Е. Ханга
   Про все
 
 
   СОДЕРЖАНИЕ
   Предисловие
   Глава первая. Далекие миры
   Глава вторая. На Юг - к Дому
   Глава третья. Дедушка Оливер
   Глава четвертая. Бабушка Берта
   Глава пятая Берта + Оливер
   Глава шестая. Американцы в СССР
   Глава седьмая. Узбекская родина
   Глава восьмая. Серьезные женщины
   Глава девятая. Новый мир
   Глава десятая. Москва-Нью-Йорк
   Глава одиннадцатая. О, моя Америка
   Глава двенадцатая. Отец
   Глава тринадцатая. Путешествия с книгой
   Глава четырнадцатая. Куда пойти?
   Глава пятнадцатая. Очень своевременная передача
   Глава шестнадцатая. На грани фола
   Глава семнадцатая. Пусть говорят
   Глава восемнадцатая. Два мира - два секса
   Глава девятнадцатая. Черная белая или белая  черная?  Русская  американка
или американская русская?
   Глава двадцатая. Теннисный матч не закончится никогда
   Глава двадцать первая. Передача и ее герои:
   А) желающие поделиться
   Б) человек "заумный"
   В) "рекламные герои"
   Г) сводящие счеты
   Д) приходящие для кайфа
   Е) закрытые герои
   Ж) делящиеся болью
   Послесловие
 
   -------------------------------------------------------Предисловие
   Почему журналисты пишут книги? Иногда потому, что количество  и  качество
накопившегося жизненного материала и наблюдений прямо-таки требуют какого-то
спокойного осмысления, ведь жизнь газетной или журнальной публикации,  а  уж
тем более телепередачи  слишком  коротка.  Иногда  журналисту  просто  очень
хочется рассказать о  тех  значительных  личностях,  с  которыми  его  свела
судьба, рассказать подробнее и душевнее, чем это возможно  в  рамках  статьи
или репортажа.
   У меня получилось несколько иначе. Свою первую книгу я писала по  просьбе
американцев, когда приехала в Америку как советская журналистка. И писала не
столько о своей работе, сколько о судьбе, причудливой  судьбе  своей  семьи,
корнями связанной с Россией, Америкой и  Африкой.  Так  что  ту  мою  первую
книгу, да простит читатель некоторую торжественность стиля, можно считать  в
определенном смысле семейной сагой.
   Вторую же  книгу,  которую  вы  сейчас  держите  в  руках,  я  писала  по
предложению российских издателей. Задача была гораздо сложнее, -  мне  нужно
было написать уже не только об истории моей семьи, но и о себе самой, в  том
числе и как о ведущей одной  из  самых  заметных,  скандальных,  шокирующих,
познавательных и откровенных передач отечественного телевидения.
   Как так получилось, что я рискнула делать книгу о своих  корнях,  русская
журналистка, не нюхавшая толком ни пороху, ни - тогда  еще  -  Америки?  Все
решил за меня случай.
   Я  только-только  приехала  в  Нью-Йорк.  На  одной  из  "тусовок"   меня
познакомили с издателем, который, совершенно обалдев от безумной смеси  моих
кровей, прямо сходу предложил поработать на него. Мне выделили  уйму  денег,
благодаря которым я впервые в  жизни  побывала  на  родине  своего  отца,  в
Танзании, а также смогла спокойно передвигаться в поисках  корней  по  линии
мамы, в Америке.
   Я работала над книгой два года и, когда она вышла,  то  неожиданно  стала
популярной (относительно). Во всяком случае,  ко  мне  могли  обратиться  по
поводу книги прямо на улице - ведь ее рекомендовали для чтения в  колледжах.
Однажды в метро девочка-школьница спросила меня:
   - Вы Елена Ханга?
   - Да, - я не слишком удивилась, потому что в руках  девочка  держала  мою
книгу с фотографией на обложке.
   - Вот здорово, что я вас  встретила!  Расскажите,  чем  закончилась  ваша
книга, я как раз сейчас еду сдавать экзамен!
   Моя первая книга вышла в Америке в 1992  году.  Называлась  она  "Душа  в
душу. История черной русско-американской семьи. 1865-1992". Почему  "Душа  в
душу"?  Потому  что  слово  "душа"  играет  огромную  роль  в  жизни  черных
американцев. То же понятие "душа" значит очень многое в российской жизни. По
сути, эта книга о пути моей русской души к моей черной душе.
