сеанс  к  половине
девятого и вернемся домой до полуночи, - сказал он.
     Энджела обернулась и посмотрела на камень.
     - Джерри сказал, что в тот вечер забрал его с собой.
     - Он сказал, что думал, будто  забрал  его,  -  откликнулся  Шон,  не
поднимая глаз.
     - Думал?
     - Ну, он же явно не сделал этого,  правда?  Если  помнишь,  он  тогда
здорово набрался. А потом, ты же видишь, что у него теперь с памятью.
     Молчание.
     Внезапно осознав странное настроение Энджелы, Шон отложил газету.
     - Что ты пытаешься сказать, Энджи?
     Она закусила губу и прошептала:
     - Не знаю. Точно не  знаю.  -  Она  на  мгновение  задумалась,  потом
заставила себя  раскрыть  рот  и  сказать:  -  Нет,  знаю.  Он  все  время
возвращается. Камень все время возвращается.
     И пристально взглянула в непонимающие глаза Шона.
     - В Ирландии я его выбросила. А когда  проходила  таможню,  он  опять
оказался в моей сумке. В тот вечер, когда мы устроили вечеринку, Джерри  с
Фионой забрали его с собой. А позже он снова лежал на полке как ни  в  чем
не бывало.
     Теперь уже Шон  смотрел  на  Энджелу  с  непонятным  выражением.  Без
злости. Странно. Со смесью удивления, сочувствия и тревоги.
     - Ты серьезно?
     - Конечно, серьезно.
     - Ты должна рассказать это Черил. Для ее следующей книги.
     - Ты мне не веришь, да?
     - Ты серьезно.
     - Миссис Салливэн сказала, что это опасный камень.
     - Миссис Салливэн?
     Энджела кивнула.
     - Опасный?
     - Ну... приносит несчастье.
     - И ты туда же? - Теперь глаза Шона переполняло недоверие.
     - Я старалась не соглашаться. Но, по-моему, согласна с ней. Теперь.
     - И все потому, что Джерри думает, будто в тот  вечер  забрал  его  с
собой?
     - И поэтому, и из-за того, что с тех пор творилось вокруг нас.  Из-за
Фионы. Из-за миссис Салливэн. Из-за Перышка.
     - И в этом тоже виноват камень?
     Энджела кивнула.
     - О Господи. - Шон недоуменно покачал головой.
     - Ну, признай, Шон. Довольно много смертей для одного дома, разве  не
так? - настаивала она.
     Он весело рассмеялся.
     - Совпадение, детка, совпадение. "Длинная рука". Сама знаешь.
     - Прости. Можешь называть это, как угодно. Факты все  равно  остаются
фактами.
     Шон прочесал пятерней свою шевелюру.
     - Ищешь виноватого, так, что ли?
     - Козла отпущения?
     - И миссис Салливэн подсказала тебе идеальный  выход.  Камень.  -  Он
ткнул  пальцем  в  сторону  каминной  полки.  -  Вот  лежит  причина  всех
несчастий.
     Энджела поморщилась. Рассудительность Шона приводила ее в ярость.
     - Я знаю, что это звучит безумно. Но вдруг она знала что-то, чего  не
знаем мы? Маккей говорил, что вещи вроде  этого  камня  обычно  держали  в
церквях, под замком, чтобы они не натворили бед.
     Шон остро глянул на нее.
     - Маккей сказал, что верит в это?
     - Нет, - уступила она. - Он сказал, что это народное поверье.
     - Как раз для людей вроде миссис Салливэн.
     - Господи, ну почему ты всегда настроен так  скептически?  -  Энджела
сердито отвернулась, но Шон схватил ее за руку.
     - Энджела, прислушайся на минуту к своим словам.
     - Я знаю, что это звучит безумно, но ведь  и  жизнь  иногда  сплошное
безумие!
     Она с непреклонным видом уселась в кресло. Шон бросился  на  диван  и
некоторое время разглядывал ее, размышляя.
     - Ладно, - с вызовом сказал он,  -  допустим  -  на  секунду!  -  что
сказанное тобой соответствует действительности. Камень приносит несчастье.
Тогда почему это не затрагивает нас?
     - То есть как - не затрагивает?
     - Почему все беды случаются с другими - с Фионой, с миссис  Салливэн,
с кем угодно, только не с нами?
     Энджела подумала, вздохнула.
     - Не знаю, - пасмурно проговорила она.
     - Если подумать, так мне кажется, что в последние  несколько  месяцев
нам здорово везло. Учитывая все обстоятельства.
     - Я знаю.
