просто так было бы неблагородно и  нечестиво.  Пусть  он  мертв,  мы  должны
что-то для него сделать.
   - Чарлз, ты не в своем уме, - сказал Шишковатый. - Сколько раз  на  твоих
глазах погибали люди - ты это видел и шел себе дальше.
   - Да, но...
   - Я вынужден согласиться, - сказал аббат. - Как это ни  прискорбно,  нам,
наверное, надо двигаться дальше. К тому же я думаю,  что  это  был  все-таки
медведь.
   Они направились к западу по гребню холма. Идти здесь было довольно легко,
и продвигались они быстро. Иоланды не было видно - она шла  где-то  впереди,
разведывая дорогу. Никто не заметил, как она исчезла  из  вида:  только  что
была тут, и вот ее уже нет.
   - Я проголодался, - пожаловался аббат. - Мы ничего не ели  со  вчерашнего
вечера. Как насчет того, чтобы сделать остановку и закусить хлебом с сыром?
   - Достань еду из своего мешка и ешь на ходу, - предложил Шишковатый.
   - Не могу я есть на ходу, -  возразил  аббат.  -  У  меня  все  в  животе
бултыхается и начинаются колики.
   - Часа через два или около того  мы  сможем  остановиться  на  ночлег,  -
сказал Харкорт. - Солнце стоит уже низко. Мы прошли порядочное расстояние. И
прошли бы еще больше, если бы не задержались из-за этих единорогов.
   Аббат что-то недовольно проворчал, но продолжал идти,  время  от  времени
ускоряя шаг, чтобы не отставать от остальных.
   Прошло еще около часа, и гребень, по которому они шли, начал спускаться в
глубокую долину. Над долиной клочьями  висел  туман.  Сквозь  него  сверкало
множество небольших озер и проток. Далекие белые холмы по ту сторону  долины
казались голубоватыми в свете уходящего дня.
   - Болото, - недовольно сказал Шишковатый -  Надеюсь,  нам  удастся  найти
обход. Идти вброд через болото - штука малоприятная.
   - Оно не такое уж большое, - заметил аббат. - И мне кажется, оно  тут  не
совсем на месте. Болота бывают большей частью  на  ровной  местности,  а  не
посреди холмов.
   - Болота  бывают  везде,  -  возразил  Шишковатый,  -  где  только  может
скапливаться вода.
   - Может быть, стоит изменить наш план? - сказал аббат. - Не лучше ли  нам
свернуть на север и отыскать римскую дорогу? Римляне строили хорошие дороги.
На них почти нет уклонов. Мы могли бы идти по ровному месту, а не плутать  в
густом лесу и не брести через болото.
   - На римской дороге  нас  сожрут  раньше,  чем  сядет  солнце,  -  сказал
Шишковатый.
   Харкорт  услышал  позади  себя  шорох  листьев  и  быстро  обернулся.   В
нескольких футах от него стояла Иоланда, низко надвинув на лицо капюшон.
   - Господа, - сказала она, - я  нашла  совсем  близко  удобное  место  для
привала. Там рядом ручей с чистой водой, а на дереве подвешен молодой олень.
   Аббат мгновенно повернулся к ней.
   - Оленина! - произнес он внезапно охрипшим голосом. - Оленина!  А  я  тут
мечтаю поесть хоть хлеба с сыром!
   - Идите за мной, - сказала Иоланда, и они последовали за ней.
   Еще не начинало темнеть, когда  они  устроились  на  ночлег.  Ярко  горел
костер, рядом лежал запас дров, а на углях жарились огромные куски оленины.
   Аббат сидел, прислонившись  спиной  к  стволу  огромного  дерева,  сцепив
могучие руки на животе и положив рядом свою тяжелую булаву, и принюхивался к
аромату жареного мяса.
   - Я считаю, именно так лучше всего завершить наш день после  всего  этого
лазанья по горам, единорогов и драконов, - сказал он  с  удовлетворением.  -
Запах оленины искупает все испытания, через которые мы сегодня прошли.
   - Там, впереди, болото, - сказал Шишковатый Иоланде. -  Нам  нужно  будет
его пересечь?
   - Нет, не нужно, - ответила она. - Мы можем его обойти.
   - Слава Богу, - вздохнул аббат и повернулся к Харкорту:
   - Нашей проводнице просто цены нет.
   Когда мясо изжарилось, они поели, потом поджарили еще  и  тоже  съели.  В
конце концов аббат уже не мог заставить себя проглотить ни  кусочка.  Борода
его лоснилась от жира.
   Сытые и довольные, они удобно расположились вокруг костра. Аббат разыскал
у себя в мешке бутылку вина и пустил ее по кругу. Уже окончательно стемнело.
