Егор Фомин


                         Лестинца


E-mail: 
     fomc@mail.ru 



Пролог 


     Весело щебетали птицы. Летнее полуденное солнце нежно ласкало 
коротко стриженную голову молодого парня в камуфляже, сидящего на 
краю молочно-белой безупречно отполированной ступени. 
     За его спиной, с обеих сторон от поднимающейся вверх лестницы 
желтели камни развалин. Но они не были интересны парню в камуфляже. 
Он спал, свесив голову, и положив руки на автомат. 
     Испуганно вспорхнули птицы из кустов, окружавших полянку. И на 
лужайку, поросшую нежной травой и полевыми цветами, вывалился 
встрепанный запыхавшийся молодой человек, с горящими огнем глазами, 
спрятанными за стеклами очков. 
     - Пришел, наконец, - поднял голову парень в камуфляже, цепко 
подметив, что туго набитый рюкзак пришедшего, вздувающийся уродливым 
горбом, расползается по швам, - ну пойдем. 
     С этими словами он легко поднялся, закинул за спину ранец, 
поправил штык-нож, повесил автомат на шею и, положив на него руки, 
легко зашагал вверх. 
     - А вы, собственно, кто? - удивленно спросил молодой человек, 
тревожно поправляя очки и тяжело переводя дыхание. 
     - Кто положено, - бросил через плечо парень, продолжая 
подниматься, - идем-идем. 
     Человек в очках еще раз подоткнул их пальцем, поправил рюкзак и 
тяжело начал подниматься вверх. 


1 


     Через деревню Большие Бугры идет лишь одна дорога, зато 
окрестные холмы, как это знают все деревенские, истоптаны 
тропинками. И только немногим известно про одну из них, которая не 
заканчивается в холмах, а вьется дальше на болота. Пытливого и 
упорного путника она проведет и дальше через самые топи, и подведет 
к подножию лестницы, что уходит в облака. Но в ясную погоду 
некоторые обладатели особо острого зрения могут увидеть, что она 
тонкой нитью тянется дальше в высь. 
     Ступени подножья молочно-белые неестественно нетронутые 
временем, широкой дугой опирались на землю. Они выглядели чуждыми 
траве, что росла рядом, и вообще всему этому миру. Пятую ступень 
перегораживали ворота, с обеих сторон к ним прижимались храмовые 
постройки, от которых начинался парапет вдоль всей обозримой 
лестницы. И ворота и постройки выглядели самыми что ни на есть 
обычными, целиком принадлежащими этому миру. Где-то в другом месте 
их отделка, может быть, и показалась бы великолепной, но здесь, по 
сравнению с чистыми идеально отполированными ступенями они выглядели 
излишне вычурно, и в то же время блекло. Может быть поэтому, 
бросались в глаза самые незначительные мелочи в отделке пристроек. 
     Совершенно невзирая на очевидную святость ступеней, с краю 
самой нижней вольно устроился человек средних лет. По его когда-то, 
пожалуй, даже утонченному, а теперь под глубокими застарелыми 
шрамами лицу трудно было определить происхождение и точный возраст 
владельца. Серебро висков, среди коротко и неровно стриженых темных 
волос, было сродни шрамам, а отнюдь не годам. Сапоги до колена, из 
плотной но мягкой кожи, подбитые железом, кожаная куртка, наручи и 
оплечья, рукоять меча над плечом, широкий пояс с двумя тяжелыми 
кинжалами, шесть метательных ножей на перевязи крест-накрест, 
окованное сталью копье в рост, которое не выпускала его жилистая 
сильная рука, также не выдавали в нем никого, кроме человека 
военного. Оставив дорожный мешок у ног, он откинулся назад, невзирая 
на распространенное убеждение, что спать на лестнице неудобно, и, 
прикрыв веки, спокойно дремал, убаюкиваемый жарким приполуденным 
солнцем. 
     Казалось, человек не слышал шума и гама, что разносились от 
обильной свиты местного государя. Для того было поставлено кресло на 
широкой лужайке перед ступенями, рядом невозмутимо застыли 
гвардейцы, вокруг шелестели пышными нарядами придворные, а перед ним 
гордо, но как-то обречено, стоял младший претендент на трон - 
статный юноша среднего роста. Блистающий белизной плаща и золотым 
шитьем, он нервно сжимал левой рукой эфес тонкого дорого отделанного 
меча, и, поджимая губу, тронутую пушком юношеских усов, воротил 
взгляд голубых глаз от плакальщиц, что неуемно голосили у его ног: 
     - И на кого же ты нас покидаешь-то о-о-ой! И куда же ты от нас 
ухо-о-о-одишь то-о! Соколик-то ты наш я-а-а-асный! Солнышко-то наше 
све-е-е-етлое!.. 
     И далее неизменно подробно описывались злоключения оставляемых 
на произвол судьбы. 
     Великолепие местного двора напрочь оттеняло другую группу, что 
собралась в заметном отдалении с краю. Эта группа напротив была 
составлена большей частью из дюжих мужиков, по всему - крестьян. 
Единственная среди них женщина, уже солидного возраста, уткнувшись в 
плечо мужа, тихонько плакала. А тот лишь вяло бормотал: 
     - Ну, чего ты?.. эта... чего в самом деле-то, буде уже 
реветь-то, - и вяло обнимал ее одной рукой. 
     Крестьяне стояли кружком вокруг могучего парня, в грубых 
штанах, рубахе, расходящейся на широкой груди. Круглая его голова 
была увенчана стрижеными в круг светлыми нечесаными волосами. За 
веревку, что заменяла пояс, был заткнут топор, а в широких, как 
лопаты, ладонях он смущенно теребил дорожный мешок. 
     Самый представительный, из окружавших, седовласый старец 
изредка похлопывал его по плечу и поучал: 
     - В, общем не забудь, веди себя, значит, как все люди. От всей 
деревни, все-таки, понимаешь, посылаем, а то знаем мы тебя, дурня... 

