ктеристика на него от преподавателя теории
благодарности.
     Добряк сокрушенно покачал головой.
     -- Ну да не в характеристиках дело. -- лицемерно продолжал Скептик
после многозначительной паузы, -- А дело в том, что, по имеющимся у нас
данным, 12-ый и 16-ый ни в какой другой карцер Сектора не поступали, а
следовательно, Наставник мог поместить их только в карцер вашего Потока.
     Тыльной стороной ладони Франц вытер пот со лба и закрыл глаза -- свет
направленных в лицо ламп резал зрачки, как нож.
     -- Это не согласуется с отправкой 24-го в изолятор, господин
Следователь. -- сказал он, не поднимая век. -- Если б его обидчики ночевали
в карцере, то сам он мог оставаться в камере.
     -- Мне это тоже приходило в голову, -- легко согласился Добряк, -- но
ваш бывший Наставник рассудил по-другому. И об этом свидетельствует запись
в Дневнике.
     -- Можно мне посмотреть в Дневник самому?
     -- Нет. -- встрепенулся Злыдень, -- Ишь чего захотел!
     -- Ха-ха-ха ... -- притворно засмеялся Скептик ненатурально тонким
голосом, -- а вы, оказывается, остряк ...
     -- Господа, господа! -- в голосе Добряка чувствовалось невыполнимое
желание сделать хорошо всем. -- Давайте оставаться в рамках Устава. -- Он
раскрыл лежавший на краю стола том и, пошелестев страницами, зачитал, --
Глава 11, Секция 5, Пункт 32: "Подследственный имеет право ознакомиться с
копиями всех вещественных доказательств, проходящих по его делу." -- он
передал раскрытый том Устава остальным двум следователям.
     Злобно/саркастически ворча, Злыдень/Скептик покорились. Добряк
подозвал стенографистку, и та передала Францу фотокопию последней страницы
Дневника.
     Увидев ее, Франц открыто рассмеялся.
     -- Я так и знал: запись сделана другим почерком, господин Следователь,
-- он демонстративно обращался к Добряку, игнорируя двух других
следователей, -- сравните ее с предыдущей строчкой, где говорится о
переводе 24-го в изолятор.
     Некоторое время следователи изучали свои копии злополучной страницы.
Потом Скептик хмыкнул и поднял голову.
     -- Скажите, подследственный, а ваш Наставник был действительно хорошим
наставником? -- вкрадчиво спросил он.
     -- Не понимаю вопроса. -- осторожно отвечал Франц.
     -- Ну, вот вы рассказали, что обнаружили в его апартаментах пустую
бутылку из-под рома. Он что -- пил?
     -- Не могу сказать, господин Следователь. -- Франц стал понимать, куда
тот клонит, но поделать ничего не мог, -- Пьющим я его не видел ни разу.
Если хотите узнать -- сделайте анализ его крови или содержимого желудка.
     -- Уже сделали, подследственный, уже сделали, -- Скептик не мог
удержать восторга, -- ваш Наставник был в стельку пьян! А отсюда и
изменение почерка. -- он посмотрел вправо и влево на двух других
следователей, -- Ибо, как доказано графологической наукой, в состоянии
опьянения почерк индивидуума меняется!
     И опять наступила тишина, прерываемая лишь скрипом стенографисткиной
ручки. Скептик удовлетворенно откинулся на стуле, Злыдень угрожающе
раскачивался, Добряк удрученно качал головой.
     -- Вы можете выключить лампы? -- глаза Франца слезились. -- Или, по
крайней мере, направить их не в лицо.
     -- Нет. -- по голосу Злыдня чувствовалось, что он улыбается.
     -- Почему, господин Следователь?
     -- По Уставу, господин подследственный. -- издевательский тон Скептика
был особенно противен, -- По тому самому Уставу, который вы так хорошо
знаете.
     -- Вы не имеете права видеть наших лиц, -- извиняющимся голосом сказал
Добряк, -- и, кроме того, допрос записывается на видеопленку -- нужен яркий
свет.
     -- Так зачем же тогда стенографистка, господин Следователь?
     -- Ну, хватит! -- рявкнул Злыдень, и, на этот раз, Добряк его
урезонивать не стал. -- Если ты сейчас же не заткнешься и не перестанешь
дерзить, падаль, ТЕБЕ БУДЕТ ХУДО! -- Последние слова он проорал в полный
голос.
