нь тяжело. А вот в  Америке  он,  если  бы  хотел
иметь ребенка от умной женщины, - заключил бы контракт, а дальше разбирались
бы юристы. И не было бы вечных проблем: он меня обманул, она меня обманула.
   Конечно, в восемнадцать лет такие вещи недопустимы,  но  если  женщина  к
сорока годам не нашла подходящего мужа, а мужчина не  хочет  быть  связанным
семьей, тогда - отчего бы и нет?
   Правда, в России женщины к этому скептически относятся. Считают, а как же
отец, ведь ребенок должен знать отца. А в результате ребенок не только  отца
не знает, но и денег от него не видит. А здесь - ну, не хочет  мужчина  быть
father figure, образом отца, но согласен  помочь  женщине  растить  ребенка.
Может быть, он и хочет быть отцом, но понимает, что  в  этой  семье  хорошим
отцом не будет. Может быть, он и женщину-то не очень любит, но хочет,  чтобы
ребенок родился, и готов его содержать - а это сейчас так важно!
   Словом,  рационализация  в  делах  любовных  -   совсем   не   такое   уж
безнравственное дело. И в Америке, и в России.
   РУССКАЯ АМЕРИКАНКА ИЛИ АМЕРИКАНСКАЯ РУССКАЯ
   Я росла тепличным ребенком. Не потому, что мы жили в каком-то  уж  особом
достатке, просто дома меня старались отгородить ото всего.  Я  знала  четко,
что правильно, а что неправильно, жила в таком черно-белом свете. В  Америке
я впервые увидела людей не таких, как  я.  Черных  родственников  со  своими
особенностями. Родственников еврейских с особенностями другими. Чтобы понять
их всех, - а это было необходимо, ведь я приехала в Америку не погостить,  а
жить, - я и стала учиться терпимости. Меня, конечно, многие вещи раздражали,
но  ведь  к  родственникам  всегда  снисходительнее  относишься,  многое  им
прощаешь, просто именно по-родственному. Я еще  не  знала,  как  это  умение
проявлять  терпимость  пригодится  мне  потом,  в  жизни  российской,  когда
появится передача.
   Так получилось, что с представителями сексуальных меньшинств я  в  России
не сталкивалась. В Америке  в  Фонде  Рокфеллера  у  меня  появился  хороший
приятель. Однажды он заходит ко мне в кабинет и говорит:
   - Я хочу тебе сказать одну очень важную вещь.
   Я уж думала, что он станет в любви объясняться, приняла эстетичную  позу,
а он:
   - Ты знаешь, я гомосексуалист.
   Я не знала, как на это реагировать. Протянуть:
   - А-а-а...
   Или заинтересованно:
   - Да что ты говоришь?
   Просто растерялась от такого признания и сказала, что ко мне это не имеет
отношения. Он в ответ:
   - Что значит - не имеет! Мы дружим, и поэтому тебе надо знать,  чтобы  ты
не удивлялась, если у меня в гостях увидишь мужчин.
   А он был моим очень хорошим приятелем, и я стала задумываться...
   В Москве, на нашей  передаче,  сначала  меня  многие  персонажи  смущали,
вызывали во мне отрицательные  эмоции.  Некоторые  вели  себя  вызывающе,  а
трансвеститы  казались  такими  требовательными,  капризными.  Потом  у  нас
установились вполне теплые отношения. Я стала понимать их боль, их проблемы.
   Один трансвестит рассказывал забавную историю. Их, конечно, приглашают на
всякие модные тусовки, в клубы, на презентации. Они там всех развлекают. Но:
   - Уже три часа ночи, все разъезжаются. А у тебя ни копейки  денег!  И  ни
один не довезет, а на улице снег или дождь. И  ты  в  тонких  колготках,  на
огромных каблуках, тащишься до метро...
   И мы с этим трансвеститом чуть ли не обнялись и не заплакали  в  голос  о
нашей тяжелой женской доле.
   Я слушаю их, и если что-то не разделяю, то это не значит, что это  плохо.
А даже если, на мой взгляд, и плохо, это не значит, что их надо осуждать.
   На самом деле воспитание терпимости  началось  во  мне  с  момента  моего
рождения. Ведь я была другая - и весьма болезненно относилась к тому, как на
меня реагируют. И я,  не  постесняюсь  сказать  об  этом,  понимаю  человека
другого -  другой  расы,  другой  религии,  другой  сексуальной  ориентации.
