Если так задумано,
значит, все в порядке. Если за этим что-то кроется, Прыщ его не  бросит.
И тут у Прыща возникла ужасная мысль. Что если это из-за  Камиллы?  Если
она нужна Хуану, Прыщу ее не видать. Он Хуану не соперник.
     Автобус сильно  наклонился.  Задние  колеса  утонули  в  канаве,  а
передние стояли высоко на полотне. "Любимая"  походила  на  изувеченного
жука. Но вот лицо Ван Бранта заслонило отражение Прыща  в  зеркале.  Ван
Брант был красный и злой, и его костлявый палец рассекал воздух у  Хуана
под носом.
     - Допрыгались,- закричал  он.-  Посадили  нас.  Я  знал,  что  этим
кончится. Ей-богу, так и знал! Как я теперь попаду в  суд?  Как  вы  нас
отсюда вытащите?
     Хуан отбил его палец ладонью.
     - Не тычьте мне в лицо,- сказал он.- Вы мне надоели. Ну-ка,  сядьте
на место.
     Сердитый взгляд Ван Бранта дрогнул. Он вдруг понял,  что  на  этого
человека нет управы. Ни комиссии железнодорожной он не  боится,  никого.
Ван Брант попятился и сел на наклонное сиденье.
     Хуан  выключил  зажигание,  мотор  смолк.  Дождь  стучал  по  крыше
автобуса. Хуан похлопал ладонями по баранке, потом, сидя,  повернулся  к
пассажирам.
     - Так,- сказал он.- Приехали.
     Они смотрели на него растерянно. Мистер Причард робко спросил:
     - Вы не можете нас вытащить?
     - Я еще не смотрел,- ответил Хуан.
     - Но, кажется, мы  сели  довольно  основательно.  Что  вы  намерены
делать?
     - Не знаю,- сказал Хуан. Ему хотелось увидеть лицо Эрнеста  Хортона
- понял ли он, что это сделано нарочно,- но Эрнеста  не  было  видно  за
Нормой. Камилла  вообще  никак  не  откликнулась  на  происшествие.  Она
слишком долго ехала, чтобы теперь торопиться.
     - Сидите спокойно,- сказал Хуан. Он сел  попрямее  в  наклонившемся
кресле и толкнул рычаг двери. Замок щелкнул, но дверь не  открылась.  Ее
заклинило. Хуан встал и открыл дверь ударом  ноги.  Стал  слышен  шелест
дождя на дороге и в траве.  Хуан  вылез  под  дождь  и  подошел  к  заду
автобуса. Косой дождь холодил ему голову.
     Машину он посадил на совесть. Теперь без аварийной, а то и трактора
се не вытащишь. Он наклонился и заглянул под днище -  убедиться  в  том,
что и так знал. Полуоси с  дифференциалом  лежали  на  земле.  Пассажиры
смотрели в окна, их лица искажало мокрое стекло. Хуан выпрямился и опять
влез в автобус.
     - Так, граждане, наверно, вам придется подождать. Виноват -  но  не
забудьте, что все вы сами хотели ехать по этой дороге.
     - Я не хотел,- сказал Ван Брант.
     Хуан резко повернулся к нему.
     - Не вмешивайтесь, черт побери. Не  элите  меня,  я  п  так  сейчас
разозлюсь.
     Ван Брант смекнул, что это не пустые слова.  Он  поглядел  себе  на
руки, ущипнул дряблую койку на костяшке и потер левую руку правой.
     Хуан сидел боком в кресле водителя. Взгляд его перебежал  на  Деву.
"Ладно, ладно,- мысленно сказал он ей, малость смухлевал. Не  очень,  но
малость есть. Думаю, теперь ты  вправе  сделать  так,  чтобы  мне  стало
довольно неудобно". Вслух он сказал:
     - Придется мне сходить и  вызвать  по  телефону  аварийную  машину.
Попрошу, чтобы за вами, друзья,  прислали  такси.  Это  будет  не  очень
долго.
