ых
графинь были отделаны по последней моде, и не ткаными гобеленами,  которые
мастерили еще их прабабушки, а тисненой кожей, резными панелями  дубовыми,
и - хотите верьте, хотите нет - в спальнях стояли маленькие  камины  и  не
было сквозняков!
     Разумеется, девиц охраняли. И у входа в комнату служанок, и у  дверей
опочивален сидели то старуха, заснувшая над вязаньем, то старик со  ржавой
алебардой, а то и стражник, которому из-за недавней раны подыскали  дельце
полегче.
     Ведьму все это не смущало. Шла она, постоянно оборачиваясь и рассыпая
за собой какую-то сушеную травку. Кот у нее на плече тоже сидел  спокойно,
тревоги не поднимал. А рыженький наш пажик уверенно вел ведьму  туда,  где
почивала самая младшая из юных графинь.
     И было это нелегко,  потому  что  спальня  у  знатных  девиц-то  была
большая, а вот ложе им поставили одно на троих, хотя и  было  это  ложе  с
балдахином  немногим  поменее  графской  часовни,   где   помещалось   все
благородное семейство. Сколько бархата, парчи,  тесьмы  да  перьев  пущено
было на балдахин - и передать не умею. И вот вам еще один пример  графской
заботы о дочках - простыни у них каждую субботу меняли!
     Но паж знал, с которой стороны ложится спать  его  красавица,  потому
что, вставая, сразу делала она два шага - и оказывалась у окна. А уж  окно
это паж, можно сказать, наизусть выучил, каждое утро его из замкового сада
созерцая.
     Если бы эту парочку поймали сейчас слуги - плохо пришлось  бы  нашему
пажику. Сразу же стало бы ясно, что привел он старую ведьму  для  ворожбы,
не иначе. Ведьме бы дали раза два по шее и выпроводили  из  замка  -  кому
охота с нечистой силой связываться? А пажу бы досталось на орехи...
     Но от своего отчаяния так осмелел бедный паж, что и не думал вовсе об
этом. Чудом удалось ему заполучить бабку в замок, и  он  резонно  полагал,
что больше такого чуда ему не совершить. Поэтому отважно  лез  он  во  все
закоулки спальни и шарил руками за  стропилами,  не  боясь  напороться  на
какую-нибудь дрянь вроде заржавевшей от крови иголки.  Ведьма  же,  глядя,
как он взбирается по подоконнику и даже по столбу  балдахина,  давала  ему
краткие  и  негромкие  указания...  И   светила,   конечно!   Светец   они
позаимствовали на кухне господа мои. Ведьма - она  хоть  и  ведьма,  а  от
старости, возможно, стала хуже видеть впотьмах. А пажу этого  и  вовсе  не
полагается, он графский паж, дитя человеческое, а не лесной кот.
     Сама бабка тоже времени зря не теряла. Спустила она  на  пол  кота  и
следила, как ходит эта  зверюга  на  полусогнутых  лапах,  принюхиваясь  и
хвостом след заметая. Также ощупала за это время ведьма  стульчик  молодой
графини, туфельки ее утренние, платьице,  брошенное  на  коврик,  и  испод
коврика. Обнаружила она  там  некую  подозрительную  пыль,  которую  долго
нюхала, позвала кота, дала и ему понюхать, после чего крепко задумалась.
     - Истолченные лягушечьи кости? - бормотала ведьма озадаченно.  -  Или
жабьи? Не понять... А цвет,  как  у  сушеного  мухомора...  Нет,  все-таки
жабьи! Кто бы мог додуматься?.. Как вы мне все надоели...
     При этом теребила она край платьица и нашарила-таки зашитый  в  подол
шнурок.
     - Эй, внучек! - окликнула ведьма пажа. - Кинь ножичек!
     -  Берегись!  -  откликнулся  из-под  потолка  паж,   запуская   свой
кинжальчик так, что вонзился он  в  пол  аккурат  возле  ведьминых  ножек,
обутых в ладные сапожки.