     - Энджи, я не пытаюсь застращать тебя. Мне просто противно  смотреть,
как ты изводишь себя такой чушью.
     - Тогда кто положил этот камень назад в мою сумку?
     - Почем я знаю? Может быть, ты сама.
     - Я? - Энджела была потрясена.
     Он кивнул.
     Она вскочила и принялась сердито расхаживать по комнате.
     - Ладно, значит, у меня выпадение памяти.  Ты  на  это  намекаешь?  У
меня, у Джерри... у обоих. Или, может, я лунатик? Чем не объяснение, а?  А
может, это горничная снова  незаметно  подложила  его  в  мою  сумку?  Еще
какие-нибудь притянутые за уши разумные объяснения?
     Шон рассмеялся.
     - Отлично, сдаюсь. Камень одержим злым духом.
     - Ты веришь в это?
     - Конечно, нет. Но ты, видимо, веришь.
     Энджела прекратила расхаживать.
     - Помоги мне, Шон. Мне страшно, - прошептала она.
     Он встал, подошел к ней и обнял - так обнимают испуганного ребенка.
     - Если этот камень тебя пугает,  избавься  от  него.  -  Шон  говорил
нежно, но решительно. - Я разрешаю. Обещаю тебе,  что  ничего  плохого  не
случится. Он не вернется. На дворе двадцатый век. Все будет хорошо.
     Крепко прижимая Энджелу к себе, Шон поцеловал ее в лоб.
     Снова раздался раскат грома, теперь уже ближе.
     - Да?
     Она кивнула.
     Шон выпустил ее руку и снова пошел к своим газетам.
     Через несколько минут он отправился в душ, оставив Энджелу одну.  Она
глядела в золу, на угасающее пламя.  Комната  была  полна  теней,  в  окна
ударяли резкие порывы ветра. "Может  быть,  у  меня  начинается  выпадение
памяти, - подумала она. - Может быть, я сама выудила камень из корзины для
мусора в Дублине".  Ей  приходилось  читать  о  раздвоении  личности  (это
называлось "Сибил", так, кажется?), когда половина сознания не ведает, что
творит вторая. Может быть, и она была такой. Шизоидным  субъектом...  так,
что ли?
     А может быть, Джерри вообще не брал камня с полки. Фрэнк говорил, что
он, возможно, так и не разберется с памятью.
     Но клетка для енота?
     Возможно, дело рук миссис Салливэн.
     Или это тоже сделала она сама?
     Может быть, Энджеле так и не было суждено узнать ответ.
     Но одно она знала твердо. Если в происходящем каким-то  образом  была
виновата она сама, на сей раз она собиралась убедиться наверняка.  На  сей
раз она собиралась сделать так, чтобы ни ей самой, ни кому-либо другому не
удалось бы вернуть камень обратно.
     Она подошла к полке, взяла с нее  камень  и  с  порога  черного  хода
вгляделась в сгущавшиеся сумерки. Небо отяжелело от  грозовых  туч.  Скоро
должно было стемнеть. Прижимая камень к груди, Энджела выбежала из дома  и
пробежала через задний двор мимо того места, где лежал  в  земле  Перышко.
Вид маленького земляного холмика укрепил ее решимость. Она вбежала в  тень
деревьев. Поднимающийся ветер трепал  над  головой  поскрипывающие  ветки,
осыпавшие Энджелу темным конфетти сухих осенних  листьев.  Глухие  раскаты
грома звучали уже совсем близко.
     Она дерзко  продиралась  сквозь  заросли  дуба  и  боярышника.  Ветки
протыкали свитер, цеплялись за него, хватали за волосы.
     Энджела добралась до тропинки и снова побежала  по  хлюпающему  ковру
пропитанных влагой гниющих листьев. Одна нога утонула выше  щиколотки,  но
Энджела не остановилась. Чем дальше она убегала,  тем  тяжелее  становился
камень в ее руке и гуще - тени вокруг. Вскоре ей стало казаться,  что  она
бежит по тоннелю, светом в конце которого  был  блеск  воды  впереди  -  к
ней-то и спешила Энджела. Ее лицо овеял свежий, пахнущий  дождем  холодный
ветер с водохранилища. Ветер подстегнул ее, как обещание  помощи.  Деревья
поредели: Энджела выбралась к водохранилищу. Она подбежала к кромке воды.
     К этому моменту камень превратился в комок свинца.
     У Энджелы в голове промелькнуло, что  ей  его  не  поднять.  Рассудок
молодой женщины словно  бы  окутался  туманом  удушливого  мрака,  который
притуплял чувства и тянул руку книзу.
