ников,  то оно никогда и  не компрометирует  их. Я
лично  еще ни разу не встречал  совершенно плохого человека. Кое-что  доброе
скрывается во всяком человеке, ему нужно только дать случай раскрываться. По
этой причине  мы никогда не  спрашиваем о  прошлом человека, ищущего  у  нас
работы -- мы нанимаем ведь не прошлое, а человека. Если  он  сидел в тюрьме,
то  нет  оснований  предполагать, что  он  снова  попадет в  нее.  Я  думаю,
напротив, что, если только ему дать возможность, он будет особенно стараться
не попасть в нее снова.  Наше бюро служащих никому поэтому  не отказывает на
основании  его  прежнего образа жизни -- выходит  ли  он из  Гарварда или из
Синг-Синга,  нам все равно; мы даже не  спрашиваем об  этом. Он должен иметь
только одно: желание работать.  Если этого нет, то, по  всей вероятности, он
не будет добиваться места у нас, ибо, вообще, довольно хорошо  известно, что
у Форда занимаются делом.
     Повторяю:  мы не спрашиваем  о том, чем был  человек.  Если он посещает
университет,  то,  в общем, он  подвигается вверх быстрее других, но  тем не
менее он должен  начать снизу  и сперва показать,  что он  может. Каждый сам
держит свое будущее в руках. Слишком много болтают о  непризнанных людях.  У
нас  каждый получает  приблизительно  точно  ту  степень признания,  которой
заслуживает.
     Честному  человеку у  нас чрезвычайно  легко пробиться  в люди.  Однако
многие, умея  работать,  не умеют думать,  особенно  думать  над чем-нибудь.
Такие люди поднимаются вверх постольку, поскольку этого заслуживают. Человек
заслуживает быть может повышения за свое прилежание, однако это  невозможно,
потому что ему не хватает нужных свойств  для роли начальника. Мы живем не в
мире снов. Я полагаю, в  грандиозном процессе отбора на нашей фабрике каждый
в конце концов попадает туда, куда заслуживает.
     Мы  никогда  не  довольны  методами,  по которым  выполняются различные
функции в различных отделах нашей организации.  Мы  всегда  думаем, что  все
можно  сделать лучше, и что в конце концов мы будем это  делать лучше. Волна
вынесет под конец  способного человека на место, принадлежащее ему по праву.
Может быть, он не получил бы его, если бы  организация -- выражение, которым
я  очень неохотно  пользуюсь,  -- была  бы  строгой,  если  бы  существовала
известная предписанная рутина, автоматически подвигающая  вперед. Но  у  нас
так мало  титулов, что всякий, кто  по  праву мог бы найти себе применение к
чему-нибудь лучшему, очень скоро и получает это лучшее. То, что для него нет
"свободных"  постов,  не является препятствием, так  как у  нас,  собственно
говоря, нет никаких  "постов". У  нас  нет  готовых постоянных  мест -- наши
лучшие  работники сами  создают себе место. Это нетрудно  для  них,  так как
работы всегда  много и,  если нужно,  вместо того,  чтобы изобретать титулы,
дать работу кому-нибудь, кто желал бы подвинуться вперед, -- к его повышению
не  встретится  никаких  препятствий.  Назначение  не  связано ни  с  какими
формальностями; данное  лицо  сразу оказывается при новом  деле  и  получает
новое вознаграждение.
     Таким путем сделал свою карьеру весь наш персонал. Руководитель фабрики
начал с машиниста. Директор крупного предприятия в  Ривер-Руже первоначально
был  "изготовителем  образцов". Руководитель  одного из наших  самых  важных
отделов  поступил  к  нам  в   качестве  уборщика  мусора.  Во   всем  нашем
производстве нет  никого, кто не пришел бы к нам просто с улицы. Все, что мы
сделали  доныне,  создано людьми, которые своим  уменьем дали  свидетельство
своих  способностей. К  счастью, мы не  обременены никакими традициями  и не
намерены создавать их. Если у нас, вообще, есть традиция, то только одна:
     "Все можно сделать лучше, чем делалось до сих пор".