     На мгновение наступила тишина.
     -- Я вам в последний раз предлагаю изложить ваше объяснение событий,
подследственный. -- по голосу Добряка было слышно, что францева
строптивость оскорбила его в лучших чувствах.
     -- Какой в этом смысл, господин Следователь? Двое ваших коллег
уверены, что я -- убийца, и мои слова не смогут ничего изменить.
     -- Согласно Уставу, ваше дело будет прекращено, если вы убедите в
своей невиновности хотя бы одного следователя. -- сухо сказал Добряк, -- Ну
что, будете говорить?
     Прежде, чем ответить, Франц еще раз просчитал оба имевшихся у него
варианта:
     доказательного объяснения он представить не сможет -- что бы он ни
сказал, все будет осмеяно и разбито в пух и прах;
     однако, молчание в данной ситуации еще хуже -- версия, по которой он
выходит убийцей, останется тогда единственной.
     Он должен представить выгодную для себя альтернативную версию,
объясняющую все факты!
     -- Ну-у?! -- рявкнул Злыдень.
     -- Хорошо. -- сказал Франц. -- Слушайте.
     Он был в поту с головы до ног -- эффект холодного душа, принятого
перед допросом, давно испарился.
     -- Я исхожу из того, что, послав зачинщика драки -- то есть, меня -- в
карцер, Наставник оставил 12-го и 16-го в камере, а новичка перевел в
изолятор. Вскоре после отбоя 24-ый вызвал охрану и заявил, что задыхается
или что у него рези в желудке, или, может быть, почечные колики. В таких
случаях охранник -- перед тем, как вызвать доктора, -- осматривает больного
сам. Я предполагаю, что у 24-го был нож ...
     -- Откуда? -- перебил Добряк.
     -- Пронес с Первого Яруса, господин Следователь.
     -- Это невозможно, подследственный: контроль в приемнике очень жесткий
-- все личные вещи, включая одежду, у заключенных отбирают ... да что я вам
объясняю -- вы это лучше меня знаете!
     -- Контроль везде жесткий, господин Следователь. Когда мы с работы
возвращаемся, нас тоже обыскивают.
     -- Обыскивают или не обыскивают, подследственный, а холодное оружие в
цехах изготавливается и в камеры проносится. -- Добряк говорил намного
суше, чем раньше. -- Надеюсь, вы не станете отрицать очевидного.
     -- Не стану, господин Следователь, -- не сдавался Франц, -- да только
и вы тогда не отрицайте, что оружие в камере могут иметь только урки. Если
б они нашли у меня нож, то этим бы ножом меня тут же и зарезали.
     -- А как, по-вашему, подследственный, -- вмешался Скептик, -- закон
урок дозволяет, чтоб вы им морды били?
     "Вот ведь сволочь!" -- подумал Франц.
     -- Драка с 12-ым и 16-ым мне потом дорого бы обошлась, после карцера
...
     -- Если б они до этого дожили ... -- перебил Скептик, -- Ну да ладно,
подследственный, давайте для экономии времени по вопросу ножа согласимся не
соглашаться: вы считаете, что оружие легче пронести с Первого Яруса, а мы
считаем -- что из механических цехов. Не возражаете? -- он посмотрел на
двух других следователей, и те закивали. -- Продолжайте.
     Три черных силуэта неподвижно, как мишени в тире, застыли перед
Францем.
     -- Зарезав охранника, 24-ый завладел его пистолетом, пробрался на
главный пост и застрелил второго охранника.
     -- Каким образом? -- резко спросил Добряк, -- Второй охранник не
подпустил бы к себе заключенного ночью за пределами территории Потока, не
подняв тревоги.
     -- Насколько я понимаю, господин Следователь, если один из охранников
уходит по вызову, то второй остается на главном посту у поворота на карцер.
     -- Допустим.
     -- Скорее всего, 24-ый обошел этаж по периметру кругом и подошел к
главному посту с востока. Обратите внимание, что от пересечения восточного
и северного коридоров до главного поста не более десяти метров; если 24-ый
выскочил из-за угла и сразу выстрелил -- охранник среагировать не успевал.
С таким сценарием, кстати, согласуется и ориентация трупа: ногами по
восток, головой на запад -- пуля, пущенная из восточного коридора, как бы
сбила охранника с ног.