   Искать родственников - процесс непростой, очень непростой, особенно, если
с ними не общаешься на протяжении долгих  лет.  Не  просто  не  общаешься  -
просто не подозреваешь об их существовании в реальном количестве.
   Сначала я занималась только черными родственниками по линии  дедушки.  Но
издатель сказал:
   - При белых родственников тоже надо написать.
   А про них-то мне меньше всего хотелось писать, тем более  -  разыскивать.
Потому что именно эти люди отвергли мою бабушку.  Когда  она  объявила,  что
выходит замуж за черного, семья от нее отреклась:
   - Ты больше для нас не существуешь.
   И она с тех пор своих родных не видела.  Один  раз  ее  брат  приезжал  в
Советский Союз. Собираясь прийти в гости к родной сестре, он попросил, чтобы
бабушка на время встречи убрала маму - своего ребенка! - из дома. Это  чтобы
остальные члены делегации не увидели, что ребенок-то у сестры - черный.
   В семье бабушки была даже придумана легенда, что бабушка вышла  замуж  за
русского, потому и уехала в Россию. Эту легенду он и хотел сохранить.
   Зная всю эту историю, естественно, я не жаждала обнять свою белую  родню.
Но издатель  был  настойчив.  Во  многом  благодаря  ему  вы  теперь  имеете
возможность познакомиться и с моими белыми родственниками.
   Совершим мы и путешествие в Африку, на родину моего  отца,  а  потом  уже
припадем и к родным российским истокам.
   Я расскажу о том невероятном стечении обстоятельств, благодаря которым  я
стала  первой  советской  журналисткой,  получившей  возможность  официально
поработать в американской газете, а потом, много лет  спустя,  начала  вести
телепередачу "Про это".
   И передача, и история моей семьи, и мой  личный  жизненный  опыт  научили
меня, как мне кажется, самому главному - терпимости. Терпимости к другим.  К
тем, кто не похож на тебя. Кто живет по другим правилам и  законам.  У  кого
другой цвет кожи, другая религия, другое, непривычное для тебя  отношение  к
сексу.
   Надеюсь на то, что хотя бы часть читателей, дочитавших  книгу  до  конца,
поймут, что в нашей жизни не хватает подчас именно этого, - умения  если  не
любить, то хотя бы признавать право на существование и не осуждать всех тех,
кто по какой-то причине на тебя не похож.
   1
 
 
   Эту книгу я посвящаю моей любимой
   и любящей маме, которая всегда
   поддерживала меня во всех
   моих "авантюрах", А.В.Дмитриевой,
   моему  тренеру  по  теннису,  моему  кумиру,  источнику   вдохновения   и
заступнице,
   и моему наставнику, Г.И.Герасимову.
 
   ПРЕДИСЛОВИЕ
   Почему журналисты пишут книги? Иногда потому, что количество  и  качество
накопившегося жизненного материала и наблюдений прямо-таки требуют какого-то
спокойного осмысления, ведь жизнь газетной или журнальной публикации,  а  уж
тем более телепередачи, слишком  коротка.  Иногда  журналисту  просто  очень
хочется рассказать о  тех  значительных  личностях,  с  которыми  его  свела
судьба, рассказать подробнее и душевнее, чем это возможно  в  рамках  статьи
или репортажа.
   У меня получилось несколько иначе. Свою первую книгу я писала по  просьбе
американцев, когда приехала в Америку как советская журналистка. И писала не
столько о своей работе, сколько о судьбе, причудливой  судьбе  своей  семьи,
корнями связанной с Россией, Америкой и  Африкой.  Так  что  ту  мою  первую
книгу, да простит читатель некоторую торжественность стиля, можно считать  в
определенном смысле семейной сагой.
   Вторую же  книгу,  которую  вы  сейчас  держите  в  руках,  я  писала  по
предложению российских издателей. Задача была гораздо сложнее, -  мне  нужно
было написать уже не только об истории моей семьи, но и о себе самой, в  том
числе  и  как  о  ведущей  одной  из  самых  заметных,   даже   скандальных,
познавательных и откровенных передач отечественного телевидения.
   Как так получилось, что я рискнула делать книгу о своих  корнях,  русская
журналистка, не нюхавшая толком ни пороху, ни - тогда  еще  -  Америки?  Все
решил за меня случай.