     Там, под потолком, висела, понимаете ли, новомодная деревянная люстра
с севера. Ее опускали на  веревке,  зажигали  свечи  и  опять  подтягивали
наверх. Вот паж и сообразил, что к люстре можно тоже  заговоренную  травку
привязать. Но, господа мои, граф для дочек ничего не жалел, и  люстра  эта
вполне годилась бы для тронного зала у кого-нибудь  из  западных  королей,
чьи дворцы ненамного больше конюшен у наших  славных  графов.  А,  значит,
была она побольше колеса от боевой повозки, запрягаемой быками,  и  весила
тоже не менее быка, и веревка, на которой ее  тягали  вверх-вниз,  была  с
пажескую руку толщиной. Так что спустить  это  чудище  самостоятельно  наш
пажик никак не мог, вот и пришлось ему карабкаться по веревке.
     Пока ведьма вспарывала подол, паж тоже  отыскал  кое-что  интересное.
Это оказались сухие веточки, прилепленные  воском  так,  что  снизу  и  не
заметишь - ну, потекло со свечи и потекло...
     Одновременно они окликнули друг друга и шепотом похвастались добычей.
     - Тысячелистник, - едва взглянув вверх,  определила  ведьма.  -  А  у
меня, гляди-ка, волосы. Ну, внучек, вспоминай,  у  кого  в  замке  длинные
черные космы вроде конской гривы?
     Паж, сидя на одном из толстенных рогов люстры, задумался.  Ведьма  же
подошла к постели и подула на каждую из юных графинь.
     - Хорошо спят,  -  сообщила  она.  -  Ну,  думай,  думай,  времени-то
маловато...
     И тут непонятно  откуда  раздалось  пение  дудочки,  тоненький  такой
голосок.
     Паж подумал, что это замкового свинопаса подняло ни свет ни заря и он
выводит свое стадо из хлева. Но поглядел он на старуху с котом -  и  стало
ему жутковато. Потому что, господа мои, кот сделал горб и зашипел,  так  и
целясь выскочить в окошко, а старуха зашипела не хуже  того  кота  и  тоже
подобралась, как перед прыжком.
     - Ох, дура, ох, дура! - запричитала ведьма. - Не не лягушечьи то были
кости и не мухомор сушеный!
     А что это такое было - так и не сказала, потому что  общее  для  всех
юных графинь одеяло зашевелилось и все три девицы, не открывая глаз, сели.
Высунулись из-под одеяла три босые ножки и нащупали наугад туфельки. Потом
появились еще три ножки, и тоже каждая нашла свою туфельку. А потом встали
красавицы во весь рост и гуськом пошли к огромному заморскому зеркалу.
     Зеркало это, господа мои, не стоило тех  денег,  что  отдал  за  него
граф. Только-только научились мастера выдувать и раскатывать такие большие
стекла. И получались зеркала - одно другого страшнее. Поглядишь  в  этакое
зеркало - то у тебя пузо перекосит, то рожа огурцом, а видывал  я  одно  -
откуда смотрел на меня мерзавец с двумя носами, ухмыляясь при этом кривым,
длинным как дождевой червяк, ртом. Так что для молодых  красавиц  полезнее
было бы три маленьких зеркала, чем одно такое, с причудами.
     Положила  старшая  из  девиц  свою  белую  ручку  на  львиную   морду
полированную, что над  левым  верхним  углом  зеркала,  и  поехало  оно  в
сторону, а за ним провал раскрылся, глубокий и черный. Но, как видно, вела
в тот провал лестница, и  по  ней,  не  открывая  глаз,  стали  спускаться
графские дочки.
     Бедный пажик чуть с люстры не сковырнулся.
     Задвинулось зеркало.
     - Ну, - говорит ведьма, удерживая своего свирепого кота, - не повезло
тебе, внучек. Дочки-то у  графа  зачарованные.  Знаешь,  куда  их  дудочка
позвала? Они теперь до утра плясать будут. И так  -  каждую  ночь  подряд.
