руках миссис Салливэн  несла  зеленый  пластиковый  пакет  с  нарисованной
рожицей и надписью "Желаем хорошо провести день".
     - Привет, Энджела, - отрывисто сказала она.
     - Привет, миссис Салливэн. - Энджела  изобразила  веселье.  С  миссис
Салливэн, которая была склонна  держаться  строго,  это  всегда  помогало.
Затаив дыхание, она  ждала,  чтобы  домработница  заметила  груду  грязных
тарелок, и гадала, не нарочно ли Шон устроил так, чтобы не  присутствовать
на этой очной ставке.
     - Вижу, вы тут устроили вечеринку, - многозначительно заметила миссис
Салливэн, бросив взгляд на раковину. Ее бостонский говор еще сохранял  еле
заметную ирландскую напевность. Она повесила пакет на ручку двери  подвала
и надела передник с  оборочками.  -  Много  подарков  надарили?  -  Миссис
Салливэн налила себе кофе.
     - Два, - ответила Энджела, начиная на всякий случай составлять список
имен для девочки.
     - Два? - Миссис Салливэн явно была шокирована.  Она  ткнула  сигарету
под струю холодной воды и выбросила в помойное ведро.
     - Мы всем велели не беспокоиться.
     Миссис Салливэн гремела и лязгала под раковиной, пока не нашла  новую
бутылку жидкого мыла.
     - А что такого? - ощетинилась она. - Это же свадьба была, не абы что?
- От нарушения традиции ей было не по себе.
     - Понимаете, нам показалось, что это не  особенно  важно.  -  Энджела
выражалась туманно, предпочитая не  оказываться  втянутой  в  дискуссию  о
своих угрызениях совести  из-за  того,  что  выманивает  у  старых  друзей
подарки под предлогом вступления в брак, который  (во  всяком  случае,  по
оценке самой Энджелы) в  сущности  был  женитьбой  по  необходимости.  Она
знала, что миссис Салливэн никогда ее не  поймет.  Ее  Энджела  во  многих
отношениях считала заместительницей своей матери. Уровень образования этих
двух женщин не был одинаковым, но Энджела чувствовала, что в глубине  души
и мать, и миссис Салливэн разделяли одни и те же убеждения и, возможно, на
многое смотрели одинаково.
     Домработницей Энджела с Шоном обзавелись после того, как  стали  жить
вместе. Сперва она называла Энджелу "миссис Киттредж". Шон быстро поправил
ее. Хотя миссис Салливэн ничего не сказала, Энджела чувствовала,  что  она
не одобряет подобный союз. Но с годами они  привыкли  к  угрюмости  миссис
Салливэн, домработница же доказала, что заслуживает доверия и на нее можно
положиться.  Если  она  и  продолжала  неодобрительно  относиться   к   их
совместному  проживанию,  это  превратилось,  по  выражению  Шона,  из  их
проблемы в ее. Ну да все равно, с этих пор досадовать ей стало не на  что.
Брак оставался браком -  со  свадебными  подарками  или  без  них.  Миссис
Салливэн следовало выдумать себе другую причину для беспокойства.
     - Где нынче Перышко? -  вдруг  спросила  миссис  Салливэн,  отскребая
ножом с тарелки пригоревшую лазанью.
     Энджела объяснила странное положение дел. Потом вспомнила про  дохлую
крысу в подвале. Она собиралась попросить  миссис  Салливэн  "махнуть  там
веником", но сейчас момент был определенно неподходящим.
     Миссис Салливэн вытерла руки.
     - Сегодня я собираюсь уйти пораньше, - предупредила  она,  подошла  к
холодильнику и заглянула внутрь. - А надо еще разморозить холодильник.
     Энджела подняла глаза от своего списка. У  нее  было  пять  имен  для
мальчика и три - для девочки.
     - Еще остался торт, - сказала она. - Угощайтесь на здоровье. А  здесь
- сырный соус.
     И вспомнила про взятку. Уотерфордская пепельница. Она налила себе еще
кофе и пошла за ней.
     Пепельница была в кабинете, в сооруженной Шоном из шкафа проекционной
будке.  Она  лежала  на  полке,  завернутая  в  тряпочку.  Когда   Энджела
возвращалась с ней в кухню, зазвонил  телефон.  Черил.  Голос  у  нее  был
странный.
     - Ты уже слышала?
     - Нет, а что? - спросила Энджела.
     - Ничего хорошего.
     - Да в чем дело?
     - Вчера вечером Фиона и Джерри попали в аварию. Их машина разбилась.
     Энджела ждала продолжения.
     - Черил? - наконец спросила она. Душа ушла в пятки. - Что случилось?