     - А чо, ежели дурень, так и посылаете, - обиженно перебивал, 
сопя, тот, - слали б тогда Рюху, он вон каковский умной! 
     - Буде тебе еще рассуждать, - обрывали его подзатыльником 
остальные уважаемые мужики, и старец выдавал новый совет. 
     Недалеко от обеих групп сидел на разостланном на траве плаще 
человек, по виду, уже не юноша, но еще не доживший до средних лет, в 
цветастом, едва ли не скоморошьем, но сильно выцветшем, трико. Ероша 
буйную гриву своих русых волос, он переводил взгляд с одной группы 
на другую, от души веселясь. Лишь только меч в лежащих рядом простых 
кожаных ножнах говорил, что этот скоморох не так прост. 
     И кто действительно не был заметен для праздного наблюдателя, 
так это двое, приткнувшиеся совсем в стороне, но недалеко от 
Лестницы. Юноша и молодая девушка нежно обнимали друг друга, 
страшась разжать объятья. 
     Они были совершенно уверенны, что это - последний день в их 
жизни, и в то же время надеялись на вечность. Им казалось, что они 
непременно умрут друг без друга, что как только разомкнутся объятья, 
два бездыханных тела упадут на траву. Словом, им было несладко. 
     Слушая их трогательный разговор, умильно шелестела молодая и 
легкомысленная трава, а кусты, давно живущие и уже много повидавшие, 
неодобрительно покряхтывали. Они не терпели 
душещипательно-сентиментальных сцен. 
     Парень был в мягкой замшевой обуви, что не выдаст шага, куртке 
из мягкой тонкой кожи, на поясе висел тяжелый охотничий нож и моток 
надежной веревки. За спиной крепко приторочен мешок. 
     - Я тебе все положила в дорогу, как ты просил... - вспоминала 
она. 
     - Спасибо тебе, - отвечал он, - даже, если я не... 
     Но договорить не успевал, обрываемый поцелуем, не желающем 
слышать пугающих слов. 
     Эти двое могли бы так стоять не одну вечность, но солнце все же 
встало в зенит, и ворота на лестнице неслышно растворились. Тот, что 
казался спящим, несмотря на совершенную бесшумность створок, тут же 
напряженно вскочил, весь подобрался, и замер в ожидании. 
     Вперед по центру ступени вышел главный жрец Лестницы - грузный 
большой мужчина, с лицом, скрытым сальной шапкой темных волос. По 
всему было видно, что ему с трудом удалось оторваться от дегустации 
с коллегами-жрецами обильных государевых подношений, в честь 
знаменательных сегодняшних событий. 
     Жрец воздел руки к небу и голосом, напоминающим раскаты грома, 
провозгласил: 
     - Настал час, что всего один в году. Настал час, когда врата 
Лестницы раскрываются перед смертными, что отныне будут называться 
Восходящими. Итак, кто же осмелиться бросить вызов творению богов?! 
Кто решиться ступить на Лестницу Без Перил?! 
     Не успели придворные трубы возвестить о наследнике трона, как 
не начавшаяся пауза была прорезана хриплым и грубым, но сильным 
голосом: 
     - Я, Ланс Безродный, бросаю вызов! - назвался он именем, 
неизвестным в этом мире. 
     На этот раз паузе суждено было сбыться, и она оправдала все 
возложенные на нее ожидания. Сам государь медленно поднялся с трона 
и гневно заорал: 
     - Как смеешь ты, безродный, называться вперед наследника 
трона?! Кто ты такой, что осмелился на такую наглость?! 
     Государь вопросительно уставился на дерзкого, а гвардейцы тем 
временем подобрались поближе. 
     - Я уже назвал себя, - спокойно сказал человек, решив, что от 
ответа что-то зависит. 
     - Схватить его! - не без истеричных ноток заорал облеченный 
властью, - схватить и примерно наказать, ибо никто не смеет 
оскорблять государеву кровь без наказания! 
     Ветеран широко взмахнул копьем, и двое самых ретивых гвардейцев 
замертво повалились перед ступенями лестницы. Мгновением спустя он 
уже был за спиной жреца, зарыв кинжал в дюжину святейших 
подбородков, постепенно отступая и увлекая жреца вверх по Лестнице. 
Служитель бога недолго раздумывал, и, впечатлившись мрачной 
решимостью подступающих гвардейцев, возопил к властителю: 
     - Остановитесь! Этот человек уже на ступенях, с этого времени 
он уже принадлежит богам! И им не понравится, если вы решите его 
судьбу сами!!! 
     Гвардейцы нерешительно остановились. Правитель зашелся, было, 
ответить, побагровел уже, как к нему подскочил опомнившийся, 
наконец, мажордом, и шустро зашептал что-то на ухо. Государь 
поначалу вскипел, мажордом зашептал еще шустрее, тот постепенно 
почти успокоился, даже сел, взревели трубы, предупреждая монаршую 
волю, и мажордом прокричал: 
     - Этот человек уже обрек себя на небесную кару, ступив на 
священные ступени, но, если он все же вернется, в нарушение воли 
богов, то здесь его ожидает государева кара, - обратился он ко всем 
и кивнул жрецу, - можешь продолжать церемонию! 
     Ланс разжал объятья и отступил спиной к створке ворот. Жрец 
нервно ощупал шею и попытался продолжить прерванный обряд: 
     - Итак! - крикнул он взвизгнувшим голосом, прокашлялся и вновь 
громоподобно, но уже без былых уверенных интонаций закончил, - Кто 
же бросит вызов могуществу богов?! 
     В этот раз исправно взревели трубы, и государевы глашатаи 
дружно возвестили: 
     - Кан-Тун, принц крови, наследник династии, удельный владетель 
Гвортунии! 
     Под эти слова принц вышел вперед к самым ступеням лестницы. 
Вновь рявкнули трубы, объясняя, что менее именитые соискатели могут 
представиться. 
     - Крын с Малого Ручья, - каркнул старейшина крестьян, и дюжина 
мужиков вытолкнула к ступеням своего представителя. 
     К нему тотчас же подскочили двое пажей, волокущие объемистые 
тюки, а мажордом вежливо объяснил, впрочем, не подходя слишком 
близко: 
     - Тебе выпала великая честь сопровождать принца крови и 
привилегия нести его вещи. Это редкая возможность для лиц твоего 
подзаборного происхождения. 
     Крестьянин молча и безропотно принял тюки, не успев даже толком 
ничего сообразить. Принц, глядя на это, лишний раз приосанился. 
     Между тем церемония продолжалась: 
     - Итернир! - звонко крикнул человек в шутовском наряде, и смело 
вышел вперед. 
     В толпе придворных раздались ожидаемые смешки, и даже возгласы: 

