полом, и с этой чудесной Валери, о которой ты писал. Утром мы познакомились в послом Шэном - он оказался в точности таким, каким ты его описывал.
     Глаза у нее сверкали, она была так взволнована, что я не удержался и спросил:
     - Но ты наверняка уже видела, на что похожа Утилитопия, как выглядит утренняя буря, и...
     - Ты же знаешь, что я не большая любительница путешествий. Я такая рассеянная, что, пожалуй, могу оказаться всего в нескольких километрах от этой знаменитой радуги и не заметить ее...
     Я рассмеялся. Мне и в самом деле показалось, что это ужасно смешно. И все-таки я был бы не против того, чтобы недельку постранствовать с Гарсендой по Каледонии и показать ей главные здешние достопримечательности. Хотя бы из верности моим каледонским друзьям или из желания поделиться с ней тем, что я успел повидать сам.
     - Ладно, - сказал я. - Ты не будешь против того, чтобы я писал тебе, когда ты вернешься домой? Вчера вечером я послал Маркабру письмо, в котором вызвал его на поединок без правил, так что больше я ему писать не собираюсь.
     Гарсенда пожала плечами. Ее рос