Над болотом перекликались ночные птицы, легкий ветерок шелестел в  верхушках
деревьев. Все чувствовали себя прекрасно. Что-то уж слишком хорошо,  подумал
Харкорт. Несмотря на наслаждение, доставленное сытным ужином и отдыхом после
трудного дня, его одолевали недобрые предчувствия. Слишком тут хорошо, думал
он. А ведь это враждебная страна, здесь не должно быть так хорошо.
   Он взглянул на Иоланду, которая сидела, скрестив ноги, на земле по другую
сторону костра. В ее лице появилась мягкость,  которой  он  до  сих  пор  не
замечал. Может быть,  это  только  так  кажется  в  свете  пламени,  подумал
Харкорт. Но она, очевидно, не испытывала  никакого  беспокойства.  А  именно
она,  наверное,  раньше  других  почувствовала  бы,  если  бы   им   грозила
какая-нибудь опасность.
   Аббат с трудом поднялся и подбросил в костер дров.
   - Стоит ли? - спросил Харкорт. - Может быть, теперь, когда мясо зажарено,
дать костру догореть? Нам лучше бы сидеть без огня.
   - Ты опять за свое, вечно тебе что-то не нравится, - засмеялся  аббат.  -
Отдыхай, как все, и радуйся, что набил брюхо. Мы еще на самом краю Брошенных
Земель, едва ли нам здесь что-нибудь грозит.
   - Мы уже видели единорогов и драконов.
   - Единороги давно ускакали, - сказал аббат, - и драконы тоже  улетели.  Я
не вижу, почему... Он умолк и насторожился. Харкорт поднялся с земли.
   - Что такое, Гай? - спросил он.
   - Я что-то слышал. Какой-то шорох.
   И тут же шорох послышался снова. Все вскочили. Харкорт потянулся к  мечу,
но не успел выхватить его из  ножен,  как  шорох  прекратился.  Все  четверо
стояли, напряженно прислушиваясь.
   Может быть,  это  всего-навсего  птица  шевельнулась  на  ветке,  подумал
Харкорт. Или какое-нибудь маленькое пушистое  существо  пробежало  по  сухим
листьям.
   Аббат нагнулся и поднял с земли свою булаву.
   Харкорт обошел костер и встал рядом с Иоландой.
   - Что ты слышала? - спросил он.
   - То же, что и все  вы.  Шорох.  Там  кто-то  есть.  Новая  порция  дров,
подброшенная в костер аббатом, только теперь занялась, внезапно  разгорелась
ярким пламенем, и Харкорт увидел, откуда шел шорох. У  подножья  гигантского
дуба, стоявшего недалеко от костра, возник из земли какой-то корявый  бугор.
Он продолжал подниматься на глазах, и с него  сыпались  вниз  сухие  листья,
сучки, кости мертвых животных, живая трава и клочья  мха.  Это  выросшее  из
земли  порождение   леса   двигалось,   оно   было   живое.   Густой   смрад
распространялся вокруг, и вместе с ним - непомерная  злоба,  почти  ощутимая
физически. Зловоние было так сильно, что от него перехватывало дыхание,  как
будто горло стискивали длинные цепкие пальцы.
   Харкорт  отступил  на  шаг  перед  этой  невероятной  злобой  и   давящим
зловонием. Он со скрежетом выхватил меч, и пламя костра  окрасило  клинок  в
цвет крови. Но у этого существа, которое выросло перед ними у подножья дуба,
не могло быть живой красной крови - если его разрубить, из него  должен  был
потечь зеленоватый гной или  сукровица,  похожая  на  чернила.  Харкорту  на
мгновение показалось, будто он увидел  блеснувшие  в  свете  пламени  острые
клыки и когти. Но если это действительно клыки и когти, то они располагались
в самых неподходящих местах. Может быть, на самом деле это были  всего  лишь
обломки костей или острые каменные осколки, покоившиеся в лесной почве.
   Бугор продолжал подниматься, вырастая из лесного мусора и сухих  листьев,
из отпавшей коры и гнилых сучков, из птичьего  помета,  истлевших  костей  и
оброненных перьев.  Освещенный  пляшущими  отблесками  пламени,  он  казался
наделенным своей, зловещей жизнью. Злоба,  источаемая  им,  становилась  все
сильнее, а густое  зловоние  -  все  удушливее.  Харкорт  почувствовал,  что
задыхается - отчасти от смрада, отчасти от ужаса и  гнева,  при  мысли,  что
такое гнусное создание осмеливается существовать, имеет наглость  вторгаться
в этот сравнительно чистый и уютный мир.
