ни 
сорвутся, и будут падать вечно. 
     Когда оступился Крын, первым отреагировал принц. На удивление 
быстро. Он остановился, вцепился обеими руками в веревку и молча 
начал тянуть. Итернир от рывка веревки дернулся вниз, но уже потеряв 
опору, извернулся чудесным образом, намертво вцепившись в Лестницу. 
     Когда вытащили Крына, присели, чтобы перевести дух. Даже Ланс 
опустился на ступени с видимым облегчением. Но как только 
расслабились, Ригг заявил, что надо идти, а останавливаться никак 
нельзя. Стоит им только "потерять понятие", как он выразился, все 
будет кончено. И они вновь пошли. 
     А ступени все тянулись и тянулись, и в темноте наступившей ночи 
все труднее было сделать очередной шаг. 
     И вновь никто не заметил, как ступени начали расширяться, потом 
их поверхность утратила безупречную гладкость, на ней появился 
песок, потом земля. Потянулись редкие кустики чахлой травы. Как 
только Итернир уловил краешком ускользающего сознания, что от земли 
под ногами идет живое тепло, тут же упал и позволил сознанию 
следовать, куда ему будет угодно. Стоит ли говорить, что остальные, 
привязанные к нему, повалились столь же беспамятно. 
     Ригг очнулся от беспамятства, словно вынырнул из глубокого 
омута, чья вода была чернее здешнего ночного неба. Он нерешительно 
встал, оглянулся. Вокруг, сколько хватало глаз, простиралась ровная, 
как стол, степь. Ни холмика, ни бугорка, ни распадочка, ни лощинки. 
От такого простора у него, привыкшего к тесному лесному уюту, слегка 
кружилась голова. Лишь позади степь переходила постепенно в ступени, 
что исчезали внизу. 
     Остальные так и не очнулись еще от забытья. Лежали точно так 
же, как повалились на землю ночью. Тяжелый сон. 
     Ноги болели так, что каждое движение отзывалось болью. Но он 
все же немного прошелся. Надо было разогреть мышцы, прогоняя боль. 
Сухая высокая трава тут же обняла ноги. Все-таки в лесу намного 
привычнее. Да лес и как-то проще, понятней. Все ясно - вот деревья, 
за ними - лес. А тут... 
     Что-то шевельнулось в траве перед ним. Мгновенно, нисколько не 
задумываясь, он наложил стрелу на тетиву и натянул лук. На слух он 
бил так же точно, как если бы видел цель. Поймал себя на том, что 
пальцы готовы спустить стрелу, и эта готовность ударить, не зная в 
кого, куда, его испугала. Промедлил. Что-то тяжелое, сильное и 
упругое метнулось навстречу, и мир погрузился во тьму. 
     Когда все пришли в себя, они были разоружены и надежно связаны. 
Перед ними стояло шестеро дородных крепких парней одетых в 
одинаковые белые длинные одежды, чьи щеки дышали свежестью и силой. 
Но самое удивительное было в том, что все они были похожи друг на 
друга, словно близнецы. 
     - А что такое? - задергался Итернир, проверяя надежность 
веревок, - а что случилось? 
     Парни молча смотрели, одинаково ухмыляясь и одинаково поигрывая 
одинаковыми дубинами. Здоровенными суковатыми дубинами. И от того, 
что в руках этих одинаковых парней они казались легче тростника, 
становилось гадко и безысходно. 
     - Нет, - не успокоился Итернир, пытаясь даже встать, и подражая 
непонятному акценту, - я таки требую объяснений! 
     - Хе-хе, - разом сказали все шестеро, - объяснения? Это счас! 
     После чего все одним рывком поставили каждого на ноги, а один 
даже забрал всю поклажу. После чего каждому досталось по одинаково 
убедительному тычку между лопаток, и они пошли. 
     Итернир несколько раз еще пытался добиться объяснений, причем 
главным образом возмущало, что его разбудили раньше, чем он 
выспался, но тычки между лопаток, достающиеся всем сразу, убедили не 
вмешиваться в вершение собственной судьбы. 
     Солнце не прошло и пятой части своего пути, как прямо впереди 
показалась небольшая рощица. Однако шли еще четверть дня, прежде чем 
заметно к ней приблизились. В этой неестественно ровной степи, верно 
оценить расстояние было практически невозможно. 
     Солнце добралось до зенита, когда стало ясно, что перед ними не 
роща, а селение, утопающее в зелени садов. 
