о,- сказал он таинственно.
     - Нет, что тут?
     - Это мое дело,- игриво ответил мистер Причард. Скоро узнаешь.
     - Ах, сюрприз?
     - Совершенно верно. А  девочки  пусть  не  суют  носик  не  в  свое
дело.Мистер Причард, когда был  настроен  игриво,  всегда  называл  жену
"девочкой", и она машинально начинала ему подыгрывать.
     - А когда девочки увидят хорошенький подарок?
     - Потерпи,- сказал он, засовывая плоские коробки в боковой  карман.
Он хотел охрометь, когда представится удобный случай.  И  даже  придумал
один вариант. Нога у него так заболит, что он сам не сможет снять  туфлю
и носок. И попросит жену снять ему туфлю и  носок.  То-то  у  нее  будет
лицо, то-то будет смеху. Она обомрет, когда увидит больную ногу.
     - Что там, Элиот? - спросила она немного сварливо.
     - Узнаешь, имейте  терпение,  девочки.  Слушайте,  обратился  он  к
Эрнесту,- я тут придумал поворотик. Потом расскажу.
     Эрнест сказал:
     - Ага, вот так вот мир и  движется.  Вы  придумали  поворотик  -  и
обеспечены. Ломать вы ничего не хотите. Только поворотик - лицовка,  как
говорят в Голливуде. Это про сценарий.  Берете  картину,  которая  имела
кассу, и делаете лицовку - так, не чересчур... не чересчур, а в меру,  и
получаешь вещь.
     -  Справедливо  замечено,-  сказал  мистер   Причард.   Справедливо
замечено, друг мой.
     - Интересно с этими поворотиками,- сказал Эрнест. Он сел на табурет
и закинул ногу на ногу.- Интересно, как можно обмануться в  новой  идее.
Я, скажем, изобрел одну штуку и решил, что  теперь  могу  посиживать  да
деньги считать - не тут-то  было!  Понимаете,  много  людей  вроде  меня
разъезжают, и весь их гардероб в чемодане. А тут,  например,  съезд  или
какое-то из ряда вон свидание. И нужен смокинг.  А  для  смокинга  нужно
много места, а наденете вы его раз-другой за всю поездку. Вот у  меня  и
возникла  идея.  Положим,  рассудил  я,  у  вас  есть   хороший   темный
костюм-темно-синий, или почти черный, или маренго,  и  положим,  к  нему
есть шелковые чехлы  на  лацканы,  и  ленты,  которые  пристегиваются  к
брюкам. Вечером вы наденете хороший костюм, натягиваете  шелковые  чехлы
на лацканы, пристегиваете ленты к брючинам - и вы уже в смокинге. Я даже
придумал для них упаковку.
     - Послушайте! -  вскричал  мистер  Причард.-  Чудесная  идея!  Ведь
сколько места у меня в чемодане занимает смокинг  -  а  зачем?  Я  лучше
повезу такую штуку. Если  вы  возьмете  патент  и  развернете  рекламную
кампанию, широкую, по всей стране... ну да - можно привлечь  знаменитого
киноартиста...
     Эрнест поднял руку.
     - Вот и я так думал,- сказал он.- И ошибался - и вы  ошибаетесь.  Я
все уже вычертил - и как они будут надеваться, и как на  брючинах  будут
шелковые петельки  для  крючков,  которые  на  лейте...  а  у  меня  был
приятель, коммивояжер в фирме готового платья...- Эрнест  хохотнул,  так
он мне открыл глаза. На тебя,- говорит,- все портные  и  все  фабриканты
накинутся сворой. Они продают смокинги  по  пятьдесят  -  сто  пятьдесят
долларов, а ты своей десятидолларовой штучкой подрубаешь их под  корень.
Да они тебя живьем съедят.
     Мистер Причард важно кивнул.
     - Да, суть ясна. Они должны защищать и себя, и своих акционеров.