     - Фиона погибла.
     Энджела ахнула и выронила пепельницу.
     Черил пояснила. Машину вел Джерри. Он потерял управление и врезался в
дерево. У него множественные переломы, но он жив.  Фионе  повезло  меньше.
Сломана шея. Тело сильно изуродовано. Дорогая машина превратилась в полную
развалину. Ее расплющило, как яичную скорлупку.
     Ошеломленная,  потрясенная  и  испуганная  Энджела   дрожащей   рукой
положила трубку. Все. Конец. Бац.
     Сдерживая рыдания, она побежала  наверх.  Шон  брился  в  ванной.  Он
изумленно уставился на нее.
     - Фиона погибла, - всхлипнула Энджела.
     Он медленно опустил бритву.
     - Что случилось?
     Энджела не смогла ответить - ее душили слезы. Она  все  время  видела
Фиону  живой:  вот  она  болтает,  вот  смеется,  вот  отпускает  шуточки,
дурачится. Из всех знакомых Энджелы Фиона была самой бодрой, самой  полной
жизни.
     Шон обнял ее, крепко прижал к себе  и  осторожно  покачивал  в  своих
объятиях, пока тело Энджелы не перестало сотрясаться  от  раздиравших  его
судорожных всхлипов.
     В дверь спальни легонько постучали. На  пороге  стояла  Иви  Кейси  в
розовом клетчатом халате. Шон объяснил ей, что случилось. Иви обняла дочь,
утешая ее, и Энджела почувствовала, что благодарна матери за  то,  что  та
здесь. Они поговорили о Фионе. Энджела винила себя. Если бы она (или  Шон)
повели себя с Джерри решительнее,  ничего  бы  не  произошло.  Часть  вины
лежала и на них. Шон осторожно возражал. Иви тоже.  Энджеле  не  следовало
винить себя. Джерри  с  Фионой  были  взрослыми  людьми,  хозяевами  своей
судьбы. Однако переубедить Энджелу было невозможно.
     Снизу донесся едва слышный звук бьющейся глиняной посуды.
     - Что еще? - сказала Иви.
     - Я схожу, - отозвался Шон.
     На пороге гостиной он встретил миссис Салливэн, выносившую  в  подоле
фартука осколки фарфора.
     - Вазу уронила, - грубовато сообщила она.
     Шон заметил, что миссис Салливэн  вглядывается  в  него  со  странным
выражением: взгляд был наполовину обвиняющим,  наполовину  подозрительным,
словно Шон по непонятным причинам был виноват в неприятном происшествии. У
него мелькнула недоуменная мысль: уж не нашла ли экономка тайник в  Библии
с вырезанными страницами. Но нет, такого быть не могло. Библия  стояла  на
верхней полке книжного шкафа в кабинете.
     - Которую? - спросил он.
     - Ту, с каминной полки. Надеюсь, она была недорогая.
     "Черт, рыжий кувшин!" - сердито подумал Шон. Кувшин был старинным,  а
таких вещей в  их  доме  насчитывалось  очень  немного.  Миссис  Салливэн,
конечно, знала, что выбрать. Ну, может быть, его еще можно  было  склеить.
Однако сейчас Шону было о чем подумать кроме кувшина.
     - Ага... ну, ничего страшного, не тревожьтесь, - сказал  он  и  снова
пошел вверх по лестнице. - Бывает.
     Они пообедали в кафе "У Джимми", втиснувшись в узкую кабинку. Энджела
с несчастным видом ковыряла  салат  из  омаров  и  наблюдала  за  волнами,
плескавшимися у свай причала. Шон с Иви пытались поддерживать беседу.  Иви
говорила о хождении по магазинам и тех скучных, но неизбежных делах, какие
ждали ее в Вашингтоне. Шон  рассказал  Иви  о  фильме.  Время  от  времени
вставляла словечко и Энджела  -  когда  чувствовала,  что  это  совершенно
необходимо.
     Перед тем, как сесть в поезд, Иви расцеловала  обоих  и  пожелала  им
счастья. Сжав руку Энджелы, она пристально, сочувственно заглянула  дочери
в глаза.
     - Ты уверена, что не хочешь, чтобы я осталась еще на несколько дней?
     Энджела тряхнула головой: все будет хорошо. Теперь у нее есть Шон.
     - Ты заметил, что все все время желают нам счастья? - прошептала она,
когда поезд тронулся.
     - Так принято, - сухо отозвался Шон.
     Они поехали к реке и вышли  из  машины.  До  посещения  больницы  еще
оставалось полчаса. Облокотившись на  парапет,  они  следили  за  цепочкой
бегунов, которые тяжелыми скачками пробежали по другому берегу и пересекли
Харвардский мост.
