Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
ельно от точки зрения.
Либо я везде - чужая, либо - везде своя. Последнее - предпочтительней.
ТЕННИСНЫЙ МАТЧ
НЕ ЗАКОНЧИТСЯ НИКОГДА
Во сне я мыслю не словами, а образами. Потому язык появляется в
сновидениях только тогда, когда я к кому-то обращаюсь, с кем-то
разговариваю. В России я говорю во сне по-русски, в Америке - по-английски.
Если сон о детстве, если в нем я говорю с мамой, то всегда - по-русски. И
вот интересно, когда сама с собой разговариваю, не вслух, конечно, а просто
размышляю, то в Америке я думаю по-английски, в России - по-русски.
Когда я только приехала в Америку и мне нужно было бороться за работу, за
книгу, мне стал постоянно сниться один и тот же дикий сон. День за днем,
вернее, ночь за ночью. Сон, как я играю в теннис и раз за разом, партию за
партией проигрываю. То не могу догнать мяч, то промахиваюсь. А в теннис-то я
бросила играть в Москве сразу после университета.
Сон изматывал, я просыпалась в холодном поту.
Как нормальный житель Нью-Йорка, я пошла к психотерапевту. Доктор меня
сразу спросила:
- Вы, наверное, эмигрантка? Вам, наверное, снится, что вы переезжаете
через границу, а вас не выпускают.
- Нет, - говорю, - про границу мне ничего не снится.
И рассказала ей про свои теннисные мучения.
- Вы знаете, к теннису это не имеет никакого отношения. Просто вы очень
переживаете за результат того, что сейчас делаете. Вы хотите победить. У вас
сейчас выходит книга - ее надо "толкать". Вы ищете работу. Это -
соревнование. А в вашем представлении соревнование - это игра в теннис.
Сон приходил до тех пор, пока не вышла книга.
А вот "Про это" не снится, нет - это как файл в компьютере. Я пришла,
сделала и перенесла файл на свое место. Передача - дальний файл, иначе можно
сойти с ума.
В какой-то момент я стала ловить себя на том, что перестаю чувствовать
разницу - что принято, а что не принято, что нормально, а что - не вполне.
Что не всегда можно говорить вслух некоторые вещи...
Понятно, что в Америке по телевизору показывают и обсуждают жуткие вещи -
особенно это проявилось в истории с Клинтоном. По ТВ чуть ли не диаграммы
рисовали, что куда и как он положил. Но - вслух такое обсуждать все-таки не
принято. И тут я прихожу в солидное общество и начинаю рассказывать про свою
передачу совершенно серьезно, - а тогда как раз мы обсуждали оральный секс!
Старушки, бедные, чуть в обморок не упали. И я поняла, что нужно срочно
находить эту грань - что можно и что нельзя. Да еще и в незнакомых
компаниях, где я появляюсь, тотчас же разговор переходит на "про это". Я уже
боюсь ходить в гости - так странно люди иногда реагируют на меня.
Недавно встретила знакомого журналиста - мы с ним еще на Олимпийских
играх познакомились. Так вот, иду по Останкино и вдруг слышу:
- Лена! Как здорово, что я тебя встретил! Мы только что в Индии были,
такой кадр потрясающий сняли - как раз для тебя. Представляешь, сидит йог и
кирпич на члене держит!
Я совершенно оторопела:
- А при чем тут я?
- Ты же как раз этим интересуешься, это тебе по теме.
- Какое это отношение имеет к моей передаче?
- Как какое? Это же все одно и то же.
То есть я у него ассоциируюсь не с тем, что десять лет в "Московских
новостях" проработала, книгу написала, а только с одним, этим самым. Или -
прихожу в приличные гости, а мне:
- Вот эти ваши извращенцы...
Честно говоря, это утомляет. Когда мило, изящно - это смешно. А когда не
изящно и не смешно, тогда и рта раскрыть нельзя, - сразу ставят в эту самую
нишу. И смеются. Глупо так:
- Ха-ха-ха, ха-ха.
А что - ха-ха?
Я часто притворяюсь, что это не я. Отшучиваюсь.