     - Он нарисовал не очень обнадеживающую картинку,- сказал Эрнест.- Я
думал, я буду посиживать и считать доходы. Я думал; у того, кто  летает,
например, вес багажа ограничен. Имеет он право сэкономить на весе? А тут
у него два костюма, но весят - как один. А  потом  мне  пришла  мысль  -
может быть, за это ухватятся ювелирные фирмы. Набор: запонки для манжет,
для воротничка, мои лацканы и ленты - все в  красивой  коробке.  Но  это
пока так, предварительно. Ни с кем не советовался.  Может  быть,  что-то
выйдет.
     - Нам с вами  надо  встретиться  и  поговорить  подробнее,-  сказал
мистер Причард.- Вы получили патент?
     -  Да  нет.  Мне  не  хотелось  тратиться,  пока  этим   никто   не
заинтересовался.
     - Да,- сказал мистер Причард.- Пожалуй,  вы  правы.  И  адвокаты  и
процедура,  все  это  стоит  изрядных  денег.  Наверно,  вы  правы.-  Он
переменил тему.- Когда мы сможем выехать? - спросил он Хуана.
     - "Борзой" приходит около  десяти.  Они  привозят  обычный  груз  и
пассажиров. Мы отправляемся в десять тридцать. По расписанию. Подать вам
что-нибудь еще? Еще кофе?
     - Еще кофе,- сказал мистер Причард.
     Хуан подал ему и посмотрел  через  окно,  как  крутятся  в  воздухе
колеса автобуса. Мистер Причард посмотрел на свои часы.
     - У нас еще час,- сказал он.
     Из-за угла дома появился  высокий  сутулый  старик.  Он  ночевал  в
постели Прыща. Старик открыл дверь, вошел и сел на табурет.  Его  тонкая
подагрическая шея была постоянно согнута, так что нос указывал  прямо  в
землю. Ему было далеко за  шестьдесят,  и  брови  у  него  нависали  над
глазами, как у скайтерьера. Длинная верхняя губа с  глубокими  морщинами
выдавалась  вперед,  как  короткий  хоботок  тапира.  Уголок  посередине
казался хватательным органом. Глаза у него  были  золотисто-желтые,  так
что вид он имел свирепый.
     - Мне  это  не  Нравится,-  начал  он  без  предисловий.  Вчера  не
понравилось, когда вы сломались, а сегодня еще больше не нравится.
     - Я починил задний мост,- сказал Хуан.- Вон крутится.
     - Я, кажется, верну билет и поеду обратно в Сан-Исидро на "борзом".
     - Это ваше право.
     - У меня предчувствие,- сказал старик.- Мне все  это  не  нравится.
Что-то меня предостерегает. Раза два со мной так бывало. Один раз  решил
не обращать внимания - и попал в беду.
     - Автобус в исправности,- сказал Хуан,  слегка  повысив  от  досады
голос.
     - Я не про  автобус  говорю,-  сказал  старик.-  Я  здесь  живу,  я
местный. Земля насквозь промокла. Река Сан-Исидро сейчас  поднялась.  Вы
знаете, как она разливается. Сразу за Пико Бланке она  уходит  в  каньон
Лоун Пайн, и там большая излучина. Земля не принимает  воду,  и  все  до
капли стекает в Сан-Исидро. Сейчас она бушует.
     Миссис Причард заметно встревожилась.
     - Вы думаете, это опасно? - спросила она.
     - Что ты, милая,- сказал мистер Причард.
     - У меня предчувствие,- сказал старик.-  Старая  дорога  шла  вдоль
излучины и реку не пересекала. Так вот, тридцать лет назад мистер  Траск
вылез в начальники дорожного управления. Старая дорога его,  видите  ли,
не устраивала. Он соорудил два моста - и что он  выгадал?  Тридцать  два
километра он выгадал. Округу это обошлось в двадцать семь тысяч.  Мистер
Траск был жулик.
     Он повернул согнутую шею и оглядел Причардов.