     Поговорили, купить ли цветов для Джерри,  или  нет.  Снова  традиция.
Больницы и цветы. Одно сопутствует другому. Решили не покупать.
     - Тогда что же? - вздохнула Энджела. - Книжки? Журналы?
     Вероятно, в больнице их было хоть отбавляй.
     Тем не менее, Шон набрал с  газетного  стенда  целую  кипу:  "Таймс",
"Ньюсуик", "Сайэнтифик Эмерикэн". Прихватил он и "Плэйбой", но в последнюю
минуту поменял его на "Иллюстрированный спортивный журнал". Энджела купила
пакет спелых персиков.
     Джерри лежал на двенадцатом этаже "Грэй Билдинг", Серого корпуса.
     Пока сестра в столе  справок  объясняла  дорогу  другому  посетителю,
Энджела оглядела сутулившихся на пластиковых диванчиках редких посетителей
- нет ли среди них знакомых. Маленький мальчик, которого  привела  полная,
казавшаяся усталой девочка-подросток с  шинами  на  зубах,  лизал  зеленый
леденец  на  палочке.  Две  пожилые  женщины  тихо  переговаривались,  как
показалось Энджеле,  то  ли  по-русски,  то  ли  по-польски.  Бритоголовый
мужчина положил ноги на стол и словно бы погрузился в  глубокий  сон.  Она
соображала, что бы  такое  сказать  Джерри,  и  вдруг  заметила  небольшую
группу, направлявшуюся по коридору к лифту. Энджела узнала мать  Джерри  -
миниатюрную,  темноволосую,  с  желтоватым  лицом  и  обведенными  темными
кругами, измученными глазами. Несмотря на теплый день, она была  в  черном
пальто. Рядом с ней шел брат Джерри,  Фрэнк,  с  которым  Энджела  однажды
познакомилась. Черные глаза, густые, как у Джерри, брови... но  Фрэнк  был
выше ростом, грузнее. Это от него они  узнали,  в  какой  именно  больнице
лежит Джерри. Их сопровождал врач в белом халате,  с  блокнотом,  и  серый
человечек - седые волосы, серый костюм.  Энджела  поймала  себя  на  мысли
"серый человечек в Сером корпусе".
     - Надо сказать спасибо, что он еще  жив,  -  услышала  Энджела  голос
матери Джерри, когда та проходила мимо них. Женщина  заметила  пристальный
взгляд Энджелы и кивнула, в глазах промелькнуло  недоуменное  выражение  -
она пыталась соотнести лицо с именем. Вспомнить, кто это, она не успела  -
приехал лифт, и они исчезли в нем, а врач,  сверяясь  с  блокнотом,  пошел
обратно.
     В палате стояли две койки. Одна была свободна, другую занимал Джерри.
     Увидев его, Энджела беззвучно ахнула. Она немедленно поняла,  что  их
покупки были совершенно напрасны.
     Джерри лежал на вытяжке, почти наглухо упакованный в гипс.  Виднелось
лишь пятно покрытого швами и коркой запекшейся крови лица. Открытые  глаза
казались пустыми, стеклянными. Позже они узнали, что  Джерри  было  трудно
закрывать их - мышцы век оказались временно парализованы. Когда Энджела  с
Шоном вошли, взгляд Джерри на мгновение обратился к ним, потом вернулся  к
экрану  укрепленного  на  противоположной  стене  телевизора.   Показывали
телевикторину.
     Чтобы скрыть  потрясение,  вызванное  видом  Джерри,  Энджела  быстро
огляделась. За окном  она  мельком  увидела  Сорроу-драйв,  реку  и  купол
планетария.
     Она молча устроилась у кровати, пододвинув сделанный из металлических
трубок стул, который уже стоял там. Шон подтащил от стены другой.
     Энджела вгляделась в лежавшего на кровати человека.
     И приподняла пакет с персиками, чтобы он мог его осмотреть.
     - Мы принесли тебе персики, - начала она.
     Взгляд Джерри ненадолго задержался на пакете.
     Снова воцарилось молчание.
     - Ну, и как ты? - неловко спросил Шон.
     Пауза. "Словно звонок с другого континента или послание  с  луны",  -
подумала Энджела.
     - Классно. - Невнятное бормотание.
     - Как ты себя чувствуешь? - едва слышно проговорила она.
     Джерри только смотрел на нее полными боли глазами.
     Энджела смущенно опустила взгляд.
     - Прости. Дурацкий вопрос.
     Шон вздохнул и неловко поерзал на стуле.
