сти спокойствие, которое ей понадобится уже через несколько мгновений: без него она не сможет направить силу по выбранным путям.
     И не обрела его. Сердце лихорадочно забилось. Что сделает с ней голем, если она допустит ошибку? Что сделает с ней сила, если она не сможет ею управлять? Она не готова к этому колдовству. Не следовало браться за него без Раджит; хоть она и не Чародей Девяти, но все же весьма могущественная чародейка Первого.
     Надо остановиться. Сейчас же. Пока дело не зашло слишком далеко. Бросить. Пусть корабль с первой третью ее приданого отправится завтра без нее. Лучше придумать что-нибудь другое.
     Или выйти замуж за принца. Любой вариант предпочтительнее того, что может случиться здесь, если колдовство пойдет неправильно.
     "Нет! Это смешно. Я знаю, что делаю". Возобновив вдохи и выдохи, - Чандра подавила нарастающую панику.
     "Ты ведешь себя, как твой отец, - негодовала девушка. Капельки пота холодили кожу на груди. - Истеричная. Глупая. Идешь на поводу у эмоций, которые хотят разрушить тебя, как разрушили его. Ты не такая, как твой отец!" Нет, она не такая. Больше нет. Отрезвляющий гнев занял место страха. Когда звезды расположились в нужном сочетании, Чандра нырнула в спокойствие и вонзила острие ножа в подушечку большого пальца.
     Девять капель крови упали в углубление в центре вылепленной груди. Когда девятая капля, почти черная в свете звезд, ударилась о землю, Чандра вложила свернутую полоску пергамента в безгубую прорезь, которая служила голему ртом.
     А потом она сжала зубы, чтобы не закричать, когда сила Девяти хлынула через созданный ею фокус.

***

     - Все на борту? - Зычный голос второго помощника легко перекрыл шум на причале.
     - Да, сэр, - ответил матрос у сходней. - Два дворянина, шестеро слуг и целая груда барахла уже погружены.
     - Шестеро? Мне сказали - пятеро.
     Матрос выглядел смущенным. Разве он не это сказал?
     - Так точно, сэр. Два дворянина, пятеро слуг.
     - Пятеро?
     - Да, сэр.
     Помощник набрал полные легкие воздуха, чтобы отчитать нерадивого матроса, но внезапно передумал. Пять, шесть - какая разница, одной сухопутной крысой больше или меньше.
     Так продолжалось все три дня плавания. Пять слуг. Шесть. И никто, казалось, не придавал этому значения.
     Чандра была очень довольна собой. Она ела со слугами, не знавшими, сколько их - пятеро или шестеро, и почти совсем не спала. Поначалу девушка беспокоилась из-за дворян, которых отец послал сопровождать приданое: если б они хорошо ее знали, ей вряд ли удалось удержать чары, но, к счастью, эти два лорда видели Чандру при дворе всего раз или два за последние пять лет. Незамеченная, или по крайней мере не привлекающая к себе внимания, она проводила дни, исследуя новый мир дерева, и воды, и пеньки, и смолы, а по ночам отмечала едва уловимые изменения в танце звезд.
     "Это не приключение, - строго сказала себе девушка, когда корабль перевалил через волну и соленые брызги окропили ее волосы. - Если я смогу убедить принца отказаться от этого брака, тогда у меня будет время справиться с Кезином и его наследованием". Чандра не сомневалась, что найдет окончательное решение.
     Морская птица пронеслась мимо паруса, и она ухмыльнулась, на миг ощутив угрызения совести из-за бедного голема, оставленного дуться в ее башне. Спасибо Одной, что она не едет ко двору в этом сезоне, ибо могли возникнуть сложности, намного превосходящие ограниченные способности голема. Вновь подумав о своем создании, Чандра встрепенулась и потерла руки, вдруг покрывшиеся мурашками. Она не представляла, что фокусировка необходимой силы для оживления ее двойника причинит такую боль. "Я имею полное право наслаждаться этим новым миром". Даже сейчас девушка чувствовала слабое эхо той боли, проносящееся по каналам, все еще ободранным и чувствительным. "Я заплатила за это".
     На третий день, поздно вечером, когда были видны только мрачные тучи, нависающие над кораблем, и волны катились черными тенями, Чандра села в укромный уголок и поставила меж коленей маленькую серебряную чашу. Из-под простой коричневой туники служанки девушка вытащила медальон, прибывший с посланцем от короля Джаффара.