     Стремление все делать  лучше и  скорее,  чем прежде,  заключает в  себе
решение  почти   всех  фабричных  проблем.  Отделы  создают  себе  репутацию
количеством  продукции.  Количество и издержки производства -- два  фактора,
которые необходимо строго различать. Начальники мастерских и наблюдатели зря
потратили  бы  свое время,  если  бы  пожелали  одновременно  контролировать
расходы  всех своих отделений. Есть постоянные  текущие  расходы,  например,
заработная  плата, проценты за  землю и постройки, стоимость материалов и т.
д., которые они могли  бы контролировать.  Поэтому о них и не заботятся. Что
подчинено их контролю, так это количество производства  в отделениях. Оценка
происходит путем  деления готовых частей  на  число  занятых рабочих. Каждый
день начальник мастерской контролирует свое отделение -- цифра всегда у него
под рукой. Наблюдатель ведет  опись всех результатов. Если в одном отделении
что-нибудь  не в  порядке,  справка о производительности тотчас  сообщает об
этом, наблюдатель производит расследование, и  начальник мастерской начинает
гонку. Стимул к усовершенствованию методов труда основан в значительной мере
на   этой,  чрезвычайно  примитивной  системе  контроля  над  производством.
Начальник мастерской совсем не  должен быть счетоводом -- это ни  на йоту не
увеличит его ценности  как начальника мастерской. На  его  обязанности лежат
машины  и люди  его отделения.  Он  должен считаться  только  с  количеством
выработки. Нет никаких оснований раздроблять его силы, отвлекая его в другую
область.
     Подобная  система  контроля  заставляет  начальника  мастерской  просто
забыть личный  элемент --  все, кроме заданной работы.  Если  бы  он вздумал
выбирать людей по своему  вкусу, а не по их работоспособности, ведомость его
отделения очень скоро разоблачила бы его.
     Отбор  не  труден. Он происходит  сам собой  вопреки  всякой болтовне о
недостатке  случаев  выдвинуться  вперед.  Средний  работник больше  дорожит
приличной работой,  чем повышением. Едва ли более 5%  всех тех, кто  получит
заработную  плату, согласится взять на  себя  сопряженные с повышением платы
ответственность  и увеличение труда.  Даже  число  тех,  которые  хотели  бы
подняться в начальники бригад, составляет только  25%, и большинство из  них
изъявляют  готовность на  это лишь потому, что  оплата  здесь  лучше, чем  у
машины.   Люди   с   влечением   к   механике,   но   боящиеся   собственной
ответственности, по большей части,  переходят  к изготовлению  инструментов,
где оплата  значительно выше,  чем  в обыкновенном производстве. Подавляющее
большинство, однако,  желает оставаться там, где оно  поставлено. Они желают
быть  руководимыми,  желают, чтобы во всех случаях другие решали  за  них  и
сняли с  них ответственность. Поэтому главная трудность, несмотря на большое
предложение,  состоит  не  в  том, чтобы  найти  заслуживающих  повышения, а
желающих получить его.
     Как уже сказано, каждый у  нас может свободно ознакомиться со способами
и приемами  всех  наших  работ.  Если у нас  и существует  твердая теория  и
твердые правила,  которыми мы  руководствуемся, так  это -- уверенность, что
все еще делается далеко недостаточно хорошо. Все руководители фабрики охотно
принимают  делаемые  им  предложения; мы даже  организовали  нестеснительную
систему,  благодаря которой  каждый  работник  может передать  любую идею  и
воплотить ее в жизнь.
     Экономия в один цент на одной штуке иногда  может оказаться чрезвычайно
прибыльной. При наших теперешних размерах производства, это составляло бы 12
000 долларов в год.  Сбережение  в один цент в каждой отдельной отрасли дало
бы даже  много  миллионов в год.  Наши сравнительные  калькуляции  проведены
поэтому   до  тысячной  доли  цента.  Раз  новый   метод  приносит  с  собой
какую-нибудь  экономию, которая в соответствующий срок -- скажем, в пределах
трех  месяцев -- покроет издержки нововведения,  само собой разумеется,  что
оно   и  проводится  в  жизнь.  Эти   нововведения,  однако  же,  отнюдь  не
ограничиваются  приемами  для повышения  продукции или  понижения  издержек.
