и и как светится в ней  пышная  лепка
Дворца, как блестит неподвижная зеркальная вода  в  каналах,  как  сквозят
ранней осенью деревья в Летнем саду,  как  пленительно  разгораются  белые
ночи и как облекают они капище камня в волшебный свет. Замирают  подъезды,
цепенеют торжественные колокольни, эхо случайных шагов парит над улицей...
     Ничего этого больше не будет. Я ощущал болезненную ноющую  пустоту  в
груди.
     - Что-то закончилось, - сказала Леля. -  Я  чувствую,  что  -  что-то
закончилось. Что-то перестало существовать. Я не  знаю,  будет  ли  у  нас
что-нибудь  новое.  Может  быть,  и  не  будет.  Но   что-то   определенно
закончилось. Раз - и все.
     - Да, - сказал я.
     Я чувствовал то  же  самое.  Действительно,  что-то  закончилось.  Не
просто  -  город.  Что-то  еще.  Что-то   исключительно   важное,   прежде
необходимое. То, на чем основывалась, быть может, сама жизнь. И теперь оно
бесповоротно закончилось.
     - Да, - сказал я.
     Мы прошли пакгаузы, и со всех сторон нас обступили пеналы из светлого
кирпича.  Одинаковые,  безликие,  отличающиеся  лишь  по  размерам  и   по
количеству этажей. Это потянулись районы новостроек. Простирались  они  на
десятки километров, окружая  город  враждебным  искусственным  частоколом.
Была в них какая-то тупая  унылость.  Словно  строили  не  люди,  а  некие
механические существа. И особенно удручающе выглядели  они  сейчас,  когда
были  покинуты  своими  жителями.   Висели   лопнувшие   провода.   Стояли
троллейбусы с разбитыми стеклами. Двери многих парадных  были  сорваны,  и
оттуда гнилыми языками выплескивался квартирный мусор.  Валялись  матрасы,
игрушки, взрезанные чемоданы. Впечатление было  неприятное.  Словно  после
чумы. Я не ожидал,  что  здесь  будет  так  пустынно.  Насколько  я  знал,
"явления" не затрагивали  новостройки.  Тут  не  возникали  "мумии"  и  не
случалось "прорывов истории". Не  разваливались,  набухая,  здания,  и  не
трескался от  железной  травы  асфальт.  Не  свирепствовала  гроза,  и  не
образовывались многокилометровые болота. Тут все было,  как  обычно.  Даже
коммунальные службы работали вполне  нормально.  Во  всяком  случае,  если
судить по сводкам. И тем не менее, население покинуло эти районы.  Видимо,
поддавшись общей панике.
     - Кладбище, - сказала Леля.
     Она была права. Я опять чувствовал то же  самое.  Солнце  стояло  уже
высоко, начинало припекать, редкий  болотный  туман,  царивший  в  городе,
незаметно рассеялся, проступило синее небо, но ощущение было именно как от
кладбища. Хотя как раз в новостройках мы встретили первых людей.
     Произошло это неожиданно.
     Мы брели по широкой улице, ведущей на юго-восток, и вдруг  неподалеку
от перекрестка, из стеклянного магазина с надписью "Промтовары"  вынырнули
трое  мужчин  в  рабочих   комбинезонах.   Все   трое   были   коренастые,
неповоротливые, угрюмые, чем-то даже, как братья, похожие друг на друга  -
в тяжелых армейских ботинках, с ломиками в руках. И у каждого  из  них  за
спиной висело по объемистому рюкзаку.
     Они увидели нас и остановились, как вкопанные.
     Мы тоже остановились.
     До этого мы почему-то не сталкивались  с  людьми.  Попадались  только
"мумии":  десятки  и  сотни  "мумий",   лежащих   на   улицах.   Высохших,
потемневших, рассыпающихся во прах. А живых людей не было.
     Эти - первые.
     - Ого! - наконец сказал старший.
     Я засунул руку в карман и достал пистолет. Я не стал его наводить, не
стал щелкать предохранителем  и  демонстративно  передергивать  затвор.  Я
просто держал его у бедра. Так, чтобы видели.
     На всякий случай.
     У них, вероятно, тоже что-то было. Потому что  старший  мужчина  тоже
сунул руку за пазуху. Но доставать ничего не стал. Наверное, передумал.
     - Ну как там вообще? - спросил он.
     - Плохо, - ответил я.
     - Мертвецы, чудовища?
     - Всякое попадается...
     - А радиация? - спросил мужчина.
     - Что - радиация? - не понял я.
     - Говорят, там - радиация страшная...
     Я пожал плечами:
     - Никакой радиации нет.  Я,  по  крайней  мере,  ничего  об  этом  не
слышал...
     Двое  крайних  мужчин  сразу  же  посмотрели  на  старшего.   А   тот
усмехнулся:
     - Ясненько. Тогда - извините за беспокойство...
     Все трое тут же развернулись и ушли в просвет между домами.
     Шаги их затихли.
     - Могильщики, - сказала Леля.
     И снова она была права.  Это  были  могильщики.  Те,  которые  сейчас
хлынут в город и разорят его окончательно. Так что - ничего не  останется.
Пустошь. Болотистая равнина.
     Может быть, это и к лучшему.
     - Да, - сказала Леля.