     Ван Брант возразил сдержанно:
     - Тут на шесть километров вокруг нет жилья. Дом старика  Хокинса  -
километрах в полутора, но он стоит пустой с  тех  пор,  как  его  забрал
банк. Надо идти до шоссе, а это шесть километров с лишним.
     - Ну,  раз  надо  идти,  значит,  надо,-  сказал  Хуан.  Хуже,  чем
насквозь, не промокнешь.
     В Прыще вспыхнуло чувство товарищества.
     - Я пойду,- вызвался он.- Пошлите меня, а сами оставайтесь.
     -   Нет,-   сказал   Хуан,-   у   тебя   сегодня    выходной.    Он
засмеялся.Попользуйся им. Кит.- Он протянул руку  к  ящику  в  приборной
доске и открыл дверцу.- Тут аварийное виски,- сказал он.
     Он замешкался. Взять ему револьвер - хороший "смит-вессон"  калибра
11,4, с пятнадцатисантиметровым стволом? Стыдно бросить такую вещь. Но и
таскать его не с руки - если какая-нибудь неприятность, револьвер  будет
не в его пользу. Хуан решил оставить его. Если  он  собирается  оставить
жену, то револьвер подавно можно оставить. Он небрежно сказал:
     - Если на вас нападут тигры, тут у меня револьвер.
     - Я хочу есть,- пожаловалась Камилла.
     Хуан улыбнулся ей.
     - Возьмите эти ключи в откройте багажник. Там  полно  пирогов.-  Он
улыбнулся Прыщу.- Смотри, все не ешь. Значит,  вы  можете  оставаться  в
автобусе, а если хотите - можете вынуть из багажника брезент и постелить
себе в какой-нибудь  пещере.  Можете  даже  развести  там  костер,  если
найдете сухое топливо. Я  постараюсь,  чтобы  машину  за  вами  прислали
поскорее.
     - Можно, я пойду вместо вас? - спросил Прыщ.
     - Нет, ты посиди здесь и присмотри за всем,- сказал Хуан и  увидел,
как Прыщ вспыхнул от удовольствия. Хуан доверху застегнул  куртку.Сидите
спокойно,- сказал он и спустился на землю.
     Прыщ выбрался за ним следом. Он прошел за Хуаном  несколько  шагов,
Хуан повернулся и подождал его.
     - Мистер Чикой,- тихо сказал Прыщ,- что вы задумали?
     - Задумал?
     - Ага. Ну, понимаете... вы газовали.
     Хуан положил руку ему на плечо.
     - Слушай, Кит, когда-нибудь я тебе скажу. Ты пока побудь  за  меня,
ладно?
     - Ну конечно, мистер Чикой, только... я просто хотел узнать.
     - Я тебе все объясню,  когда  мы  будем  одни,-  сказал  Хуан.-  Ты
последи пока, чтобы эти люди не поубивали друг друга, ладно?
     - Ну конечно,- смущенно ответил Прыщ.-  Через  сколько  вы  думаете
вернуться?
     - Не знаю,- нетерпеливо ответил Хуан.- Почем я знаю? Делай,  что  я
говорю.
     - Конечно. Ну конечно,- сказал Прыщ.
     - И ешь пирогов сколько хочешь,- сказал Хуан.
     - Но нам же платить за них, мистер Чикой!
     - Конечно,- сказал Хуан и зашагал под дождем по  дороге.  Он  знал,
что Прыщ смотрит ему вслед, и знал, что Прыщ что-то  почувствовал.  Прыщ
догадался, что он убегает. Но Хуана это не так уж радовало. Не так,  как
он ожидал. Не так ему было хорошо, не так приятно, не так привольно.  Он
остановился и посмотрел назад. Прыщ как раз влезал в автобус.
     Дорога шла мимо выветренного  каменного  обрыва  с  пещерами.  Хуан
свернул с дороги и зашел на минуту в укрытие. Пещеры и уступы  над  ними
были больше, чем казалось снаружи, и внутри было  довольно  сухо.  Перед
входом в самую большую лежали три закопченных камня и помятая  жестянка.