- Мы, черные, для вас на одно лицо.
Выручает, что на передаче я в парике.
Меня довольно сильно раздражает панибратство. И еще начинает зашкаливать,
когда в компании, куда я прихожу, мне через две минуты начинают говорить
"ты". Может быть, это знак того, что мы тебя принимаем, будем дружить, мы
все одного примерно возраста, так к чему эти условности. Понятно. Но в моем
больном воображении это тут же проецируется на передачу: со мной так игривы,
потому что я веду такую передачу.
К тому же часто бывает, что сначала скажут "ты", а после могут рассказать
непристойность про свой половой орган. Или говорят:
- У меня проблема...
- Но я же не врач!
- Я все равно расскажу.
Каждый считает своим долгом высказаться. А может быть и такое:
- Я бы этих гомиков пересажал и перевешал! Нет, Лен, ты-то мне нравишься,
но они-то!
Или прямо на улице:
- Почему вы были в таком жутком платье? Я бы этого не надела никогда!
- Это же сцена, на улице-то я так не хожу.
- А я вам вот что скажу. Если хотите беречь честь смолоду, такое платье
надевать нельзя!
Понимаю, что все это - спутники выбранной профессии, и внимания людей мне
не избежать. Но все же думаю, раз уж передачу смотрят, может быть, она
сможет потихонечку-помаленечку приучить людей к мысли, что не все
одинаковые. И к тому, что другие люди - тоже люди. Какое бы платье они ни
надели.
Я хорошо знаю собственные комплексы. Начать хотя бы с того, что с детства
была убеждена, что мною мальчики будут интересоваться потому, что я черная.
Вдобавок, у меня был комплекс, что я страшная, уродина, гадкий утенок. И
когда ко мне подходили, я все время думала: ага, сейчас он спросит: "Как
насчет этого?" Пока не спросил, но, наверное, я такая страшная, что даже и
этого он не хочет.
Телевидение, освободив от старых комплексов, родило новые - теперь мне
все кажется, что со мной хотят познакомиться потому, что я мелькаю в
телевизоре. Например, моя американская подружка вставила себе implants и
говорит:
- Пусть меня лучше любят за мою грудь, чем за мои деньги!
Ей все кажется, что просто так ее любить невозможно. И у меня был сходный
комплекс. Прежде ждала, что человек или хочет переспать или ищет другую
выгоду. Теперь - оттого, что я "из телевизора". Как ни крути, никому не
верю!
Я, конечно, немного утрирую, словно бы стираю полутона, но все же тот
давний, детский комплекс жив. Вот мама мне говорила:
- Какая у меня красивая дочка!
Я же это интерпретировала по-своему: конечно, маме не слишком-то приятно,
что у нее такая страшненькая девочка растет.
Каждый ребенок хочет быть похож на звезду, на своего наставника. Как я
хотела быть похожей на Анну Дмитриеву, моего тренера! Но у нее - маленький
носик, изящная фигура, тонкие губы. Смотрю на себя: Боже, что за нос! А
губы?! А волосы - это просто ужас, такой бобрик, к тому же вечно
непричесанный - каждый так и норовил потрогать мою голову!
Мама даже специально для меня выписывала из Америки журналы с черными
моделями, чтобы поднять уверенность во мне. Показывала:
- Смотри, какие красивые женщины!
Но вот интересно, я обратила внимание, что черная красота была
определенной направленности - чем ты белее, тем красивее. Одни из самых
красивых женщин - и в самом деле черные, но с европейскими чертами лица, а
не с крупными губами и носом.
Когда в Москве устраивали первый конкурс красоты, то приехали красавицы
со всех стран мира. И, в частности, привезли мисс из одной африканской
страны, кажется, из Нигерии. А за мной тогда ухаживал один из устроителей
этого фестиваля и попросил написать о конкурсе в "Московских новостях".
Прихожу на конкурс. Все такие красотки, миниатюрные - блондиночки,
брюнетки, вокруг них спонсоры крутятся. И стоит эта девушка, как Гулливер в
стране лилипутов, прямо дама с веслом. Фигура, что называется "бочка на
бочке". Никаких перспектив. И я сказала своему поклоннику:
- Если хочешь за мной ухаживать, то вот тебе первое испытание. Эта
девочка должна получить приз.