Ждут их в подземелье три рыцаря, а может, и не рыцари это,  а  вовсе  даже
графские оруженосцы, или даже пажи, вроде тебя. И  будут  они  с  девицами
плясать под дудочку, пока не устанут. А тогда они дадут девицам выпить  из
каменного кубка  волшебного  питья...  и,  право,  не  знаю,  как  тебе  и
сказать... Такое оно, это питье, интересное, что  много  о  чем  забывает,
проснувшись поутру, девица... Да... Нашли мы  с  тобой,  внучек,  то,  чем
девиц очаровали. А как теперь быть - не  знаю...  Ну,  сожжем  мы  волосы,
зашитые в подол, и знаки над огнем сделаем - заболеет тот,  чьи  это  были
волосы, и только. Ну, выметем пыль из-под коврика, развеем по двору - тоже
ничего не изменим. И тысячелистник с люстры снимем -  люстра  чище  станет
разве что... Главное-то уже сделано - слушаются девицы дудочки. А  дудочку
ту найти непросто...
     - Найдем дудочку! - бодро заявляет паж, качаясь на люстре.  -  Пойдем
сейчас за ними следом, поглядим, с кем это они там отплясывают, и  отнимем
дудочку!
     - Ох, ничего у тебя, внучек, не получится, - отвечает ему  ведьма.  -
Мы с котом с  места  не  тронемся.  Откуда  я  знаю,  кто  графских  дочек
очаровал, кто дудочку изготовил? Может, все эти  проказы  с  дочками  и  с
дудочкой - ловушка, которую для меня Маргарелон расставил? Не-е, не пойду!
И веди-ка ты меня лучше в комнату с восемью углами,  как  обещал.  Устала,
отдохнуть хочу. И коту покой нужен.
     Висит пажик на люстре, не прыгает, раскачивается. Потому что  выбрать
надо, куда прыгнуть, чтобы не сшибить ни столика с рукоделиями, ни кресла,
ни столба от балдахина.
     - Эх, бабка! - вися вот этак, горестно говорит паж. - Не  знаешь  ты,
бабуля, что такое любовь!
     - Откуда мне, старой? - хмыкает бабка. - В наши времена ничего такого
и в помине не было.
     - И не понять тебе, бабка, - продолжает паж, прицеливаясь  ногами,  -
как может страдать человек, мужчина, рыцарь,  если  он  любит,  а  его  не
любят!
     - Не понять, - соглашается  ведьма,  наблюдая.  А  было-таки  на  что
посмотреть, когда паж, соскакивая с люстры, опрокинул столик  и  шлепнулся
посреди мотков шерсти и шелка с торчащими из них иголками!
     - Ой! Все равно я  молодую  графиню  люблю,  с  кем  бы  она  там  ни
отплясывала! - восклицает паж, вытаскивая из-под себя здоровенные ножницы,
которыми старая графиня кроила холсты на рубашки служанкам. - Она же  сама
не знает, что отплясывает! Она же не виновата ни в  чем!  Ведь  она  утром
просыпается - и ничего не помнит!
     - А ты откуда знаешь? - интересуется бабка.
     - Знаю! - гордо говорит паж и встает на ноги.  -  Бабуль,  а  бабуль!
Давай пойдем за ними! Ты же знаменитая колдунья! У  тебя  такие  заговоры,
что ты с этими плясунами разом справишься!
     - Может, и справлюсь, - отвечает старая ведьма. -  Только  главное  -
дудочку заполучить, а тут без шума не обойдешься... Погоди встревать, я не
про обычный шум говорю! Понимаешь, внучек мой драгоценный, когда я колдую,
ну, заговор читаю или знаки над  огнем  делаю,  от  меня  вроде  как  свет
исходит, только глазами его не видно, и вроде как звон идет, но его  ушами
не слышно. Любая  другая  колдунья  этот  звон  уловит  и  скажет,  где  я
нахожусь, а злодей Маргарелон - еще и чем  именно  я  занимаюсь!  Вот  что
плохо. Опомниться не успеем, как он налетит!