     Затем мы еще довольно долго брели  новостройками.  Простирались  они,
казалось, без всяких границ. После каждого  пройденного  нами  квартала  я
думал,  что  уже  -  вот-вот,  но  за  группами  блочных  параллелепипедов
открывались все новые и новые  микрорайоны.  Здания  в  них  торчали,  как
спичечные коробки. Разбегались проспекты, нависали железнодорожные  мосты.
В окнах бесчисленных этажей блистало солнце. Раньше я и не подозревал, что
город так сильно разросся. Прямо-таки до  ненормальных  размеров.  Было  в
этом что-то патологическое. Неудивительно, что сердце его, в конце концов,
не выдержало. Омрачилось сознание, душа начала распадаться. И в  итоге  он
превратился в дикого Зверя. А теперь  и  Зверь  отправился  в  небытие,  -
захватив с собою часть нашей жизни.  Что-то  кончилось.  Что-то  кончилось
навсегда.  Я  не   знал,   как   это   правильно   сформулировать.   Чтобы
сформулировать, нужны какие-то силы. А сил у меня не было. Я еле  тащился.
Очень  тяготила  духота.   Ослепляло   надрывное   летнее   марево.   Жара
наваливалась - просто  убийственная.  Тем  более  здесь,  среди  безликого
камня. Леля непрерывно, как рыба, вынутая из воды, открывала рот.  Воздуха
явно не хватало. Было ясно, что долго  мы  не  выдержим.  Но,  к  счастью,
новостройки   стали   постепенно   отодвигаться    назад.    Отодвигались,
отодвигались  и  совсем  отодвинулись,  превратившись  в   разнокалиберную
каменную череду. Асфальтовая дорога тоже  оборвалась.  По  обеим  сторонам
раскинулись бескрайние  луговые  просторы.  Кое-где  виднелись  среди  них
грядки с капустой. По-моему, совершенно заброшенные. Впрочем, я в этом  не
разбираюсь. Пахло черноземом, горячими травами. Далеко на горизонте  синел
мрачноватый лес. До него было, наверное, километров пятнадцать.  Здесь  мы
поняли, что идти больше не  можем  и  в  изнеможении  повалились  рядом  с
какой-то канавой.
     Леля сказала:
     - Вот интересно. Я всегда думала: а что  находится  там?  Там  -  это
значит за пределами города. Мы об этом ничего не знаем.  Мы  знаем  только
город и прилегающие к нему районы. А ведь существует еще целый мир.  Целый
мир, и в нем живут миллиарды людей. Я  не  хочу  сказать,  что  они  живут
лучше, чем мы, но они живут как-то иначе. И меня всегда интересовало - как
именно?  Мы  действительно  об  этом  ничего  не  знаем.   Так   сложились
обстоятельства.  Мы  с  рождения  были  как  будто  заключены  в  каменную
скорлупу. А теперь эта скорлупа разрушена. И я думаю, что ничего страшного
не произошло. Город погиб, но зато открылся целый мир.  Что-то  кончилось,
но зато что-то и начинается. Извини, я не могу сейчас  сказать  точнее.  Я
сама этого не понимаю, я  только  чувствую.  Главное,  что  перед  нами  -
открылся мир. Мы с тобой сейчас отдохнем и пойдем по дороге. И  пойдем,  и
пойдем - пока не придем куда-нибудь...
     - Ладно, - сказал я.
     В се словах что-то было. Впрочем,  я  все  равно  не  мог  предложить
ничего другого. Я вообще  не  мог  ничего  предложить.  Я  лежал,  и  меня
обволакивала  сладкая  дрема.   Точно   низменные   дурные   воспоминания,
отодвигалось прошлое. "Мумии",  болото,  артобстрел.  Василек,  Маргарита,
свихнувшиеся генералы. Думать об этом не хотелось. Было жарко.  Трещали  в
траве кузнечики. Суетливый муравей побежал у меня по ладони и -  сорвался,
видимо, не удержавшись.
     Я не знаю, сколько это продолжалось, но  Леля  вдруг  цепко  схватила
меня за плечо.
     - Посмотри! - сказала она.
     Я приподнялся на локтях:
     - Где?
     - Вон там!
     Я не поверил своим глазам: поперек  травяного  луга,  меж  ромашек  и
фиолетовых  костерков,  будто  странное,  вылезшее  из  земли   насекомое,
неторопливо полз желто-красный автобус - обыкновенный автобус -  вероятно,
из тех, что совершают рейсы между деревнями.
     Он немного рыскал, проваливался и пропадал за кустами. А потом  снова
появлялся, направляясь к дороге. Видимо, он ехал по  проселку.  Долетел  с
порывом ветра рокочущий гул мотора.
     - Автобус, - сказала Леля.
     - Автобус, - подтвердил я.
     Леля тут же вскочила на ноги:
     - Поехали!
     - А куда он идет? - спросил я.
     - Не все ли равно?..
     Мы побежали по дороге. Леля время от времени махала  рукой.  На  бегу
она оглянулась и крикнула:
     - Видишь, как нам повезло?
     Я тоже оглянулся.
     Высоко  над  распластанным  по  равнине  безжизненным  серым  городом
поднимались клубы ярко-красного дыма. Они  переливались  в  лучах  солнца,
стремительно уплотнялись и приобретали громоздкие дикие очертания. Вот  из
раскаленной багровости высунулась одна кошмарная лапа, за ней - другая.
     Зверь поднимался над миром.
     - Повезло, - сказал я.
     Автобус приближался.
     Пассажиров в нем почти не было, и можно было надеяться,  что  он  нас
захватит.