г-госсударственная голова... ик! -  Никита  Авдеевич  растроганно
обмяк, и хмель мгновенно захватил  господствующие  позиции  в  петушином
теле.
   - А я тебе друг  или  прораб?  -  Чебурашка,  вынырнувший  неизвестно
откуда, теребил рукав капитана, тихонько позвякивая ключами.
   - Ты даже больше. - Илья подхватил Чебурашку на руки. - Ты  мой  Друг
Прораб, Левая Рука Папы Посада Василисы Премудрой, или Прекрасной... ну,
это кому как понравится.
   - А новую шапку дашь?
   - Какой базар, пушистик? - Капитан потянулся к рюкзаку и,  поколдовав
над "Рамодановскими вестями", торжественно водрузил новую  треуголку  на
Чебурашку.
   - Братину хмельную сюда! - загорланил восторженно  петух.  -  Скрепим
наш союз, по обычаю русскому, чарой застольной!
   - Правильное решение! - загомонили головы. Чебурашка радостно  прыгал
по крыльцу. Центральная, не дожидаясь команды, вытянула  длинную  шею  и
извлекла из горницы очередное  ведро.  Илья  смущенно  крякнул.  События
начали выходить из-под контроля.  Пить  ему  уже  не  хотелось.  Чувство
самосохранения подсказывало бравому капитану,  что  выпутаться  из  этой
дурацкой истории, куда его занесло с бодуна,  можно  только  на  трезвую
голову. Окинув взглядом хмельную компанию, он мысленно  оценил  габариты
Горыныча и решительно тряхнул головой:
   - Быть посему! - Собственноручно  наполнил  черпачок  до  краев  и  с
поклоном преподнес Никите Авдеевичу:
   - Вам, воевода, по старшинству, как дядьке Василисы, первый глоток.
   Петух гордо тряхнул гребешком  и  погрузил  свой  клюв  в  мутноватую
жидкость. Так как братина шла по кругу, то следующий на ее пути оказался
нетерпеливо ерзающий Чебурашка. Этого трезвый Илья вынести уже не мог.
   - Детям  до  шестнадцати  лет  нужно  пить  исключительно  молоко,  -
назидательно произнес капитан, отдергивая  черпак.  -  Ты  и  так  вчера
отличился.
   - А мне сто шестьдесят, - обрадовался Чебурашка.
   - Чего сто шестьдесят?
   - Лет.
   - Сколько? - ахнул Илья.
   -  Ну,  почти  сто  шестьдесят,  -  заторопился  Чебурашка,  -  скоро
исполнится... совсем чуть-чуть осталось... один годик всего.
   - Один? - обалдело переспросил капитан.
   - Ага... два... с половиной... но никак не больше трех.
   - Тты его... ик!... не слушай, - пьяно качнулся петух. -  Ему  десять
лет разменять, все равно что нам год.
   Илья строго погрозил пальцем домовому:
   - Нехорошо обманывать старших.
   - Так за дружбу же, - обиженно пискнул Чебурашка, - святое дело...
   Против этого возразить было трудно.
   - Хорошо, но только один глоток. Символический.
   Чебурашка обрадованно облизнулся. Глоток был долгий и смачный.  Когда
братину сумели выдрать из  его  рук,  уровень  жидкости  в  ней  заметно
понизился. Три пары глаз  Горыныча  с  явным  осуждением  посмотрели  на
домового.  Чебурашка  смущенно  шаркнул  ножкой,  пряча   глаза.   Левая
заглянула в братину:
   - Да тут и пить-то...
   - Тут дело не в  выпивке,  -  оборвала  ее  Центральная,  -  уважение
оказать надо.
   Головы переглянулись и по очереди погрузили длинные змеиные  языки  в
черпачок.
   - Мы еще успеем наверстать, - успокоила Правую и  Левую  Центральная,
косясь  на  практически  полное  ведро.  Расчеты  Ильи  не  оправдались.