     -- Что ж, убедительно. -- иронически согласился Скептик, -- А теперь
давайте рассмотрим альтернативный сценарий: убийца стреляет не из
восточного коридора, а из карцерного. -- он наслаждался собственной
сообразительностью, -- Причем охранник находится в этот момент слева от
входа. Как, по-вашему, будет ориентирован труп?
     -- В этом случае, труп будет ориентирован примерно так же, но ...
     -- Достаточно, подследственный. -- Скептик с удовлетворением откинулся
на стуле.
     -- Ну уж нет, господин Следователь, -- впервые за весь допрос Франц
повысил голос, -- раз уж вы потребовали от меня объяснений, извольте
выслушать все, что я хочу сказать.
     -- ЧТО?! -- ужасающим басом заревел Злыдень, -- ОПЯТЬ ДЕРЗИТЬ? -- он
привстал на своем стуле.
     -- Господа! Господа! -- вмешался Добряк, -- Подследственный имеет
право сказать, все, что сочтет нужным, -- а уж выводы из его слов вы
делайте сами.
     Недовольно ворча, Злыдень опустился обратно на стул. Он жаждал крови
-- разговоры его не интересовали.
     -- Карцерный коридор просматривается от главного поста насквозь, --
объяснил Франц, -- а потому, незаметно подобраться по нему к охраннику
намного труднее, чем по периметру.
     -- Но все-таки можно, подследственный, -- опять влез Скептик, -- если
охранник стоит не в точности напротив входа.
     -- Например, слева. -- добавил Добряк, -- Что, как мы уже выяснили,
объясняет и ориентацию трупа. Продолжайте, подследственный.
     Комбинезон Франца промок насквозь.
     -- Ну, может, теоретически я и мог бы пробраться из карцера к главному
посту незамеченным. -- он замолчал и секунд пять слушал пульсировавшую в
висках боль, -- Но, во-первых, это исключительно маловероятно -- чтобы
второй охранник не смотрел в сторону карцера, зная, что его товарищ ушел
туда ночью по срочному вызову; а во-вторых, я этого не делал, и доказать
обратное никто и никогда не сможет.
     Он посмотрел по очереди на сидевшие перед ним три черные фигуры.
     -- Продолжайте, подследственный. -- произнес Добряк ничего не
выражающим голосом.
     Подавив непрерывно усиливавшееся чувство безысходности, Франц
продолжил:
     -- Потом 24-ый перенес тело первого охранника из изолятора в коридор и
спрятал его в стенном шкафу.
     -- Каким образом в изоляторе не осталось следов крови? -- злобно
пробасил Злыдень.
     -- Если держать труп сидя, прислоненным к стене, то кровь из
перерезанного горла будет впитываться в переднюю часть мундира и не попадет
на пол.
     -- Значит, 24-ый попросил охранника сесть на пол и прислониться к
стенке -- и лишь потом зарезал его? -- насмешливо поинтересовался Скептик.
     -- Даже если кровь и брызнула вначале на пол, то в изоляторе есть
умывальник, -- все следы ничего не стоило убрать.
     -- Я в это не верю. -- это сказал Злыдень.
     -- Ваше право, господин Следователь. -- сделав паузу в ожидании
дальнейших придирок (их не последовало), Франц продолжил, -- Затем 24-ый
проник в квартиру Наставника, убил его и завладел автоматической винтовкой.
     -- Каким образом? Все огнестрельное оружие хранится в запертом сейфе
-- чтобы открыть его, нужно знать шифр. -- это сказал Скептик.
     -- Он мог пригрозить Наставнику и заставить его выдать шифр.
     -- Этого не могло быть, подследственный: все указывает на то, что
преступник убил Наставника сразу же, как проник в его апартаменты.
     Франц на мгновение задумался.
     -- Ну, тогда Наставник, в пьяном виде, мог забыть запереть сейф после
того, как выдал оружие охранникам.
     -- Это тоже маловероятно: охранники-то были трезвы и указали бы ему на
просчет.
     -- Они могли не заметить, господин Следователь.
     -- Ну, хорошо, продолжайте. -- неожиданно сдался Скептик.
     Добряк и Злыдень промолчали -- победа пришла к Францу подозрительно
легко.
     -- Далее 24-ый проник (с помощью ключей, взятых у охранников) на
территорию Потока и расстрелял всех заключенных, кроме 12-го и 16-го; а
последних, угрожая оружием, отвел к карцеру, приказал им лечь на пол и
перерезал им глотки. Потом он быстро перенес тела в карцер и уложил на
кровати -- вся операция не должна была занять более десяти секунд.