     Все здесь было чисто и аккуратно. Аккуратно выбеленные 
одинаковые мазанки, крытые сухой травой, правда, удивительно 
длинные. Нигде не видно ни одного забора или ограды. Дорожки чисто 
выметены и ухожены. Но больше всего удивляли жители. Нельзя сказать, 
чтобы все были на одно лицо, но среди всего множества жителей можно 
было выделить лишь три-четыре разных лица, все остальные были 
практически неотличимой копией этих типов. При этом все были 
одинаково кареглазыми и темноволосыми. И все были одеты в длинные 
белые одежды, сильно напоминающие жреческие. 
     Поражала также и организованность жителей. Так возле одной 
мазанки дюжина дородных мужчин стирала белье, причем картина эта 
отнюдь не радовала разнообразием движений. 
     Возле другой мазанки полудюжина таких же дородных мужиков 
ощипывала птиц. Возле третьей такая же группа мяла какую-то 
волокнистую траву. Трудно было сказать, лен это был или что-то 
другое. Вот пять женщин, низко опустив головы, повели куда-то дюжины 
три детишек. Даже они не радовали разнообразием поведения. Бараны, 
ведомые пастухом, выглядели по сравнению с ними разбуянившимся 
стадом. 
     - Боги! - прошептал потрясенно Итернир, - куда я попал? 
     Меж тем их вели прямо по центральной улице, меж одинаковых 
домов, которые скоро раздались по сторонам, образуя идеально круглую 
площадь. И ни один из жителей этого странного селения, не повернул 
головы в их сторону. Все были заняты. И заняты не на шутку. 
     На площади их остановили. Сопровождающие, ни слова не говоря, 
застыли белыми изваяниями. 
     Однако, ничего не изменилось. Они просто стояли в центре 
площади, а внимания на них по-прежнему никто не обращал. Солнце все 
припекало и становилось очень неуютно. 
     Когда стоять стало совсем невмоготу, на идеально прямой улице 
показалась какая-то процессия. Она быстро приближалась и стало ясно, 
что это закрытый паланкин, несомый шестерыми молодцами, и окруженный 
дюжиной другой людей все в тех же ослепительно белых одеждах. 
     Свита остановилась поодаль, а паланкин поднесли к самим 
спутникам. Его опустили на землю и откинули полог. Носильщики 
отступили назад и застыли, словно соляные столпы. 
     Внутри, среди вороха подушек, оказался высохший, словно мумия, 
старец. На сморщенном, покрытом пятнами черепе не осталось ни 
единого волоска. Дряблая кожа неприятно лоснилась. Черные глаза, 
утопающие в морщинах крохотного лица, казались провалами в бездну. 
     - Кто вы, осмелившиеся нарушить покой богов? - голос его был на 
удивление силен и почти не дрожал. 
     - Восходящие! - гордо шагнул вперед принц, поднимая голову, - а 
кто вы такие?! 
     - Он спрашивает! - воскликнул старик, обращаясь к небу, - не 
тебе спрашивать, но я отвечу. Мы - слуги богов! Мы - стражи их 
покоя! Мы те, кто избранны ими, чтобы никто более не смел нарушить 
их волю!!! 
     - Эй, старик, - улыбнулся Итернир, - ты бы выражался попроще, а 
то ухи вянут. 
     - На колени!!! - воздел сухие руки небу старик, тут же тяжелые 
руки молодцов в рясах заставили Восходящих бухнуться в пыль, - на 
колени, недостойные!!! Как смели вы упорствовать, в нарушение воли 
богов?!! Как смели вы прийти сюда?!! Но вы будете наказаны!!! 
Уберите их, пусть молятся и может быть, боги простят их! 
     Он опустил руки и сразу как-то усох, словно стал еще меньше. 
Паланкин тут же закрыли, подняли на могучие плечи и унесли. А 
пленников однозначными тычками повели прочь с площади. 
     - Нет! - возмущался принц, вырываясь, - я - принц крови!!! Я 
требую!.. 
     Но личный сопровождающий опустил свой кулак на его голову, и 
тот сразу обмяк в могучих руках. 
     Их подвели к кирпичному, как ни удивительно, но маленькому, как 
сарай, зданию, и, отворив тяжелую дверь, швырнули в прохладный 
полумрак. 
     Дверь закрылась, и они остались предоставленными сами себе. 
Ланс сразу заснул. А Торок подобрался поближе к Итерниру и 
неуверенно спросил: 
     - Кто они? Что с нами сделают? 