   Он  шагнул  вперед,  но  его  опередил  аббат.  Одним  плавным  движением
священник обеими руками поднял высоко над головой тяжелую булаву  и  обрушил
ее на выросший из земли  бугор.  Бугор  просел  под  ударом,  что-то  в  нем
булькнуло,  и  во  все  стороны  разлетелись   какие-то   слизистые   комки.
Распространившееся  вокруг  зловоние  многократно  превзошло  все,  что  они
ощущали до сих пор. Харкорт, шатаясь, сделал два  шага  вперед,  но  еще  не
успел подойти к аббату, как его скрючило пополам и начало рвать. В  горле  у
него стояла горечь, из глаз лились слезы,  а  от  рассевшегося  бугра  текли
навстречу ему густые волны смрада, и  он  как  будто  плыл  в  этом  смраде,
раздвигая его руками.
   Сделав сверхъестественное усилие,  он  выпрямился  и  увидел,  что  бугор
исчез, а аббат стоит  на  том  месте,  где  был  бугор,  колотя  булавой  по
извивающимся клочьям и торжествующе хохоча. Харкорт хотел окликнуть  аббата,
но горло его все еще сжимала судорога, и он долго не мог выдавить ни  звука.
Наконец он крикнул:
   - Гай, отойди оттуда!
   Аббат продолжал колотить булавой по остаткам бугра, как будто не  слышал.
Харкорт, шатаясь, шагнул вперед и схватил его за руку.
   - Ради Бога, остановись! От него уже ничего не осталось.
   - Вот когда я с ним покончу, - продолжая раскатисто  хохотать,  прокричал
аббат, - тогда от него в самом деле ничего не останется. Меньше, чем ничего!
   - Да приди ты в себя, черт возьми! - рявкнул Харкорт.  -  Надо  убираться
отсюда. Нам нельзя здесь оставаться, нужно уходить. Здесь такая вонища,  что
дышать нечем.
   Аббат неохотно повернулся и  подошел  с  ним  к  костру.  Поодаль  стояла
Иоланда, изо всех сил зажимая  рот  и  нос  скомканным  платком.  Шишковатый
собирал вещи.
   - Пошли, - сказал он. - Пошли, надо отсюда уходить.
   Харкорт поднял два мешка,  забросил  их  на  спину  и  подтолкнул  аббата
вперед.
   - Ну вот, - с упреком сказал Шишковатый аббату, - наделал ты дел.
   - Да ведь такая злоба! - оправдывался аббат. - Неужели вы не ощутили  эту
злобу?
   - Когда навстречу  попадается  хорек,  -  сказал  Шишковатый,  -  его  не
убивают. Только поворачивают назад или обходят его сторонкой.
   - А я эту штуку убил. Ее нужно было убить.
   - Ее нельзя убить. Она не умирает. Можно только надеяться, что она  уйдет
восвояси.
   Они углубились в ночной лес и начали осторожно спускаться к краю  болота.
То и дело кто-нибудь натыкался на дерево или спотыкался о лежащую  на  земле
ветку, но они шли и шли вперед.
   Когда до болота оставалось уже совсем немного, Харкорт  услышал  какой-то
тихий жалостный звук, похожий  на  плач.  Он  остановился  как  вкопанный  и
прислушался. Звук доносился издалека, и временами его заглушал ветер, но это
был плач, он был уверен. Там, посреди болота, раздавался чей-то плач.
   - Кто это? - спросил он.
   - Потерянные души, - ответила  Иоланда.  -  Одинокие  призраки  плачут  в
болоте.
   - Призраки? - переспросил он. - Ты хочешь сказать, привидения?
   - Здесь повсюду привидения. Множество  людей  умерли  здесь  без  святого
причастия.
   - Я никогда об этом не задумывался,  -  сказал  Шишковатый,  -  но  такое
вполне возможно. Когда сюда нагрянула Нечисть, многие пытались бежать, но не
всем удалось. Часть угодили в засаду.  А  другие  попрятались  или  пытались
спрятаться.
   Плач затих. Они постояли еще несколько минут, но больше  ничего  не  было
слышно, и они продолжали спуск с  холма.  В  бледном,  унылом  лунном  свете
болото было похоже на черно-белый набросок пером. Кое-где серебрилась  вода,
над ней поднимались такие же серебристые, но чуть потемнее камыши и  заросли
кустарника, и чернели отбрасываемые ими тени.
   Вскоре впереди показался небольшой залив, с обеих сторон которого  стеной
стояли камыши. Берег поднимался от воды узкой песчаной полоской.
   Они остановились, прислушались и вновь услышали плач, тихий и отдаленный.