     "Мой принц умоляет вас принять этот медальон, - гласило письмо, письмо, потому что Чандра отказалась встретиться с посланцем. - Он переходит прямо из его рук в ваши".
     Девушка очень сомневалась в этом, но портрета и локона черных волос, вложенных в медальон, будет достаточно для ее замысла, если, конечно, это действительно волосы принца. Она покатала в пальцах мягкую прядку. Если это волосы Дарвиша, то там, в Ишии, весьма беззаботно относятся к колдовству. Возможно, Чандра наставит их на путь истинный за время своего визита.
     Поставив медальон в качестве образца, она бросила несколько волосков в чашу с водой и призвала силу. При воспоминании о боли инстинктивно напряглась, но с облегчением почувствовала только старое знакомое покалывание. Раджит не одобряла подглядывание посредством колдовства, но она же говорила, что знание это сила. И Чандра решила: все новое, что удастся узнать о ее женихе, может только помочь ее планам.
     Вода потемнела, затем посветлела, и начало формироваться лицо. Как будто то же самое лицо, что и на портрете, насколько можно было разобрать сквозь искажения.
     Сначала она подумала, будто эти искажения и гримасы означают пытку, ибо поле зрения было ограничено одним лицом, но когда она осторожно передвинула фокус, все стало понятно.
     Но тут волосы растворились, и в чаше больше не было ни видения, ни воды.
     "И они хотят, чтобы ради этого я отказалась от силы Девяти?" - возмутилась Чандра, убирая оставшуюся прядку обратно в медальон. Судно накренилось. Чаша скользнула к перилам, и девушка едва успела поймать ее. Если принц такой независимый, как сказала Аба, будет не слишком трудно отговорить его от предложенного брака. Наморщив лоб, Чандра пыталась вспомнить, как выглядела партнерша принца. Пожалуй, ей же лучше, что Дарвиш предпочитает женщин более... жирных.
     Рано утром она облокотилась на гладкое дерево перил, жалея, что путешествие подходит к концу. За время, проведенное в море, она открыла для себя новый мир, новые линии силы, новые фокусы, новый образ жизни. И теперь Чандра должна оставить все это, дабы убедить принца, что он не хочет жениться на ней. Жизнь, пришла к выводу чародейка, бывает иногда ужасно несправедливой.
     Заря окрасила белые террасы Ишии в нежно-розовый цвет, но взгляд Чандры был устремлен к тонкой струйке дыма, поднимающейся над городом. Девушка предположила, что дым идет из вулкана, хотя сам кратер полностью заслоняли здания. Чандра находилась сейчас под сильным впечатлением от того, что колдовство способно защитить целый город, построенный у самого края действующего вулкана.
     Девяти Чародеям Девяти потребовалось девять лет, чтобы создать Камень Ишии. Чандра вздохнула. Когда уладит дело с принцем, она проведет некоторое время с Камнем, прежде чем тронется в обратный путь. Девушка направила свою магическую силу к вершине вулкана, но быстро забрала ее: что-то было не так. Чандра нахмурилась. Уж не пробила ли она одну из защит города? Наверняка Камень не даст отпор Чародею Девяти!
     - Тебе туда. - Второй помощник положил обветренную руку ей на плечо и, повернув кругом, мягко подтолкнул к каютам, где пятеро настоящих слуг готовили своих благородных подопечных к высадке на берег. - Давай-ка возвращайся к своим. Нам будут нужны свободные леера.
     Чандра бросила последний взгляд на уносимое ветром перышко дыма, затем медленно пошла внутрь, чтобы присоединиться к остальным. Она бы предпочла остаться у перил и посмотреть, как лоцманский корабль введет их в гавань Ишии, но не стоило ради этого отбрасывать тщательно выстроенные слои обмана. И в любом случае, когда форты, с обеих сторон защищающие вход в гавань, вот-вот останутся за кормой, ей придется обдумать следующий шаг.
     "Тихий ребенок, - рассуждал помощник. - Наверное, это естественно для тех, кто прислуживает. Все шестеро - тихие. - Он провел пальцами по туго натянутому тросу и потерял мысль в изгибах пеньки. - Да, пять самых тихих сухопутных крыс, что мы когда-либо брали на борт. Хотя - да простит меня Восьмой - я не понимаю, почему двум разряженным задницам нужно полдюжины людей, чтобы натянуть на них штаны?"