Многие, быть может большинство их, служат для облегчения работы. Мы не хотим
тяжелого  труда,  истощающего  людей,  поэтому  вряд ли его  и  можно у  нас
встретить.  Обыкновенно,  оказывается, что  облегчение  труда для  работника
приносит с собой в то же время и уменьшение издержек производства. Приличные
условия труда и доходность фактически  тесно связаны между собой. Точно  так
же вычисляется до последней дроби, дешевле ли покупать известную часть,  или
изготовлять ее самим.
     Идеи летят к нам со всех сторон.  Из иностранных рабочих поляки кажутся
мне  наиболее  изобретательными.  Один  из  них, не  умевший  даже  говорить
по-английски,  дал  понять,  что  изнашивание уменьшилось бы,  если  бы одно
приспособление у его машины поставить под другим углом. До сих пор эта часть
выдерживала только  от четырех до пяти  нарезов. Он был прав. Таким  образом
было сбережено много денег на отточку. Другой поляк, занятый  на сверлильном
станке,   придумал  маленькое   приспособление,   чтобы   сделать   излишней
окончательную  обработку после сверления.  Это  приспособление было  введено
всюду и дало большие сбережения. Люди часто пробуют маленькие изобретения на
наших  машинах,  так  как   обыкновенно,   если   они  сосредоточиваются  на
определенном деле  и  обладают  талантом,  то  в  конце  концов  придумывают
какое-нибудь улучшение. Чистота машины, хотя и содержание  ее в порядке,  не
входит  в  обязанности наших  рабочих,  в  общем,  также служит  показателем
интеллигентности занятого при ней рабочего.
     В заключение, два  слова о  некоторых идеях: предложение автоматическим
путем,  по подвесной дороге,  передавая отлитые части из литейной мастерской
на фабрику -- означало экономию в семьдесят человек в транспортном отделе. В
то  время,  когда  наше  производство  было  меньше  теперешнего, семнадцать
человек было занято полировкой  частей -- трудная, неприятная работа. Теперь
четыре человека выполняют вчетверо больше того, что прежде делали семнадцать
--  и сверх  того,  работа стала для них легка. Идея сваривать прут  в шасси
вместо   того,  чтобы  изготовлять  его  из  одного  куска,   означала  (при
значительно  меньшем  производстве,  чем  теперь)  немедленную  экономию,  в
среднем,  в полмиллиона долларов ежегодно. Изготовление некоторых трубок  из
плоской жести вместо тянутого железа также дало огромную экономию.
     Прежний способ изготовления одного прибора  требовал четырех  различных
процессов, причем 12% употребляемой стали пропадало в виде отбросов. Правда,
мы  утилизируем большую  часть наших отбросов  и,  в конце  концов, научимся
утилизировать  их  все,  но  это  не  основание  отказываться от  уменьшения
отбросов: сам по себе тот факт,  что не все отбросы являются чистой потерей,
не может служить достаточным извинением в небрежности. Один из наших рабочих
изобрел  новый,  весьма простой способ  изготовления, при котором  оставался
только  1  % отбросов. Другой  пример:  коленчатый вал  должен подвергнуться
нагреву,  чтобы поверхность  отвердела,  но  все  изделия выходили  из  печи
согнутыми. Даже в 1918 году нам было необходимо иметь тридцать семь человек,
чтобы молотами выправлять  стержни. Ряд  лиц производили  эксперименты около
года, пока они не изобрели печи, в которой стержни не сгибались. В 1921 году
производство  сильно  возросло;  несмотря на это,  для всего  процесса  было
достаточно восьми человек.
     Кроме  того,  мы  стремимся  по возможности  понижать наши  требования,
обращенные   к   искусству  рабочих.  Наш  старый  руководитель  закалки   в
инструментальном отделении был, в полном смысле  слова, мастер  своего дела.
Он  должен  был устанавливать градусы  накаливания. Ему случалось угадывать,
случалось  и не угадывать. Это было истинным чудом, что ему так часто везло.