Наверное, нельзя сказать, что я сполна разделяю их  боль,  но  я  прямо-таки
физически ощущаю то нерв-ное напряжение, в котором они находятся.  Мы  можем
сколько угодно прикидываться, "а у меня столько денег,  что  меня  ничто  не
интересует", но то, что этот нерв есть  и  что  он  оголен  у  каждого,  кто
другой, - от этого никуда не деться, это на уровне физиологии.
   В Америке я тоже чувствую себя другой, но по иной причине. Все зависит от
того, в какой компании ты находишься. Когда пересекаешь границу, цвет  твоей
кожи никого не волнует, вступает в действие цвет паспорта. Если у тебя синий
паспорт - пойдешь через границу первым, хоть ты белый, хоть черный,  хоть  в
полосочку. А если паспорт советский, то попадаешь в  список  стран  третьего
мира. Когда собираешься лететь в Париж из Нью-Йорка, то друзья получают визу
моментально, а тебе приходится нести кучу бумажек, а потом в течение  недели
документы проверяются, и тогда понимаешь, что ты - русская.
   В Америке есть свои полутона. Например, если я сижу в черной компании, то
я  там  тоже  не  вполне  своя  -  есть  круги,  где  сильны   антисемитские
предрассудки.  В  черном  американском  обществе  существует  своя   история
антисемитизма. Когда-то черные и евреи преследовались почти одинаково, их не
брали  в  университет,  на  определенную  работу.  Но  потом   евреи   могли
ассимилироваться - например, жениться, сменить во втором поколении  фамилию,
становясь преуспевающими и богатыми. А черные американцы,  как  ни  крутись,
все равно оставались черными. Ведь считается, что если у человека есть  хоть
капля черной крови, пусть даже в пятом поколении, то он - черный.
   Сейчас, когда евреи так преуспели, они  зачастую  снисходительно  и  даже
брезгливо смотрят на черных. А те говорят:
   - Вы вырвались потому, что вы белые.
   Существуют определенные стереотипы. В начале века  Гарлем  был  еврейским
районом, где селились все евреи, эмигранты из Европы. Они строили там  очень
дорогие дома, где другие американцы не  хотели  селиться.  Тогда  они  стали
пускать туда черных. А когда пришли черные, цены сразу упали.  В  результате
все белые уехали, и Гарлем стал  черным.  Хозяева-евреи  продолжали  сдавать
дома за большие деньги, тем самым став в сознании черных  "кровопийцами".  А
кто  давал  черным  деньги  в  рост?  Ростовщики-евреи.  Потому  что  другие
ростовщики с черными просто не разговаривали. Но в сознании отложилось: вот,
мы вместе боролись, а теперь... Или Голливуд.  Кто  изображал  черных  людей
глупыми? - евреи. Потому что Голливудом,  на  взгляд  некоторых,  заправляют
евреи. Черных действительно в кино представляли такими -  просто  в  Америке
раньше было принято так изображать их.
   Когда я сижу среди своих черных друзей и начинаются разговоры о  расизме,
мне их очень тяжело  слушать.  И  даже  когда  я  с  ними  категорически  не
согласна, я все равно пытаюсь  понять  их  позицию.  Примерно  то  же  самое
происходит, когда я нахожусь у белых родственников. Я для них тоже  -  своя.
Они говорят:
   - Ты посмотри, какие эти черные беспомощные. Мы же  поднялись,  а  почему
они предпочитают плохо жить?
   Я постоянно чувствую себя виноватой,  оправдываюсь  и  слушаю  неприятные
вещи, все время нахожусь в ситуации "свой среди чужих и чужой среди своих".
   И с передачей  -  получается  сходная  ситуация.  Меня,  например,  может
смущать поведение "огненной леди", - "бабушки" советских  трансвеститов.  Он
очень эпатажный, часто ведет себя вызывающе при том,  что  он  необыкновенно
остроумен. Но когда ко мне подходят на улице и говорят:
   - Лена, ну как вы можете таких  придурков  приглашать,  это  же  какие-то
извращенцы.
   Я тут же завожусь:
   - Какие извращенцы? Пусть он трансвестит, но какое вам  дело?  Главное  -
чтобы человек был хороший.
   Вообще, как мне кажется, постоянное  чувство  вины  перед  миром  во  мне
осталось еще с советских времен. Типичная черта советской интеллигенции.  Но
это  все  же  черта  скорее  доперестроечная.  Мне  кажется,   интеллигенция
становится все жестче и жестче, сейчас в России можно услышать  рассуждения,
которых прежде никогда не было.
