отняла  его  от  губ.
Потом поставила, сказала: "Ах!" и хрипло выдохнула.
     В выдохе вернулся нежный запах виски. Теперь она взялась за  стакан
с пивом. Она положила ногу на ногу и медленно тянула пиво,  пока  стакан
не опустел.
     "Господи!" - сказала она.
     Казалось  ей,  она  никогда  не  замечала,  как  уютна  и  мила  ее
закусочная при свете, едва пробивающемся  сквозь  закрытые  жалюзи.  Она
услышала грузовик на шоссе и встревожилась. А вдруг  кто-то  помешает  -
испортит ей день. Нет уж, пусть тогда дверь ломают. Она никому не станет
открывать. Она налила на два пальца виски в  один  стакан  и  на  четыре
пальца  пива  -  в  другой.   "Муху   зашибить   -   тоже   есть   много
способов",сказала она и опрокинула стакан с виски, а за ним сразу стакан
с пивом. Ага, это мысль. Получается другой вкус. Разный  вкус  -  смотря
как пить. Почему никто этого не заметил,  кроме  Алисы?  Это  стоило  бы
записать: "Пьешь по-разному - вкус разный". В правом  веке  она  ощутила
легкое напряжение, а по жилам на руках побежала странная, приятная боль.
     "Некогда им замечать,- сказала она с  расстановкой.  Нет  времени".
Она налила полстакана пива и долила доверху  виски.  "Интересно,  а  так
кто-нибудь пробовал?"
     Металлический держатель для  бумажных  салфеток  стоял  напротив  и
отражал ее лицо. "Привет, детка",- сказала она. Она повела  стаканом,  и
он исказился в блестящем металле так же, как ее лицо.  "Рванули,  детка.
Твое здоровье, детка". И она выпила виски с пивом так, как  пьет  молоко
одолеваемый жаждой. "Ах ты черт,- сказала она,  не  так  уж  плохо.  Да.
По-моему, неплохо придумано. Хорошо".
     Она повернула держатель с салфетками так, чтобы лучше себя  видеть.
Но изгиб металла ломал ее нос сверху и раздувал бульбой  на  конце.  Она
встала, обошла стойку, вынесла из спальни  круглое  ручное  зеркальце  и
поставила на стол, прислонив к  сахарнице.  Потом  уселась  и  скрестила
ноги. "Эй, а ну-ка! Я хочу  тебя  угостить".  Она  налила  виски  в  оба
стакана.  "Без  пива,-  сказала  она.-  Кончилось  пиво.  Ну,  это  беда
поправимая".
     Она подошла к  холодильнику  и  достала  еще  бутылку  пива.  "Вот,
видишь,- сказала она зеркалу,-  сперва  мы  берем  виски  -  не  слишком
много... не слишком мало... и добавляем  пива,  чтобы  в  самый  раз.  И
пожалуйста". Она толкнула один стакан  к  зеркалу,  выпила  из  другого.
"Некоторые люди пить боятся,сказала она.- Не умеют".
     "Ах, ты не хочешь? Ну, дело твое. Я тебя пить не  заставляю.  Но  и
пропасть ему не дам". И она  выпила  из  другого  стакана.  Щеки  у  нее
пощипывало, как будто прихватило морозом. Она поднесла зеркальце поближе
и посмотрела на себя.  Глаза  были  влажные  и  блестели.  Она  откинула
повисшую прядь волос.
     "А если хочешь посидеть в свое удовольствие,  это  не  значит,  что
можно распускаться". И вдруг перед ней возникло видение, и она  опустила
зеркало лицом вниз. Видение налетело внезапно  и  резко,  ошеломив,  как
удар.  Может  быть,  из-за  того,  что  она  сидела  в  потемках,  Алиса
закричала: "Не хочу об этом думать. Не переношу!"