6

     Обнаженный, с мокрыми после ванны волосами, Дарвиш облокотился на балконные перила и оглядел мир. Ранний утренний свет заливал сады, здания, даже забытых Одной павлинов Язимины. "Он похож на горное вино, - решил принц, поворачивая руки так, чтобы на них засверкали капельки влаги, словно россыпь крошечных кристалликов. - Нектар, изливаемый Девятью на их матерь внизу". Дарвиш уже и не помнил, когда последний раз видел солнце до полудня.
     Сегодня он увидел его только потому, что леди Харита вдруг вспомнила, что утром возвращается муж, и отменила их любовное свидание. Не желая довольствоваться вторым сортом, принц оказался в собственной постели весьма рано и практически трезвый.
     "Просыпаться с ясной головой... - Дарвиш потянулся и подарил миру улыбку. - Интересная идея. Может, когда-нибудь я снова ее опробую". Затем он вспомнил, что не только муж леди Хариты прибывает сегодня, но и первая треть приданого его собственной невесты.
     Его "невесты". Это слово оставило скверный вкус во рту, и мир слегка померк. "Считай себя помолвленным". Большое спасибо, о возвышеннейший отец. Может, следует рассказать ей о вызове, который он бросил шлюхам города - мужчинам и женщинам - в прошлом году в центре рыночной площади? "А если это не разрушит планы отца, - сардонически усмехнулся принц, - я расскажу ей, что одержал победу".
     - Ваше высочество?
     Дарвиш лениво обернулся.
     - Фади?
     - Ваше высочество, целительница говорит, что нынче утром она занята. - Юный одевальщик, вперившись в колени принца, протянул пузатый горшочек, заткнутый круглой пробкой. - Она сказала... - Мальчишка глубоко вдохнул. У него загорелись уши. Он просто не мог повторить слова целительницы перед своим принцем. Почему эта женщина все время так поступает?
     - Она сказала, что раз я встал, то сам могу намазать эту дрянь?
     - Да, ваше высочество. Почти так.
     Принц рассмеялся, и для Фади это было едва ли не хуже, чем гнев. Только принц Дарвиш никогда не гневался. Временами с ним было трудно, но Фади знал, виновато вино, а не его принц. Его принц был лучшим господином во дворце, и ничего из того, что, по уверениям друзей, должно было случиться с Фади, не случилось. Мальчишка был даже немного разочарован насчет кое-чего из того. Его уши стали еще горячее, когда Фади почувствовал, что эта мысль написана у него на лице.
     Если она и была написана, то Дарвиш предпочел ее не замечать.
     - Спасибо, Фади.
     Когда горшочек переходил из рук в руки, их пальцы соприкоснулись, и юный одевальщик вздохнул. Ухитрившись сдержать собственный вздох, Дарвиш улыбнулся мягче, глядя, как мальчишка торопливо уходит. "Я никогда не был таким юным". Обожание со стороны Фади угнетало его временами. Что останется для обожания, когда эта плоть лишится привлекательности? И Дарвиш ясно дал понять, что Фади еще слишком юн для этого. И самому Фади, и остальным. Улыбка принца заледенела, когда он вспомнил вытянутое лицо лорда Рахмана, услышавшего, что случится с его гениталиями, если он попробует тронуть юного одевальщика.
     - И, говоря о том, чтобы тронуть... - Дарвиш вытащил пробку и понюхал бледно-зеленую мазь. У нее был чистый, свежий запах, который освободил его голову от дурманящего аромата жасмина, льющегося из сада, - ... полагаю, я лучше всех справился бы с этим.
     У балконной двери шпион лорд-канцлера встретил его с кубком вина на серебряном подносе.
     - Ваше высочество, - сказал он подобострастно, с поклоном, - ваше вино.
     Дарвиш смотрел, как рубиновая капля стекает по охлажденному металлу. Нет, вино просто не гармонировало с этим утром.
     - Я так не думаю.
     - Но, ваше высочество, вы всегда пьете по утрам вино.
     - Никогда не смей утверждать... - Дарвиш крепче сжал руки на горшочке с мазью, чтобы они не предали его и не потянулись по привычке, - ... будто знаешь, что я всегда делаю.