Хуан вернулся на дорогу и пошел дальше.
     Дождь слабел. Справа под  склоном  горы  ему  открылась  просторная
излучина реки, которая  здесь  поворачивала  и  бежала  обратно  поперек
долины, между намокших зеленых полей. Все вокруг было пропитано  влагой.
Сильно пахло гнилью - мясистые зеленые стебли прели. Охлестанный  дождем
проселок расковыривала вода, а не колеса. Тут давно никто не проезжал.
     Хуан пошел быстрее, бодая дождь. Хуже, чем  он  думал.  Он  пытался
вспомнить солнечную четкость  Мексики,  девочек  в  синих  шалях  и  дух
горячих бобов, но в голову лезла Алиса. Алиса выглядывала из-за сетчатой
двери и он подумал о спальне с цветастыми занавесками. Она любила, чтобы
было уютно.  Она  любила  красивые  вещи.  Взять  покрывало  -  огромное
покрывало, которое она связала сама, мелкими  квадратиками,  и  не  было
двух одинакового цвета. Она говорила, что  могла  бы  получить  за  него
больше ста долларов. И целиком связано ее руками.
     Он подумал о больших деревьях и о том, как приятно  было  лежать  в
полной ванне  горячей  воды  -  в  собственной  ванной  комнате,  первой
настоящей ванной комнате в его жизни, если не считать гостиниц. И всегда
там кусок душистого мыла. "Просто привычка, будь она проклята, сказал он
себе.- Дурацкая западня. Привыкаешь к чему то, а потом начинаешь думать,
что  тебе  нравится.  Перетерплю,  как  простуду  перетерпливаю.  Будет,
конечно, тяжело. Буду волноваться за Алису. Жалеть буду. Укорять себя; а
то и спать буду плохо.  Но  перетерплю.  А  после  и  думать  перестану.
Дешевая западня, и больше ничего". Возникло  лицо  Прыща,  доверчивое  и
дружелюбное. "Потом объясню. Я тебе все объясню. Кит Карсон".  Мало  кто
так верил Хуану.
     Он хотел подумать об озере Чапала,  и  над  светлой  спокойной  его
водой увидел "Любимую", увязшую в грязи.
     Внизу слева, в ложбине, он увидел дом, конюшню и ветряную  мельницу
со сломанными повисшими крыльями. Это  и  есть,  наверное,  дом  старика
Хокинса. Как раз где пересидеть. Он пойдет туда - может быть, в дом,  но
скорее в конюшню. Старая конюшня  обыкновенно  чище  старого  дома.  Там
должен быть чердак или сеновал. Хуан заберется наверх и поспит. Ни о чем
не будет думать. Проснется, может быть, завтра в эту же пору, выйдет  на
шоссе округа и проголосует. До пассажиров - какое ему дело? "С голоду не
умрут. Это им будет  совсем  не  вредно.  Полезно  будет.  А  мне  какая
печаль?"
     Быстрым шагом он двинулся под гору  к  дому  старика  Хокинса.  Его
будут искать. Алиса решит, что его убили, и вызовет шерифа. Никому  и  в
голову не придет, что он мог сбежать. Вот что самое потешное. Никому и в
голову не придет, что он на это способен. Вот он им и докажет. Сперва до
Сан-Днего, оттуда через границу и на почтовом грузовике в Ла-Пас.  Алиса
поднимет полицию.
     Он остановился и оглянулся на дорогу. Следы его  были  заметны,  но
дождь, наверно, смоет их, да он и сам бы  мог  замести  следы,  если  бы
захотел. Он отвернулся от дороги и пошел к дому Хокинса.
     Старый дом, стоило его  бросить,  пришел  в  упадок  очень  быстро.
Забегавшие сюда  ребята  перебили  стекла,  утащили  свинцовые  трубы  и
водопроводные детали, а двери хлопали без толку и  сорвались  с  петель.