Неожиданная деликатность Горыныча  оставила  в  чаре  довольно  солидную
дозу. Капитан мученическим взглядом посмотрел на дракона. Тот понял  это
по-своему.
   - Папа, - громко прошептала Левая, - а  ты  долей.  Ты  у  нас  самый
главный, тебе положено...
   Это был шанс, и Илья им, естественно, воспользовался.
   - Будем считать, что вы ничего не видели. - заговорщицки подмигнул он
Горынычу. Головы дружно закачались на шеях и честно отвернулись. Остатки
сивухи вернулись в ведро, а ее место занял квас из кувшина.
   - Ну, Горыныч, за дружбу! - воскликнул капитан, осушая черпак до дна.
   - Молодец папа! Душевно принял, - загомонили готовы.
   Илья окинул взглядом свою команду:
   - Так, баиньки пора, завтра, чую, хлопот не меньше будет.
   - Мне никак... - затрепыхался по крыльцу петух, -  нельзя...  чувство
долга...
   Никита  Авдеевич  дополз  до  края  крыльца,  кубарем   скатился   по
ступенькам и, не открывая глаз, двинулся на Горыныча. Дракон  на  всякий
случай подвинулся, но лапу убрать не успел. Наткнувшись на  нее,  Никита
Авдеевич сел на хвост, сердито закудахтал и заковылял в обход.
   - Какой долг? - поинтересовался капитан.
   - Перед матушкой нашей, Василисой. Я посад охранятъ должен от нечисти
всякой, - сообщил  петух,  мерно  вышагивая  вокруг  тумбообразной  лапы
Горыныча.
   - Я тоже... - буркнул Чебурашка и загремел ключами.  -  У  меня  тоже
долг... Хозяйство большое... за всем углядеть надо...
   Домовой повторил путь  Никиты  Авдеевича  по  ступенькам  и  зачем-то
пополз под крыльцо.
   - Долг, - пробормотала Центральная, - у всех какой-то  долг...  а  мы
чем хуже? А ну-ка напрягитесь, - обратилась она к Правой и Левой.
   - Наш долг быть с папой, - уверенно заявила Правая.
   - И охранять его от Кощея, - добавила Левая.
   - Так мы ж на него работаем, - ахнула Центральная.
   - На кого?
   - На Кощея, - растерянно прошептала Центральная, - и наш долг  съесть
папу...
   Из-под крыльца высунулась ушастая физиономия Чебурашки.
   - Сдается мне, морда твоя... - домовой попытался упереть  коротенькие
ручки в бока, - ...помятая.
   - Это почему помятая? - обиделась Центральная.
   - А потому что мы тебе ее сейчас помнем, - пояснила Левая.
   - С двух сторон, - уточнила Правая.
   Никита Авдеевич имел феноменальное чутье на любой  намек  назревающей
смуты и драки и, как правило, никогда в стороне  не  оставался.  Недолго
думая, он вонзил  свой  клюв  в  лапу  Горыныча,  вокруг  которой  ходил
дозором. Илья, почувствовав, что запахло жареным, закинул  Чебурашку  на
крыльцо, схватил в охапку петуха и поволок его от греха подальше.
   - Поостынь тут немного, - пробормотал он,  прислоняя  вояку  к  срубу
колодца. Петух клюнул и его. На это ушли последние силы. Клюв застрял  в
трещине разбухшего от влаги бревна. Никита Авдеевич отключился, повиснув
грязным, пыльным комком перьев на срубе. Илья этого уже  не  видел,  ибо
спешил на шум драки, разгоравшейся у  крыльца.  Правая  и  Левая  дружно
мутузили Центральную. На перилах стоял Чебурашка с поднятым над  головой
черпаком.
   - Ты Центральная? - интересовался он у каждой из мелькавших перед ним
драконьих морд. Морды не отвечали. Им было не до того. - Ты Центральная?
