о,  и
оставить у  него  название  отеля и  номер комнаты,  в  которой  остановился
приезжий.  С  ним установят  контакт в  самое  кратчайшее время. В интересах
предосторожности Фидель  оставляет всю инициативу в установлении контакта за
собой, чтобы быть уверенным в безопасности.
     Он также советует товарищам  на  Кубе пользоваться самым дешевым  видом
транспорта  для  направления  связных  в  Мехико:  пароходом   из  Гаваны  в
Вера-Крус, а оттуда автобусом, что обойдется не более 60 долларов.
     Вторую годовщину штурма Монкады Фидель Кастро отметил возложением венка
у  памятника  детям-героям в  парке  Чапультепек  [Памятник  героям-кадетам,
павшим  в  неравном  бою  с  армией  США при защите  города  Мехико в  войне
1847-1848  гг.]. На ленте  венка  была сделана надпись: "Мученикам, отдавшим
свои  жизни  за  Мексику  и  за  Кубу".  Это  самый  почитаемый  памятник  в
мексиканской столице, к которому редко пытаются подходить представители США.
Когда однажды генерал Риджуэй, герой корейской войны, решил оставить цветы у
этого монумента, то на  другое  утро они оказались у дверей посольства США с
ответной надписью: "От убийц венки не принимаем!"
     1  августа  пришел  первый  денежный перевод на  85  долларов и  первые
сведения  о  положении  на Кубе,  что сразу же  подняло  настроение  Фиделя,
который пишет  2  августа письмо "Товарищам  из  руководства (Движения)",  в
котором  дает  свой  анализ обстановки  в стране и  указания о  практических
действиях на ближайший период.
     "В  политической  области,  - указывает  Фидель, -  нашим самым большим
врагом является капитулянтская тенденция на проведение частичных выборов.
     Вот  с  ней  надо  бороться  огнем  и  кровью   во  всех  манифестах  и
прокламациях".
     Фидель  сообщает,  что он  уже  отпечатал  Манифест  No  1,  но  просит
подготовить на Кубе матрицу и откатать еще не менее 50 тыс. экземпляров.
     15 августа  в Гаване,  в  театре им.  X. Марти,  должна была  открыться
национальная  конференция  ортодоксальной  партии.  В  связи  с  ней  Фидель
настоятельно рекомендовал руководству "Движения 26 июля" использовать момент
для всяческого противодействия компромиссным настроениям.
     Он  советовал послать  на съезд самых  боевых товарищей, которые должны
выдвигать и горячо поддерживать лозунг  революционного пути решения проблем,
предложить  всей  конференции  почтить минутой  молчания память  погибших  в
борьбе и всячески вести работу по привлечению  к себе надежных людей. "Надо,
чтобы конференция убедилась, что мы живы и активно  действуем, и вы увидите,
как рухнет завеса молчания вокруг нас  и как начнет расчищаться путь к новым
стратегическим перспективам."
     Он  засыпает  своих коллег  вопросами: "Как идут  дела  по  организации
ортодоксальной молодежи по  всей Кубе? ...Как ведется работа  в  профсоюзах?
Все  ли сделано в этом отношении? Не забыли ли, между  делом, что это  самое
главное?  ...Как развиваются  контакты  с  Гражданским женским  фронтом  им.
Марти?  Надо  вести  дело к тому,  чтобы  превратить  этот  фронт в  женскую
организацию  "Движения  26 июля"... Составляйте списки всех  более или менее
состоятельных людей, которым, по вашему мнению,  мне стоит написать письма с
просьбой об оказании помощи. Я готов написать тысячи писем... Все зависит от
наших усилий. Нет ничего невозможного, когда есть воля к борьбе".