     - Казнят, наверное, - пожал плечами Итернир. 
     - Как, казнят? - распахнул глаза тот, - вот так - просто? И 
все? 
     - А ты как думал? - продолжал издеваться над ним Итернир, - а 
ты что ли думал - в сказку попал? Я всегда говорил - способный 
разбудить спящего - способен на любую подлость. И вот - пожалуйста. 
     - Нет! Нет! - судорожно заговорил Торок, - нет! Так не может 
быть! Это не правильно! 
     - Хм! - усмехнулся Итернир, - а как прикажешь им поступать? У 
них, видать, работа такая. Да ладно, не боись. Вот сейчас Ланс 
отоспится и что-нибудь придумает. Он на эти дела мастер. 
     - Правда? - доверчиво заглянул Торок в глаза Итерниру. 
     - Точно, - кивнул тот. 
     Крын сосредоточенно пробовал на крепость веревки, принц 
погрузился в себя, и только Риггу что-то не давало покоя. 
     - Это ж я виноват, - выговорил он, в конце концов, и поглядел 
так, словно по его вине исчезло солнце, - я... я промедлил... а мог 
же... 
     Но откровения были прерваны самым бесцеремонным образом. 
Отворилась дверь и, возникший на пороге немолодой человек, в 
сопровождении двух молодцов указал на принца: 
     - Этого. 
     Эти двое молча подошли, подхватили Кан-Туна, мало заботясь о 
том, чтобы его ноги касались земли. Вышли. Вновь хлопнула дверь, 
стукнул засов. 


20 


     - Что вам от меня нужно? - возмущенно спросил принц, когда его 
вывели наружу. 
     - Что нужно? - переспросил человек, улыбаясь, - поговорить, 
всего лишь поговорить, мой маленький принц. 
     - Я принц крови! - гордо поднял голову принц, даже со 
связанными руками ему удавалось держать безупречную осанку, - и 
обращаться ко мне следует не иначе, как "светлый принц". 
     - Конечно, светлый принц, - опять улыбнулся человек с легким 
поклоном, - я учту это. Меня же вы можете называть Растерри, жрец у 
стопы Великого. Сокращайте это, как вам будет угодно, светлый принц. 

     - Хорошо, Растерри, - кивнул в свою очередь принц, - я требую 
объяснений. Что все это значит, и почему меня до сих пор не 
развязали? 
     - Всему свое время, - улыбнулся жрец, - всему свое время. Я бы 
хотел пригласить Вас на небольшую прогулку. Вот сюда, прошу вас... 
     Он указал рукой направление, в котором они неспешно пошли. 
Связанные руки сильно стесняли Кан-Туна, но он стойко старался 
держаться прямо и достойно. 
     - Видите ли, светлый принц, - сказал жрец, опустив голову, - 
нас очень интересует, почему здесь, где никогда не появлялись 
Восходящие, вдруг появились вы со своими спутниками? Раньше, 
Лестница была непреодолима. Так что же случилось? И что привело вас 
сюда? Однако, вам следует иметь в виду, что ваша судьба уже 
предрешена, и вас все равно принесут в жертву. Итак, как вы здесь 
оказались? 
     - Почему я должен отвечать вам? - жестко спросил принц. 
     - О-о! - опять улыбнулся тот, его слащавая снисходительная 
улыбка раздражала, - все очень просто, светлый принц. Взгляните 
направо. 
     К этому моменту они свернули с центральной улицы на боковую 
улочку. По правую руку на безупречно ровном плацу учились искусству 
боя с полсотни одинаковых молодых парней, пышущих здоровьем. Чуть 
поодаль, на точно таком же плацу, тренировались мальчики младших 
возрастов. Все было столь безукоризненно одинаковым, что бросало в 
дрожь. 
     - И что с того? - невозмутимо спросил принц, пораженный, на 
самом деле предъявленной боевой мощью. 
     - Ваши глаза поняли больше, чем сказали ваши губы, светлый 
принц, - поклонился жрец. 
     Кан-Тун ничего не ответил. 