- чуть не плача, вопрошал домовой и, наконец отчаявшись добиться ответа,
принялся лупцевать по всем подряд. Ковшик  начал  быстро  выворачиваться
наизнанку.
   Разборка длилась недолго. К  моменту  возвращения  Ильи  длинные  шеи
дракона переплелись в немыслимый клубок, из которого торчали  оскаленные
драконьи морды с  выпученными  глазами.  Которая  из  них  была  Правая,
которая Левая, а какая Центральная, разобрать было абсолютно невозможно.
Вошедший в раж Чебурашка спрыгнул с крыльца на клубок и  упоенно  стучал
по головам ковшиком, переползая по очереди от  одной  к  другой.  Головы
молча терпели издевательства домового  и  только  обалдело  моргали  при
каждом ударе. Илья сдернул с клубка зверствующего Чебурашку  и  отнял  у
него черпак.
   - Пусти, - запыхтел, пытаясь вырваться, домовой, -  они  мне  скажут,
которая из них Центральная.
   - Я, - сообщила голова с двумя симметричными фингалами под глазами.
   Чебурашка дернулся за ковшиком, но Илья легонько шлепнул  его  пониже
спины.
   - Брэк! В угол ринга.
   - За что?  -  обиженно  засопел  домовой,  но  послушно  поднялся  по
ступенькам и встал в угол. Авторитет "папы" был непререкаем.
   Илья повернулся к Горынычу и даже присвистнул  от  удивления.  Шейный
узел был тугой и плотный.
   - Ну и - что теперь делать с  тобой  будем,  Горыныч?  Не  успели  за
дружбу братину хмельную опустошить, как ты сразу мордобой устроил.
   Головы пристыженно молчали.
   - Да-а-а, - протянул Илья, - гордиев узел развязать непросто.
   - А ты возьми да сабелькою острой,  -  подал  из  своего  угла  голос
Чебурашка. По всему было видно, что он еще не остыл.
   - Нет, ты не Наполеон, - укоризненно покачал  головой  капитан,  -  у
тебя все замашки Македонского.
   - Красиво. Какие  стихи  рождаются,  -  вдруг  мечтательно  протянула
Центральная. - А если, скажем, так:
   Гордиев узел развязать непросто,
   Но если меч у вас наточен остро,
   Вам повезло...
   - Кому повезло, дура, - подала голос Левая, - нас сейчас  на  полоски
резать будут.
   - За что? - искренне удивилась Центральная.
   - За папу, бестолочь. - прошипела Правая. - Память отшибло?  Кто  его
скушать хотел?
   - Кощей.
   - А разве не ты?
   - Не я.
   - А за что мы тебе морду били?
   - Вы мне? Ха-ха...
   Головы сделали рывок по направлению друг к другу  и  затянули  шейный
узел еще туже.
   - Какой темперамент! - покачал головой Илья. -  Я  вас,  пожалуй,  не
буду распутывать, не то опять передеретесь.
   - Папа, спасай! - просипела Левая. - Дышать нечем.
   - А буянить больше не будете?
   - Мы больше не будем, - с натугой прошелестели головы.
   - Попробую поверить. Так... ты морду назад...  да  не  ты,  а  та,  у
которой фингал под правым глазом... Хорошо...  А  теперь  ты,  бард  наш
посадский, ныряй в ту петлю... Отлично...
   Не прошло и двух минут, как драконьи морды вздохнули  с  облегчением,
покачиваясь на длинных шеях.
 
*** 
 
   - Ну миленькое, ну что тебе стоит? Прости ты дурня  старого,  мужлана
неотесанного. Позволь хоть одним глазком глянуть, что в посаде делается.
-  Василиса  нежно  поглаживала  зеркальце.  -  Сердце  мое  изболелося,
исстрадалося.  -  На  зеркальце  упала   первая   слезинка.   Стеклянная
позерхность нервно вздрогнула.
   - Ну разве что одним глазком, - неуверенно пробормотало оно.