     - Погоди, бабка! - вспомнил паж. - Ты же  девиц  усыпляла!  И  страже
глаза отводила! Разве тогда от тебя свет со звоном шли? Врешь ты  чего-то,
бабуля!
     - Стара я, чтобы соплякам врать! - с достоинством отвечает ведьма.  -
А ни света, ни звона и быть не могло, это же не колдовство никакое.  Глаза
отвести или человека усыпить и ты, внучек, сможешь  -  этому  я  и  совсем
бестолкового берусь за неделю научить. А вот с тем колдуном сразиться, что
графских дочек очаровал, - это ж на всю округу шум  поднимется!  Не-е,  не
хочу.
     - Бабуля! - решительно сказал паж, раскрывая ножницы. - Ножик мой  ты
забрала, но я и без него дорогу на тот свет отыщу! Без молодой графини мне
все равно не  жить!  Так  что  -  прощай,  бабуля,  не  поминай  лихом,  а
Эдельгарту, братику моему, скажи, что все мои плащи, и вышитые перчатки, и
кошельки, и пояса, и перья для берета я ему оставляю.
     И тут замахнулся паж разведенными ножницами, целя острый конец себе в
горло.
     Ведьма вытянула  обе  руки  вперед,  сделала  ими  в  воздухе  хитрую
выкрутасу, замерла - и в  недоумении  распахнула  глаза  и  разинула  рот,
потому что ровно ничего не случилось. Паж зажмурился, подумал  и  со  всей
силы ткнул себя ножницами в грудь, туда, где сердце.
     Так бы и шлепнуться ему на  пол,  обливаясь  кровью,  но  бабкин  кот
прыгнул и повис на руке. Ножницы скользнули по камзолу, а пажик  с  воплем
ухватил левой рукой кота за шиворот и стал его отцеплять.
     - Пролил ты таки кровь в девичьей  опочивальне,  -  заметила  ведьма,
глядя, как капает с ободранной кошачьими когтями руки. - Это добрый  знак.
А ведь ты меня, внучек, чуть не перехитрил, гром тебя  разрази!  Мой  знак
лишает силы мечи, шпаги, кинжалы, алебарды, протазаны, ножи и стилеты,  но
он не имеет никакого отношения к  ножницам...  погоди!  Ну,  так  и  есть!
Маргарелон замковые ворота заклятьем  закрыл!  Мне  теперь  через  них  не
выбраться! Сообразил-таки, злодей, куда я спряталась... Поймал мой звон от
знака! Ну, хорошо хоть, и я его услышала, когда он ворота замыкал.
     - Мы, бабуль, подземным ходом выберемся!  Про  него  твой  Маргарелон
ничего не знает! - обнадежил  паж.  -  Только  давай  сбегаем  за  молодой
графиней в подземелье, а? Ну, пойдем, бабуль,  а  то  плохо  будет!  Я  уж
найду, чем на себя руки наложить!
     - Как хорошо жилось мне в избушке! - вздохнула старуха.  -  Березовые
ворота наладила, огородик развела...  Нет,  мало  мне  было,  что  детишек
лечила! Колдовством блеснуть захотела! Знала же я,  что  эти  присушки  да
отсушки до добра не доведут! Так нет же, на подвиги старую дуру  потянуло!
А все из-за вас, молодых лоботрясов... как вы мне все надоели!
     Паж подскочил к зеркалу, коснулся львиной рожи, и провал распахнулся.
Шагнул в него пажик и руку ведьме протянул:
     - Бабушка, прошу!
     Ведьма сделала коту знак, и он прыгнул ей на плечо.
     - Выбирать не приходится - пошли, внучек. Может, я впрямь подземельем
из замка выберусь. А тогда уж...
