ел,  ругнулись
оба  вполголоса.  Магов  заковыристым  словом  помянули,  а  Думу   -   ту
по-простонародному.
     - Подальше бы убраться от всей этой  магии...  -  мечтательно  сказал
Жилло и двинулся в сторону кабачка. Братцы-воришки - за ним. Видно, твердо
решили весь остаток дней своих за Жилло держаться.
     - Ребята, за что я вам так понравился? - спросил у них  Жилло,  когда
рано утром  устроили  они  себе  в  баркасе  роскошный  завтрак.  -  Я  же
всего-навсего графский слуга. Ну, правда, я вас на сколько-то  постарше  и
на столько же поумнее. Но это еще не повод приставать ночью к  незнакомому
мужчине!
     - Мы в тебе вожака почуяли, - признался Дедуля. - Я-то не вожак,  сам
понимаю. А Малышу -  тому  вовсе  дядька  с  розгой  нужен,  чтоб  порядок
соблюдал. Ты действительно вожак, Жилло.
     - Отродясь не бывал, клянусь честью! - воскликнул изумленный Жилло.
     - Ну вот, ты же запрещенным словом так запросто клянешься...  Значит,
вожак.
     - Я не словом клянусь, - вздохнул Жилло,  -  а  тем,  что  это  слово
означает.
     И задумался - потому что  и  сам  себе  не  мог  объяснить,  что  оно
означает. Возможно, молодой граф это знал с пеленок, а ему, слуге,  самому
бы кто растолковал...
     - Ну, идем, что ли, в Коронный замок? - спросил Дедуля. -  Сейчас,  с
утра, туда очень даже просто будет проскочить.  Во  двор  впускают  всяких
жалобщиков. Ты ж понимаешь, равноправный  народ  нельзя  обижать!  Ну  вот
идут, хнычут, что в отхожем  месте  пол  проломился,  так  не  пришлет  ли
Равноправная Дума плотника?
     -  Он  не  шутит,  Жилло,  мы  там  стояли  в  очереди,  так  всякого
наслушались, - подтвердил Малыш. - Ну так идем, что ли?
     Посмотрел Жилло на свое приобретение  при  солнечном  свете.  Молодые
оба, с лица приятные, Дедуле под  тридцать,  Малышу  за  двадцать.  Чем-то
похожи, хотя не скажи они сразу, что братья, Жилло бы не догадался.  Малыш
- повыше, Дедуля - пониже и покрепче, у Малыша волосы  посветлее,  даже  с
рыжинкой, у Дедули - темно-русые. Глаза у обоих  живые,  чтоб  не  сказать
попросту - хитрющие. И шустрые руки, что при их ремесле и полезно,  однако
глядеть на такие руки не очень-то приятно.
     - Пошли, детки, - и Жилло поднялся. - Только ничего тут не оставлять.
Капитан с "Золотой Маргариты" пояс оставил - через  четверть  часика  пояс
прямо в воздухе растворился.
     Подошла к ним девица - деньги взять за роскошный завтрак.
     - Платит каждый за себя, потому что равноправие, - велел Жилло.  -  И
мужья с женами тоже на днях будут общие.  В  свете  такого  решения  Думы,
детки, кто из нас женится на этой девице? Желающих нет?
     Уж больно ему тогда запала в голову дурь грудастой девки. И  понимал,
что дура не виновата, что вся ответственность  за  поколение  равноправных
дураков - на Равноправной Думе, и все же не мог удержаться.
     В конце концов собрались в  дорогу.  Дедуля  настоял  на  том,  чтобы
продовольствия с собой взять.
     - Тебе не продовольствие нужно, а закуска, - поправил  его  Жилло.  -
Потому что велел ты налить себе полную флягу крепчайшего моряцкого рома, а
без закуски от него и помереть недолго.
     - Если у кого глотка непривычная, то да, - согласился  Малыш.  -  Ты,
вожак, прости - сухопутная крыса, ты в горах жил. А мы в  портовом  городе
выросли, мы и в плаванье ходили. Этот ром - еще не ром.
     - Это - не ром? - изумился  Жилло,  успевший  его  и  попробовать,  и
выплюнуть.
     - Настоящий ром в металлическую флягу наливать  нельзя,  а  только  в
стеклянную, - совершенно серьезно сказал Малыш.
     - Точно, металлическую он прожигает,  -  не  менее  серьезно  добавил
Дедуля.
     Больше вопросов Жилло уж не задавал.