     - Жулик. Его бы на другую работку наладили, да умер три года назад.
Богатым умер. Два его сынка сейчас в Калифорнийском университете,  живут
на денежки налогоплательщиков.- Он умолк, и его верхняя губа задвигалась
из стороны в сторону над длинными желтыми зубами.- Настоящего напора эти
мосты не выдержат. Там бетон слабый. Я верну билет  и  поеду  обратно  в
Сан-Исидро.
     - Позавчера  река  была  в  норме,-  сказал  Хуан.  Почти  никакого
паводка.
     - Не знаете вы эту реку. Она может подняться за два часа. Я  видел,
как она разливалась на три четверти километра и по ней плыли курятники и
дохлые коровы. Нет, раз уж у меня предчувствие, я не поеду.  Хотя  я  не
суеверный.
     - Вы думаете, мост может провалиться под автобусом?
     - Что я думаю - мое дело. А что Траск был  жулик  -  знаю.  Оставил
после  себя  состояние  -  тридцать  шесть  тысяч  пятьсот  долларов.  И
сынки-студенты сейчас их тратят,
     Хуан вышел из-за стойки к настенному телефону.
     - Алло,- сказал  он.-  Дайте  мне  станцию  обслуживания  Брида  на
Сан-Хуанской дороге. Номера не знаю. Он подождал немного, потом  сказал:
- Алло. Это Чикой с Угла. Как река?  У-у,  да?  Ну,  а  мост  цел?  Ага.
Хорошо,  ладно,  до  скорого.-  Хуан  повесил  трубку.-  Вода   порядком
поднялась,объявил он.- Мост, говорят, цел.
     - Когда над каньоном ливень, река может подняться на  метр  за  три
часа. Когда вы туда доберетесь, моста уже может не быть.
     Хуан с легким раздражением обернулся к нему.
     - Чего вы от меня хотите? Чтобы я не ехал?
     - Это дело ваше. А я хочу отдать билет и  вернуться  в  Сан-Исидро.
Дурака валять и в ваших глупостях участвовать не буду. Один раз  у  меня
было такое предчувствие, я не прислушался -  и  сломал  обе  ноги.  Нет,
дорогой  мой,  когда  вы  вчера  сломались,  у   меня   тоже   появилось
предчувствие.
     - Считайте, что вернули билет,-- сказал Хуан.
     - О том и речь, любезный. Вы тут недавно. Вы не знаете того, что  я
знаю про Траска. Жалованье полторы тысячи в год, а наследства  оставляет
- тридцать шесть с половиной и земли шестьдесят пять гектаров. Видали?
     Хуан сказал:
     - Хорошо, будет вам место на "борзом".
     - Я ведь вам не про Траска историю рассказываю. А говорю, как  дело
было. Сами  соображайте,  что  к  чему.  Тридцать  шесть  тысяч  пятьсот
долларов.
     Эрнест Хортон спросил:
     - А если его снесет?
     - Тогда мы по нему не переедем,- сказал Хуан.
     - И что будем делать? Повернем назад?
     - Конечно,- сказал Хуан.- Или назад, или перепрыгнем.
     Сутулый старик торжествующе улыбнулся слушателям.
     - Видите? - сказал он.- Вы сюда вернетесь, а автобуса на Сан-Исидро
уже не будет. Сколько вы здесь просидите? Месяц? Подождете,  пока  новый
мост построят? А вы знаете, кто теперь начальник  дорожного  управления?
Студент. Прямо со студенческой скамьи. Книжки, книжки, а опыта никакого.
Ну да, начертить мост он может, а построить? Это мы увидим.
     Хуан вдруг рассмеялся. . - Замечательно,- сказал он.-  Старый  мост
еще не снесло, а вам уже новый не нравится, который не построили.
     Старик нагнул больную шею набок:
     - Дерзим? - спросил он.
     В черных глазах Хуана зажегся тусклый красный огонек.
     - Да,- сказал он.- Я посажу вас на "борзой",  не  беспокойтесь.  Нс
хотел бы я вас везти.