Процесс накаливания при закалке стали -- весьма важная  вещь; все зависит от
того,  достигнута  ли  настоящая температура. Примитивные  методы  здесь  не
годятся. Необходим точный расчет. Мы ввели систему, при  которой  человек  у
доменной печи не  имеет дела с температурой. Он вовсе  не видит пирометра --
прибора, измеряющего жар. Цветные огни служат ему сигналом.
     Ни одна машина не строится у нас на авось.  Ее принцип всегда тщательно
исследуется,  прежде  чем  делается первый  шаг  к  ее изготовлению.  Иногда
строятся деревянные модели, или отдельные части вычерчиваются  в натуральную
величину. Мы не  придерживаемся никакой традиции, но ничего не предоставляем
и  случаю,  поэтому   мы  не  построили  ни  одной  машины,  которая  бы  не
функционировала.  В среднем, девяносто  процентов всех  наших  экспериментов
были удачны.
     Всем,  чему  мы  научились с течением  времени, всем  нашим  уменьем  и
искусством  мы  обязаны нашим сотрудникам.  Я убежден, что  если дать  людям
свободу  развития и сознание служебного долга, они  всегда приложат все свои
силы и все свое уменье даже к самой незначительной задаче.

Глава VII ТЕРРОР МАШИНЫ

     Однообразная работа -- постоянное повторение одного и того же,  одним и
тем же способом  -- является  для некоторых  чем-то  отталкивающим. Для меня
мысль  об  этом  полна  ужаса;  для  других,  даже  для  большинства  людей,
наказанием  является  необходимость  мыслить.  Идеальной  представляется  им
работа, не предъявляющая никаких требований к творческому инстинкту. Работы,
требующие мышления в соединении  с физической силой, редко находят охотников
--  мы  постоянно должны  искать людей,  которые  любили  бы  дело ради  его
трудности. Средний работник ищет,  к сожалению,  работы,  при которой  он не
должен  напрягаться ни физически, ни особенно духовно. Люди, мы  бы сказали,
творчески  одаренные,  для  которых,  благодаря  этому,  всякая монотонность
представляется  ужасной, легко  склоняются к мысли, что и их ближние  так же
беспокойны,  как они, и совершенно напрасно питают  сострадание  к рабочему,
который изо дня в день выполняет почти одну и ту же работу.
     Если смотреть в  корень, то почти всякая работа  является однообразной.
Каждый  деловой  человек  должен  пунктуально  совершать  определенный круг;
ежедневный труд  директора  банка  основан почти  исключительно  на  рутине;
работа  младших  чиновников  и  банковских служащих  чистейшая  рутина.  Для
большинства  людей  установление  определенного круга занятий и однообразная
организация большей части работы  являются даже жизненной  необходимостью --
ибо иначе  они  не  могли  бы заработать  достаточно  на свое существование.
Напротив,  нет  ни  малейшей  надобности  привязывать  творчески  одаренного
человека к монотонной работе, так  как  спрос  на  творчески одаренных людей
всюду очень  велик.  Никогда  не будет недостатка в  работе для  того,  кто,
действительно,  что-нибудь умеет; но мы  должны все же признать,  что воля к
творчеству чаще всего  отсутствует. Даже там, где она имеется  налицо, часто
не  хватает  решимости  и настойчивости  в  изучении. Одного желания создать
что-нибудь далеко недостаточно.
     Существует  слишком много гипотез о  том,  какова должна  быть истинная
природа  человека,   и   слишком   мало  думают   о   том,   какова  она   в
действительности. Так, например, утверждают,  что творческая работа возможна
лишь  в  духовной области.  Мы говорим о творческой одаренности  в  духовной
сфере: в  музыке, живописи  и  других  искусствах.  Положительно,  стараются
ограничить  творческие  функции  вещами,  которые можно  повесить на  стену,
слушать  в концертном зале или  выставить  как-нибудь  напоказ  --  там, где
праздные  и  разборчивые  люди  имеют   обыкновение   собираться  и  взаимно
восхищаться своей культурностью. Но тот, кто поистине стремится к творческой
активности,  должен  отважиться вступить  в ту область, где  царствуют более
высокие законы, чем  законы звука, линии  и краски, -- он должен  обратиться
туда, где господствует закон личности. Нам  нужны художники, которые владели
бы  искусством  индустриальных отношений. Нам  нужны мастера индустриального
метода с точки  зрения  как производителя, так и  продуктов. Нам нужны люди,
которые  способны   преобразовать  бесформенную  массу  в  здоровое,  хорошо
организованное целое в политическом, социальном, индустриальном  и этическом
отношениях. Мы слишком сузили творческое дарование  и злоупотребляли им  для
тривиальных целей. Нам нужны люди, которые могут  составить план  работы для
всего, в чем мы видим право, добро  и  предмет наших  желаний. Добрая воля и
тщательно  выработанный  план работы могут воплотиться в  дело и привести  к
прекрасным  результатам. Вполне возможно улучшить  условия жизни рабочего не
тем, чтобы давать ему меньше работы, а тем, чтобы помогать ему увеличить ее.