Потом он затих, и наступила зловещая тишина.
   - А здесь все еще воняет, - сказал Харкорт. - Правда, уже не так сильно.
   - Это мы принесли запах с собой, - сказал Шишковатый.  -  Через  день-два
выветрится. Он стал бы немного слабее, если бы  мы  могли  принять  ванну  и
сменить одежду.
   - Но что это было? - спросил Харкорт. - Я никогда такого не видел и ни  о
чем подобном не слышал.
   - Было бы странно, если бы ты это видел, - сказал Шишковатый. - Мало  кто
о таком даже слышал. Они очень древние, это порождение стихий. Их производит
на свет сама земля - они вырастают из мертвой материи. Нечисть  тут  ни  при
чем, они существовали задолго  до  того,  как  появилась  Нечисть.  Говорят,
когда-то их было много. Я думал, они уже совсем покинули Землю и  больше  не
осталось ни одного. Но в такой местности, как эта...
   - Ты сказал, что мало кто о них слышал. Но ты-то слышал. Ты об этом знал.
   - Легенды моей расы, - ответил Шишковатый. - Из них я об этом и знаю.
   - Твоей расы?
   - Ну конечно, - сказал Шишковатый. - Ты, естественно, никогда не говоришь
об этом вслух, и никто не говорит, но ты ведь знаешь, что я не человек.
   - Прости меня, - сказал Харкорт.
   - Ничего, - ответил Шишковатый. - Я ничем не хуже человека.
   - Давайте умоемся, - предложил аббат. - А потом  попробуем  хоть  немного
поспать. Мы изрядно не выспались.
   С этими словами он вошел в воду по пояс,  нагнулся,  зачерпнул  пригоршню
воды и начал обмывать лицо и одежду.
   - Надо будет по очереди стоять на страже, - сказала Иоланда.
   - Я буду сторожить первым, - вызвался Харкорт.
   - А я после тебя, - сказал Шишковатый. Стоя на страже, Харкорт  время  от
времени поглядывал на звезды, чтобы знать,  сколько  прошло  времени.  Когда
настала пора  сменяться,  Харкорт  разбудил  Шишковатого.  Тот  с  ворчаньем
поднялся.
   - Как дела? - спросил он.
   - Все тихо, - ответил Харкорт. - В лесу слышались какие-то шорохи, но  не
такие, какие  мы  слышали  там,  на  холме.  Наверное,  какие-нибудь  мелкие
животные. В болоте кто-то плакал, а больше ничего не было.
   - Хорошо, - сказал Шишковатый. - Залезай под одеяло и попробуй заснуть.
   Харкорт улегся и завернулся в одеяло, но ему не спалось. Он долго лежал в
раздумье, глядя на звезды. "Я не человек", - сказал Шишковатый, и  это  было
сказано им, да и вообще кем бы то ни было, впервые. "Моя раса", - сказал он.
Его раса знала об этих порождениях стихий.
   И он сказал, что когда-то их было много. "Это не Нечисть, - сказал он,  -
они существовали задолго до Нечисти".  Харкорт  никогда  не  слыхал  о  расе
Шишковатых; он знал только одного Шишковатого, хотя, если подумать,  он  мог
бы сообразить, что когда-то должны были существовать  и  другие  Шишковатые.
Значит, эти порождения стихий жили в глубочайшей древности, ведь  и  Нечисть
появилась здесь в незапамятные времена, а эти, как сказал Шишковатый,  тогда
уже были. "Теперь их осталось немного", - сказал он и намекнул,  что  вообще
не ожидал встретить хоть одного. И если это  правда  -  что  эти  порождения
стихий и Шишковатые жили в этом мире бок о бок, -  значит,  и  те  и  другие
существовали в глубочайшей древности, и очень  может  быть,  что  Шишковатых
осталось так же мало, как и этих порождений стихий.
   Харкорт решил, что, когда вернется домой,  нужно  будет  расспросить  обо
всем деда, хотя это дело, конечно, очень деликатное. Может быть, дед поймет,
что  вопрос  задан  от  чистого  сердца,  и  ответит,  пусть  и  не  слишком
обстоятельно; а может быть, и придет от него  в  ярость.  Дед  с  Шишковатым
дружат уже много лет, и они никогда не дадут друг друга в обиду.
   Размышляя об этих загадках, он в конце концов заснул. Его разбудил аббат,
который без особой деликатности потряс его за плечо.
   - Вставай, - сказал он. - Там их множество. Полный лес. Они нас окружили.
   Харкорт сел, пытаясь понять, что происходит.
   - Кто нас окружил?