     - А выкинуть меня не можете, вы - общественный транспорт.
     - Ладно,- устало сказал Хуан.- Сам иногда удивляюсь, зачем я  держу
автобус. Может быть, скоро с ним развяжусь. Одна морока. Предчувствия  у
вас! Чушь!
     Бернис внимательно прислушивалась к этому разговору.
     - Я в них тоже не верю,- сказала она,- но говорят, в Мексике в  это
время года сухо. Как осенью. А дожди там летом.
     - Мама,- сказала Милдред,-  мистер  Чикой  знает  Мексику.  Он  там
родился.
     - О, в самом деле? Сейчас там сухо, правда?
     - Кое-где,- сказал Хуан.- Там, куда вы собираетесь,- наверное. Есть
места, где сухо не бывает.
     Мистер Причард откашлялся.
     - Мы едем в Мехико и Пуэблу, а потом в Куэрнаваку  и  Тахко,  может
быть, съездим в Акапулько и на вулкан, если все будет хорошо.
     - Все будет хорошо,- сказал Хуан.
     - Вы знаете эти места? - осведомился мистер Причард.
     - Конечно.
     - Как там гостиницы?- спросил мистер Причард. Знаете эти туристские
агентства: все у них прекрасно. А как на самом деле?
     - Прекрасные,- сказал Хуан, уже улыбаясь.- Роскошные. Каждое утро -
завтрак в постель.
     - Извините, если я причинил вам  утром  неудобства,  сказал  мистер
Причард.
     -  Да  чего  там.-  Хуан  оперся  руками  на  стойку  и   заговорил
доверительно.-  Иногда  просто  надоедает.  Катаешь  на  этом  проклятом
автобусе взад и вперед, взад и вперед. Иногда кажется, плюнул бы и уехал
в холмы. Я читал про капитана парома в Нью-Йорке - как-то  раз  он  взял
курс в открытое море, и с тех пор о нем не слышали. Может быть,  утонул,
а может, причалил к какому-нибудь острову. Я его понимаю.
     На шоссе перед закусочной притормозил громадный красный грузовик  с
прицепом. Водитель выглянул. Хуан помахал ладонью из стороны в  сторону.
Грузовик перешел на вторую скорость, прибавил газу и скрылся.
     - Я думал, он заедет,- сказал мистер Причард.
     - Он любит пирог с малиной,- сказал Хуан.- Когда  у  нас  есть,  он
всегда останавливается. Я ему показал, что нет.
     Милдред смотрела на Хуана  не  отрываясь.  Чем-то  трогал  се  этот
смуглый человек со странными теплыми  глазами.  Ее  тянуло  к  нему.  Ей
хотелось привлечь его внимание - особое внимание. Она расправила  плечи,
так что грудь приподнялась.
     - Почему вы уехали из Мексики? - спросила она и сняла  очки,  чтобы
он увидел ее без очков, когда будет отвечать. Она облокотилась на  стол,
поднесла указательный палец к наружному углу  глаза  и  оттянула  его  к
виску. Так глаз видел лучше. Она  могла  яснее  разглядеть  лицо.  Кроме
того, это придавало глазу томную миндалевидность, а  глаза  у  нее  были
красивые.
     - Не знаю, почему я уехал,- сказал ей Хуан. Его теплый взгляд будто
окутывал ее и гладил. Внутри у нее все сладко опустилось. "Да что  я,  с
ума сошла? -  подумала  она.-  Надо  прекратить".  Живая  и  чувственная
картина мелькнула у нее в голове.
     Хуан сказал:
     - Людям там, если они небогатые, приходится слишком тяжело работать
за маленькие деньги. Это, наверно, главное, почему я уехал.
     - Вы очень хорошо говорите по-английски,-  сказала  Бернис  Причард
так, как будто это было комплиментом.
     - А что тут такого? Мать была ирландкой. Учился сразу обоим языкам.