   - Одним, одним, - обрадовалась  медведица,  торопливо  вытирая  слезы
мохнатой лапой. Зеркальная гладь пошла голубыми волнами, и перед глазами
Василисы появилась сердитая физиономия Чебурашки, яростно колошматившего
черпаком по драконьим мордам.
   - Ах, - всплеснула  лапами  пораженная  Василиса,  -  Чебурашка...  -
Зеркальце отлетело в сторону. - Какая битва! Какой героизм!
   - Ну все! - послышалось из кустов. - Последняя трансляция. Больше  не
заикайся и не канючь. Точка!
 
10 
 
   - Ты пойми, Горыныч, рифма - это  еще  не  все.  Главное  -  смысл  и
вдохновение, которое связывает смысл с рифмой.
   Илья расхаживал по крыльцу и отчаянно импровизировал. В поэзии он был
полный ноль, однако положение обязывало. Горыныч слушал затаив  дыхание.
Случайно  открывшуюся   тайную   страсть   Центральной   капитан   решил
использовать в своих целях. Задача, которая стояла перед ним,  была  под
силу разве лишь опытному дипломату. Первое:  обеспечить  себе  спокойную
ночь в этой дикой компании, дабы наконец-то отоспаться. И  не  в  пьяном
угаре, а  нормальным,  трезвым  человеческим  сном.  Второе:  обеспечить
охрану этого самого сна и утилизировать  "эликсир",  который  на  глазах
начал портить представителей сказочного царства.  В  выгребную  яму  его
отправлять было нельзя. Не  так  поймут.  Понимая,  что  Горыныч  натура
непредсказуемая, капитан решил направить его  энергию  в  мирное  русло.
Объединив эти  задачи,  Илья  быстро  нашел  решение  и  теперь  успешно
претворял его в жизнь. За  Чебурашку  и  Никиту  Авдеевича  он  был  уже
относительно спокоен. Они мирно посапывали на широкой лавке в горнице и,
скорее всего, проспят там до утра.
   - Но вдохновение - дама капризная, -  продолжил  он  свою  лекцию,  -
вечно в облаках витает. Лови там ее, птичку вольную...
   - Споймаем, будь спок. - У нас, чай, крылья  поболе,  чем  у  нее,  -
заверила Илью Центральная.
   - Э нет! Вдохновение штука тонкая, нежная, эфемерная, можно  сказать.
Ее голыми руками не возьмешь.
   - Че, укусить может? - полюбопытствовала Правая.
   - Кто? - не понял Илья.
   - Ну, эта... как ее... вдохновление...
   - А-а-а... в  принципе  может...  если,  конечно,  на  стрелке  базар
фильтровать не будешь.
   - Какой ты умный, - потрясение прошептала Центральная, - какие  слова
диковинные знаешь...
   - А что такое стрелка? - заинтересовалась Левая.
   - Я уже местным браткам растолковывал, - отмахнулся  Илья,  -  у  них
спросишь.
   - Это какие братки? - ревниво насторожилась Левая.
   - Да есть тут на болоте одна троица мохнатая.
   - Черти? - догадалась Центральная.
   - Угу, - подтвердил догадку Илья.  -  Но  мы  отвлеклись.  Речь-то  о
вдохновении шла. Как его поймать!
   - Как? - хором вопросили головы.  Похоже,  этот  вопрос  волновал  не
только Центральную.
   - Элементарно просто. Как утверждают лучшие меди... э-э-э...  ведуны,
вдохновение приходит, когда корка от подкорки отделяется.
   - Это как? - Левая положила свою морду на перила  крыльца,  чтобы  не
пропустить ни одного слова.
   - Что такое корка?
   - А подкорка?
   Посыпались вопросы с разных сторон.
   - Ну, это по-научному... по-ведунски, значит... вот это корка. - Илья
выразительно постучал по выпуклому черепу Левой. Череп отозвался  глухим
протяжным звуком.
   - Как по чему-то пустому, - удивилась Левая.