     Но мысль, видение  не  отступали.  Затемненная  комната,  на  белой
кровати - мать, парализованная, неподвижная,  немая;  ее  глаза  смотрят
прямо вверх, а потом белая рука поднимается со стеганого одеяла - жестом
отчаяния, прося о помощи. Алиса могла войти украдкой, но как бы тихо она
ни кралась, рука поднималась беспомощно и страшно, и Алиса, подержав  ее
немного, ласково опускала и выходила. Всякий раз, переступая порог  этой
комнаты, Алиса умоляла руку не подниматься, лежать тихо,  замереть,  как
все тело.
     "Я не хочу об этом думать,- закричала она.- С чего это вылезло?" Ее
рука задрожала, и бутылка звякнула о стакан. Алиса  налила  чуть  не  до
краев, выпила, поперхнулась и закашляла  так,  что  едва  удержалась  от
рвоты. "Это приведет тебя в чувство,- сказала  она.-  Я  хочу  думать  о
чем-нибудь другом".
     Она вообразила себя в постели с Хуаном, но мысль скользнула дальше.
"Я могла бы иметь кого захочу,- похвасталась она.- Сколько  их  за  мной
бегало, ей-богу, а я не больно  соглашалась".  Губы  ее  оттопырились  в
грязноватой ухмылке. "А может, стоило, пока  могла.  Сдаю  же...  Врешь,
гадина,- закричала она,- я сейчас не хуже, чем раньше. Лучше!  Кому,  на
хрен, нужна костлявая сучка, которая ничего не умеет? Настоящему мужчине
такого даром не надо. Да мне только выйти, они как мухи налетят".
     В бутылке оставалось чуть меньше половины. Она немного пролила мимо
и сама над собой засмеялась. "Кажется, я чуть-чуть захмелела",-  сказала
она.
     В дверь громко постучали, Алиса оцепенела и умолкла. Стук  раздался
снова. Мужской голос сказал:
     - Никого. Мне показалось, разговаривают.
     - А попробуй еще. Может, они в комнатах,- отозвался женский голос.
     Алиса тихо взяла  зеркальце  и  посмотрела  на  себя.  Она  кивнула
головой и подмигнула себе. Опять постучали.
     - Говорю тебе, никого нет.
     - Попробуй дверь.
     Алиса услышала, как загремела сетчатая дверь.
     - Заперто,- сказал мужчина, и женщина ответила!
     - Заперто изнутри. Должны быть дома.
     Мужчина рассмеялся, и под ногами у него заскрипел гравий.
     - Ну, если они дома, значит, им хочется побыть одним. Тебе  никогда
не хочется побыть одной, малютка? Со мной, я имею в виду.
     - Да ну тебя,- сказала женщина.- Мне хочется бутерброд.
     - А с этим придется повременить.
     Алиса удивилась, почему не  слышала  ни  автомобиля,  ни  шагов  по
гравию.  "Ну,  точно,  налакалась",-   подумала   она.   Как   отъезжает
автомобиль, она прекрасно услышала.
     "Прямо  не  могут,  когда   что-нибудь   не   по-ихнему,-   сказала
Алиса.Человек хочет отдохнуть денек, в себя прийти, а им вынь да  положь
бутерброд".
     Она подняла бутылку и, критически прищурясь, посмотрела на просвет.
"Маловато осталось". Ей стало страшно. Вдруг кончится, а ей  не  хватит?
Но тут же кивнула и улыбнулась себе. В самом заду шкафчика  две  бутылки
портвейна. Это ее ободрило, она как следует  налила  в  стакан  и  стала
тянуть. Хуан не любил, когда при нем пили женщины. Он говорил, что у них
лица делаются гнусные и он этого не выносит. Ничего, Алиса ему  покажет.
Она отпила из стакана половину и тяжело поднялась.
     "Ты постой здесь,  подожди  меня  немного",-  вежливо  сказала  она
стакану. Огибая стойку, она качнулась, и угол ударил ее в бок над  самым
бедром. "Этот будет синий с  черным",-сказала  она.  Через  спальню  она
прошла в ванную.