     - Хорошо, светлый принц, - выждав паузу, заговорил жрец, - я 
вижу, сначала я сам должен кое-что рассказать. Много-много лет 
назад. Один очень молодой, но истовый жрец Лестницы решил сам 
узнать, что за тайны хранят ее белые ступени. С горсткой 
единомышленников он достиг этих мест. Преодолев множество опасностей 
и трудностей в слепом упоении гордыни. Однако, достигнув этих мест и 
убедившись в полной непроходимости Лестницы дальше, он был удостоен 
откровения. Сам высший бог, сам Гоеррен, открыл ему, что Лестница не 
просто путь к богам, но путь к их небесной обители. И боги, не 
желая, чтобы смертные в тщете своей их беспокоили, сделали Лестницу 
непроходимой для человека. Но гордыня смертных вновь и вновь гонит 
их вверх и заставляет именоваться Восходящими. И тогда сам Великий, 
сам верховный жрец, понял, что, если он достиг этих священных мест, 
то их могут достичь и другие смертные и даже больше, - в этом месте 
карие глаза жреца засияли безумием, а голос поднялся и задрожал, - 
даже больше, светлый принц, подняться выше! И нарушить покой богов! 
И тогда решил Великий остаться здесь, чтобы охранять покой богов. 
Понял он, что боги в милости своей позволили ему достичь этих высот, 
чтобы он мог сторожить их покой. Потому всякий, кто достигнет этих 
мест, должен быть принесен в жертву! 
     Во время этой пламенной речи, принц все больше убеждался, что 
здесь путь будет закончен. Ощущение тяжелой безысходности овладевало 
им. 
     - Итак, светлый принц, - продолжил беседу жрец, когда огонь 
фанатика чуть угас в его глазах, - как вы и ваши спутники оказались 
здесь? 
     - Мы построили мост, - сухо бросил Кан-Тун. 
     - Как, мост? - ужаснулся жрец. 
     - Но теперь он разрушен и его не скоро построят вновь, - 
поспешил утешить принц, без всякого, впрочем, участия. 
     - Хорошо, - кивнул головой жрец, - и неужели вы не видите в 
этом божественного провидения? Неужели падение моста не убедило вас 
в том, что боги не желают проникновения смертных на Лестницу? 
     Принц задумался. Жрец предупредительно держал паузу. 
     - Когда меня отправляли сюда, наверх, - неуверенно начал принц, 
- меня убеждали в том, что боги создали Лестницу, чтобы государи 
могли получить божье помазание на правление, поскольку лишь 
достойный может достичь ее вершины и вернуться. Теперь же я не знаю 
что и думать... Препятствия, которые нам пришлось преодолеть, 
действительно о многом должны были мне сказать. О боги! Как же я был 
слеп! 
     - Не вини себя, светлый принц, - усадил его на безупречно 
чистую лавочку жрец в тени живой изгороди, тщательно выстриженной, - 
там, внизу, люди далеки от богов и не видят дальше собственного 
носа. Лишь здесь, рядом с ними, можно осознать что либо. Раскайся, 
светлый принц, проси прощения у богов, и может быть, простят они 
тебе твою гордыню и упорство. 
     Принц опустился на колени и начал молится всем богам сразу. 
Священный трепет овладел всем его существом. Он ощутил близость к 
богам и свою гордыню и тяжесть греха того, что шел против воли 
богов. Он искренне хотел искупить вину. 
     - Хорошо, светлый принц, - легонько поднял его с колен жрец, 
когда голос принца стал совсем не слышен, - встань. Я вижу, ты 
раскаялся. Я вижу, верховный бог, как бог разума может простить 
тебя, если откажешься ты от своей порочной цели, если принесешь себя 
самого в жертву богам. Слышишь ли ты меня и глас бога? 
     - Да, жрец у стопы Великого, - закивал принц, - я слышу вас, я 
слышу глас бога. Отдайте мое оружие, и я принесу себя в жертву. 
     - О нет, светлый принц, - улыбнулся жрец, и теперь улыбка 
показалась принцу понимающей и прощающей, слезы хлынули из его глаз, 
- ты не верно понял меня, мой принц, готов ли ты служить вечно покою 
богов? Готов ли ты остаться здесь и убить любого, кто посмеет 
нарушить их волю? 
     - Да! - истово воскликнул принц, - дайте мне мой меч, я вернусь 
и сожгу мост, чтобы он никогда не был построен. 
     - Сядь, светлый принц, - светло и ласково улыбнулся жрец, - 
сядь, боги не благоволят поспешным решениям. Необдуманными 
поступками ты грешишь против верховного бога, бога разума! 
     Осознание греха, который Кан-Тун чуть не совершил, повергло его 
в почти сумеречное состояние. 