   - Гм... могло быть и хуже, - пробормотал Илья, но  внимания  на  этом
заострять не стал. - Так вот, - тоном опытного лектора продолжил он, - а
то, что ниже. - он протянул  было  руку  чтобы  еще  раз  постучать,  но
вовремя одумался, - подкорка.
   - И их надо отделять? - Правая заинтересованно хлопала глазами.
   - Надо! - решительно заявил капитан.
   - И что, отделишь и сразу стихами заговоришь? - с сомнением  спросила
Левая.
   - Запросто. Если не белым, то черным стихом  обязательно,  -  заверил
Илья, логически рассудив, что если  есть  белый  стих,  то  черный  быть
просто обязан.
   - Как их отделять? - жадно спросила Правая.  Левая  затаила  дыхание.
Технология отделения корки от подкорки волновала, похоже, как левую, так
и правую голову. Центральная ревниво посмотрела  на  них  и  высокомерно
фыркнула:
   - А мне и отделять ничего не надо. У меня все, что нужно, от рождения
отделено. В любой момент на любое слово рифму слеплю.
   Правая и Левая недобро покосились на нее.
   - Да? - притворно удивился Илья. Он почувствовал назревающий конфликт
и решил чуть-чуть осадить зазнавшуюся  Центральную.  -  Выдай  рифму  на
слово "пакля". - Приключения Незнайки он знал почти наизусть, в  детстве
это была его любимая книжка..
   Центральная закатила глаза и начала что-то тихо бормотать  про  себя.
Правая и Левая радостно захихикали.
   -  Задачка  не  для  начинающих,  -  остудил  их  пыл  Илья.   Головы
утихомирились.
   - Значит, если я их отделю, то сразу  стихами  базарить  буду?  -  на
всякий случай еще раз уточнила Левая, сгорая от нетерпения.
   - Ого! - крякнул от удивления Илья. - Не знаю, как  Правая,  но  если
твою корку отделить, то из подкорки такое  посыплется...  Но  все  равно
молодец. На лету ловишь.
   - Так как, папа? Не томи! - взмолилась Левая.
   - Очень просто. Специально для  этой  цели  умные  люди  и  придумали
эликсир. - Капитан выразительно постучал ладонью по ведру  самогонки.  -
Но  вдохновение,  как  я  уже  говорил,  дама  капризная,  не  спугните.
Принимать нужно по чуть-чуть. Все ясно?
   - Ясно! - радостно закивали Правая и  Левая.  Центральная  продолжала
что-то бормотать, тупо уставившись на луну. Илья вытащил на крыльцо  все
оставшиеся  ведра,  уверенный,  что  к  утру   Горыныч   их   непременно
утилизирует.
   - Отдохнуть не  хотите?  -  на  всякий  случай  спросил  он,  заранее
уверенный в ответе.
   - Нет-нет, - загалдели Правая и Левая, - мы тут... это... вдохновение
ловить будем. Ты, папа, иди, отдыхай. Притомился небось за  день.  А  мы
твой сон постережем, о поэзии побеседуем.
   Удовлетворенный Илья прошел в горницу,  стянул  с  себя  гимнастерку,
соорудил из нее что-то отдаленно напоминающее подушку и завалился спать.
***
 
   Кощей, несмотря на солидный возраст (Бессмертный  все-таки),  никогда
раньше не страдал бессонницей и отсутствием аппетита. Пока  не  вернулся
Иван-дурак. Первой ласточкой надвигающейся беды  был  факт  дезертирства
Соловья-разбойника, рванувшего в родные Муромские леса, и  миссионерская
деятельность  Лиха  Одноглазого,  возомнившего  себя  Парацельсом.   Это
заставило Кощея пойти на малоприятную сделку  с  Люцифером,  беспардонно
облапошившим Его Бессмертие. Правда, кто кого надул, еще вопрос!  Не  на
того напал! Кощей засмеялся сухим  старческим  смешком,  ехидно  потирая
руки.