     Фидель  заканчивает   письмо  так:  "Свою  задачу   я  думаю  выполнить
полностью. Я имею в  виду не  только составление писем  и манифестов  в этой
маленькой  комнатке, но кое-что не менее важное... Я еще раз  повторяю,  что
если то,  чего  мы  страстно желаем, окажется невозможным, если мы останемся
совершенно одни, то вы увидите, что я  один приплыву на лодке с  винтовкой и
высажусь на берега Кубы..." В этих  словах наиболее  ярко отразился характер
Фиделя:  его  несокрушимая  воля,  перед  которой  должны,   просто  обязаны
отступить все  препятствия. Он верил,  что  человеческая воля может  двигать
горы,  и  заражал  этой  верой  окружающих.  Когда   хозяйке  квартиры,  где
готовилась экспедиция, Марии Антонии был задан вопрос, верила ли она в успех
дела,  на  которое вел  Фидель своих товарищей, она  ответила,  что  никаких
оснований  для уверенности не  было, скорее можно было предположить, что все
они  сложат головы  в  столь  опасной операции, но от  Фиделя исходила такая
спокойная уверенность в победе, что не верить было просто нельзя.
     Это  видно также из  свидетельства Эрнесто  Гевары  де  ля Серны: "Моим
самым  первым впечатлением после первых занятий  (он имеет в виду занятия по
военной  подготовке.  -  Н.  Л.),  которые  велись  в  период   формирования
экспедиции,  было  ощущение возможности  победы,  в  которой  я очень сильно
сомневался   при   моем  вступлении   в   ряды  бойцов,   под   руководством
повстанческого  командира,  с  которым меня  связывали  с  первых  дней  узы
романтической, авантюристической симпатии и убеждение, что стоило умереть на
чужом берегу за столь чистый идеал".
     8 августа 1955 г., ровно  через  месяц после прибытия в Мексику, Фидель
подписал первый политический  документ,  обращенный  ко всему народу Кубы, -
Манифест  No  1.  В  нем  в  самых  первых  строках  сообщалось  о  создании
революционного  "Движения  26  июля".  Специально указывалось,  что  это  не
политическая партия, а именно  движение,  ряды  которого  широко открыты для
всех  кубинцев, желающих восстановления  в  стране политической демократии и
социальной справедливости.  В  документе содержался призыв ко всем гражданам
сотрудничать  с  движением,  не  только в  форме  прямого  участия в  боевых
группах,  но  также  и  путем  оказания  экономической   помощи,  участия  в
распространении   пропагандистских   материалов   и  готовности   поддержать
революцию  в форме присоединения  к  всеобщей  забастовке,  когда это станет
необходимо.
     Манифест No 1 содержал 15  конкретных пунктов, в  которых была изложена
программа преобразований, за которую выступало  "Движение 26  июля".  Первым
требованием Движения было  "запрещение латифундий, распределение земли между
крестьянами,  передача  земли  в  неотчуждаемую  собственность  всем  мелким
арендаторам, колонам,  издольщикам,  оказание им экономической и технической
помощи  со  стороны  государства, сокращение  налогов".  Далее  говорилось о
"восстановлении всех завоеваний рабочего класса, ликвидированных диктатурой,
праве трудящихся на значительную  долю  прибылей  всех крупных промышленных,
горнорудных    и    торговых   компаний..."   Документом   предусматривалась
индустриализация страны на основе единого разработанного государством плана,
национализация отраслей  экономики, связанных с обслуживанием всего общества
(электричество, газ, телефон), резкое снижение квартирной  платы, забиравшей
у 2,5 млн. кубинцев  треть заработка; создание 10  крупных детских городков,
где могли бы получить образование 200 тыс. детей рабочих и крестьян, которые
сейчас  лишены возможности  нормально  питаться и учиться. Остальные реформы
предусматривали  реорганизацию государственного аппарата в интересах широких
масс  трудящихся. Последний  пункт звучал угрожающе для тех,  кто  нечестным
путем сколотил состояние: "Подлежит  конфискации имущество всех  казнокрадов
всех правительств без  исключения. Страна  должна получить  сотни  миллионов
песо, которые  были  безнаказанно украдены у  нее, и вложить их в исполнение
указанных в манифесте программ..."