     - Так вы мексиканский гражданин? - спросил мистер Причард.
     - Наверно,- сказал Хуан.- Я этим как-то не интересовался.
     - Вам не мешало бы подать прошение о  гражданстве,-  сказал  мистер
Причард.
     - Зачем?
     - Не помешало бы.
     - Правительству  это  все  равно,-  ответил  Хуан.-  Налоги  плачу,
призвать меня могут.
     - Тем не менее вам бы это не помешало,- сказал мистер Причард.
     Взгляд Хуана играл с Милдред, трогал ее грудь, скользил по  бедрам.
Он увидел, как она вздохнула и слегка выгнула спину, и где-то на дне его
души шевельнулась ненависть. Не сильная, потому что ее в нем было  мало,
но индейская кровь - была, и в сумраке прошлого гнездилась  ненависть  к
светлым  глазам,  блондинам.  Ненависть,  страх   перед   белой   кожей.
Светлоглазые  веками  забирали  лучшие  земли,  лучших  лошадей,  лучших
женщин. Хуан ощутил в себе волнение, как слабую еще зарницу; его приятно
согревала мысль, что если бы он захотел, он мог бы взять и скрутить  эту
девушку, надругаться над ней. Он мог бы нарушить ее покой, соблазнить  и
духовно и физически, а потом прогнать. В нем зашевелилась жестокость,  и
он не мешал ей расти. Голос его стал мягче и глубже. Он говорил прямо  в
ее фиалковые глаза.
     - Моя страна,- сказал он,- хоть  я  и  не  живу  там,  она  в  моем
сердце.- Про себя засмеялся  над  этим,  но  Милдред  не  смеялась.  Она
подалась вперед и оттянула уголки обоих глаз,  чтобы  лучше  видеть  его
лицо.
     - Я помню всякое,- сказал Хуан.- У нас в  городе  на  площади  были
писцы, которые сочиняли бумаги для неграмотных. Они были  хорошие  люди.
Другими  не  могли  быть.  Деревенские  их  быстро  бы  раскусили.   Они
понятливые, эти крестьяне с гор.  Помню,  однажды  утром,  когда  я  был
мальчишкой, я сидел на скамье. В городе была  фиеста  в  честь  святого.
Церковь завалена цветами, стояли лотки со сладостями, чертово  колесо  и
маленькая карусель. И всю ночь в честь святого пускали ракеты. В парке к
писцу подошел индеец и сказал:  "Я  прошу  тебя  написать  письмо  моему
патрону. Я скажу тебе, что писать, а  ты  напиши  красивыми  и  хорошими
словами,   чтобы    он    не    принял    меня    за    невежу".-"Письмо
длинное?"-спрашивает писец.  "Не  знаю",-  говорит  индеец.  "Это  будет
стоить одно песо", говорит писец. И  маленький  индеец  заплатил  ему  и
сказал: "Ты напиши моему патрону, что я не могу вернуться в свой город и
на свое поле, потому что я увидел великую  красоту  и  должен  остаться.
Напиши ему, что мне очень жаль, я не хочу огорчать его и  огорчать  моих
друзей, но я не могу вернуться. Я стал другим, и друзья меня не  узнают.
На поле я буду тосковать и  не  буду  знать  покоя.  А  друзья  от  меня
откажутся и возненавидят меня, потому что я стал другим. Я видел звезды.
Напиши ему это. И напиши, чтобы отдал мой стул моему названому брату,  а
мою свинью с двумя поросятами - старухе, которая сидела со мной, когда у
меня была лихорадка. Горшки мои - зятю, и скажи  патрону,  пусть  с  ним
будет Бог и красота. Скажи ему это".
     Хуан замолчал и увидел, что рот у Милдред приоткрыт,-  увидел,  что
она воспринимает его рассказ как притчу о ней.
     - Что с ним произошло? -спросила онд.