     -- А вы даже не проснулись? -- язвительно поинтересовался Скептик, --
Крепкий сон -- признак чистой совести.
     -- Проснулся, господин Следователь, но не сразу, и, поскольку трупы
были укрыты с головой простынями, ничего не заметил.
     -- Вы поразительно ненаблюдательны, мой друг.
     Франц промолчал, не желая тратить немногие оставшиеся у него силы на
бесплодные препирательства.
     -- Я уснул опять; а 24-ый, вернувшись в камеру, обнаружил, что
некоторые заключенные не убиты, а только ранены, и дострелял их.
     Злыдень и Скептик, перебиравшие бумаги на своих столах, подняли
головы. Добряк резко спросил:
     -- Откуда вы знаете?
     -- Что знаю?
     -- Что некоторые из заключенных не были убиты наповал?
     -- Догадался по пороховым отметинам на их телах -- их приканчивали
одиночными выстрелами в упор, да и винтовка, когда я ее нашел, была
переключена с автоматического боя на одиночный.
     Злыдень и Скептик опять опустили головы и зашуршали бумагами. Франц
продолжал:
     -- После этого 24-ый вернулся в карцер, приоткрыл дверь и разбудил
меня каким-то звуком, а сам отправился в апартаменты Наставника (он
понимал, что, рано или поздно, я обязательно туда приду). Он спрятался в
спальне, намереваясь задушить меня, оттащить труп в изолятор, а потом
представить дело так, будто я сам напал на него, но не рассчитал своих сил.
Именно для этого он расстрелял все патроны и оставил нож в камере: иначе бы
получалось, что я явился в изолятор вооруженным до зубов, и ему б никто не
поверил, что он сумел меня одолеть.
     -- И он не испугался оставить нож? -- недоверчиво спросил Добряк. --
Ведь вы могли прихватить его с собой, и тогда бы он не имел ни одного
шанса. -- Добряк посмотрел на остальных двух следователей, и те согласно
закивали головами.
     -- 24-ый демонстративно оставил на рукоятке ножа отпечатки своих
пальцев -- он понимал, что, увидев их, я ножа не коснусь. Он, видимо,
собирался стереть отпечатки уже после того, как убьет меня; он даже мог
принести нож в изолятор, коснуться рукоятки моей ладонью и унести обратно
-- что подтверждало бы его версию событий. Видимо, 24-ый был уверен, что
справится со мной голыми руками ... и, кстати, справился бы, если б мне под
руку не подвернулся тот камень.
     Скептик поднял голову.
     -- Я должен предупредить вас, мой друг, -- с лицемерной заботливостью
сказал он, -- что следов крови 24-го на камне не обнаружено -- только мозги
и кровь вашего Наставника. Ну и, конечно, отпечатки ваших пальцев.
     -- Уж не хотите ли вы сказать, что я убил Наставника этим камнем,
господин Следователь?
     -- Конечно же, нет, подследственный. -- снисходительно улыбнулся
Скептик, -- Я отлично знаю, что он был застрелен.
     -- Так в чем же тогда дело? -- на этот раз Франц решил настаивать на
своем, -- Я ведь объяснил, каким образом кровь Наставника оказалась на
камне.
     -- Я лишь хочу обратить ваше внимание, подследственный, -- сказал
Скептик с напускным сожалением, -- что даже самые незначительные детали
вашего рассказа не подтверждаются вещественными доказательствами.
     Отвечать на это Франц не стал.
     Силуэты следователей, будто вырезанные из черной бумаги, застыли перед
ним.
     Наконец, Добряк шевельнулся и спросил:
     -- В своем рассказе, подследственный, вы сконцентрировались на
описании действий 24-го ...
     -- Гипотетических действий 24-го. -- поправил Скептик.
     -- Хорошо, гипотетических. -- Добряк откашлялся, -- Однако, почти не
уделили внимания его мотивам. Иными словами -- зачем 24-ый все это сделал?
     Франц опустил голову -- он давно ждал этого вопроса, однако
удовлетворительного ответа не имел.
     -- Когда 24-ый на меня напал, он был стопроцентно безумен ...
     -- А до этого? -- перебил Скептик, -- Показался ли он вам безумным
накануне событий, когда только появился в камере?