     - Откуда вы взяли скомороха? 
     - Уберите вашего шута! 
     Принц крови слегка поморщился, а Итернир склонился в реверансе, 
вежливо объясняясь: 
     - Я здесь, чтобы восхождение не показалось вашей светлости 
излишне серым и унылым. 
     За всем этим от всеобщего внимания ускользнуло, как парень, 
наконец, разорвал свои объятья, как будто рвал счеты с жизнью, и 
взглянул в глаза своей девушке. Их диалог зазвучал еще более 
умильно, но на этот раз - без слов. Трава, прочувствовавшись, 
касалась земли, а кусты старались отвернуться, отказываясь верить в 
искренность и справедливо, как им казалось, принимая все это за ложь 
и иллюзии молодых. 
     Меж тем парень нерешительно шагнул назад, все еще держа ее руки 
в своих. Сделал еще один шажок. Теперь соприкасались только их 
пальцы, и, наконец, и это слабое объятие разорвалось. 
     - Ригг с Ясной Поляны, - прервал его чистый голос пересуды 
толпы. 
     - Подойдите же, ступите на первую ступень, - пророкотал жрец, - 
и будьте отныне Восходящими. Пусть единственный самый достойный 
преодолеет все испытания и дойдет до вершины, где будет ему даровано 
право исполнить свое желание. 
     Выстроившиеся перед первой ступенью практически одновременно 
поднялись на нее, ступили на вторую, третью. Подошли к распахнутым 
воротам, жрец посторонился, давая дорогу, на мгновение поравнялись с 
Лансом и перешагнули линию врат. Отныне они считались Восходящими, 
принадлежащими Лестнице. 
     Створки ворот дрогнули и, закрывшись, скрыли ушедших от глаз 
провожающих. 
     Сразу же завопили плакальщицы, почтительно зашелестели 
придворные, мать Крына уже не в силах сдерживаться, упала на землю в 
плаче, а девушка, что стояла в стороне от всех ясным взглядом полным 
надежды безотрывно глядела на ворота, на ступени лестницы, по 
которым еще никогда не спускался ни один Восходящий. 