     Она решительно ухватила камень обеими руками и с  трудом  подняла  на
уровень глаз.
     Рот каменной головы исходил безмолвным протестующим  криком.  Энджела
чувствовала, как воля камня  (или  это  было  ее  собственное  нежелание?)
обрушивается на нее подобно мощным тяжелым  волнам,  грохочущим  о  корпус
идущего ко дну корабля.
     - Оставь нас в покое, - прошептала она. - Слышишь?
     Тут ей представилась Фиона. Она услышала шутки подруги, ее смех  -  и
внезапно обнаружила, что пронзительно орет на камень:
     - Оставь нас в покое! Ты нам не нужен! Понятно? Не нужен! Отвяжись!
     Потом Энджела размахнулась и бросила его. Далеко,  насколько  хватило
сил, на самую середину водохранилища.
     Всплеск. И камня не стало.
     В тот же  миг  сумерки  превратились  в  день:  облака  опустились  и
коснулись земли изломанной линией нестерпимого света.
     Последовавший удар грома  сотряс  землю;  раздирая  воздух,  раздавая
холмам оплеухи, заметалось эхо -  дальше,  дальше,  отражаясь  от  далеких
горных вершин, пока, наконец, не затерялось, не затихло.
     Мигом оглохшая, ослепшая,  ошеломленная  Энджела  приросла  к  месту,
стиснув кулаки и тупо, неподвижно глядя в ту точку, где только  что  исчез
камень:  там  все  шире  и  шире  расходились  кольца  ряби...   последнее
доказательство того, что он когда-то существовал.
     Потом и эта рябь пропала, растворилась, стертая крупными,  медленными
каплями дождя, и Энджела вдруг сообразила, что странная тьма,  спеленавшая
было ее мозг, исчезла столь же таинственно, как возникла. Она вновь обрела
способность ясно видеть и мыслить. Но на смену  летаргии  пришла  страшная
слабость, охватившая все ее члены. Болела и ныла каждая  косточка,  каждая
мышца, словно Энджела участвовала в  однодневном  восхождении  на  вершину
горы.
     Она с усилием пошевелилась, повернулась  и  посмотрела  на  сумрачную
дорожку, по  которой  должна  была  возвращаться.  Но  теперь  тени  стали
обычными тенями, лес больше не таил угрозу.
     Обратно Энджела шагала намеренно медленно, прислушиваясь к  шороху  и
шелесту дождя в ветвях, позволяя холодным очищающим каплям смыть последние
липкие нити страха.



                                    9

     Осенние порывистые ветры обнажили деревья. Дни стали  короче.  Ранний
заморозок погубил палисадник Энджелы. Ей почему-то было все равно.
     Утренняя дурнота стала для нее обычной.  Энджела  готовила,  убирала,
ходила по магазинам. Ей страшно хотелось сэндвичей с арахисовым  маслом  и
желе. Она раздалась. Начала вязать детские вещи.
     Однако оставалось некое  ожидание.  Дела  оказывались  брошенными  на
середине,  зависали;  телевидение   тянуло   с   ответом;   просмотр   уже
завершенного  фильма  об  Ирландии  откладывался;  о   школьном   сценарии
по-прежнему не было сказано ни слова; замена миссис Салливэн  все  еще  не
находилась.
     Шон поставил на все двери и окна новые замки.
     Доктор Спэрлинг дал Энджеле послушать  через  стетоскоп,  как  бьется
сердце ее малыша.  Тук-тук!  тук-тук!  тук-тук!  Прекрасно,  без  малейших
перебоев.  Энджела   нежно   улыбнулась   и   осторожно   погладила   свой
молочно-белый, гладкий живот... "Нас двое, - подумала она. - Не просто я и
какой-то полип, нарост на стенке матки, а дружно работающие мать  и  дитя,
единые в смысле некоего нового существа - одно  целое,  экзосистема:  я  -
снаружи, а малютка  Кристофер  (Люси)  -  в  безопасности  своего  темного
плавучего мира внутри".
     Накачав обернутую вокруг ее  руки  резиновую  манжетку  так,  что  та
запульсировала, доктор Спэрлинг спросил, отдохнула ли Энджела.
     Она смотрела на стрелку, которая подрагивала в такт току крови  в  ее
вене.
     - Сейчас я как раз была бы довольна, если бы  сроки  сдачи  материала
поджимали, - созналась она и объяснила, что до сих пор не получила  ответа
с телевидения. Ни по сценарию о школе Монтессори, ни об ирландском фильме,
что было гораздо более огорчительно.