   Я  только-только  приехала  в  Нью-Йорк.  На  одной  из  "тусовок"   меня
познакомили с издателем, который, совершенно обалдев от безумной смеси  моих
кровей, прямо с ходу предложил  поработать  на  него.  Мне  выделили  денег,
благодаря которым я впервые в  жизни  побывала  на  родине  своего  отца,  в
Танзании, а также смогла спокойно передвигаться в поисках  корней  по  линии
мамы в Америке.
   Я работала над книгой два года и, когда она вышла,  то  неожиданно  стала
популярной (относительно). Во всяком случае,  ко  мне  могли  обратиться  по
поводу книги прямо на улице - ведь ее рекомендовали для чтения в  колледжах.
Однажды в метро девочка-школьница спросила меня:
   - Вы Елена Ханга?
   - Да. - Я не слишком удивилась, потому что в руках  девочка  держала  мою
книгу с фотографией на обложке.
   - Вот здорово, что я вас  встретила!  Расскажите,  чем  закончилась  ваша
книга, я как раз сейчас еду сдавать экзамен!
 
   Моя первая книга вышла в Америке в 1992  году.  Называлась  она  "Душа  в
душу. История черной русско-американской семьи. 1865-1992". Почему  "Душа  в
душу"?  Потому  что  слово  "душа"  играет  огромную  роль  в  жизни  черных
американцев. То же понятие "душа" значит очень многое в российской жизни. По
сути, эта книга о пути моей русской души к моей черной душе.
   Искать родственников - процесс непростой, очень непростой, особенно, если
с ними не общаешься на протяжении долгих  лет.  Не  просто  не  общаешься  -
просто не подозреваешь об их существовании, да еще в таком количестве.
   Сначала я занималась только черными родственниками по линии  дедушки.  Но
издатель сказал:
   - Про белых родственников тоже надо написать.
   А про них-то мне меньше всего хотелось  писать,  тем  более  разыскивать.
Потому что именно эти люди отвергли мою бабушку.  Когда  она  объявила,  что
выходит замуж за черного, семья от нее отреклась:
   - Ты больше для нас не существуешь.
   И она с тех пор своих родных не видела.  Один  раз  ее  брат  приезжал  в
Советский Союз. Собираясь прийти  в  гости  к  родной  сестре,  он  попросил
бабушку на время встречи убрать маму - своего  ребенка!  -  из  дома,  чтобы
остальные члены делегации не увидели, что ребенок-то у сестры - черный.
   В семье бабушки была даже придумана легенда, что бабушка вышла  замуж  за
русского, потому и уехала в Россию. Эту легенду он и хотел сохранить.
   Зная всю эту историю, естественно, я не жаждала обнять свою белую  родню.
Но издатель  был  настойчив.  Во  многом  благодаря  ему  вы  теперь  имеете
возможность познакомиться и с моими белыми родственниками.
   Совершим мы и путешествие в Африку, на родину моего  отца,  а  потом  уже
припадем и к родным российским истокам.
   Я расскажу о том невероятном стечении обстоятельств, благодаря которым  я
стала  первой  советской  журналисткой,  получившей  возможность  официально
поработать в американской газете, а потом, много лет  спустя,  начала  вести
телепередачу "Про это".
   И передача, и история моей семьи, и мой  личный  жизненный  опыт  научили
меня, как мне кажется, самому главному - терпимости. Терпимости к другим.  К
тем, кто не похож на тебя. Кто живет по другим правилам и  законам.  У  кого
другой цвет кожи, другая религия, другое, непривычное для тебя  отношение  к
сексу.
   Надеюсь на то, что хотя бы часть читателей, дочитавших  книгу  до  конца,
поймут, что в нашей жизни не хватает подчас именно этого, - умения  если  не
любить, то хотя бы признавать право на существование и не осуждать всех тех,
кто по какой-то причине на тебя не похож.
   ДАЛЕКИЕ МИРЫ
   Моя мама играет на пианино и поет американские блюзы, произнося  слова  с
классическим русским акцентом. Мне только восемь, но я уже знаю и люблю  эти
песни, точно так же, как классические  русские  мелодии  на  слова  Пушкина.
Каждый советский школьник знает, что величайший поэт нашей страны ведет свой
род от черных, таких же, как мама и я. Я горжусь тем,  что  прадед  Пушкина,
Ганнибал, родился в Абиссинии и, благодаря зигзагам судьбы, стал генералом в
армии Петра Великого.