     - Ваше высочество. - Одевальщик снова поклонился. Над вырезом его жилета все еще виднелись следы последней, порки. Он ждал очередной, это знание сквозило в его голосе.
     "Вот, - подумал Дарвиш с внезапным приливом сочувствия, - единственный человек в Ишии, с которым я бы не поменялся местами".
     - Тебе нечем заняться?
     - Есть, ваше высочество.
     Благодарный, одевальщик поспешил прочь. Возможно, лорд-канцлер прикажет выпороть его позже, когда услышит отчет, подумал Дарвиш, глядя ему вслед. Жаль! Однако он не собирается пить нежеланное вино, чтобы предотвратить это.
     Старый лорд, конечно, усмотрит интриги и козни в таком решении, но что тут удивительного? Ведь ему мерещатся интриги и козни в чем угодно. Вернее, во всем.

***

     Аарон сидел скрестив ноги на своем тюфяке. Он отставил пустую тарелку и потянулся за большим кубком воды, который, по настоянию Кариды, выпивал с каждой едой. Черные шелковые штаны оттеняли бледность кожи и сильнее подчеркивали рельефные круги шрамов.
     Когда вошел Дарвиш, юноша поднял голову и, увидев, что принц все еще не одет, быстро отвел взгляд. Но что толку? За дни своего лечения он видел Дарвиша слишком часто, чтобы стереть из памяти это зрелище. Кровь прилила к лицу вора и застучала в висках. "Мужчины не должны смотреть друг на друга, - говорили ему в детстве священники. - Это первый шаг к костру". Юноша поерзал, чтобы шрамы натянулись и вызвали боль, отвлекающую его от этих мыслей.
     В былые времена Аарон защитился бы гневом, но гнев остался там, за дворцом, вместе с прежней жизнью. Теперь у него нет ничего, кроме смерти, если принц решит подарить ему смерть.
     Дарвиш знал, что его нагота беспокоит вора, поэтому при любой возможности ходил раздетым. Любая реакция лучше, чем никакой вообще, а это была единственная реакция, которую он видел. Когда краска стыда покинула лицо Аарона, Дарвиш сжал зубы и подошел с мазью.
     Если б он знал, когда нес этого вора из Камеры Четвертого, что несет камень, который будет сидеть, взирая на него из-за стен, более толстых, чем стены вокруг дворца, то оставил бы его с близнецами. Нет, возможно, не оставил бы, но зачем Дарвишу человек, признающий его еще меньше, чем отец? Его излишества ничего не значили для Аарона - отец-то хоть испытывал отвращение.
     Он, Дарвиш, ничего не значит для Аарона.
     "Я спас тебе жизнь, - захотелось крикнуть ему. - Я ничего не получу взамен?" По-видимому, нет.
     Рядом с вором принц во многих отношениях чувствовал странную неловкость. Он считал себя знатоком в пустом существовании изо дня в день, но чужеземец дал ему сто очков вперед. И делал это без вина.
     Одно слово - и вор больше не будет его волновать. Дарвиш знал, что никогда не сможет произнести это слово. Хотя бы из-за отца, чтобы доказать тому, что он ошибся.
     "Его жизнь - в твоих руках. Когда он тебе надоест, он умрет".
     - Целительница занята. - Дарвиш сел на корточки у тюфяка и опустил два пальца в горшочек.
     Аарон напрягся, ожидая прикосновения принца. Мазь легла на неровные края между новой кожей и старой, но ее успокаивающее воздействие терялось в ощущении сильных коричневых пальцев, размазывавших ее. Его сердце билось в ритме их движений. Из-под опущенных век он увидел беспокойство на лице Дарвиша и удивился - как удивился бы и сам принц, если б увидел его.
     Удивление пробило трещину в окружающем Аарона камне, и вопрос криком вырвался наружу.
     - Чего ты от меня хочешь, Дарвиш?
     На мгновение испуганные голубые глаза встретились со столь же испуганными серебряными, а вопрос повис в воздухе. Затем серебряные вновь заледенели, а голубые ответили на вопрос.
     - Чего я от тебя хочу? - тихо повторил принц. В этот миг он увидел одиночество, сравнимое с его собственным, узнал его по сотням тысяч отражений в сотнях тысяч зеркал. Это одиночество остановило бойкий ответ, и оно же остановило плотоядный взгляд.