     - Я тебе, бабуля, самого быстрого коня приведу!  -  пообещал  паж.  -
Есть у графа один скакун...
     - Я сама себя скакуном обеспечу.
     Брели они по высоким и неровным ступенькам, удивляясь,  как  графские
дочки не свернут себе шею, разгуливая тут с закрытыми глазами, и выбрели к
запертой двери.
     Паж подергал ручку и повернулся к ведьме:
     - Засов изнутри заложили...
     - А-а, семь бед - один ответ! - и  ведьма  взмахнула  руками.  С  той
стороны вылетел из петель и грохнулся на пол засов. Дверь распахнулась.
     Паж перепрыгнул через высокий порог и оказался он, господа мои, вроде
как двести лет назад... Подземелье-то было убрано, как при наших  предках,
но те гобелены,  что  у  нас  в  замках  истлели  давно,  тут  висели  как
новенькие, и давняя посуда стояла на столе без единой трещины, а  посреди,
под низкими крестовыми сводами, кружились в танце  с  двумя  рыцарями  две
старшие сестры. Младшая же танцевала одна,  опустив  руки,  а  на  дудочке
наигрывал безобразный карлик с двумя горбами, одним -  спереди,  другим  -
сзади. Длинные черные космы почти закрывали его отвратительную физиономию.
     Увидев ведьму, карлик поспешно сунул дудочку за  пазуху,  причем  обе
пары беспомощно остановились, а младшая девица в изнеможении опустилась на
пол.
     - Ах, это ты,  Тиберия!  -  скрежетнул  зубами  карлик.  -  Давно  не
встречались, красавица! Ох, и до чего же ты собой хороша! Да, годы  никого
не красят!
     - Вот уж не думала, что это ты, Озарук! - усмехнулась бабка,  спуская
наземь кота. - И не угомонился ведь! Совсем уж трухлявый стал, а  ему  все
молодых девиц подавай! Ишь, старая кочерыжка! Хорошо  хоть  тебе  эти  два
бездельника заплатили за право под твою дудочку поплясать? В твои-то  года
мотаться по болотам в полнолуние, лягушек ловить, за  гадюками  охотиться!
Прострела в спинке не схлопотал? А то скажи - вылечу!
     - Уходи, уходи,  дорога  петлей,  след  под  землей...  -  забормотал
карлик, - уходи, старая!..
     - А возьми-ка ты, внучек, то, что вынула я из подола,  да  подожги-ка
факелом! - велела ведьма. - И пока урод  этот  корчиться  будет,  мужества
наберись да дудочку у него из-за пазухи выдерни!  Дастся  тебе  дудочка  в
руки - твое счастье, расколдуем тогда графских дочек!
     - Ты прелесть, бабушка! - воскликнул  паж  и  с  тем  звонко  чмокнул
старуху прямо в ухо. Тут  же  выхватил  он  вороную  прядь,  увернулся  от
неожиданно длинной и когтистой руки Озарука и сунул прядь в огонь.  Волосы
затрещали.
     С диким воплем повалился карлик наземь, сдирая  с  себя  жуткую  свою
одежонку. А еще, господа мои, весь замок повскакивал с  постелей  от  того
вопля! И первым делом кинулась старая графиня в  спальню  к  дочкам  -  не
случилось ли с ними беды! Но в спальне было пусто, и,  вскрикнув  погромче
зловредного карлика, рухнула госпожа на пол.
     Понеслись по темным коридорам неодетые  слуги,  зарычал,  как  лев  в
зверинце, сам старый граф, затрубили тревогу. А в подземелье тем  временем
корчился и брыкался на полу карлик.
     Паж прыгал так и сяк, пытаясь сунуть руку ему за  пазуху,  но  уродец
отпихивал его, щелкал зубами и плевался. Две графские дочки  с  кавалерами
стояли, как вкопанные, хотя по лицам девиц видно было - слышали они  некий
шум и силятся проснуться. А младшая открыла огромные голубые глаза, ахнула
и принялась оттаскивать пажа от карлика.