     - А-а. Он  увидел  карусель,-  сказал  Хуан.--  Он  не  мог  с  ней
расстаться. Он спал возле нее, скоро  у  него  кончились  деньги,  и  он
голодал, а потом хозяин пустил его к рычагу, управлять каруселью, и стал
кормить. Он не мог с ней расстаться. Он влюбился в карусель. Может быть,
он  до  сих  пор  там.-  Рассказывая,  Хуан  постепенно  превращался   в
иностранца. В речи его зазвучал легкий акцент.
     Милдред глубоко вздохнула. Мистер Причард сказал;
     - Позвольте, я правильно понял? Он отказался  от  своей  земли,  от
всего имущества и не вернулся домой, потому что увидел карусель?
     - Земля-то у него была не своя. Своей земли у индейцев  не  бывает.
Но от всего остального, что у него было, отказался.
     Милдред сердито посмотрела на отца. Это был  как  раз  тот  случай,
когда он выглядел глупым до отвращения.  Неужели  он  не  понимает,  как
красива эта история? Ее взгляд вернулся к Хуану - молча сказать, что она
понимает, и в выражении его лица ей почудилось что-то такое, чего раньше
не было. Ей показалось, что  она  увидела  в  его  лице  злое,  жестокое
торжество,- но  может  быть,  это  все  -  близорукость,  подумала  она.
Проклятая близорукость, ничего не дает разглядеть. Однако  то,  что  она
увидела, ее поразило. Она тут же взглянула на мать, а потом  на  отца  -
вдруг и они заметили,-  но  они  взирали  на  Хуана  бессмысленно.  Отец
говорил очень медленно, отчего Милдред просто выходила из себя:
     - Я могу понять, что это показалось ему красивым. если он раньше не
видел карусели,- но  ведь  ко  всему  привыкаешь.  Человек  и  к  дворцу
привыкнет за несколько Дней - и сразу захочет еще чего-нибудь.
     - Это же просто рассказ,- перебила Милдред с такой свирепостью, что
отец оглянулся на нее удивленно.
     Милдред почти ощущала пальцы Хуана на своих бедрах.  Во  всем  теле
легонько покалывало от возбуждения, не находившего выхода. Зуд был чисто
физиологическим, и Милдред разъярилась на отца так, как будто он помешал
им в самом разгаре. Она надела очки, быстро взглянула на Хуана и тут  же
отвела взгляд, потому что глаза у него были затуманенные,  хотя  смотрел
он на них троих. Он как будто торжествовал. Он смеялся  над  ней  и  над
тем, что происходило незаметно для отца и матери.  И  вдруг  ее  желание
стало комом в животе, и в животе заболело, и  ей  сделалось  тошно.  Она
испугалась, что ее вырвет.
     Эрнест Хортон сказал:
     - Я давно хочу прокатиться в Мексику. Думал  как-нибудь  поговорить
об этом с начальством. Там, наверно, можно  завязать  довольно  полезные
связи.  Взять  хотя  бы  их  фиесты.  Так  же  продаются  такие  штучки,
правильно?
     - Конечно,- сказал Хуан.- Продают  маленькие  четки  и  религиозные
картинки, свечи, всякое такое... сласти, мороженое.
     - Ну, если кто-нибудь туда съездит и поразведает ведь мы  бы  могли
выпускать этот товар гораздо дешевле, чем они. Мы  бы  могли  штамповать
эти четки -  и  красиво  -  из  белого  чугуна.  А  ракеты?  Наша  фирма
поставляет их для самых больших праздников; все  виды  фейерверков.  Это
мысль. Я, пожалуй, напишу письмо.
     Хуан посмотрел на растущую стопку грязных тарелок  в  раковине.  Он
оглянулся на дверь спальни, потом открыл дверь и заглянул туда.  Кровать
была пуста. Алиса уже встала, но  дверь  в  ванную  была  закрыта.  Хуан
вернулся и стал мыть грязную посуду в раковине.
     Небо быстро очищалось, и чистое желтое солнце  светило  на  отмытую
з