   Недавно один близкий человек сказал мне:
   - Меня удивляет Америка. Хорошая страна, но зачем они  пускают  туда  так
много черных со всего света? Страна же деградирует.
   - Почему деградирует?
   - Ну как же, ведь черные необразованные люди. Почему из Сенегала  пускают
столько же эмигрантов, сколько из Белоруссии? Это опускает уровень страны.
   - Какой, образовательный?
   - И культурный, и образовательный.
   - Ничего  подобного:  многие  выходцы  из  Сенегала  закончили  Сорбонну,
говорят на четырех языках.
   Я не думаю, что пять лет назад этот мой  знакомый  высказал  бы  подобную
мысль. Как-то неуловимо изменилось его отношение к людям - не то чтобы он  с
африканцами часто сталкивается, - нет, он  вообще  их  не  видит,  ездит  на
машине. У него нет даже того стереотипа, что, мол, африканцы к нам наркотики
привозят. Просто он рассуждал об Америке, о  том,  что  она  становится  все
чернее и  чернее.  Наверное,  жизнь  в  России  стала  жестче,  потому  и  у
интеллигенции исчезает чувство  вины,  чувство  ответственности  за  себя  и
сострадания к другим.
   И  еще  я  заметила,  что  когда  русские  приезжают  в  Америку,  многие
становятся  откровенными   расистами.   Почему?   Наверное,   они   пытаются
идентифицировать себя с сильной частью  населения.  А  более  сильный  в  их
представлении именно тот, кто свысока смотрит на  национальные  меньшинства.
Но это встречается в основном среди несостоявшихся иммигрантов. Если  же  вы
оказываетесь среди благополучных русских, таких настроений не  встретите.  У
них нет необходимости самоутверждаться за счет того, кто живет хуже.  А  вот
если человек не преуспел, всегда существует соблазн заявить:
   - Да, я живу в плохом районе, но не в Гарлеме.
   Интеллигенция, которая всегда в России жила в достатке, не в материальном
- богато никогда не жили, - а в духовном,  внутреннем,  она  этого  достатка
лишилась. Никто не заглядывает в глаза, не говорит с придыханием:
   - Ах, вы физик! Ах, вы писатель!
   Отсюда и появляется злобность, какой  раньше  в  нашей  интеллигенции  не
было, а было лишь то самое чувство вины и желание всех понять, всех простить
и во всем разобраться. Обидно, когда поднимается низменное и захлестывает...
   Сейчас в России расизм проявляется гораздо больше, чем прежде.  Почему-то
с терпимостью у нас в стране сложнее стало. В том  числе  и  в  отношении  к
сексуальным меньшинствам. Конечно, прежде их не видели, то  есть  они  и  не
были столь яркими, заметными. А сейчас один  из  самых  частых  вопросов  на
передаче:
   - Почему везде эти гомосексуалисты? Никуда невозможно прорваться -  ни  в
мир моды, ни в кино!
   Меня в свое время тронула Понаровская, она выступала в нашей передаче.  Я
задаю вопрос:
   - Существует мнение,  что  в  мире  искусства  представители  сексуальных
меньшинств берут верх. Что вы по этому поводу думаете?
   Она говорит:
   - В том смысле, что они помогают друг другу?
   - Да.
   - В том смысле, как евреи? Ну, и  слава  Богу.  Мы  тоже  должны  так  же
поддерживать друг друга.
   В  России  всегда  считалось  дурным  тоном  обзывать  черных  нехорошими
словами. Но никто никогда не  говорил,  что  нехорошо  называть  людей  иной
ориентации "педрилами". А сегодня это в порядке вещей.
   Меня многому научила и передача, и встречи с моими родственниками,  когда
я писала книгу "Душа в душу", но, думаю, терпимость - это  то,  что  было  у
меня практически всегда, может быть, прежде неосознанно. Но ведь когда  тебе
самой больно, ты видишь, чувствуешь боль других людей.
   И я никак не могу осознать, почему некоторые наши эмигранты,  приезжая  в
Америку, становятся расистами. Они говорят о  черных  то  же  самое,  что  в
России о них  говорили  русские.  Один  к  одному.  Но  ведь  тебя  называли
"жидовской мордой"! А ты  приезжаешь  в  Америку  и  говоришь  "черномазый".
Вспомни, как тебе было больно, когда тебе самому мерзости кричали в спину.