     Чего ты от меня хочешь?
     Подобно кругам на воде, другие вопросы пошли из этого первого.
     Почему ты спас мне жизнь?
     Почему ты заботишься обо мне?
     Что-то...
     Принц вспомнил боль на лице Аарона в ту первую ночь на балконе. Боль, не имевшую ничего общего с травмами, из-за которых он сорвался. Возможно, благодаря ясной голове, без обычной винной завесы, Дарвиш неожиданно вспомнил свои мысли в тот момент. "Вот человек, который знает. Он бы понял, что я чувствую".
     Принц снова посмотрел на вора и понял, чего хочет.
     Чего ты от меня хочешь?
     "Я хочу, чтобы ты был моим другом".
     Но Дарвиш не собирался произносить эти слова. Хоть он и купил жизнь Аарона и заплатил ею за эту дружбу. Принц не мог так рисковать. Он попросил ту единственную вещь, которую обязательно получит.
     - Ничего. - Дарвиш заткнул пробкой горшочек, его бесстрастный голос противоречил яростному движению. - Я ничего от тебя не хочу.
     Вор кивнул, его пальцы так крепко сплелись, что побелели костяшки.
     - Это я могу тебе дать, - с облегчением прошептал он. Уголок его рта дернулся, и, сам того не желая, Аарон улыбнулся. Неправильный ответ разбил бы его на мелкие кусочки. Юноша чувствовал, как близко подошел к этому, но все еще был цел.
     Дарвиш уставился на вора. "Он улыбается?" Его рот медленно растянулся в такой же улыбке и, разделенная, эта минута все длилась и...
     - Ваше высочество?
     Принц обернулся на тихий голос Охама, и лицо Аарона снова потеряло всякое выражение, но связь между ними, тонкая и непризнанная, осталась.
     - Ваше высочество, его возвышеннейшее величество приказывает вам явиться в малый тронный зал. Немедленно. Он требует также, чтобы вы привели с собой вора.
     Когда он тебе надоест, он умрет.
     Это был бы не первый раз, когда его возвышеннейшее величество менял свое решение.
     - Ну, Аарон, - сказал Дарвиш с фальшивой искренностью, обычно приберегаемой для светских сборищ и для придворных, которым особенно благоволил король, - кажется, мы вовремя поговорили.
     Отбросив волосы назад, он встал, пересек комнату и обеими руками поднял кубок. Руками, дрожавшими совсем немного. Малиновые струйки потекли по подбородку на грудь. Тяжело дыша, принц бросил пустой сосуд на кровать и ухмыльнулся, его глаза подозрительно блестели.
     - Думаю, мне лучше одеться.
     "Ты отдал мне его жизнь, отец. - Дарвиш сжал кулаки. - Я буду сражаться с тобой, если ты попробуешь его отнять".

***

     Напряжение заполняло малый тронный зал, напряжение столь осязаемое, что вор едва не поднял руку, чтобы отбросить его от лица. Как зарево молний перед летней грозой, оно исходило от четырех человек, ждущих их, и у юноши даже волосы на затылке зашевелились.
     Пока они шли по залу, - только хлопанье их сандалий нарушало грозовую тишину, - Аарон по многолетней привычке осмотрел двери, окна и стражников. Дело трудное, но выполнимое и стоило риска из-за одних только золотых подставок под лампами. Наконец он обратил внимание на людей.
     Трон в малом зале был из розового дерева, с причудливой резьбой и отполирован до блеска. Король, однако, возвышался на нем неподвижным обсидианом, и его лицо в рамке седой шевелюры и бороды было мрачнее ночи. Стоявший справа наследный принц тоже смотрел с гневом, как они подходят, но к его гневу примешивалось напряженное размышление. Бритоголовая жрица пребывала в ужасе, а вот что выражало лицо лорд-канцлера, - Аарон сразу узнал старика и вспомнил пьяные бредни принца, оказавшиеся довольно точными, - он не мог определить.
     Держась на шаг позади Дарвиша, Аарон увидел, как тот грациозно опустился на колено, и сделал то же самое, однако не столь утонченно - этому препятствовала полузалеченная грудь. Когда вор вставал, его бедра задрожали, но он стиснул зубы и сделал вид, что не лежал пластом последние три девя