     - С магией этой дело темное, - проповедовал Дедуля, пока  поднимались
по серпантину. - Конечно, то, что королевское семейство держало народ  под
чарами, очень похоже на правду. И то, что эти чары с народа слетели,  тоже
похоже на правду. Но, сдается мне, посадили мы себе на шею компанию  таких
чудотворцев, что опять ходим оболваненные. Охотно бы я поснимал  с  членов
Думы их мантии, потому как кто-то из них вполне может оказаться магом  или
колдуном.
     - И как бы ты определил, маг перед тобой или просто  старый  хрен?  -
сопя от быстрого шага, спросил Жилло.
     - Не  знаю,  на  нюх,  наверно...  От  мага  же  всякими  колдовскими
снадобьями, надо думать, пахнет. Еще я слыхал,  что  у  них  есть  большие
родинки в виде мыши, крысы или лягушки...
     - И паука, - добавил Малыш. - Если их  уколоть  иглой,  они  не  дают
крови.
     В такой вот ученой беседе добрались они до Коронного замка и вместе с
толпой просителей были впущены во двор.
     - Сейчас нас оттеснят в угол между каретным  сараем  и  лестницей,  -
шепнул Дедуля. - Стражники алебардами коридорчик выгородят, мы по  двое  в
этом коридорчике выстроимся и пойдем в галерею - ожидать. А  в  галерее...
Ох! Гляди - эшафот!
     - Плаха и две корзины... - шепнул  в  другое  ухо  Малыш.  -  Значит,
сегодня!.. Опоздали мы...
     - И ювелир опоздал... - тупо пробормотал  Жилло.  Действительно,  они
заявились в замок ни свет ли заря, чтобы пробраться вместе с бурной толпой
всевозможных  обиженных,  а  ювелир,  скорее  всего,  сейчас  еще   только
завтракать собирается. Выходит, все - зря... Выходит, все - напрасно.
     - Ты, вожак, нос не вешай, - шепотом же прикрикнул на него Дедуля.  -
Граф твой еще при голове. Мало ли что случится, пока его  досюда  доведут.
Ступай-ка ты лучше за нами потихоньку...
     Действительно - братцы-воришки уже неплохо ориентировались в Коронном
замке. Протащили они Жилло какими-то закоулками и вывели, к  великому  его
удивлению, на деревянную галерею, как раз  над  той  каменной,  где  ждали
своей очереди просители.
     - Пока вроде никто головы рубить не собирается, - сказал Малыш.  -  А
то бы уже вовсю галдели!
     - А это что значит? - и  Жилло  показал  пальцем  на  Девичью  башню.
Оттуда выводили вышивальщиц. Стражники поставили их  длинным  рядом  вдоль
перил, как раз чтобы им хорошо был виден  эшафот,  и  Жилло  заметил,  что
красавица-соколица его разлюбезная стоит особо. Пригляделся - а у нее руки
за спиной связаны, и с каждого бока - по два стражника. Смотрит она в пол,
и лицо - краше в гроб кладут.
     - Что-то сейчас начнется. Ты, вожак, погоди дергаться, вниз  мы  тебя
все равно не пустим, - хмуро прикрикнул на Жилло Дедуля. - Надо же...
     - Равноправная Дума на балкон выходит, - сообщил Малыш.
     - Вся? - нехорошим голосом спросил Жилло.  Он  хотел  видеть  в  лицо
всех, кто послал на смерть графа Иво оф Дундаг, который и всего-то хотел -
в университете учиться. Он хотел запомнить навеки эти образины до  единой.
Все вместе и каждую по отдельности.
     - Да ты что? Делать им нечего - всей командой на эшафот любоваться...
Человек пять, может, будут присутствовать, раз уж без них  нельзя  вершить
правосудие... Ошибся - шесть.
     - Сколько их всего?
     - А леший разберет! Понимаешь, Жилло, списка нам никто не  показывал.
Кое-кого, кто почаще в городе  бывает,  мы  знаем  в  лицо.  А  когда  они
торжественно идут строем в белых мантиях, тогда хрен их сосчитаешь -  все,
мерзавцы, одинаковые!
     - Этих шестерых знаешь? -  не  унимался  Жилло,  потому  что  молчать
сейчас - это было выше его сил.
     - Вон тот, впереди, который помоложе - Уго Ринуж. А в дверях  остался
стоять Исидор Талс. Во-он та старая рухлядь! Он, наверно, и сам уже забыл,
сколько ему лет.
     Жилло вспомнил - что-то этакое про Талса и лекарь говорил. Напряг  он
зрение. Да, старик стариком, волосы под парик упрятаны, как полагается,  и
мантия широченная все как есть скрывает. С пузом он или  сухой  сморчок  -
поди разбери, мантия-то поверх шитого  золотом  кафтана,  а  полы  кафтана
торчат наподобие короткой  юбки.  Одни  рукава  с  обшлагами  из  прорезей
вылезают. Одно ясно - росту этот Исидор Талс невысокого. Все сидят,  а  он
стоит - и все равно он их ненамного выше.