     - Почему они так долго тянут? - пожаловалась она  Шону,  когда  позже
они шли по облетевшему лесу.
     Когда они вернулись домой, позвонил Вейнтрауб  с  ответом  на  вопрос
Энджелы. Голос в трубке звучал обиженно, смущенно, сердито. Тот человек  с
телевидения,  который  заказывал  их  документальную  ленту  об  Ирландии,
покинул организацию. Без предупреждения. Чтобы занять лучший  пост  где-то
на побережье. Теперь возникали сомнения: проявит ли преемник их  заказчика
такой же большой интерес к фильму, как и его предшественник.
     - А сценарий о школе? - встревоженно спросила Энджела.
     - Крест ставить рано, - настойчиво втолковывал Вейнтрауб. - Просто он
сейчас на дальней конфорке. И  будет  там,  пока  этот  новый  субъект  не
зачешется и не начнет принимать решения.
     Чтобы разработать образ Джуди Лэчмэн, Энджела заехала в школу.
     Джуди была разочарована, но отнеслась к этому философски.
     - Мне бы ваш дар принимать все так спокойно, - вздохнула Энджела.
     - Попробуйте с утра до вечера возиться с кучей детворы.
     Энджела засмеялась  и  огляделась.  Почти  все  дети  были  поглощены
рисованием оранжевых тыкв и черных кошек.
     Она шлепнула себя ладонью по лбу.
     - Господи Иисусе! Совсем забыла! Съезжу-ка я лучше за конфетами, пока
они еще есть в магазинах.
     Джуди проводила ее до машины.
     - На прошлый Хэллоуин мы дали жуткого маху: у нас кончились леденцы.
     Джуди хихикнула.
     - И что было? Деревья расцвели туалетной бумагой?
     - Хуже. Нам забросали яйцами стену. Весь фасад. Желтое на белом.
     - М-м. Со вкусом. Мое любимое сочетание цветов.
     Энджела рассмеялась. Она открыла  дверцу  машины  и  обнаружила,  что
медлит, вытягивая шею, чтобы разглядеть занятые игрой на детской  площадке
фигурки.
     - А где сегодня Энди? - спросила она.
     Джуди продолжала улыбаться.
     - Джонни! -  позвала  она  мальчика  в  красном  спортивном  костюме,
который карабкался на шведскую стенку. - Слезай-ка.  Ты  же  знаешь,  тебе
нельзя залезать наверх.
     И с улыбкой снова повернулась к Энджеле.
     - Энди больше нет с нами.
     Глаза Энджелы сузились. Что-то  в  тоне  Джуди...  Но  она  не  стала
допытываться.
     - О, - рассеянно сказала она, - какая досада.
     Ей представился Энди, играющий  где-то  в  другом  месте,  на  другом
школьном дворе: в Провиденс, Спрингфилд, Хэйверхилл; за горами, за долами.


     Они с Черил пообедали в городе, в ресторанчике  под  названием  "Всем
салатам  салат".  Черил  заметила,  что  вид  у  Энджелы  отсутствующий  и
встревоженный. Та в ответ рассказала о своих проблемах с телевидением.
     Черил посочувствовала.
     - Корпоративное мышление. Боятся поставить одну ногу перед другой.  И
в итоге шаркают бочком.
     От этого описания Энджела расхохоталась. Подруга всегда приводила  ее
в хорошее настроение.
     Они праздно сидели  над  крохотными  чашечками  "эспрессо",  обсуждая
данный  доктором  Спэрлингом  совет  отдохнуть.  Черил  раскрыла   золотой
портсигар, предложила Энджеле сигарету и взяла сама.
     - Как насчет вышивания? - предложила она.
     Энджела поднесла к обеим сигаретам огонек зажигалки.
     - Терпеть не могу. В вашингтонской квартире моей  мамули  все  стулья
покрыты этой пакостью.
     - Твоей или ее?
     - Ее.
     Черил хихикнула.
     - А что случилось  с  твоими  картинами?  Ты  же  когда-то  рисовала,
правда?
     Энджела нахмурилась.
     - Бросила.
     - Почему это?
     Энджела играла спиралькой лимонной кожуры.
     - Я никогда по-настоящему не чувствовала вдохновения, понимаешь?  Это
должно быть  сильнее  тебя...  призвание.  Талант,  может  быть...  -  Она
взглянула на подругу. - Но, как сказал  мне  в  день  перед  выпуском  мой
преподаватель, талант никак  не  заменит  тяжких  трудов.  -  Она  грустно
улыбнулась.
     - Может, если бы ты продала несколько картин?