Он бежит к председателю жюри Жванецкому и говорит:
- Вот, понимаете, такая есть просьба от "Московских новостей"...
Жванецкий:
- Была бы она хоть чуть поменьше. А так, посмотрите - разве это ноги? Это
же лыжи! Ну, никак! При всем моем уважении к "Московским новостям".
Мое же слово было железным:
- Как хочешь, так и устраивай, меня это не волнует!
Пришла уже в последний день, когда должны были награждать победительниц.
Награждают.
- Первое место - Марина Пупкина!
Зал ревет:
- А-а-а!
- Ей - машина!
- У-у-у-у!
Второе место заняла шведка, третье - тоже европейская модель. Смотрю, моя
барышня с веслом совсем потухла, стоит, нос повесив. Я уже собралась
выходить, посмотрела с вызовом на своего воздыхателя. И вдруг слышу:
- Приз зрительских симпатий получает Дорсия такая-то!
То есть - та самая африканка. Она тотчас расцвела, от счастья чуть не
заплакала. И парень ко мне подбегает:
- Ну как, видела?
Я все думаю - почему я тогда так на уши встала? Наверное, в лице той
девушки воплотилось все, что я в детстве переживала. То, что я не такая, как
все, что мою красоту никто понять не может. И всегда мне в детстве говорили:
- Подтяните зад!
И вот я на ту девушку смотрела и чувствовала ее боль - инопланетянин тоже
может быть красивым, и человеком может быть хорошим, но вот победить на
конкурсе красоты ему не суждено.
В Америке - все по-другому. Там девушки знают, что они красивы. Даже
самая страшная говорит:
- Я - красивая!
И впрямь, вот идет толстушка, и у нее - собственная красота (хотя,
конечно, пончики поглощать лучше не совсем уж в диких количествах). Она
говорит:
- Черное - это красиво!
И вот что интересно, я сталкивалась со многими черными мужчинами, которые
уверены, что белые девушки - менее привлекательны. Они ходят только с
черными девочками, так вжился в них политический лозунг "Черных пантер".
- Черное это красиво!
- Почему красиво?
- Ноги другие, грудь другая, есть за что обнять.
Они себе это внушили. Тот самый расизм навыворот. А может, дело вкуса.
В английском языке есть такое выражение: "Мы все стоим на чьих-то
плечах". В России я была уверена, что стою на своих ногах или, в крайнем
случае, на плечах мамы. В Америке - иначе. Вот если ты черный человек,
чего-то достиг, поступил, допустим, в университет, то это вовсе не потому,
что ты, Лена Ханга, такая умная, а потому, что много лет назад Роза Паркс
отказалась в автобусе пересесть. Эта пожилая женщина, негритянка, усталая
ехала с работы и села в автобус в переднюю дверь, что афроамериканцам в 60-е
годы было запрещено. Когда она отказалась пересесть, ее выкинули из
автобуса. На следующий день черные всей Америки отказались ездить в
автобусах. Они вставали в четыре утра, чтобы пешком дойти до работы. И
только потому Лена Ханга сегодня пошла в университет, что Роза Паркс
боролась за свои права вчера.
Может быть, поэтому мне было стыдно с белым бой-френдом приходить в
черную компанию, хотя мне, как иностранке, многое прощалось. Возможно, если
бы я была американка, то и не стала бы дружить с белым. Другое дело - у меня
белая бабушка. И, кстати, люди от смешанных браков зачастую гораздо более
агрессивны, чем черные черные.
Недавно узнала, что в России существует ассоциация смешанных детей.
Уверена, что все эти дети так же, как и я, переживают свои комплексы.
Еще об одном комплексе, предрассудке насчет черных русских. Например, обо
мне примерно так написала какая-то прибалтийская газета: "Несмотря на
общепринятое мнение, что Елена Ханга из неудачной семьи, у нее был папа".
Что значит был? Папа у всех был. Но в представлении людей, если человек
мулат, то у него нет отца. Ко мне нередко обращаются с вопросом:
- Вы что, фестивальный ребенок?