   Даже маленькой девочкой я  понимала  русскую  музыку,  русскую  культуру,
чувствовала, что она мне родная. Теперь, взрослой  женщиной,  я  восторгаюсь
как блюзами, так и произведениями великих русских композиторов.
   Я  выросла  в  Москве  и  никогда  не  слышала  американского   выражения
"плавильный котел". Это словосочетание словно специально придумано для меня,
потому что я - черная русская, родившаяся и выросшая в Советском  Союзе.  Во
мне "сплавились" не только разные расы, но и культуры.
   Мои дедушка и бабушка - американские идеалисты, черный и белая,  приехали
в Советский  Союз  в  тридцатых  годах  с  надеждой  построить  справедливое
общество. И хотя время доказало трагическую ошибочность этого революционного
эксперимента,  я  не  могу  бросить  камень  в  их  огород:  они   надеялись
реализовать свою мечту о расовом и экономическом равенстве.
   Один из моих прадедушек родился в рабстве, второй был польским евреем  из
Варшавы, который  эмигрировал  в  Соединенные  Штаты  перед  Первой  мировой
войной.
   Хиллард  Голден  после  Гражданской  войны  стал  одним   из   крупнейших
афроамериканских землевладельцев в округе Язу, штат Миссисипи, а Исаак Бялик
преподавал в еврейской школе и работал на одной из  нью-йоркских  фабрик  по
пошиву верхней одежды. У моих прадедов  была  одна  общая  черта:  оба  были
глубоко религиозными людьми, Хиллард  -  проповедником-методистом,  Исаак  -
раввином в Варшаве.
   Я не погрешу против истины, сказав, что  только  в  Америке  в  двадцатых
годах могли встретиться дети столь разных семей. Эти  дети,  мой  чернокожий
дед  и  белая  бабушка,  вступили  в  только  что   созданную   Американскую
коммунистическую партию и встретились в  нью-йоркской  тюрьме  в  1928  году
после профсоюзной демонстрации. Оливер Голден и Берта  Бялик  полюбили  друг
друга, презрев  недовольство  бабушкиной  семьи  (большинство  родственников
перестали с ней разговаривать) и величайшее табу Америки  (тогда  межрасовые
браки были, мягко говоря, не в чести).
   В 1931 году Оливер и Берта покинули Соединенные  Штаты,  чтобы  помочь  в
строительстве   нового   общества   в   Советском   Союзе.    Моего    деда,
профессионального агронома,  направили  в  советскую  республику  Узбекистан
организовывать промышленное  производство  хлопка.  Мои  дедушка  и  бабушка
намеревались вернуться в Соединенные Штаты, они  подписали  обычные  рабочие
контракты с советским правительством,  но  передумали  после  рождения  моей
матери.
   Оливер и Берта назвали свою дочь Лией. Конечно, ей  больше  подходило  бы
имя  Тигровая  Лия.  Моя  мать  выросла  в  высокую,  красивую   женщину   с
нежно-шоколадной кожей и светло-коричневыми глазами. В тогдашней Америке ей,
полукровке, пришлось бы нелегко, как среди белых, так и среди черных.
   И  мои  бабушка  с  дедушкой  не  видели  места   для   своей   семьи   в
сегрегированной Америке конца тридцатых годов. Разумеется, кое-где смешанные
пары терпели, в богемной среде Гринвич-Виллидж  или  в  некоторых  кварталах
Гарлема. Но как мой дед мог содержать там семью?  Он  был  агрономом,  а  не
поэтом или художником. Работу он мог найти только на Юге или Среднем западе,
но черный не мог приехать туда с белой женой: его бы тут же линчевали.
   Поэтому дедушка и бабушка остались в  Советском  Союзе,  а  история  моей
семьи стала неотъемлемой частью истории советского народа. И лишь после 1985
года, когда Михаил Горбачев положил начало эре гласности,  у  нас  появилась
возможность восстановить контакты с родственниками, оставшимися в Америке.
 
   Моим отцом был Абдулла Ханга, африканский  революционер,  который  долгие
годы учился в Москве, прежде чем вернуться на свой родной  остров  Занзибар,
где в середине шестидесятых его  убили  политические  противники.  Моя  мать
встретилась   с   ним   в   Москве:   она   защитила   диплом   историка   и
специализировалась в изучении африканской музыки и культуры.