     - Мы можем что-нибудь сделать?
     Глаза Джерри метнулись  к  экрану  телевизора.  Молодая,  хорошенькая
женщина обнимала своего партнера, а вокруг вспыхивали знаки доллара.
     - Ага, - пробормотал он. - Видишь вон то окно? Подвези меня к нему  и
столкни вниз.
     Энджела нежно положила ладонь на единственную доступную взгляду  руку
Джерри. Тот взглянул на нее. Теперь у  него  в  глазах  стояли  слезы.  Он
шевельнул губами:
     - Я убил ее. Я ее убил.
     Энджела осторожно погладила его по руке.
     - Джерри, не надо...
     - Я убил ее, - повторил он. - Моя вина. -  Говорил  Джерри  невнятно,
словно язык был слишком велик для его рта.
     Он помолчал, умоляюще глядя на них. Наконец ему удалось выговорить:
     - Пожалуйста, выключите эту штуку.
     Шон быстро подошел к телевизору и выключил его.
     - Приходила полиция, - просипел Джерри  и  издал  какой-то  каркающий
звук - возможно, это был смешок. - Но Фрэнк достал адвоката.  Он  говорит,
нет свидетелей - нет обвинения.
     Энджела вспомнила серого человечка.
     - Они хотят знать, как это случилось. - Голос Джерри  ослаб,  на  лбу
выступили бисеринки пота. - Я не смог им рассказать. Не смог объяснить.
     Шон нагнулся к нему.
     - Ты не знаешь?
     - Я не могу вспомнить.
     Энджела подсунула пальцы правой руки под себя и вспомнила, что сказал
брат Джерри по телефону. Пока что у Джерри были неполадки  с  памятью,  но
врачи уверяли, что с течением времени все восстановится.
     Джерри  открыл  рот,  и  Энджела  наклонилась  поближе,  чтобы  лучше
слышать. Но теперь слова были едва  различимы.  Джерри  заплакал,  трясясь
всем телом, словно оно было из  студня,  и  вдруг,  во  внезапной  вспышке
энергии, напрягся и заметался в своих доспехах из стороны в сторону, будто
хотел сброситься с кровати.
     Шон подбежал к двери, крича: "Сестра!", а Энджела  пыталась  удержать
обезумевшего от горя Джерри и не дать ему навредить себе еще больше.
     Из   коридора,   стараясь   не   попасться   в    путаницу    кабелей
кардиологических мониторов, прибежала в сопровождении  санитара  сестра  и
дала успокоительное. Что-то бормоча, Джерри  забылся  наркотическим  сном.
Медсестра повернулась к Шону и Энджеле.
     - Я думаю, вам лучше уйти.
     Когда истертые двери  лифта  с  шорохом  закрылись,  Энджела  сделала
несколько глубоких вдохов. Внутри она чувствовала холод и пустоту,  словно
какая-то ее часть умерла вместе с Фионой.
     - Наверное, он прав, - ошеломленно сказала она.
     - В чем? - В свете  флюоресцентных  ламп  загорелое  лицо  Шона  было
зеленым.
     - В том, что он виноват.
     Шон нахмурился.
     - Может, если бы он так  не  набрался,  ничего  бы  не  случилось,  -
продолжала она.
     - Мы этого точно не знаем.
     Но Энджела знала. Так ей подсказывало чутье.
     - Хочешь увидеть его за решеткой? В довершение  всего  остального?  -
огрызнулся Шон.
     Энджела вздохнула. Головная боль  вернулась  и  с  новой  свирепостью
колотила изнутри по черепу, словно мозг Энджелы просился наружу,  подальше
отсюда, подальше от больниц и смертей, от чувства вины и от боли. Она  его
не винила. К тому же ее тревожила непонятная  фраза,  которую  все  шептал
Джерри, пока не подействовало успокоительное. Что-то о руке Фионы.
     Похороны назначили на полдень  тринадцатого  августа.  Позвонил  брат
Джерри. Он сказал: кладбище Роузмед, Белмонт.
     Они решили  не  ходить  на  заупокойную  службу  и  придти  прямо  на
кладбище.
     Энджела откопала в недрах шкафа темно-синее платье.  Платье  казалось
почти черным и не шло ей. Она надевала его  раз  или  два  на  официальные
обеды. Шон надел черный галстук. Перед уходом  Энджела  приняла  последнюю
таблетку с кодеином.
     У ворот кладбища к опущенному окошку  их  машины  подошел  мужчина  в
униформе и показал, куда ехать. На дорожке, рядом с тем местом, где должны
были хоронить Фиону, выстроилась цепочка из  нескольких  автомобилей.  Шон
поставил "пинто" Энджелы последним в ряду. В машине, стоявшей перед  ними,
Энджела узнала коричневый двухместный мерседес Черил.