Дождь с ветром стащили старые темные обои и обнажили слой  старых  газет
со старыми комиксами - "Хитрый дед", "Маленький Немо", "Веселый хулиган"
и "Бастер Браун". Побывали здесь и бродяги, намусорили,  сожгли  дверные
коробки в старом закопченном камине. В доме пахло запустением  и  кислой
сыростью. Хуан заглянул в дверь, вошел, принюхался к брошенному  дому  и
черным ходом вышел к конюшие.
     Изгородь загона повалилась, ворота конюшни упали, но  запах  внутри
был свежий. В стойлах, там,  где  лошади  терлись  о  дерево,  оно  было
отполировано. Углы скрадывала паутина.  Между  выгребными  окошками  еще
стояли свечные коробки с вытертыми щетками  и  ржавыми  скребницами.  На
вешалке возле  двери  висел  старый  хомут  и  гужи.  Кожа  на  хомутине
полопалась, и в трещины выглядывал войлок.
     Сеновала тут не было. Под сено была занята  когда-то  вся  середина
конюшни. Хуан обошел крайнее стойло. Внутри было сумрачно, и  свет  неба
низался сквозь трещины в кровле. Пол устилала короткая солома, темная от
старости и чуть затхлая. Тихо стоя в дверях, Хуан слышал мышиный писк  и
чуял запах мышиных поселений. Две ржавобелые сипухи поглядели на него  с
балки и снова закрыли желтые глаза.
     Дождь затихал и уже едва шелестел по крыше. Хуан  зашел  в  угол  и
ногой откинул верхний пыльный слой соломы. Он сел, потом лег навзничь  и
заложил руки за голову. Конюшня жила тайными слабыми  звуками,  но  Хуан
очень устал. Нервы были натянуты, настроение мерзкое. Он  подумал,  что,
если поспит, ему, может быть, станет легче.
     Он еще в автобусе чувствовал, предвкушал судорожный восторг слияния
со свободой. Но так не получилось. Ему было  скверно.  Плечи  болели,  и
сейчас, хотя он расслабился и вытянулся, спать не хотелось.  Он  спросил
себя: "Что же, счастья никогда не будет? И сделать  ничего  нельзя?"  Он
пытался вспомнить былое время, когда  ему  казалось,  что  он  счастлив,
когда он  испытывал  чистую  радость  -  и  в  уме  всплывали  картинки.
Раннее-раннее утро, в воздухе холодок, солнце поднимается за  горами,  и
по грязной дороге прыгают серые птички. Радоваться как будто нечему,  но
радость была.
     И  другая.  Вечер,  лоснящаяся  лошадь  трется  красивой  шеей   об
изгородь, кричит перепел, И где-то звук капающей воды. Он  задышал  чаще
от одного воспоминания.
     И другая. Он едет на  старой  тележке  с  двоюродной  сестрой.  Она
старше его... он не помнит ее лица. Лошадь отпрянула от  клочка  бумаги,
сестра повалилась на него и чтобы сесть, оперлась на его бедро, и внутри
у него все занялось, а в голове загудело от восторга.
     И другая. В полночь он стоит в громадном  сумрачном  соборе,  и  от
острого варварского запаха копала свербит в носу.  Он  держит  тоненькую
свечку, перевязанную посередине белым шелковым бантом. И,  как  во  сне,
ласковый рокот мессы донесся издали с  высокого  алтаря,  и  его  объяла
сладкая дрема.
     Мышцы Хуана расслабились, и он уснул на соломе в пустой конюшне.  И
робкие мыши, почуяв, что он спит вылезли из-под соломы и деловито играли
вокруг, а дождь тихо шуршал по крыше.


                                ГЛАВА 15


     Пассажиры смотрели, как уходит  Хуан  и  скрывается  за  косогором.
Никто не заговорил - даже тогда, когда в автобус влез Прыщ и занял место
водителя.  Сиденья  были  наклонены,  и   каждый   старался   умоститься
поудобнее.
     Наконец мистер Причард обратился ко всем с вопросом:
     - Как вы думаете, сколько времени ему понадобится,  чтобы  прислать
сюда машину?