     - Утешься, светлый принц, - удержал поток слез жрец, - 
остановись. Я вижу ты готов служить богам и жить среди нас. Но есть 
еще одно дело, которое я хотел бы обсудить с тобой. Твои друзья. Те, 
с которыми ты пришел сюда. Среди них могут оказаться двуличные змеи. 
Те, что согласятся раскаяться, а на самом деле готовы будут бежать 
вверх. Ты понимаешь это? 
     Принц готов был закивать, соглашаясь, но поневоле задумался. 
Перед глазами встали спутники. Один за другим. Он вспомнил слова 
Итернира, о том, что Лестница испытывает их, давая каждому шанс 
предать. И если он был прав, то никто до сих пор не предавал никого, 
если они здесь. Что есть правда? Что ложь? Что досужий вымысел? 
     - Ты задумался, светлый принц, - посочувствовал жрец, - я 
облегчу твою задачу. Каждый человек способен на двуличие. Услышь 
меня - каждый! И я хочу спросить тебя, готов ли ты указать на того, 
в ком ты увидишь зерна греха, после того как он раскается? 
     Вновь принцу страстно захотелось согласиться, но тревожная 
мысль удержала. "Это что же": подумалось ему: "он хочет, чтобы я 
предал своих спутников? Своих друзей? Итернир говорил, что основа 
великого правления - любовь народа, или как-то так. Неужели я, 
который шел сюда, чтобы стать государем начну, с того, что предам 
моих спутников, тех, кто ближе всего мне стал в эти дни?" 
     - Нет, - твердо ответил принц, вставая на ноги и вновь гордо 
выпрямляясь, - к этому я еще не готов. 
     - Напрасно, светлый принц, напрасно, - встал жрец, направляясь 
обратно, - однако у тебя еще есть время. Ты должен учесть, что 
раскаяние должно быть полным. Ты должен понимать, светлый принц, что 
боги не торгуются, им нужно все. И ты должен понимать всю тяжесть 
своего греха, всю греховность своей гордыни. Не позволяй ей решать 
за себя. И еще, светлый принц, пойми, что порой сказанное слишком 
рано может лишь приблизить конец жизненного пути. 
     Всю остальную дорогу назад жрец не пытался с ним говорить. 
Однако по-прежнему улыбался. 
     Когда увели принца, некоторое время молчали. Первым молчание 
нарушил Торок. Он беспокойно подполз к Риггу и спросил: 
     - Куда, куда это они его повели? 
     - Кто ж его может знать, - пожал плечами тот, - может, 
поговорить надобно. 
     - А может, уже казнить будут, - зевнул Итернир, - Хотя, это 
вряд ли, - добавил он поймав тревожный взгляд Торока, - судя по их 
наглой рыжейморде, казнить они нас будут самым, что ни на есть 
последним делом. 
     - А что же теперь? - продолжил расспросы мальчик. 
     - А что теперь? - не понял Итернир. 
     - Что с нами будет? - пояснил Торок. 
     - Что будет? Что будет? - словно убеленный сединами или 
украшенный плешью в полголовы от тяжелых раздумий о сути мироздания, 
вопросил у потолка Итернир, - убьют, и дело с концом. 
     - Нет! - воскликнул Торок, - нет! Так быть не может. Это 
нечестно! 
     - Где-то я это уже слышал? - задумчиво проговорил Итернир, а 
Ригг начал говорить какие-то слова утешения. 
     Потом была тишина, нарушаемая редкими всхлипами мальчика. 
Итернир сидел, прислонившись к стене и задумчиво глядя на кружение 
пылинок в лучах света, пробивающихся из щелей в двери. Взгляд его 
становился все более отчужденным и, в конце концов, он запел. 
     Песня была, как ни странно, о любви. Простой и чистой, по 
мнению автора. Удивляло, что Итернир в этой песне оставил привычное 
кривляние, стараясь прожить жизнь героев своей песни. 
     Нельзя было сказать, чтобы его голос был особенно силен и чист, 
но он пел столь вдохновенно, с такой болью, что поневоле перед 
глазами вставала картина из песни, виделись отвесные суровые скалы, 
и слышалось гудение ветра. 
     Ригг и Крын еще долго сидели потрясенные. 
     - Это как же ж? - проговорил Ригг, расчувствовавшись, - как же 
ж так? Разве ж так можно? 
     Но его слова и не прозвучавший ответ Итернира были прерваны 
стуком засова. 
     - О! - воскликнул Итернир, - пришли. Спорим, я следующий? 
     Прин