Подтекст: вот, приехал африканец и переспал с русской. И, когда я говорю:
- Вы знаете, у меня русской крови вообще ни капли, - смотрят с уважением:
"Ну, это другое дело".
Почему - другое дело?
Некоторые вопрос тактичнее ставят:
- У вас мама, наверное, русская?
- Нет, у меня мама не русская.
- У вас папа русский?
(Это бывает, хотя гораздо реже, что русские женятся на африканках).
- Нет!
- Так вы, наверное, иностранка?
И уже смотрят не сверху вниз. Собеседнику важно понять, в какую нишу меня
поставить. Для русских еще важно, американская ты черная или африканская.
Если ты черная американская - это файн! Ты - американец, у тебя доллары.
Честь, хвала и статуя Свободы. А ежели черная африканская - значит,
наркоман, и взять с тебя нечего. И ниша тебе - соответственная.
Когда я только появилась во "Взгляде", мне позвонила женщина, которая
усыновила черную девочку. И девочка эта ненавидит черных. На улице ее
обзывают, отца она не видела и чувствует, что ее предали свои. И женщина
меня попросила:
- Не могли бы вы прийти к нам в гости, посидеть, поговорить? Чтобы она
увидела хотя бы еще одного черного человека.
Я растрогалась, вырезала из журнала фотографию черного американского
актера Гарри Беллафонте - красавец! - и с этой журнальной статьей пошла к
ним в гости. Девочка лет пяти, как увидела меня, под стол забилась и сидит.
Ее мама говорит:
- Не обращайте внимания, посидит и выползет.
Девочка постепенно привыкла, подошла ко мне. Я ей стала показывать:
- Смотри, у меня волосы такие же, как у тебя.
Мы с ней разговорились. Я ей сказала:
- Я хорошо знаю твоего папу. Вот его фотография. Видишь, какой он
красивый?
И мы с ней подружились, я стала к ним иногда приходить. Я считала, что
поступаю правильно. Хотя когда рассказала в Америке в университете про этот
случай, мне сказали, что я совершила жуткую ошибку. Что я не имела права
обманывать ребенка, это самое страшное - сказать неправду. Надо было
объяснить, что ее бросили родители, но новые родители ее любят.
В Америке у меня недавно раздался странный телефонный звонок:
- Я сейчас в Канаде, не могли бы вы помочь с юристом?
- Куда вы звоните?
- Вы Елена Ханга?
- Да.
- Вы знаете, я думаю, вы мне поможете. Ведь вы одна из наших самых
старших.
- Из наших - из кого?
- Из русских, из черных.
И я вдруг поняла, что на меня смотрят как на какого-то лидера. Думаю, с
финансовой точки зрения есть гораздо более преуспевшие черные русские, но
меня они видят по телевизору, вот так и получается. С точки зрения русского
человека подобный звонок - просто дикость: а почему, собственно, вы мне
звоните?
Но если смотреть на это глазами черного человека, понимая, что живешь в
России, где нас таких - раз-два и обчелся, то все становится на свои места.
Я была одной из первых детей, которые родились от африканцев. Потому в
этом поколении я и оказываюсь старшей. Моя мама - одна из старших в
поколении американских черных, которые родились в России. Но не все так
гладко в этом узком черном мире. Я не знаю ни одной русской пары, в которой
черный женат на черной. Сейчас многие стараются отослать детей за границу,
чтобы они могли слиться с толпой, не быть другими. Потому как, когда в
обществе существует общая раздраженность, она всегда выплескивается на того,
кто выделяется.
Когда-то я хотела написать статью про расизм и опрашивала черных русских.
Сначала расспросила свою подругу, которая росла в детдоме. Мама ее была
украинка, отец - заезжий кубинец. Она сама певица, женщина потрясающей
красоты, такой, что дыхание перехватывает. Как она ненавидит нашу
действительность! При том, что она такая красавица, что, естественно, каждый
мужчина норовил к ней пристать. Но когда она отказывала... В общем, и
насиловать ее пытались, а уж чего только она не наслушалась! Она утверждала,
что более расистской страны, чем Россия, она никогда не видела.