     Она намочила полотенце  и  стала  натирать  его  мылом,  покуда  не
образовалась густая паста; потом стала тереть им  лицо.  Особенно  терла
возле носа и маленькую складку под нижней  губой.  Надела  полотенце  на
мизинец  и  повертела  в  ноздрях,  протерла  уши.   Потом,   зажмурясь,
ополоснула лицо водой и посмотрела на себя в зеркало  над  умывальником.
Лицо показалось ей очень красным, а глаза были слегка  воспаленные.  Она
долго  занималась  своим  лицом.  Намазала  кремом;  потом  стерла   его
полотенцем. Посмотрела, нет ли на полотенце грязи,- нашла. Подвела брови
коричневым карандашом. С помадой  пришлось  повозиться.  С  нижней  губы
кармином заехала на подбородок; пришлось  стереть  полотенцем  и  начать
сызнова. Нарисовала губы очень толстыми, потом сложила  их  и  прокатила
друг по дружке; поглядела на зубы и стерла с них помаду полотенцем. Надо
было раньше почистить зубы, а потом браться  за  помаду.  Теперь  пудра.
Чтобы лицо было не такое красное. Потом расчесала волосы. Ей никогда  не
нравились ее волосы. Попробовала уложить их с шиком, так и  этак,  и  ей
стало надоедать.
     В спальне она откопала черную фетровую шляпку с подобием  козырька.
Собрала волосы под шляпу и лихо заломила козырек.
     "Теперь,- сказала она,- теперь посмотрим, как  у  женщины  делается
гнусное лицо. Пришел бы сейчас Хуан. Подругому запел бы".
     В спальне она достала из комода флакон "Беллоджии" и надушила  себе
грудь, мочки ушей, лоб под волосами. Тронула и верхнюю губу.  "Мне  тоже
хочется нюхать",сказала она.
     Она вернулась в  закусочную,  осторожно  обогнув  угол,  о  который
ударилась в прошлый раз. Тут стало еще темнее, потому что заходила  туча
и свет едва цедился в комнату. Алиса села за  свой  столик  и  поправила
зеркальце. "Хорошенькая,- сказала она,- прямо  хорошенькая.  Что  будешь
делать вечером? Хочешь пойти на танцы?"
     Она налила себе стакан. А что, если заедет этот  шофер  с  "Красной
стрелы" - и постучится? Она его пустит. Большой шутник.  Она  налила  бы
ему стаканчик-другой, а потом показала бы шутку-другую.
     "Рэд,- сказала бы она,- ты из себя строишь большого шутника,  но  я
тебе кое-что покажу.  Ты  не  все  еще  шутки  знаешь".  Она  остановила
мысленный взгляд на его узкой талии и тяжелых мускулистых руках.  Джинсы
он носил на широком ремне, а на джинсах... нет, мужик был что надо. Да -
что  там  еще,  с  этими  джинсами...  Медная  заклепка  внизу,   откуда
начинается ширинка. Чем-то эта заклепка опечалила  Алису.  У  Бада  была
такая.  Медная  заклепка  на  том  же  самом  месте.   Она   попробовала
отвернуться и от этого видения, не смогла - и всплыло, всплыло в памяти.
Он упрашивал ее и упрашивал.  Наконец  они  ушли  на  пикник,  аа  шесть
километров. Бад нес еду - крутые яйца, бутерброды с ветчиной и  яблочный
пирог. Пирог Алиса купила, но Баду сказала, что испекла сама. А он  даже
не стал дожидаться еды.
     Он сделал ей больно. А потом она сказала" "Куда ты?"
     "У меня работа стоит",- сказал Бад.
     "Ты говорил, что любишь меня".
     "Ну?"
     "Ты не бросишь меня, Бад?"
     "Слушай, милая, переспали, и ладно. Я контрактов не подписывал".
     "Это же первый раз, Бад".
     "Без первого раза ни у кого не обходится",-сказал он.
     Теперь Алиса оплакивала себя. "Ни черта хорошего! - крикнула она  в
зеркало.- Ни черта хорошего в этом нет".  Плача,  она  допила  стакан  и
вылила в него остатки иа бутылки.