     Ван Брант нервно потер левую руку.
     - Ждите ее не  раньше,  чем  через  три  часа.  Ему  идти  шесть  с
половиной километров. Если ему и удастся вызвать машину, они  будут  час
собираться да час сюда ехать.  Если  вообще  поедут.  Сомневаюсь,  чтобы
кто-нибудь согласился ехать по этой дороге. Нам надо было идти с  ним  и
голосовать на шоссе.
     - Мы не можем,- ответил мистер Причард.- С нами багаж.
     Миссис Причард сказала:
     - Я не хотела ничего говорить, когда  тебе  взбрела  в  голову  эта
дикая идея, Элиот. В конце концов это же твой отпуск.
     Ей  давно  хотелось  объяснить  другим  пассажирам,  как  люди   их
положения, для  всех  очевидного,  могли  очутиться  в  автобусе,  могли
подвергнуть себя таким неудобствам. Они,  наверно,  удивляются,-  думала
Бернис. Теперь она повернулась и обратилась к ним:
     -   Мы    выехали    на    поезде,    чудесном    поезде,    "Город
Сан-Франциско"-очень комфортабельный и дорогой поезд. А  потом  у  моего
чудака мужа возникла дикая идея ехать на автобусе.  Он  решил,  что  так
лучше увидит страну.
     - И мы ее видим, девочка,- сердито напомнил он.
     Она продолжала:
     -  Мой  муж  сказал,  что  он  оторван  от  людей.  Ему  захотелось
послушать, о чем говорит народ, настоящий  народ.-  Тонкая  струйка  яда
зажурчала в ее голосе.- Я подумала, что  это  глупо,  но  ведь  это  его
отпуск. Ведь это он столько  трудился  для  победы.  У  жен  забот  было
немного - выкрутиться как-нибудь с нормированными продуктами,  раздобыть
еды в пустых магазинах. Представляете, было  два  месяца,  когда  мы  не
видели ни крошки мяса. Ничего, кроме кур.
     Мистер Причард посмотрел на жену с некоторым удивлением.  Не  часто
ему доводилось слышать такую досаду в ее голосе, и это подействовало  на
него  неожиданно.  Он  поймал  себя  на  том,  что  сердится  -  ужасно,
безрассудно сердится. Причиной был ее тон.
     - Я очень жалею, что мы поехали,- сказал он. Я, кстати, и не  хотел
ехать. Я бы превосходно отдохнул, играя понемногу  в  гольф  и  ночуя  в
своей постели. Я совсем не хотел ехать.
     Остальные пассажиры наблюдали за ними с любопытством. Они  скучали.
Это могло  стать  занятным.  Супружеская  ссора  постепенно  захватывала
автобус.
     Милдред сказала:
     - Мама, папа, кончайте.
     -А ты не вмешивайся,- сказал мистер  Причард.  Я  не  хотел  ехать.
Совсем не хотел. Терпеть не могу чужие страны, в особенности грязные.
     Губы  у  миссис  Причард  сжались  и  побелели,   глаза   сделались
холодными.
     - Ты удачно выбрал время, чтобы об этом сообщить,- сказала  она.Кто
составил весь маршрут и покупал все билеты?  Кто  посадил  нас  на  этот
автобус, застрявший неизвестно где? Кто это сделал? Я это сделала?
     - Мама! - закричала Милдред. Она никогда не слышала у матери такого
тона.
     - Довольно странное заявление...- голос  у  миссис  Причард  слегка
прерывался,- я так стараюсь. Эта поездка со  всеми  расходами  обойдется
нам в три или четыре тысячи. Если бы ты  не  хотел  ехать,  я  могла  бы
построить оранжерейку для  орхидей,  которую  мне  так  давно  хочется,-
миленькую крохотную оранжерейку. Ты говорил: мы покажем  дурной  пример,
если построим ее во время войны, но война уже кончилась,  а  мы  едем  в
путешествие, которого ты  не  хотел.  Так  ты  теперь  и  для  меня  его
испортил. Оно мне будет не в радость. Ты все портишь. Все! -Она  закрыла
глаза рукой.