2 


     Как только створки ворот бесшумно сомкнулись за их спинами, 
Ланс молча развернулся, и размеренно зашагал не оборачиваясь вверх 
по лестнице. Итернир хлопнул Крына по плечу, и, кривляясь, пропел: 
     - А мы дурня запрягли, ой, лю-ли, ай, лю-ли! Тюк на горб ему 
взвалили, сами разве что не сели! 
     После чего едва не в припрыжку пошел вверх. За ним, вздохнув, 
отправился Ригг. Крын что-то проворчал, снося издевательство, но 
Кан-Тун покровительственно пояснил ему: 
     - Как личный оруженосец, ты, оставаясь простолюдином, гораздо 
выше любого шута, а потому следуй за мной и не смей ни о чем думать, 
- после чего резко развернулся и, зашагав вверх, милостиво 
предоставил тому глотать пыль с его сапог. 
     Ригг, догнав Итернира, пошел рядом. 
     - Слушай, ну чего этот государев сынок сюда поперся, это 
понятно, - начал разговор Итернир, - но тебе-то что здесь 
понадобилось? 
     - А для чего пошел принц? - наивно спросил Ригг. 
     - Ты что, из темного леса вышел, что ли? 
     - Да, - просто ответил парень. 
     - То есть?.. - еще меньше понял Итернир. 
     - Да очень просто, я там живу. Я - охотник. 
     - Да-а? - протянул тот, - ну, тогда все понятно. Ежели так, то 
конечно! Тут, понимаешь, такое дело. Государь местный шибко сильно 
плодовит, поскольку всякое разное с наследником случиться может. Ну, 
на охоте зверь его какой задерет, или из колыбельки дитя вывалится, 
покалечится. А государство без наследника оставлять нельзя ни в коем 
случае. Вот и приходится их держать сразу много и одной монетой. А 
как первый из них правление примет, остальные, вроде бы как, лишние. 
- Итернир рассказывал вдохновенно, видя, что дорога впереди не 
малая, сопровождая слова размахиванием рук и прочими жестами, - 
раньше их либо на войну, какую, отправляли, либо удельными 
правителями делали. Но тем же обидно - вроде и сами с усами и рылом 
вышли, а все пряники - старшему брату?! Нехорошо, делиться бы надо. 
С ближним-то. Вот и раздувалась смута по государству. И ладно если 
миром договориться сумеют, а ну как пожары по государству потянутся? 
Нехорошо? 
     - Да вроде того, - почесал в затылке Ригг. 
     - Вот-вот. Ну, и один из правителей как-то, плюя в потолок, 
изобрел такое дело, чтобы, значит, лишних-то наследников, как только 
в крепость тела войдут, а старший брат правление примет и первого 
сына родит, отправлять на верх по Лестнице. Она, дескать, желания 
исполняет, вот пусть и нажелают себе чего угодно, если дойдут. А, 
коли они престол себе вернуть загадают, значит на то и есть воля 
всех богов, вместе взятых. Так что принцу нашему только семнадцать 
стукнуло. 
     - Зря ты так, - мирно заметил Ригг. 
     - Чего - зря? 
     - О богах ты так зря. Не приведи же чего - услышат. 
     - Ха! - воскликнул Итернир, - и чего они мне сделают? Да им до 
нас дела нет и вовсе никакого! А если и есть, то и пока дождешься 
кары, так тридцать три раза облысеешь весь! Как-то было со мной 
такое дело: иду я как-то со жрецом одним, ну, разговариваем, 
понятное дело. И он мне, значит, говорит так вежливенько, что не 
богохульствуй, дескать, и не ругайся, сын такой-то, а то получишь 
по... по лбу. Ну, я, понятное дело, ни в одном глазу. А тут на 