   - Вонючие бугры, - ответил аббат. - Я бы пошел и разделался  с  ними,  но
Шишковатый в тот раз так раскричался, что я решил этого не делать.
   Харкорт  увидел,  что  уже  начинает  светать.  Из-под   своего   одеяла,
разбуженная  громким  голосом  аббата,  выползла  Иоланда.  Шишковатый  тоже
проснулся и сидел, протирая глаза.
   - Что там еще? - спросил он аббата. - Что за шум ты поднял?
   - Бугры нас окружили. Шишковатый вскочил.
   - Ты уверен?
   - Уверен, - подтвердил аббат. - Они выстроились  цепочкой  позади  нас  и
спустились к самому болоту по обе стороны. Мы в мешке. На этот раз я  их  не
слышал, они вели себя очень тихо.  Первого  я  увидел,  только  когда  стало
светать. Прежде чем вас будить, я проверил.
   Шишковатый повернулся к Иоланде:
   - Ты сказала, что мы можем обойти болото. А перейти его можно?
   - Может быть, и  можно.  Мне  говорили,  там  есть  тропинка.  Это  будет
нелегко. Придется много брести по воде. Но я думаю, мы сможем перебраться на
другую сторону.
   - Это безумие! - вскричал аббат. - Мы можем прорваться и обойти болото.
   - Возможно, ты бы и прорвался, - сказал Шишковатый, - но я  бы  рисковать
не стал. Ведь ты ничего о них не знаешь.
   - Зато ты знаешь, и ты сказал...
   - Неважно, что я сказал, - перебил его Шишковатый. - Идем  через  болото.
Если мы это сделаем, не думаю, чтобы они стали нас преследовать.

Глава 10

   Харкорта снова одолевали призраки, хотя день был в самом разгаре.  Он  их
не видел, хотя временами  ему  чудилось,  что  в  воздухе  пробегает  легкое
колыхание, похожее на знойные волны, которые  поднимаются  в  жаркий  летний
полдень над золотистым полем спелой пшеницы. Но призраки говорили с  ним,  и
говорили не  умолкая.  Он  почти  ничего  не  понимал,  хотя  временами  ему
чудилось,  что  понимает.  Однако  большей  частью  это  было  неразборчивое
бормотанье, вроде того невнятного говора, что слышишь, проходя мимо закрытой
двери, за которой мать и другие женщины занимаются  после  обеда  шитьем,  а
больше - болтовней.
   Харкорт брел по пояс в воде, с трудом вытаскивая ноги  из  илистого  дна.
Остальные следовали за ним. Призраки становились все назойливее. Над головой
у него роились тучи насекомых - время от времени он принимался отмахиваться,
но они не обращали на это никакого внимания и продолжали кружиться  над  ним
жужжащим вихрем, сверкая на солнце крылышками.
   Он приближался к пригорку, который приметил издалека.  Подойдя  вплотную,
он уперся руками в землю, вскарабкался на сухой берег и повалился ничком,  с
трудом переводя дыхание. Следующей шла Иоланда  -  когда  она  добралась  до
пригорка, он протянул руку и вытащил  ее  на  берег  рядом  с  собой.  Почти
вплотную за Иоландой следовал Шишковатый, а сзади, пыхтя, с багровым  лицом,
грузно брел сквозь воду  и  грязь  аббат.  Один  за  другим  они  подошли  к
пригорку, и Харкорт  помог  им  выбраться  на  берег.  Все  уселись  в  ряд,
промокшие, усталые и слишком запыхавшиеся, чтобы разговаривать.
   - Ни о чем подобном речи не было, -  сказал  наконец  аббат.  -  Я  знал,
конечно, что придется много ходить, против  ходьбы  я  ничего  не  имею.  Но
пробираться вброд через такую грязь - не самое увлекательное приключение, на
мой взгляд. Это не что иное, как тяжелая работа.
   - Нам бы, может быть, не пришлось этого делать, - заметил  Шишковатый,  -
если бы ты оставил в покое тот бугор. Но нет, тебе  обязательно  нужно  было
пойти и стереть его в порошок.
   - Я убежден, что другие бугры не могли произойти от  того,  с  которым  я
расправился, - возразил аббат. - Не может быть, чтобы клочья, которые  я  от
него оставил, побежали за нами вдогонку и превратились каждый в новый бугор.
   - Ну, не знаю, - сказал Шишковатый, - хотя от них всего можно ожидать.  В
свое время мне довелось слышать немало всяких страстей о  том,  на  что  они
способны. Может, этот холм - их любимое место, и они  зарождаются  здесь  во
множестве. Может, жизнь не пробудилась бы в них еще много л