     В остальных тоже не было ни черта хорошего - и с чем она  осталась?
Паршивая работа с постельными удобствами и без жалованья. Вот с  чем.  И
за паршивым оглоедом замужем -  вот  с  чем.  Нашла,  называется.  Глушь
такая, что и в кино не съездишь. Сиди в паршивой закусочной.
     Она опустила голову на руки и  горько  заплакала.  А  другая  Алиса
слушала, как она плачет. Другая Алиса стояла над ней и  наблюдала.  Ходи
на цыпочках, все время его ублажай. Она подняла голову  и  посмотрела  в
зеркало. Помада размазалась по всей верхней губе. Глаза  покраснели,  иэ
носу  текло.  Она  вынула  из  держателя   две   бумажные   салфетки   и
высморкалась. Скатала салфетки и кинула на под.
     И чего она вылизывает эту дыру? Всем плевать. А  на  нее  разве  нс
всем плевать? Всем] Ничего, она за себя отстоит. Над Алисой не больно-то
покуражишься. Она допила виски.
     Достать  портвейн  оказалось  делом  нелегким.  Она  споткнулась  и
налетела на раковину.  В  носу  горячо  набухло,  я  она  засопела.  Она
установила бутылку портвейна на  стойке  и  достала  штопор.  Когда  она
попыталась воткнуть штопор, бутылка упала, а при второй  попытке  пробка
раскрошилась. Алиса протолкнула пальцем остатки ее в горлышко и  побрела
к столу.
     "Водичка",- сказала она. Она наполнила стакан  темнокрасным  вином.
"Вот виски бы еще". Во рту у  нее  пересохло.  Она  с  жадностью  выпила
полстакана. "А хорошее",- захихикала она. Может, всегда надо вперед пить
виски, чтобы вино было вкуснее.
     Она придвинула к себе зеркальце. "Ты старая кляча,- горько  сказала
она.- Грязная, пьяная старая кляча. Ясно - кому ты  такая  нужна?  Я  бы
сама на такую нс польстилась".
     Лицо в зеркале было одно, но контуры его  двоились,  и  где-то  вне
поля зрения комната  уже  раскачивалась  и  подпрыгивала.  Алиса  допила
стакан, поперхнулась, и красное вино потекло обратно из углов  рта.  Она
стала наливать снова, но не сразу попала в стакан и разлила вино по сто-
лу. Сердце у нее колотилось. Она слышала  его  и  чувствовала,  как  оно
бьется у нее в руках, плечах и в жилах на груди. Она мрачно выпила.
     Упьюсь,- и черт с ним, тем лучше. Хорошо бы больше  не  проснуться.
Хорошо бы - конец всему... конец всему...  конец  всему...  Покажу  этим
паразитам-не хочу жить и не буду. Я им покажу.
     И тут она увидела муху. Это  была  не  обычная  комнатная  муха,  а
молоденькая мясная, и ее тело блестело богатой переливчатой  синью.  Она
явилась к столу и сидела перед винной лужицей. Она сунула туда  хоботок,
потом отошла почиститься.
     Алиса застыла. Кожа у нее собралась от ненависти. Все ее огорчения,
все обиды сосредоточились на мухе. Усилием воли она свела  раздвоившееся
насекомое в одно. "Ну, стерва,- тихо сказала она.- Думаешь, я  напилась.
Я тебе покажу".
     Глаза у нее сделались настороженные,  хитрые.  Бочком,  бочком  она
отодвинулась от стола и пригнулась к полу,  опершись  на  руку.  Она  не
сводила с мухи глаз. Та не двигалась. Алиса подкралась к  стойке,  зашла
за нее. Посудное полотенце лежало на краю стальной раковины.  Она  взяла
его в правую руку и старательно сложила. Полотенце было слишком  легким.
Она  намочила  его  под  краном   и   отжала   .лишнюю   воду.   "Покажу
стерве",-сказала  она  и,  как  кошка,  двинулась  вдоль  стойки.   Муха
по-прежнему сидела, попрежнему сияла.