     Другой документ, составленный  Фиделем в первые дни августа 1955  года,
был адресован делегатам национальной конференции ортодоксальной партии. Этот
волнующий  документ ставил  своей целью только одно: открыть глаза партии на
полную невозможность  решить политические  проблемы страны,  пока  у  власти
стоит Батиста. Он звал всех честных членов ортодоксальной партии под знамена
Движения,  на  революцию.  "Нечего плакать,  как Магдалена,  надо  набраться
мужества,  чтобы потребовать с достоинством  того, что нам принадлежит". Про
себя он  писал, что приедет  на Кубу так же, как  и патриоты освободительной
войны  против Испании,  т. е. с оружием в руках. Когда послание  Фиделя было
зачитано  на  съезде,  то большинство  делегатов  встали  с  мест  и  начали
скандировать:  "Революция... Революция...  Революция".  Начинался  медленный
процесс перехода на сторону "Движения 26  июля" широких народных масс, всего
общественного мнения Кубы.
     В Мексику со всех  сторон ехали к Фиделю люди, готовые  к любым жертвам
во  имя  свободы кубинского народа.  Через  некоторое  время  после прибытия
Фидель  познакомился  с  аргентинским  врачом Эрнесто Гевара,  который после
длительной одиссеи по странам Латинской Америки оказался в Гватемале  в  дни
контрреволюционного переворота 1954 г. и был вынужден бежать в Мексику.
     Эрнесто  Гевара, вскоре получивший  прочно приставшее к  нему  прозвище
"Че"  (это  восклицание типично для аргентинцев,  выражающих им все  оттенки
чувств), позднее вошедшее в его полное имя, стал врачом  будущей экспедиции,
поскольку он  был медиком  по  образованию и имел к этому времени  некоторую
врачебную практику.  Он  был  зачислен  в  состав бойцов и вместе с  другими
должен был пройти полный курс боевой подготовки.
     В этот момент  экспедиция  не  имела ни корабля, ни оружия,  ни бойцов.
Вместе с  Раулем Че составил группу из двух человек, с которых потом начался
список экспедици-онеров "Гранмы".
     Фидель получил письмо из  Майами от  Хуана Мануэля Маркеса, который был
активистом  ортодоксальной  партии,  а  теперь  находился  в  эмиграции.  Он
полностью  ставил себя на  службу революции и уже  вел активную работу среди
кубинцев,  проживающих  в  США.  Хуан  Мануэль  был   постарше   большинства
экспедиционеров, ему уже перевалило за 40, когда водоворот революции целиком
захватил его.  Он  оказался  чрезвычайно  полезным человеком для  подготовки
"Гранмы", но, к несчастью, погиб в первые же дни после высадки.
     Несколько  позже к  Фиделю из США приехал  будущий герой  революционной
войны Камило Сьенфуэгос. Камило покинул родину в надежде найти работу в США,
долго  бедствовал  в  "стране  всеобщего  благоденствия",  пока  наконец  не
оказался  в Калифорнии, где работал в ресторане. Там он и узнал о прибытии в
Мексику  Фиделя,  который не  скрывал  своих планов подготовки  вооруженного
вторжения на Кубу. Камило,  всегда  восторгавшийся Фиделем,  бросил с трудом
найденную работу  и  присоединился  к  революционерам. По  одному  прибывали
монкадисты,  которых  судьба  забросила в Коста-Рику, приезжали товарищи  из
Кубы.
     Встал вопрос об  организации  быта  и учебы  всех  экспедиционеров.  По
решению   Фиделя   в   различных   районах  города   Мехико  стали   снимать
квартиры-общежития для  участников будущей операции. Обычно в одной квартире
селили от 7 до 10 человек. Это была первичная боевая единица,  члены которой
не знали ничего о других квартирах и о  других  людях,  входивших  в  состав
экспедиции. Фидель  Кастро лично  разработал  и подписал  регламент, который
определял жизнь  всех  бойцов.  Поскольку этот  документ  дает  очень  яркое
представление  о  принципах, на  которых  строилась  жизнь  и  учеба  солдат
революции, имеет смысл познакомиться с ним подробнее.
     В соответствии с этим  документом "Движение  26 июля" обеспечивало всем
бойцам, которые не  получали никакой помощи от своих  родственников,  оплату
жилища, питания, стирки белья и одежды, медицинской помощи, бумаги, почтовых
марок  и  других  необходимых   потребностей.  Кроме  этого,  каждому  бойцу
выдавалось  в  неделю  на  личные  расходы  10 мексиканских  песо  (около  1
доллара).  Поскольку денежные ресурсы Движения  всегда были весьма скудными,
участникам рекомендовалось изыскивать пути получения финансовой поддержки со
стороны  родственников, друзей и  знакомых. В случае  получения кем-либо  из
товарищей  денежного  перевода на  сумму  меньше 20 долларов он  должен  был
сдавать на общие  нужды половину полученной  суммы, а  если размер  перевода
превышал 20 долларов,  то  в общий  бюджет  должно  быть сдано 60%  от общей
суммы.