   Отца я не помню: в последний раз Абдулла Ханга  покинул  Советский  Союз,
когда я была совсем маленькой. Родилась  я  1  мая  1962  года.  Мама  очень
волновалась в тот день, потому что отца,  в  котором  советское  руководство
видело будущего главу государства, пригласили наблюдать за майским парадом с
трибуны Мавзолея. Мама собиралась пойти с ним, но у нее начались схватки,  и
вместо Красной площади она оказалась в роддоме. В нашей  семье  я  оказалась
первой москвичкой (мама родилась в Ташкенте).
   Несмотря на мои иностранные корни, я - русская до глубины  души.  Русский
был моим  первым  языком,  хотя  мама  и  бабушка  дома  часто  говорили  на
английском. Училась я в советской школе, а до того ходила в детский сад, где
меня учили  любить  дедушку  Ленина.  Мое  мировоззрение  формировалось  под
воздействием иронии Чехова, поэзии Пушкина, романтики Чайковского.
   Однако разница была.  Чтобы  ее  обнаружить,  хватало  одного  взгляда  в
зеркало. Я была  черной  в  стране,  где  все  были  белыми.  Я  выросла  на
негритянских  блюзах,  пластинки  с  которыми   оставляли   нам   чернокожие
американцы, бывавшие у нас в гостях. Я выросла на рассказах  о  дружбе  моих
дедушки и бабушки с великими черными американцами:  певцом  Полом  Робсоном,
поэтом Лэнгстоном Хьюзом, отцом  панафриканизма  У.Э.Б.  Дю  Бойзом.  Именно
благодаря усилиям доктора  Дю  Бойза  в  советской  Академии  наук  появился
Африканский институт. Доктор Дю Бойз был близким другом моего дедушки, и  он
беседовал с двадцатидвухлетней Лией о ее будущем за день до  того,  как  ему
назначили встречу в Кремле с Никитой Хрущевым. Происходило это в 1958  году.
Доктор Дю Бойз убедил Хрущева в необходимости  создания  института  изучения
Африки, и моя мать стала одним из его первых научных сотрудников.
   Когда  американцы  спрашивают  меня,  есть   ли   в   России   расизм   и
дискриминация, я не могу дать однозначного ответа. Взять  того  же  Пушкина.
Его прадед был чистокровным негром, однако в русской культуре он занимает то
же положение, что Шекспир - в англоязычной. Для  меня,  чернокожей  девочки,
выросшей в Москве, было  особенно  важно  осознавать,  что  русские  считают
Пушкина истинно русским поэтом. Подозреваю, что, будь он американцем,  из-за
его далеких предков белые воспринимали  бы  Пушкина  черным  маргиналом,  но
никак не истинно "американским" писателем.
   В русской культуре я не чувствовала себя посторонней, чужой  из-за  цвета
кожи. В отличие от многих афроамериканцев, мне  никто  и  никогда  не  давал
понять, что у меня  меньше  ума  или  способностей  по  сравнению  с  белыми
одноклассниками.
   Может, наша  семья,  начало  которой  положил  один  из  немногих  черных
американцев, приехавших в Россию в тридцатые годы, отличалась от  других.  И
да, и нет. Во многом меня не коснулась та предвзятость, с  которой  пришлось
столкнуться не только африканским  студентам,  но  и  детям,  родившимся  от
союзов русских женщин и африканцев.  Античерных  настроений  в  то  время  в
России не существовало: расизму нужна видимая цель, а нас было слишком мало,
чтобы  обратить  на  себя  вражду,  направленную  на   другие   национальные
меньшинства.
   В юности я думала о цвете своей кожи как о знаке отличия,  а  не  объекте
дискриминации. Расисты меня не донимали, но я всегда и везде вызывала  пусть
вежливое, но любопытство. Даже в детском саду дети  спрашивали,  почему  моя
кожа не белеет, хотя я живу не в Африке, а в холодной,  заснеженной  России.
Это любопытство постоянно напоминало, что я не такая, как все.
   Было и еще одно  отличие,  менее  очевидное  как  для  меня,  так  и  для
окружающего мира. Одним из самых ранних моих воспоминаний стала колыбельная,
которую моя бабушка пела на идише.
   До того, как моя мама и я нашли наших еврейских родственников в  Америке,
я не знала, что идиш был родным языко