горизонте тучка нарисовалась, быстро приблизилась к нам, из тучки 
этой самой молния ударила, и жреца того - в пепел. И голос из той 
тучи: "Ой, ... опять промахнулся!" Гляди-ка, а чего это там наш 
рыцарь славный распрыгался? - указал он вдруг рукой вперед, 
пристально вглядываясь вдаль. 
     А впереди действительно было заметно, как намного обогнавший их 
Ланс, сражается с двумя неправдоподобно огромными людьми. Оба, и 
Итернир, и Ригг, не сговариваясь, прибавили в шаге. 
     Бой заметили и Крын с принцем, но последний сразу же остановил 
рванувшегося, было, на помощь крестьянина. 
     - Погоди, - наставительно проронил он, - их станет меньше, а 
дойдет лишь один. 
     Тот безразлично пожал плечами и бросил дурную затею. 
     Когда Итернир с Риггом подошли к Лансу, тот отстранено сидел 
тремя ступенями ниже великанов, отдыхая. Итернир внимательно оглядел 
противников. Оба были в полтора человеческих роста, без доспехов, в 
одних холщовых рубахах до колен но со щитами, обитыми сталью и 
огромными мечами, что и двумя-то руками поднять мог бы разве что 
Крын. 
     - Не клеится? - весело спросил Итернир у Ланса. 
     Тот молча тяжело и безразлично посмотрел на него. 
     - Ну ладно, - уже серьезнее сказал Итернир, скидывая дорожный 
мешок, и попросил Ригга, - подержи, пожалуйста. 
     Тот принял мешок и отступил на одну ступень вниз. Итернир, 
вытягивая из перевязи прямой меч, подошел к великанам. Угрюмые 
отсутствующие, начисто лишенные какого-либо выражения лица, никак не 
прореагировали на движение. 
     Он сделал выпад, лица противников даже не обратились в его 
сторону, только один слегка сдвинул щит, и меч бессильно звякнул. 
Ответной атаки не последовало. Итернир задумчиво хмыкнул, атаковал 
еще раз и еще, но так и не удостоился взгляда великанов, когда все 
старания обращались во прах. Всякий раз атака отражалась самым 
выгодным способом. 
     Двое действовали слаженно как единый организм. Когда атаку на 
одного было легче отразить другому, действовал он, а тот даже не 
шевелился. В них недостаток двух людей работающих в паре был 
достоинством. Любая пара людей нет-нет, да ошибется, не 
скоординирует свои действия и один может одолеть двоих, а здесь все 
было совсем наоборот. Спасало лишь то, что они никогда не 
контратаковали. 
     Обессилевший и взмокший Итернир отступил. Кан-Тун, наблюдавший 
издали эту сцену, презрительно фыркнул. Но сам вперед не пошел. 
     Некоторое время висела тишина. Люди раздумывали и взвешивали. 
Кто-то знал, что против этого противника ему не выстоять, а кто-то в 
первую очередь боялся остаться в итоге боя обессиленным, и 
беззащитным перед соперниками. 
     Едва Итернир перевел дух, как Ланс поднялся и тяжело проронил: 
     - Хотим пройти - надо вместе. Ты, ты, и ты, - указал он на 
Итернира, Крына и Кан-Туна, - встанем перед ними. По фронту на 
ступени как раз для четверых. А ты, - обратился он к Риггу, - 
метнешь нож. 
     Снял с перевязи нож, и протянул Риггу, внимательно глядя, как 
тот его возьмет. 
     - Ты умеешь метать, - удовлетворенно заметил он, и вновь 
обратился к Крыну, - ты встанешь со мной. Они - справа. Я считаю до 
трех, он бросает нож в правого, одновре