     Энджела кивнула.
     - Разумеется. Это может стать стимулом.
     И стала внимательно смотреть в свою чашку.
     - Наверное, мне надо бы извлечь побольше  выгоды  из  своего  приезда
сюда. Ну,  знаешь  -  связаться  с  галереями.  Я  никогда  не  пробовала.
Некоторые студенты так делали. Наши звезды. Теперь дела у них идут  вполне
успешно.
     - Неужто я уловила нотку зависти? - поддразнила Черил.
     - Хорошо там, где нас нет, верно?
     - Да-а? А то, чем ты занимаешься сейчас, тебе не нравится?
     Энджела обдумала ответ. Она смотрела на Черил и считала, сколько  лет
знает ее. Конечно. Черил можно было довериться.
     - И да, и нет, - осторожно проговорила она.
     - Нет?
     - Наверное, когда дел полно, я не задаю себе вопросов о своей  жизни.
Но когда работа заканчивается и у меня появляется свободное время, вот как
сейчас... да ты знаешь, как это бывает.
     Черил вдохнула аромат  единственного  розового  бутона,  стоявшего  в
вазочке на столе.
     - Тебе нравится жить с Шоном, правда?
     Энджела кивнула.
     - И тебе этого достаточно?
     - Достаточно?
     - Быть частью его мира. Я хочу сказать, для  того,  чтобы  оставаться
счастливой и при деле.
     Энджела вздохнула.
     - До сих пор было достаточно. А теперь нужно готовиться  к  появлению
малыша. Я думала, что ребенок может создать  трудности,  но  мы  пообещали
друг другу, что не допустим этого. И до сих пор, кажется, все устраивалось
как надо.
     Она взглянула на Черил. Подруга внимательно наблюдала за ней. Энджела
почувствовала, что под этим испытующим взглядом сдается.
     - Ты права, - призналась она. - Наверное, иногда у меня действительно
появляется побуждение время от времени заниматься чем-нибудь своим.  Чтобы
это делала только я. Энджела. Понимаешь?
     Черил улыбнулась. Она заметила,  что  пепел  с  ее  сигареты  вот-вот
обвалится, и стряхнула его в пепельницу.
     - Конечно, понимаю. - Голос у нее был довольный.
     Энджела допила "эспрессо" и  машинально  поставила  чашку  на  место.
Потом посмотрела на подругу и усмехнулась.
     - А знаешь, ты подала мне идею.
     Черил расплылась в широкой улыбке и посигналила, чтобы принесли счет.
     - Какую же?
     Энджела потянулась к сумочке.
     - Я предпочла бы не говорить. Если я расскажу, что  это  за  идея,  у
меня пропадет охота ее осуществлять. Понимаешь?
     Черил сочувственно кивнула, потушила сигарету и как бы  между  прочим
обронила:
     - Выходит так, что среди моих знакомых есть и пара владельцев галерей
в Сохо.
     Распрощавшись с подругой, Энджела  направилась  к  месту  парковки  и
вдруг остановилась, заметив вывеску на  другой  стороне  улицы.  "Все  для
живописи". Со скидкой. Она заторопилась через дорогу, к магазину. Там  она
выбирала, пока не набрала толстый, еле умещавшийся в кулаке, пучок кистей,
к  которому  добавила  три  небольших  холста.  Потом  отобрала  несколько
акриловых красок,  главным  образом  основных  цветов,  и  добавила  более
вместительные тюбики с черной и белой красками.
     Когда девушка в кассе  сосчитала  общую  стоимость  покупок,  Энджела
поморщилась. Она не помнила, чтобы материалы были такими дорогими.  Но,  в
конце концов, прошло несколько лет.
     - Это из-за входящих в состав красок минералов, - объяснила девушка.
     Энджела не сводила глаз с разложенного на прилавке скромного набора и
спорила сама с собой. Какого лешего, решила она.  Это  мне  полезнее,  чем
сигареты. И полезла в книжку за последними чеками.
     Она вела машину и обдумывала, что напишет.  Что-нибудь  кельтское.  В
духе Книги из Келлса. Со множеством переплетений. В  качестве  справочного
материала  можно  было  бы  использовать  привезенные  из  Ирландии  и  не
раздаренные открытки.
     По-прежнему глубоко погруженная  в  свои  мысли,  Энджела  съехала  с
автострады, на большой скорости пронеслась мимо  местного  супермаркета  и
спохватилась только  тогда,  когда  краешком  глаза  заметила  на  угловой
стоянке горку выставленных на продажу тыкв. Скрипя  тормозами,  она