   - Когда-нибудь ты заглянешь в свою канцелярию, - погрозил он  пальцем
в пространство, - и очень удивишься!
   Дело в том, что, как утверждала Кощеева мама, души  у  него  нет,  не
было и не будет, если он, к своему несчастью,  пошел  в  папу,  который,
скотина  такая...  Дальше,  как  правило,   Кощеева   мама   разражалась
пространной тирадой, пересыпанной кучей непонятных слов, отчего личность
таинственного папы, которого Кощей так никогда и не увидел на протяжении
всей своей очень и очень длинной жизни, была овеяна  ореолом  романтики.
Маленький Кощей тогда раз и навсегда решил  для  себя,  что  он  вылитый
папа,  хотя  факт  отсутствия  души  почему-то  тщательно   скрывал   от
окружающих. А раз так, то и взять с него  Люциферу  будет  нечего.  Хуже
другое. Посад Василисы превратился в болото, в котором тонули его лучшие
кадры и наемная сила. Перед глазами Кощея  до  сих  пор  стояла  картина
взбесившейся своры чертей, пытающихся подцепить его на рога.
   - Перевербовал, гад, - мрачно прошептал Кощей, вспоминая эту сцену. -
И чем это он их подкупил? - Кощей зябко передернул плечами и, не вставая
с кресла, помешал кочергой тлеющие угли. К старости он стал  мерзляв,  и
даже в самое жаркое время года камин здесь всегда горел. По сравнению  с
тронным залом обстановка в малом зале  была  более  скромная,  но  очень
уютная. Живопись была представлена  одним-единственным  полотном.  Кощей
Бессмертный верхом на Змее  Горыныче  совершает  облет  своих  владений.
Далеко внизу смерды падают  ниц,  трепеща  от  одного  только  вида  Его
Бессмертия. Кощей тяжело вздохнул, сполз с кресла и подошел  к  картине.
Где оно, былое величие? Слуги стали дерзки, а смерды нет-нет да начинают
зубы показывать.
   - Вся надежа на тебя, Горыныч, - прошептал он, нажимая едва  заметный
бугорок на стене под полотном.
   Картина плавно скользнула  в  сторону,  открывая  нишу,  заставленную
изящными кувшинчиками, амфорами и бутылочками. Небрежно отодвинув  рюмку
в сторону, Кощей доверху наполнил бокал,  украшенный  монограммой  "КБ",
рубиновой жидкостью из пузатой бутылки. Медовуху он не признавал, считая
ее напитком варваров, а из заморских вин предпочитал ароматную,  шипучую
выжимку  хмельных  ягод  его  далекой  родины.  Самые  ценные  сорта   с
виноградников  провинции  Бурда  стояли  отдельно  в  бутылках  толстого
темно-зеленого  стекла.  Как  правило,  содержимое  этих  бутылок  Кощей
смаковал из своей миниатюрной рюмочки, закатив глаза от наслаждения. Но,
когда на него накатывала депрессия, как, например, сейчас,  он  принимал
только рыльское или борзенское. Осушив бокал, Бессмертный тут  же  налил
второй, докостылял  с  ним  до  кресла  и  стал  ждать  эффекта.  Обычно
борзенское быстро поправляло настроение, но в эту ночь даже хмель не мог
заглушить тревогу.  Кощея  мучили  дурные  предчувствия.  Иван  ведь  не
сокрушал силой своих врагов-недругов, как три года  назад.  Нет,  он  их
умудрялся делать своими союзниками. А что, если Горыныч тоже... Одна эта
мысль заставила передернуться. Борзенское плеснулось на колени.
   - Надо же, какие ночи холодные, - громко  сказал  Кощей,  старательно
делая вид, что просто озяб.
   - Хочешь, согрею?
   Маленькая огненная ящерка игралась в камине угольками.
   - Саламандра! - обрадованно заорал Кощей. -  И  как  это  я  забыл  о
тебе?
   - Обо мне всегда забывают... п