Если мир решится сосредоточить свое внимание, интерес и  энергию на создание
планов  для  истинного  блага и  пользы  человечества,  то  эти  планы могут
превратиться в  дело.  Они  окажутся солидными и чрезвычайно полезными как в
общечеловеческом, так и  в  финансовом  отношениях. Чего не  хватает  нашему
поколению,   так  это  глубокой  веры,  внутреннего  убеждения  в   живой  и
действительной  силе  честности,   справедливости  и  человечности  в  сфере
индустрии.  Если нам не удастся привить эти качества к индустрии, то было бы
лучше, если бы ее  вовсе не существовало. Более того, дни индустрии сочтены,
если мы  не  поможем этим идеям стать действительной  силой.  Но этого можно
достигнуть, мы стоим уже на верном пути.
     Если человек не в  состоянии, без помощи машины,  заработать свой хлеб,
то справедливо ли тогда отнимать у него машину лишь потому, что обслуживание
ее монотонно? Или  мы должны  оставить  его  умирать с  голоду? Не  лучше ли
помочь ему добиться приличных условий жизни? Может ли голод сделать человека
счастливее? Если же машина, не  будучи  еще  использована до  пределов своей
работоспособности, содействует, несмотря на  это,  благополучию рабочего, не
увеличится ли значительно его благосостояние, если он станет производить еще
больше, а следовательно, получать в обмен большую сумму благ?
     Я  не мог  до  сих пор установить,  чтобы  однообразная  работа вредила
человеку.  Салонные  эксперты,   правда,   неоднократно  уверяли  меня,  что
однообразная работа действует разрушительно  на тело  и  душу,  однако  наши
исследования  противоречат этому. У нас был рабочий, который изо  дня в день
должен был выполнять только одно-единственное движение ногой. Он уверял, что
это  движение делает  его  односторонним,  хотя врачебное  исследование дало
отрицательный  ответ, он, разумеется, получил новую работу, при которой была
занята другая группа мускулов. Несколько недель спустя он просил вернуть ему
его  старую работу.  Несмотря на  это, вполне естественно предположить,  что
выполнение  одного и того же движения в течение  восьми часов в  день должно
оказать уродливое влияние на  тело, однако  ни в одном случае  мы  не  могли
констатировать этого. Наши люди обыкновенно перемещаются по их желанию; было
бы  пустейшим  делом  провести это  всюду,  если бы  только  наши люди  были
согласны.  Однако они не  любят никаких изменений, которые не предложены ими
самими.  Некоторые  из  наших  приемов,  несомненно,  весьма  монотонны   --
настолько  монотонны,  что  едва ли  можно  поверить,  чтобы  рабочий  желал
выполнять их продолжительное  время. Одна  из самых  тупых функций  на нашей
фабрике состоит в том, что человек берет стальным крючком прибор, болтает им
в бочке с маслом  и  кладет его  в корзину  рядом с  собой. Движение  всегда
одинаково.  Он  находит  прибор всегда на том же месте,  делает всегда то же
число взбалтываний  и бросает его снова  на  старое место. Ему  не нужно для
этого ни  мускульной  силы,  ни интеллигентности. Он  занят только  тем, что
тихонько двигает  руками взад и вперед, так как стальной крючок очень легок.
Несмотря на это, человек восемь  долгих лет остается на том же посту. Он так
хорошо поместил свои сбережения, что теперь