     Отрекомендовал Дедуля и прочих четверых. Так получалось,  что  каждый
из них уже лет шестьдесят командует  равноправным  населением.  Как  можно
столько прожить - Дедуля объяснить не мог и не пытался. Однако был в  этом
и свой резон - за долгие годы Равноправная Дума  усвоила,  что  к  чему  в
подвластном государстве, кто умный, а кто - дурак,  и  иногда  очень  даже
мудро управлялась, опираясь именно на дураков.
     А  тем  временем  двор  Коронного  замка  стал  заполняться  народом.
Очевидно, о казни объявили в  Кульдиге  -  и,  как  сообразил  Жилло,  все
бездельники, страдающие любопытством, не поленились вскарабкаться на  холм
ради бесплатного и нравоучительного развлечения.
     -  Ага,  не  то  что  бесплатного,  а  даже  полезного  в   хозяйстве
развлечения, - едко поправил его Дедуля. - При выходе  зрителям  вручаются
мешочки с булками  и  салом.  Дума  же  обещала,  что  равноправный  народ
голодным не останется! Ну, вот и держит слово.
     Толпа обжала эшафот. От высокого крыльца к  нему  вел  настил.  Вдоль
настила выстроились даже не стражники - красномундирные гвардейцы.  И  вот
двери открылись.
     Первой вывели принцессу Амору.
     Шла  она  в  обычном  коричневато-сером  платьице   вышивальщицы,   в
простеньком чепце, из-под которого выбились на лоб две легкие прядки.  Как
тогда, в башне, упрямо был сжат маленький рот. Шла уверенно, глядела прямо
перед собой - на плаху и две корзинки. Сзади ее придерживали за  связанные
руки два стражника - здоровые дядьки, на них бы пахать впору...
     За ней такие же верзилы вывели молодого  графа,  тоже  связанного,  и
поставили обоих рядом. Тот  еле  брел,  но  когда  оказался  возле  Аморы,
подтянулся, приосанился. За это Жилло его про себя похвалил. А когда хотел
сказать про графа Дедуле, оказалось, что Дедуля взял и  сгинул.  Вместе  с
Малышом. Как будто  прислонился  спиной  вон  к  той  трещине  в  стене  и
аккуратно так в нее всосался. Что затеял - уму непостижимо.  Побег  -  это
хорошо устраивать, когда узник в тюрьме. А  когда  он  уже  на  эшафоте  -
никуда с ним не побежишь.
     Однако исчезновение означало, что Дедулю осенило.  И  поди  сообрази,
честный графский слуга, что за выкрутаса пришла на ум  вору!  Жилло  и  не
пытался.
     Глашатай думский с балкона  стал  объяснять,  что  Равноправная  Дума
отнеслась к принцессе с  нежностью  и  любовью  -  сберегла  ей,  невинной
девочке,  жизнь  и  дала  возможность  трудиться  на  равных  с   обычными
девушками.  А  неблагодарная  принцесса  вдруг  громко  заявила  о   своем
происхождении, смущая подруг по мастерской. И попытка бегства впридачу, по
тайной договоренности с другим государственным преступником - вот этим Иво
из Дундага, тоже - двадцати лет от роду.  Участвовавшие  в  заговоре  лица
вовремя осознали свою ошибку и поторопились ее исправить. А  принцесса  не
осознает. И граф,  который  сперва  был  склонен  отказываться  от  своего
участия в побеге, тоже объявил, что умрет за принцессу.  Вот  такие  корни
пустила в этих аристократах истребленная по всей стране зараза!
     Выхода нет - именем  равноправного  народа,  искореняющего  все,  что
мешает в боях завоеванному равноправию, преступники приговариваются...
     А к чему приговариваются - и так ясно. Вот он,  палач  с  секирой,  в
черных кожаных  штанах,  как  пятьсот  лет  назад,  в  красном  колпаке  с
прорезями для глаз. Дивное дело  -  все,  что  при  короле  имелось,  Дума
понемногу отменила, одного палача к жизни возродила. Так что трубы  трубят
и барабаны бьют не вовремя, мешая глашатаю толком дочитать приговор, палач
вальяжно так с секирой на плече  выходит,  народ  сперва  загалдел,  потом
замер. И  услышали  все,  как  сказала  принцесса  Амора,  повернувшись  к
молодому графу.