     Она взяла Шона под руку, и они прошли по жесткой траве к могиле.
     Шон вдруг остановился и сжал руку Энджелы.
     - Погляди, кто там, - прошептал он.
     Сначала она подумала,  что  он  говорит  о  ком-то  из  пришедших  на
похороны, но вместо того  Шон  указал  на  высокую  статую,  возвышавшуюся
неподалеку на полутораметровом постаменте. Фигура  в  одеянии  клирика,  в
митре, с  увенчанным  крестом  посохом.  Энджела  подошла  поближе,  чтобы
прочесть латинские буквы на пьедестале:

                            ПАТРИК, АРХИЕПИСКОП
                   ПЕРВЫЙ ПРИМАС И ПЕРВОАПОСТОЛ ИРЛАНДИИ

     Она нагнулась, чтобы прочесть под этой надписью более  мелкие  буквы.
Кто-то выпустил на них струю краски из аэрозольного баллончика,  но  слова
еще можно было разобрать. Энджела шепотом повторила  их,  гадая,  что  они
означают:
     "Как рассеивается дым, Ты рассей их".
     Она подняла  голову,  заглянула  статуе  в  лицо  и  обнаружила,  что
запечатленное  на  нем  скульптором  выражение  привлекло   ее   внимание.
Нахмуренные брови, суровый рот дышали властностью и справедливостью, и все
же в глазах непонятным образом таились любовь и сострадание.
     Шон нетерпеливо тянул ее за руку.
     - Пойдем, - поторопил он.
     Они поспешно присоединились к собравшейся у могилы небольшой группе.
     Теперь  их  окружали  пустые,  неопределенные,  неулыбающиеся   лица.
Кое-где - слезы. Кое-где - завуалированное смущение. Энджела узнала одного
или двух коллег Фионы, мужчину и женщину, с которыми Фиона и Джерри делили
контору. Она поглядела на могилу:  мягкая  трава  из  стружки,  призванная
скрыть свежевыкопанную землю, выстроенные в два ряда складные  стулья,  на
подставках - несколько букетов поникших цветов. Неподалеку Энджела увидела
Черил, которая разговаривала с  какой-то  парой.  Черил  была  в  шикарном
черном платье и темных очках. Энджела пожалела,  что  не  захватила  свои.
Заметив их, Черил подошла.
     Пока подъезжал катафалк, они коротко, вполголоса переговаривались  на
отвлеченные темы. Следом за катафалком ехал черный лимузин. Из него  вышли
трое: мать, брат и отец Джерри - он шел, опираясь  на  белую  трость.  Оба
мужчины были в темных костюмах. Энджела заметила, что на миссис  Стейнберг
то же черное пальто, что и в больнице.
     Трое мужчин в черной форменной одежде прикатили от катафалка к могиле
закрытый  гроб.  Энджела  увидела,  что  он   был   сделан   из   простого
полированного дерева, с латунными ручками.
     Садиться на стулья никто не хотел. Наконец удалось убедить нескольких
женщин. Энджела села в первом ряду с краю, рядом с Черил. В  сопровождении
бледного молодого  человека,  псаломщика,  появился  высокий  священник  в
очках. Псаломщик нащупал что-то внутри прикрепленной  неподалеку  к  стене
готического строения металлической коробке размером со шкафчик,  и  воздух
неожиданно заполнила музыка - слащавый электронный  перезвон,  напомнивший
Энджеле универмаг в  канун  Рождества.  Только  играли  не  "Колокольчики,
звените", а гимн, который был ей знаком с той  поры,  как  она  училась  в
монастырской школе ("Aeterne Rex"... или "Vexilla Regis"?). Гроб втолкнули
на место, и помощник священника новым  касанием  руки  оборвал  музыку  на
середине. Священник начал читать по книге  в  красной  обложке  похоронную
службу. Помощник и один или двое скорбящих  отвечали.  Стейнберги  сидели,
неподвижно глядя на гроб. Энджела уставилась себе в колени, пытаясь думать
о другом. О своем нерожденном ребенке, о фильме, о пробравшейся  в  волосы
матери седине, о первой встрече с Шоном, о  первом  школьном  свидании,  о
рецептах любимых кушаний, о взлетевших ценах на золото,  о  копошащихся  в
пыли голубях  -  о  чем  угодно,  кроме  подруги,  которая  лежала  внутри
уродливого деревянного ящика, собранная в морге по  кусочкам,