     У кого в результате получения помощи извне образовывался избыток личных
денег, тот был обязан поделиться с другими, менее обеспеченными товарищами.
     Подъем для всех устанавливался в  8 часов утра, завтрак с 9 до 10, обед
с  2 до 3 часов дня, ужин с 7.30 до 8.30. Не позже 12 часов  ночи все должны
были  быть на  своих местах. Нарушения режима допускались только в интересах
учебного процесса (ночные походы и пр.).
     В   каждой  квартире-общежитии   должен  был   царить  полный  порядок,
запрещалось  бросать  на  пол  окурки  и другой  мусор. От всех  требовалось
проявлять  полнейшее  уважение к  посторонним лицам, которые будут оказывать
помощь в обслуживании квартир.
     Категорически запрещалось без каких-либо исключений  давать  свой адрес
какому-либо другому члену  Движения,  проживающему в другом  месте, и уж тем
более посторонним лицам. Всякая попытка  наводить справки по таким  вопросам
рассматривалась  как  основание  для  подозрений.  Рекомендовалось  избегать
водить дружбу с посторонними людьми, а если  уж придется  с ними оказаться в
городе, то ни  в коем  случае  не приводить их  к  дому, в котором находится
общежитие, а распрощаться за несколько кварталов.
     Корреспонденцию бойцы получали на другой адрес.
     Встречи  между  членами различных  групп  запрещались,  за  исключением
случаев, которые санкционированы руководством Движения.
     В  каждом  общежитии  должна  была быть подборка книг,  содержащихся  в
полном  порядке. За этим  был обязан следить  специально выделенный товарищ.
Тематика  книг охватывала вопросы общей культуры, но в особенности военную и
революционную проблематику.
     Бойцам запрещалось комментировать и обсуждать друг с другом то, чем они
занимаются  или будут заниматься. Самая строжайшая конфиденциальность должна
была  соблюдаться  во  всем,  что касается  тренировок, оружия, практических
стрельб и т. д. Разглашение этих сведений приравнивалось к предательству.
     Всякий член Движения, прибывавший в Мексику,  считался посвятившим себя
одной  и единственной цели,  поэтому он не  мог заниматься другими делами, в
том  числе личными,  которые бы отвлекали его от выполнения главной  задачи.
Единственной причиной  для  неявки  на  выполнение  тех или  иных  поручений
считалась только серьезная болезнь, которая действительно не позволяла бойцу
быть там, где ему велит долг.
     Свободное время использовалось главным образом для чтения и учебы. Само
по себе использование свободного времени было показателем крепости характера
человека, его умственного и волевого настроя.
     Между товарищами должны были господствовать чувства взаимного уважения.
Запрещались   всякие   колкости  и  шутки,   отпускаемые  в  адрес   других.
Предписывалось быть великодушными между  собой и помогать  друг  другу,  как
братья.
     Всякие острые личные столкновения рассматривались как тяжелое нарушение
дисциплины и подлежали  суду дисциплинарного  совета.  Обо  всех  непорядках
рекомендовалось ставить в известность старшего по группе, а не шушукаться по
углам.
     Указывалось,  что   пессимизм,  упадочное   настроение,  равно  как   и
замкнутость, не совместимы с характером настоящего революционера.
     Руководство Движением было обязано внимательно  следить  за  поведением
каждого  бойца, отмечать  его  достижения  в  учебе, чтобы в  нужный  момент
поставить  на  такое  место, которому он соответствует своими способностями,
заслугами    и     поведением.    Малейшее     проявление    слабости    или
недисциплинированности должно было немедленно браться на учет.
     "Эти  нормы  поведения,  -  говорилось  в  заключение,  -  имеют  целью
обеспечить безопасность всех и каждого в отдельности, они проникнуты заботой
об  успехе  нашего великого  дела, в  служении которому  мы  поклялись перед
народом и перед самими собой... Эти правила  должны еженедельно зачитываться
в каждой группе ее руководителем".