     Алиса подняла руки  и  закинула  полотенце  на  плечо.  Алиса  тихо
подступала  к  мухе,  выставив  локоть.   Ударила.   Бутылка,   стаканы,
сахарница, держатель с салфетками - все полетело на пол. Муха взвилась и
закружила. Алиса стояла неподвижно, провожая ее глазами. Муха уселась на
стойку. Алиса сделала выпад, ударила по ней, а когда муха взлетела,  еще
раз хлопнула полотенцем по воздуху.
     "Так  не  пойдет,-  сказала   она   себе.-   Подкрасться   к   ней.
Подкрасться". Пол накренился под ногами. Она вытянула руку и  схватилась
за  табурет.  Куда  она  девалась?  Слышно  было  ее   жужжание.   Злой,
омерзительный  звон  ее  крыльев.  Должна  же  она   сесть   куда-нибудь
когда-нибудь. К горлу подкатила тошнота.
     Муха заложила несколько петель, восьмерок и кругов, а потом перешла
на бреющие челночные полеты из одного  конца  комнаты  в  другой.  Алиса
выжидала. В поле зрения вползала с краев темнота. Муха с легким  щелчком
вела  на  коробку  кукурузных  хлопьев  на  макушке  большой   пирамиды,
выстроенной на полке за стойкой. Она приземлилась на "К" "Кукурузных"  и
беспокойно переползла на "у".  Там  она  замерла.  Алиса  втянула  носом
воздух.
     Комната прыгала и кружилась, но напряжением воли  муху  и  то,  что
рядом, Алиса  держала  в  фокусе.  Левая  рука  оперлась  за  спиной  на
прилавок, и пальцы поползли по нему. Медленно, молча она  огибала  торец
стойки. И очень, очень осторожно поднимала правую  руку.  Муха  скакнула
вперед и снова замерла. Она приготовилась взлететь. Алиса  почувствовала
это. Почувствовала раньше, чем муха поднялась. Она вложила в  удар  весь
свой вес. Мокрое полотенце врезалось  в  пирамиду  картонных  коробок  и
пробило ее насквозь.  Коробки,  рядок  стаканов  и  ваза  с  апельсинами
полетели на пол, и Алиса упала на них.
     Комната понеслась на  нее  красными  и  синими  огнями.  Под  щекой
лопнувшая коробка извергла  хлопья.  Алиса  подняла  раз  голову,  потом
опустила, и вертящаяся темнота накрыла ее.
     В закусочной было сумрачно и очень тихо. Муха  подобралась  к  краю
винной лужицы, высыхавшей на белом столе. Потыкавшись в разные стороны -
не грозит ли откуда опасность,- она неторопливо опустила плоский хоботок
сладкое густое вино.





                                ГЛАВА 12

     Серые тучи громоздились - угроза на угрозе,- и синий сумрак  окутал
землю. В долине Сан-Хуан темная зелень казалась черной, а более  светлая
зелень травы - стылой, влажно-синей. "Любимая" тяжело катилась по шоссе,
и алюминиевая краска на ней отливала зловещим холодом вороненого ствола.
В южной стороне черная гряда туч осыпалась бахромой дождя, и занавес его
медленно упал.
     Автобус  подъехал  к  бензоколонкам   перед   магазином   Брида   и
остановился: Игрушечные боксерские перчатки и детская туфелька  мелко  и
часто качались, как короткие маятники. Хуан продолжал сидеть после того,
как автобус остановился. Напоследок он дал газ,  прислушался,  потом  со
вздохом повернул ключ, и мотор смолк.
     - Долго собираетесь здесь стоять? - спросил Ван Брант.
     - Хочу взглянуть на мост,- сказал Хуан.
     - Еще цел,- сказал Ван Брант.
     - Мы тоже,- ответил Хуан. Он отпер рычагом дверь.
     Брид появился из-за сетчатой двери и пошел  к  автобусу.  Он  пожал
Хуану руку.