   К тому же в Америке просто неприлично - быть расистом. Это  уже  понимают
дети иммигрантов. И когда родители в их присутствии говорят:
   - А, это один черномазый...
   Ребенок делает замечание:
   - Папа, так нельзя говорить, это неприлично.
 
   И снова о терпимости.
   В  Танзанию  я  приехала  знакомиться  со   своей   африканской   родней.
Мусульманской родней. Познакомилась с дядей.  Он  уже  не  молоденький,  лет
семидесяти, очень даже игривый, ущипнул меня. Спрашиваю  его  жену,  точнее,
одну из жен, красавицу, молоденькую:
   - Как ты можешь с ним жить? Ты же знаешь, что у него еще несколько жен?
   Она отвечает вопросом:
   - У тебя есть бой-френд?
   - Да.
   - Ты знаешь, в чьей постели он сейчас лежит?
   Я призадумалась. А она:
   - Вот разница между тобой и мной. Я всегда знаю, в чьей постели мой  муж,
а ты - нет. И еще: если ты забеременеешь,  твой  бой-френд  будет  содержать
твоего ребенка?
   И снова я призадумалась.
   - Вот, - говорит моя родственница, - сама понимаешь, что  твой  бой-френд
может и сбежать, а мой муж, даже если меня разлюбит, ребенка все равно будет
содержать.
   А под конец она сказала:
   - И вообще, прекрати плохо отзываться о моем муже!
   И я поняла, что она  права.  Когда  берешь  на  себя  труд  взглянуть  на
ситуацию глазами другого человека, тебе многое открывается. У  каждого  есть
своя логика.
   В каждом случае важен контекст. Однажды мы с  бой-френдом  (он  -  белый)
зашли в черный район. Мне в спину сказали гадость, что-то типа:
   - Белая подстилка!
   Мой друг развернулся и стал объяснять:
   - Вы не совсем понимаете, у нас не те отношения....
   За что с ходу получил по зубам. И вместо того, чтобы повернуться и  уйти,
ввязался в драку. Ему сломали палец, я, естественно, в крик,  нашла  аптеку,
прошу звонить в "скорую". В аптеке дали телефон и говорят:
   - Мы все видели. - И продолжают: - А не надо с белым ходить.
   Я схватила такси, и мы поехали к одной моей близкой подруге, очень  милой
девочке, которая давно моего друга знала. Она  его  перебинтовала,  а  после
того, как он ушел, вдруг мне говорит:
   - Лена, не надо приходить ко мне в дом  с  белым  человеком.  Он  славный
парень,  но  мне  с  ним  неудобно.  Я   должна   вести   себя   по-другому,
контролировать свои слова. А у себя дома я хочу расслабиться... И вообще,  я
не знаю, где его родители заработали деньги. Подозреваю, что на  плантациях.
Он сам, конечно, ничего плохого  не  сделал.  Но  его  бабушка,  его  прадед
наверняка насиловали, били и издевались над нашими  прадедами  на  хлопковых
полях.
   Мне эти рассуждения казались  просто  чудовищными.  Но  действие  рождает
противодействие. Как белый человек, я бы этого никогда не смогла понять.  Но
как человек, у прадеда которого ку-клус-клановцы сожгли имение, - а мой  дед
умер от того, что ему белые в полиции отбили почки, - я могла понять позицию
моей подруги. Она - не агрессивна, она просит у меня  понимания  и  уважения
своих чувств. И я - понимаю ее, хотя с нею совершенно не согласна.
   Оборотная сторона расизма - тот же расизм. Черный  ли,  белый  -  расизм.
Какая разница!
   Когда я училась в Нью-Йорке, там случилась одна история, и я до  сих  пор
не могу поверить, что это произошло в университете. В день перед  каникулами
преподаватель говорит:
   - Мы сегодня заканчиваем учиться. Так как у нас  учатся  люди  из  разных
стран, пусть каждый прочитает на своем языке стихотворение.
   Замечательно.  Каждый  читает  что-то  свое.  Я  прочитала  Пушкина,  все
умилились, прослезились, захлопали. Очень интересно, трогательно.
   И тут встает одна девушка-студентка и читает из "Фауста". Другая  смотрит
на нее и говорит:
   - Ты читаешь немецкого автора?
   - Да, а что?
   - Я же думала, что это - нацисты... Когда я слышу этот немецкий язык...
   И ушла, хлопнув дверью. Я говорю:
   - Гете и нацисты - это же такая разница во времени. При чем тут  нацисты?