     Тут уж ведьма возмутилась!
     - Опомнись, девка! - воскликнула она.  -  Погляди  на  него  глазами!
Прикоснись к нему руками!
     И выплеснула с криком в  одурманенное  лицо  девицы  вино  из  кубка,
стоявшего на столе.
     Пока ошалевшая девица утиралась,  сплела  старуха  из  пальцев  нечто
хитромудрое и потрясла сцепленными руками у себя над головой  с  невнятным
бормотанием. И раскрылись глаза у девиц с  кавалерами,  и  вскрикнули  все
четверо, и бросились наутек.
     Освобождая от заклятья графских дочек, не заметила старая ведьма, как
кончились судороги гнусного карлика - ведь  сгорела  уже  до  конца  прядь
волос в пламени факела. И сделал карлик длинными костлявыми пальцами  знак
- и отлетел от него паж, вмазавшись спиной в  каменную  стенку.  А  уродец
вскочил и схватил за руку молодую графиню.
     - Моя! - крикнул он ведьме. - Под мою дудку плясать будет! Не тебе ее
у меня отнимать! Я своей кровью кубок вымазал, ее  напоил!  Она  руками  и
губами моей крови коснулась! Дудочка запоет  -  кровь  на  руках  и  губах
встрепенется! Против этого все заклятия - чушь!
     - Не пущу! - яростно воскликнула ведьма. - Знаю  я,  до  чего  она  с
тобой затанцуется! Видела в магическом зеркале твой секретный сундук! Он и
без того окровавленных дудочек полон! Не выйдет!
     - Ах, магическое зеркало?! -  издевательски  вопросил  карлик.  -  Ах
Премудрое Светлое воинство? Нет у тебя больше магических зеркал,  Тиберия,
и воинство магов тебя тоже не спасет! Потому что ты теперь - сама по себе,
а оно - само по себе!
     - Я и без воинства с тобой, замухрышкой, слажу!
     И, не говоря  более  ни  слова,  старуха  отвесила  замухрышке  такую
пощечину, что полетел он на пол с молодой графиней вместе.
     Но,  выпустив  из  рук  красавицу,  вскочил  карлик  на  четвереньки,
окрысился, зарычал, и изо рта у него четыре клыка полезли,  два  -  вверх,
два - вниз. Вытянулась при этом  его  мерзкая  физиономия  и  стянулась  в
кабанье рыло, а черная волосня на голове  ощетинилась  стальными  с  синим
отливом колючками и тоже изготовилась к бою.
     Дернулся бедняга паж, чтобы поспешить на помощь бабке Тиберии, да  уж
больно крепко влепился он в стенку - еле  смог  шевельнуться.  А  стальная
щетина проросла сквозь драную одежонку карлика на загривке и вдоль хребта,
торча вверх и в стороны на фут, а то и больше.
     Глядя на это безобразие, рассмеялась бешеным хохотом старая ведьма и,
сунув пальцы в рот, свистнула так, что в замке из настенных  колец  факелы
повыскакивали, отчего чуть не занялся пожар. А еще от этого свиста  встала
дыбом шерсть на черном коте, и стал он расти, расти... и рос, господа мои,
быстрее, чем пламя над сухими дровами, пока не  стал  со  льва  величиной.
Лапы же у него оказались и вовсе огромные, с такими когтями, что по  длине
и крепости стоят любого ножа.
     Кот с места прыгнул и завалил на бок уродца, норовя вцепиться  ему  в
горло. Девица пробовала было за  шиворот  оттянуть  кота,  да  наколола  о
взъерошенную шкуру нежные пальчики.  А  тут  еще  ухитрился  отлипнуть  от
стенки рыженький наш пажик и схватил свою красавицу в охапку.
     - Бросай девчонку, дудочку ищи! - приказала ведьма.
     Но паж обалдел от блаженства.