     -- В камере я его видел около трех минут, -- парировал Франц, -- за
это время диагностировать шизофрению не смог бы даже опытный психиатр.
     -- Однако ж в кабинете вашего бывшего Наставника вы диагностировали ее
и за более короткое время. -- ехидно прокомментировал Скептик.
     -- 24-ый в это время меня душил -- это помогает. -- в тон ему ответил
Франц.
     Скептик презрительно хмыкнул, но ничего не сказал.
     -- Думаю, что 24-ый убил охранников, Наставника и остальных
заключенных в припадке безумия, вызванном шоком от перехода с Первого Яруса
на Второй и нападением на него урок. А потом решил свалить вину на меня.
Если бы он меня задушил, то его версия выглядела бы единственно возможной.
Она даже сейчас выглядит возможной, -- Франц сделал паузу, -- но, все же,
не единственной. -- Он помолчал секунду, а потом повторил, делая ударение
на каждом слоге, -- Не е-дин-ствен-ной.
     -- Я принял бы этот аргумент, подследственный, -- печально сказал
Добряк, -- если б версия ваша не базировалась на столь невероятном
поведении 24-го. Это превращение из запуганной жертвы в маньяка-убийцу ...
А зачем он засунул труп первого охранника в стенной шкаф? Или, посудите
сами, разве может убийца-шизофреник действовать с таким тонким расчетом,
какой 24-ый проявил, как вы утверждаете, в вопросе ножа.
     -- Шизофреник -- это не обязательно идиот, господин Следователь. --
возразил Франц, но Добряк лишь сокрушенно покачал головой.
     -- А доказательства? Можете ли вы подкрепить вашу версию хоть одним
вещественным доказательством?
     Франц на мгновение задумался.
     -- 24-ый мог оставить отпечатки своих пальцев в карцере или
апартаментах Наставника. -- Никаких отпечатков, кроме ваших, не обнаружено.
     -- Тогда проверьте группы крови в лужах на полу возле карцера,
господин Следователь, -- они должны соответствовать крови 12-го и 16-го --
а значит, те были убиты в коридоре, а не карцере.
     -- А что, это идея ... -- заинтересовался Добряк и стал рыться в
бумагах на столе, -- Точно! -- Он повернулся к остальным двум следователям,
-- Смотрите протокол No 14: образцы 17а и 17б содержат кровь второй группы
-- то есть, той же, что и у заключенных 12/21/17/2 и 16/21/17/2 -- смотрите
образцы 24 и 25 в протоколах No 18 и 19, соответственно. -- Он повернулся к
Францу, -- Что ж, это несколько меняет дело ...
     -- Нисколько не меняет, коллега, -- вмешался Скептик, -- ибо, если вы
проверите по протоколу No 2 образец 1, то убедитесь, что вторую группу
крови имел также и зарезанный охранник ... чей труп, кстати, находился в
двух шагах от тех луж крови в карцерном коридоре.
     Некоторое время Добряк изучал злополучный протокол No 2, а потом
поднял голову и с подчеркнутым сожалением произнес:
     -- Мой коллега прав, подследственный: совпадение групп крови ничего не
доказывает.
     -- Тогда сделайте анализ ДНК. -- предложил Франц.
     -- Какой анализ? -- удивился Добряк и, судя по голосу, вполне
искренне, -- Что такое ДНК?...
     -- Вы никогда не слыхали об анализе дезоксирибонуклеиновых кислот?
     -- Нет. -- в голосе Следователя послышалось раздражение, -- Такой
анализ мне неизвестен. Есть ли у вас реалистические предложения? -- Франц
пожал плечами, и Добряк повернулся к Скептику и Злыдню, -- Вопросы?
     -- Ты зачем при аресте в стенку стрелял, гад? -- с бешенством в голосе
поинтересовался Злыдень. -- Убить никого уже не мог, так решил имущество
попортить?
     -- Я не знал, кто там ходит. -- индифферентно отвечал Франц. -- Хотел
отпугнуть.
     Он на мгновение зажмурился, защищая глаза от режущего света ламп.
     -- Еще вопросы? -- спросил Добряк.
     Вопросов не последовало.
     -- Выступления?
     Скептик поднял руку.
     -- У меня есть выступление.
     Он встал на ноги и прошелся взад-вперед поперек комнаты. (Силуэт его
иногда перекрывался с силуэтами остальных следователей -- однако, ходил ли
Скептик перед столами или позади них, Франц разобрать не мог. Кар