     - Пусть я первая... прощай. И гляди, как это делается.
     Оттолкнула она стражников, что хотели вести ее  под  локотки  и  сама
быстро пошла к плахе. Но не просто пошла - с песней.
     Услышал Жилло эту мелодию - обмер. Не он ли ее сочинил в ночном лесу?
Да он же! Что за колдовство такое?..
     Принцесса отчаянно-звонким голоском запела:

              Я письмо получила и читала, смеясь,
                                      и смеялся со мной гонец!
              Собирается в битву Богоизбранный князь -
                                   возвращать себе свой венец!

              Стало небо бездонным, изумрудной - трава,
                                        опьянил аромат лесной,
              а в ушах зазвенели золотые слова:
                                 все, кто любит меня, за мной!

     Тут уж Жилло  чуть  через  перила  галереи  не  перелетел.  Не  могла
принцесса Амора знать эту песню! Ее вообще еще никто  на  свете  знать  не
мог.
     Но, пока она, встав у эшафота, переводила дух, песню  подхватили  два
мужских голоса - вроде бы из толпы...

              Мы - бойцы, мы - бастарды, мы услышали весть,
                                        мы примчимся издалека!
              Нам досталась от бабок потаенная честь
                                    королевского перстенька!..

     Тут  только  ошарашенная  Дума  замахала  рукавами   мантий,   забили
барабаны, кто-то дал знак палачу... Он схватил Амору за тонкие руки, сзади
связанные, кинул на колени перед  плахой,  но  тут  же  почему-то  от  нее
отскочил и нагнулся, изучая что-то на досках настила.
     Красавицу-соколицу стражники удержали  и  рот  ей  заткнули  -  а  то
бросилась бы с галереи на  эшафот.  А  молодой  граф  рванулся  туда  -  к
Аморе...
     - Я люблю тебя! - крикнул. - Люблю, слышишь? Люблю!
     Графу гвардеец, понятно, тоже рот  зажал.  А  принцесса  вскочила  на
ноги.
     - Ангерран, братик мой! - воскликнула. - Где ты, братик? Ангерран!..
     И тут возле плахи дощатый настил эшафота пламенем взялся!
     Отскочили палач с принцессой,  смотрят,  понять  не  могут  -  откуда
огонь? Кто умудрился? Огненный ковер вокруг  плахи,  так  и  трещит  сухое
дерево! Народ прочь от эшафота  кинулся.  Давка,  вопли,  сумятица,  конец
света!
     Жилло - тот сразу понял, чьих ручонок  шаловливых  дело.  Обещали  же
братцы-воришки что-то придумать - и придумали.  Да  еще  завопили  "Пожар!
Горим!" Тут уж не до казни. Тут уж гляди, как бы бешеная  толпа  ворота  с
собой не унесла!
     На балконе тоже какие-то бурные события  -  члены  Равноправной  Думы
откровенно друг на дружку орут, хотя слов не разобрать. Наконец  принцессу
с графом обратно в замок взяли, а глашатай перед горящим эшафотом и пустым
двором такое сказал:
     - Равноправные граждане! Всякое  преступление  заслуживает  кары.  Но
если его совершает молодая неопытная девушка, если к  нему  присоединяется
не знающий жизни юноша, они заслуживают снисхождения! И Равноправная  Дума
считает, что принцесса Амора и Иво из Дундага достаточно наказаны  страхом
и унижением перед лицом равноправного народа! Им даруется жизнь!
     Тут эшафот рушиться начал.
     - Ну, как? - спросил Жилло довольный  Дедуля,  появляясь  как  бы  из
трещины на стене. - Спиртное, оно тоже иногда пользу приносит...  Особенно
когда по сухому дереву...
     И, запрокинувшись, вытянул из горлышка пустой фляги  самую  последнюю
каплю моряцкого рома.
     - Откуда вы знаете эту песню? - вопросом же ответил Жилло.
     - Надо у Малыша спросить. Он где-то подцепил. Пугнули  мы  их?  А?  И
граф твой спасся! С тебя причитается, вожак.
     - Как это вы додумались?
     - Не мы додумались.  Древний  воровской  прием  -  поджечь,  а  потом
поживиться в суматохе. Порядочный вор всегда готов его в дело пустить. Вот
только мы его по другому случаю употребили,  -  объяснил  Дедуля.  Тут  за
спиной у Жилло отделился от стены и развеселый Малыш.
     - Ну, здорово твой граф заорал: "Я люблю тебя!" Меня  чуть  слеза  не
прошибла, - признался он.  -  Мне  бы  когда-нибудь  так  убедительно  это
проорать... Только не принцессе. Я вот одну красотку в Кульдиге видел - не
девочка, конечно, в теле, груди - во!