     - Опоздали немного?
     - По-моему, нет,- ответил Хуан,- если у меня часы правильные.
     Спустился Прыщ  и  стал  рядом  с  ними.  Он  вышел  первым,  чтобы
посмотреть, как слезает блондинка.
     - Кока-кола есть? -спросил он.
     - Нет,- сказал Брид.- Несколько бутылок пепси. Кока-колы  месяц  не
было. Да - одно и то же. Их не отличишь.
     - Как мост? - спросил Хуан.
     Мистер Брид покачал головой.
     - По-моему, труба дело. Сами взгляните. Хорошего мало.
     - Трещин пока нет? - спросил Хуан.
     - Может полететь вот так,- сказал Брид и с размаха ударил ладонью о
ладонь.- Нагрузка на нем  такая,  что  он  плачет,  как  ребенок.  Пошли
посмотрим.
     Из автобуса вышли мистер Причард с  Эрнсстом,  за  ними  Милдред  и
Камилла и последней - Норма. Камилла была ученая. Прыщ ничего не увидел.
     - У них есть пепси-кола,- сказал Прыщ.- Хотите?
     Камилла обернулась к Норме. Она начала  понимать,  чем  может  быть
полезна Норма.
     - Хочешь попить? - спросила она.
     - Да не откажусь,- сказала Норма.
     Прыщ постарался скрыть разочарование. Брид и Хуан шагали по шоссе к
реке.
     - Хочу поглядеть на мост,- крикнул Хуан через плечо.
     Миссис Причард окликнула мужа со ступенек:
     - Милый, ты не мог бы принести мне  выпить  чего-нибудь  холодного?
Хотя бы воды, если нет ничего другого. И спроси, где у них - ну,  знаешь
что.
     - Это сзади,- сказала Норма.
     Бриду тоже хотелось посмотреть на мост, и он пристроился в  ногу  к
Хуану.
     - Каждый год жду, что его снесет,- сказал  он.  Хоть  бы  построили
такой мост, чтобы я мог спать по ночам, когда идет ливень. А то лежишь в
постели, слышишь, как дождь стучит по крыше, и все  прислушиваешься,  не
снесло ли мост. А ведь не знаю даже, какой  там  будет  звук,  когда  он
повалится.
     Хуан усмехнулся.
     - Это мне знакомо. Помню, в Торреоне  -  я  был  тогда  мальчишкой.
Бывало, слушали ночью, не  захлопает  ли  -  значит,  не  поднимется  ли
стрельба. Стрельба-то нам даже нравилась, только это всегда значило, что
мой папаша ненадолго отлучится.  Один  раз  он  отлучился  и  больше  не
пришел. Мы, наверно, всегда чувствовали, что так и будет.
     - Что с ним стало? - спросил Брид.
     - Не знаю. Наверное, попал кому-нибудь на  мушку.  Не  мог  усидеть
дома, когда стреляли. Без него не могло обойтись. Я думаю, он и не очень
интересовался, из-за чего дерутся.  А  домой  всегда  приходил  с  кучей
рассказов. Хуан усмехнулся.- Был у него один про Панчо Вилью.  Будто  бы
пришла к Вилье бедная женщина и говорит: "Ты расстрелял  моего  мужа,  а
теперь я с ребятами умру с голоду". А у Вильи тогда было много денег.  У
него были прессы, он сам печатал.  Повернулся  к  казначею  и  приказал:
"Накатай для бедной женщины пять кило бумажек по двадцать песо".  Он  их
даже не считал - сколько  у  него  было.  Напечатали,  перевязали  пачку
проволокой, и женщина ушла. И тут один сержант  говорит  Вилье;  "Ошибка
получилась, мой  генерал.  Мужа  этой  женщины  мы  не  расстреляли.  Он
напился, и мы посадили его в тюрьму".  Тогда  Панчо  говорит:  "Идите  и
сейчас же расстреляйте. Нельзя же разочаровывать бедную женщину".
     Брид сказал:
     - Глупость какая-т