Она не права.
   На что мне преподаватель отвечает:
   - Нет, Лена, это ты не права. Если это доставляет ей боль, это  ее  право
избежать этой боли,  и  поэтому  она  права.  Нельзя  отрицать  ее  чувства,
мотивируя тем, что, на ваш взгляд, она неправа.
   Тут я не удержалась и сказала:
   - Знаете что, если у некоторых вызывает отвращение немецкий  язык,  то  у
меня должны вызывать ненависть все белые  люди,  в  частности,  вы  сами.  Я
понимаю, что не вы лично линчевали моих родственников, но  вы  представитель
этой нации. Ваши бабушка и дедушка не чахли на хлопковых полях,  это  мои  -
чахли.
   Получилась омерзительная сцена. Кто тянул меня за язык? Сидела  бы  тихо,
но заступиться за девочку, читавшую "Фауста", мне казалось обязательным.
   Хотя преподавательница, наверно, была права: если ты доставляешь боль, то
уже не имеет значения, прав тот человек или нет, главное - ты доставил боль,
но как человек терпимый, ты не должен доставлять боль.
   В США я особенно остро чувствую себя русской.
   А люди ведь считывают энергетическую информацию, в этом у  меня  сомнений
нет.
   Пожалуйста, вот пример. Стою как-то в Нью-Йорке на автобусном  вокзале  в
очереди. А это самый дешевый вид транспорта, потому всегда много черных. Я -
такая же, как все: одинаковые майки, джинсы. И тут вижу,  что  к  автобусной
остановке идет русская бабушка. Ошибиться невозможно - совсем простая,  чуть
ли не в лаптях. Ее и эмигранткой назвать сложно - будто с Киевского  вокзала
вышла, идет, ничего не понимает, с какой-то кошелкой,  и  безумными  глазами
смотрит. Вот она идет вдоль остановки. Останавливается напротив меня (узнать
меня по передаче она не могла, тогда я еще не  работала  на  телевидении)  и
говорит по-русски:
   - Дочка, как мне на Вашингтон проехать?
   Обычно, когда я на русском заговаривала  с  эмигрантами  в  Америке,  они
пугались - считали: КГБ или ЦРУ. Ну, думаю, сейчас заговорю, она  в  обморок
упадет. Объяснила, как ей и что делать. Она и глазом не повела. То есть  она
даже не поняла, что произошло. Удивительно то, что она была уверена,  что  я
понимаю по-русски и по-русски же ей все объясню. Просто - почувствовала.
   В  России  -  часто  приходится  защищать  американцев.  В   России   про
американцев  часто  говорят:  они  примитивные,   "отмороженные".   Типичное
выражение: американцы примитивные, потому что не  читают.  Факт?  -  да!  Но
почему не читают? Кто не читает? В Америке есть студенты,  профессура,  своя
интеллектуальная элита. А есть техники-специалисты -  они  действительно  не
читают, потому что у них  нет  на  это  времени.  И  у  нас,  кстати,  такая
тенденция просматривается все больше и больше. Чтение становится не приятным
досугом, а профессиональным занятием. А у специалистов  другого  профиля  на
чтение художественной литературы просто не остается времени.
   Или еще: американцы всегда глупо улыбаются. По  мне,  так  милее  улыбка,
даже если она неискренняя, чем хамство.
   Кстати, в Америке, когда о русских говорят плохо, никогда  не  оскорбляют
их умственные способности. Могут, конечно, сказать: ленивые,  плохо  пахнут,
странно одеваются. Но никогда не скажут о том, что они болваны.
   А наша интеллигенция:
   - Ох, эти америкосы, они такие примитивные.  Как  ты  можешь  среди  этих
динозавров жить? У них - никакой истории, а за нами - Достоев-ский, Толстой.
   А за ними - Фолкнер,  Драйзер,  Миллер,  тоже  ведь  не  пустыня.  И  что
интересно - прежде, когда нам насаждали ненависть к Америке, мы  американцев
любили. Теперь - люби на здоровье, мы - презираем. Если Америка такая дикая,
то как она стала сверхдержавой?
   Так что мне все время приходится  кого-то  защищать.  Хотя  не  всегда  и
хочется. Но когда к тебе подходят и тычут в нос:
   - А вот у вас в Америке!..
   Или:
   - Вот вы, русские!.. - то приходится возражать.
   Маленький промежуточный итог: все зависит исключит