     Малыш показал на себе, как  возвышаются  эти  изумительные  груди,  и
Дедуля очень неодобрительно на него посмотрел - вышло, что торчат не менее
чем на фут, и достигают избраннице выше подбородка, мешая принимать пищу.
     - Малыш иногда жениться собирается, - объяснил он Жилло. -  Вот  тоже
приобретение  для  женщины!  Потерпи,  смотаемся  от   этого   равноправия
подальше, тогда женись на здоровье.
     - Ты, Малыш, откуда эту песню знаешь? Про бастардов? - спросил Жилло.
     - Я? Слушай, спроси  у  Дедули.  Это  он  однажды  приволок.  Бурчал,
бурчал, я думал - совсем умом повредился.
     - Я приволок?
     - Не я же!
     И братцы с огромным недоумением друг на дружку уставились.
     - Темное дело, - сказал Жилло. - Понимаете, ведь и ко мне эта песенка
привязалась непонятным образом. Первый куплет впервые слышу, но  второй  -
точно мой. Сперва ощущение было, будто я сам его и придумал! Я его в  лесу
подцепил, неподалеку от Полосатого мыса. Ладно,  с  песней  мы  на  досуге
разберемся. Что бы могло значить  это  помилование  с  бухты-барахты?  Так
старательно принцессу и графа под топор подводили  -  и  на  тебе!  Пожара
настолько испугались?
     - Знаешь, вожак, про песни ты хорошо рассказываешь, но  пора  бы  нам
отсюда убираться, - строго предложил Дедуля. - Гляди, все зеваки со  двора
вымелись, никаких просителей в галерее, никого постороннего.  Не  обратили
бы на нас внимания. Я, скажем, человек скромный, мне его вовсе не надо.  И
Малыша я так же воспитывал. Давай-ка сматываться!
     Опять протащили братцы Жилло закоулками  -  и  опознал  он  местность
только у замковых ворот. Причем, в довершение общего  безумства,  какая-то
ответственная личность там мешочки с булками и  салом  раздает!  Все,  как
было обещано Думой, и не  отказываться  же...  Выскочили  Жилло  и  братцы
наружу вместе с последними зрителями - а тут наемный экипаж подъезжает.
     - Ребята, держите меня! - говорит Жилло. - Пусть я съем  свою  шляпу,
если это не старый хрен ювелир!
     Прыгнул Малыш на подножку, заглянул вовнутрь, соскочил.
     - Вожак, это именно ювелир! И прибыл действительно утром! Как обещал!
     Тут с хохотом и гомоном понеслись  все  трое  вниз  по  серпантину  -
скачками, прыжками, выделывая кренделя и радуясь  до  щенячьего  визга.  А
вскоре обогнал их ювелир в наемном экипаже. Видно, Думе сейчас не до  него
было.
     Однако на мосту Жилло угомонился  и  призадумался.  Что-то  стряслось
возле эшафота такое, что казнь отменили. Не любовь же к принцессе их  всех
охомутала! Что же это такое могло быть? И не пожар - перенесли бы казнь на
другое время  и  никого  постороннего  близко  не  подпустили.  Интересную
загадку  загадала  Равноправная  Дума  графскому  слуге...  И  если   граф
помилован, то как ему велено дальше себя вести? Уносить из Кульдига  ноги?
Или оставаться здесь под присмотрим? Вот тоже морока... Даже непонятно,  у
кого об этом спросить - не у лекаря же!
     Тут Жилло почувствовал, что летит по воздуху и налетает на стенку.
     Оказалось, Малыш ущипнул особу женского рода, с которой они  как  раз
поровнялись, и получил с  размаху  по  уху.  Ручка  была  тяжелая,  парень
налетел на Дедулю, а уж тот всем своим весом - на Жилло.
     Стоит эта особа, смотрит, как трое здоровых мужчин от одного удара ее
прелестной ручки чуть кувырком не  полетели  и  как  они  друг  от  дружки
отцепляются, и корзинку на локте раскачивает.
     А была это Дениза, Дениза во всем блеске доступной  ей  роскоши  -  с
кружевами на пышной груди, с локонами, выпущенными из-под чепчика прямо до
тех соблазнительных кружев, по два локона с  каждой  стороны,  в  шелковой
накидке, которая сзади обтянула юбку, так что округлые формы сами  умоляли
- ну, ущипни!
     - Нашел к кому приставать, - сделал Дедуля внушение Малышу. - Это  же
такая ведьма, такая заноза, что в одиночку с ней  и  не