     Бойцам отряда, формировавшегося в Мексике, было категорически запрещено
употреблять спиртное.  Разговаривая как-то  с владельцем  продовольственного
магазина, расположенного  рядом со штаб-квартирой  на  улице Эмпаран, Фидель
сказал ему: "Послушай, Рамон, наши ребята должны  быть в  хорошей спортивной
форме,  поэтому  можешь  давать им  в кредит  все что  хочешь, но только  не
алкогольные напитки. За это ты несешь личную ответственность". И Рамон Белес
строго следил за выполнением приказа Фиделя.
     Какими бы суровыми они ни казались, выработанные правила поведения были
совершенно  необходимы  для  подготовки   столь  опасного   и   рискованного
мероприятия, как вооруженная экспедиция на остров.
     Все время, проведенное в изгнании, Фидель работал как бы на два фронта:
с одной стороны, ему приходилось внимательно следить за развитием событий на
Кубе, принимать эмиссаров, приезжавших от внутреннего руководства Движением,
посылать  своих  связников,  вести  активную  переписку,  давая  каждый  раз
развернутые указания по основным направлениям практической деятельности, а с
другой   -   уделять  повседневное   внимание   подготовке   непосредственно
экспедиции.
     После долгих поисков  преподавателя  военного  дела для  бойцов  отряда
Фиделя выбор пал  на  бывшего  полковника  испанской  республиканской  армии
Альберта  Байо,  который  к  этому  времени  был  уже   немолодым  63-летним
владельцем мебельного магазина в городе Мехико,  все его жизненные грозы уже
отшумели,  и оставалось лишь спокойно доживать свой  век на  чужбине, торгуя
спальными  и  столовыми гарнитурами. С  друзьями  он  иногда вспоминал  свою
богатую событиями военную жизнь. В свое время он окончил Академию сухопутных
сил  в Мадриде  и  Школу военных  летчиков. Немало ему пришлось  повоевать в
Африке  в  составе  экспедиционного  корпуса  против марроканских  партизан.
Волей-неволей  тогда  ему  пришлось  изучать  приемы  и  методы  действий  в
партизанской войне.  Когда началась гражданская  война в Испании,  полковник
Байо  был  адъютантом  командующего  Барселонским  военным  округом генерала
Батета, который  был  впоследствии  расстрелян  фашистами. В общем Байо  был
несомненно  опытный  военный, хорошо знакомый с различными  сторонами  этого
нелегкого ремесла.
     Вот  к нему-то  и  пришел однажды Фидель  с  предложением взять на себя
военную  подготовку   экспедиционеров.  Сначала  ошарашенный   Байо  наотрез
отказался, уж очень сомнительным показался ему  план, схематично набросанный
Фиделем. "Я боюсь, что мне не хватит веры в нашу победу. Вы же очень молоды,
вам всего 29 лет!"  -  сказал он, обращаясь  к Фиделю, который уже  уловил в
интонациях голоса полковника подспудное желание еще раз "тряхнуть стариной".
И Фидель  так горячо и убежденно стал  рассказывать о своих планах, о людях,
которые шли за ним, о кубинском  народе, ждущем освободителей,  что разговор
кончился тем, что Байо дал согласие. Вскоре он продал свой мебельный магазин
и  незаметно  для  самого  себя  полностью  отдался  работе   по  подготовке
экспедиционеров.
     В  интересах конспирации занятия по военному делу  камуфлировались  под
уроки английского языка,  которым  полковник Байо владел в совершенстве.  Он
составил  очень напряженный учебный план, включавший освоение базовых знаний
по  тактике,  по  партизанским  и  противопартизанским  действиям,  владение
различного рода оружием, практические стрельбы, военно-спортивную подготовку
и пр. Трехлетний полный курс  военной школы  надо было втиснуть  в несколько
месяцев,  отведенных Фиделем. Для учебы на местности  Фидель подобрал ранчо,
расположенное в  40 км  к югу  от Мехико в  районе Чалко. Ранчо принадлежало
некоему  Эрасто Ривере, про которого рассказывали, что в  годы  мексиканской