     Милдред встала.
     - Мама, прекрати. Мама, прекрати сейчас же!
     Миссис Причард тихонько застонала.
     - Если ты не прекратишь, я уйду,- сказала Милдред.
     -  Уходи,-  сказала  миссис  Причард.-  Ах,  уходи.  Ты  ничего  не
понимаешь.
     Лицо у Милдред стало жестче. Она надела свое габардиновое пальто.
     - Я пойду на шоссе,- сказала она.
     - Это шесть километров с лишним,- сказал Ван Брант.-  Вы  испортите
туфли.
     - Я хорошо хожу,- отметила  Милдред.  Ей  надо  было  уйти:  в  ней
поднималась ненависть к матери и  ее  мутило.  Миссис  Причард  извлекла
носовой платок, и запах лаванды наполнил автобус.
     - Возьми себя в руки,-  грубо  сказала  Милдред.  Я  знаю,  что  ты
собираешься устроить. Собираешься устроить мигрень  и  наказать  нас.  Я
тебя знаю. Очередной притворный приступ,- со  злобой  сказала  она.-  Не
желаю сидеть и смотреть на твои выкрутасы.
     Прыщ наблюдал увлеченно. Он дышал ртом.
     Миссис Причард смотрела на дочь в ужасе.
     - Дорогая! Ты ведь сама так не думаешь!
     - Кажется, начинаю,- сказала Милдред.- Очень  уж  кстати  случаются
эти мигрени.
     Мистер Причард сказал:
     - Милдред, перестань!
     - Я пошла.
     - Милдред, я запрещаю!
     Дочь резко обернулась к нему.
     - Плевать на твои запрещения! - Она застегнула пальто на груди.
     Мистер Причард протянул руку.
     - Милдред, дорогая, я тебя прошу.
     - Хватит с меня,- сказала она.- Мне надо проветриться.- Она вылезла
из автобуса и быстро пошла прочь.
     - Элиот,- крикнула миссис Причард.- Элиот, останови ее. Не позволяй
ей уйти.
     Он потрепал ее по руке.
     - Ничего, девочка, ничего с ней не будет. Мы просто раздражены.  Мы
все.
     - Ох, Элиот,- простонала она,- если бы только я могла лечь. Если бы
я могла немного отдохнуть. Она думает, что я  изображаю  головную  боль.
Элиот, я убью себя, если она вправду так думает. О, если бы я могла лечь
и вытянуться!
     Прыщ сказал:
     - Мадам, у нас взаду лежат куски брезента. Мы закрываем ими  багаж,
когда везем на крыше. Ваш муж может постелить брезент в пещере,  вы  там
полежите.
     - Чудесная мысль! - сказал мистер Причард.
     - Лежать на сырой земле? - ужаснулась она.- Нет.
     - Нет, на брезенте. Я устрою моей девочке милую кроватку. - Ну,  не
знаю,- сказала она.
     - Посмотри, дорогая,- настаивал он.- Посмотри, сейчас я скатаю  мое
пальто, а ты положишь на него голову, вот так. А немного погодя я  приду
за тобой и провожу тебя к твоей постельке.
     Она всхлипнула.
     - Ты положишь голову на подушку и закроешь глаза.
     Прыщ сказал:
     - Мистер Чикой велел мне вытащить пироги, если  кто  проголодается.
Там четырех сортов, и все довольно приличные.  Я  бы  съел  кусок  прямо
сейчас.
     - Давайте сначала возьмем брезент,-  сказал  мистер  Причард.-  Моя
жена устала. Она просто падает с  ног.  Поможете  устроить  ей  постель,
ладно?
     - Конечно,- сказал Прыщ. Он чувствовал, что неплохо  справляется  в
отсутствие Хуана. Настроение было веселое и бодрое. Об этом говорила вся
его повадка: плечи были расправлены, а  бледные  волчьи  глаза  смотрели
ясно и уверенно. Одно лишь беспокоило Прыща. Он