Далее я пошла с расспросами вверх - по социальной лестнице. Говорила с
известной балериной, у которой и работа хорошая, и муж, и дом свой. Она
удивилась:
- Расизм? Где ты увидела расизм, Лена? Я живу лучше, чем кто-либо.
То есть расизм - еще и социальное явление. Думаю, что русские черные не
скажут, что живут в расистском обществе. У нас есть защита. Это наша страна.
А ведь расисты - они как животные: кидаются на тех, кто беззащитен. У
африканского студента на лбу написано, что никто за него не заступится - его
страна слишком бедная, то есть его можно избить, а он и слова никому не
скажет.
ПЕРЕДАЧА И ЕЕ ГЕРОИ
Желающие поделиться. Наверное, среди героев передачи "Про это" желающих
просто поделиться, причем не столько опытом, сколько переживаниями,
чувствами и мотивами - большинство. Просто так накипело у людей, а сказать -
некому. Хотя странно немного, что откровенничать они согласны перед тысячами
людей. Но, может быть, иногда легче рассказать о своем интимном толпе, чем
близким людям, родителям?
Вот, например, передача о девственниках, о которой я уже упоминала.
Пришел чудный молодой человек и рассказал, как ему надоело "сидеть в
девках". В зале было очень много его ровесников, ребят лет по
восемнадцать-девятнадцать. И он вызвал огромное сочувствие. Я ведь боялась,
что над ним станут смеяться. Мы и смеялись на передаче, но не над ним -
вместе с ним. На мой взгляд, получилась одна из самых трогательных передач.
Ему просто некому было о своей проблеме рассказать.
Я его спрашиваю:
- А мама твоя знает об этом?
- Да, я к ней пришел и говорю: мам, у меня вот такая проблема.
- И что она ответила?
- Ты что, с ума сошел, со мной об этом разговаривать? А ну, иди отсюда! К
друзьям ведь тоже не пойдешь - засмеют. Вот и сижу - слово сказать некому.
Ребята, сидевшие в зале, страшно растрогались:
- Ну что ж так! У парня проблема - надо помочь!
И шапку по кругу пустили - собрали герою деньги, чтобы мог оплатить
услуги проститутки. Но он от денег отказался:
- Хочу, чтобы было все красиво и честно.
Стойкий такой, не хочет любви за деньги, не желает одолжений. А девушки
из зала ему глазки строили, прямо-таки соблазняли.
Парень после передачи много раз звонил нашим редакторам, рассказывал, как
в университете отреагировали. Кто-то хихикал, кто-то подсмеивался, но ни
разу носом не ткнули.
Для этой же передачи мы нашли потрясающую женщину. Ей лет около сорока, и
она "специализируется" на девственниках. И она это делает из любви к
искусству. Считает, что в первый раз все должно пройти идеально, чтобы не
травмировать молодого человека. Она ведет их по жизни, а потом отправляет в
большое плавание. Такая вот "мама", добрая и нежная. Притом - замужняя
женщина, у нее есть свой ребенок. И говорит:
- Девственникам без очереди.
Казалось бы, зачем ей это надо - приходить и выступать? Кроме
неприятностей себе на голову, она ничего не заработает. Ведь на нее потом
муж пытался в суд подать, она могла предположить, что муж не останется
равнодушным. Да он просто дар речи потерял перед телевизором, когда увидел
собственную жену, делящуюся пикантными подробностями. Так зачем это ей надо?
А ей хочется поделиться, потому что она считает, что занимается благородным
делом.
Или опять же, передача об импотентах. Казалось бы, зачем рассказывать?
Когда приходит человек и говорит:
- Да я! Я такой шикарный! Сто пятьдесят раз подряд могу!
Это понятно - приятно поведать миру про собственную неотразимость. А
когда приходит и говорит:
- Я не могу...
Казалось бы, зачем? Но ведь приходят, рассказывают, как вылечились, как
семью разваливающуюся спасли. В глазах зрителей я видела только боль и
сострадание. Даже молодые, кто еще не знаком с этой проблемой, с