нив убитого старика  и  его  водяное
колесо.
   Кто-то потянул его за рукав, он обернулся и увидел, что это тролль.
   - Прошу тебя, господин, -  сказал  тролль,  жалобно  пришепетывая,  -  не
слышал ли ты, нет ли где хоть какого мостика...
   - Поди прочь! - крикнул Харкорт. - Не трогай меня своими грязными руками!
Тролль снова забился в угол.
   - Что случилось? - спросила Иоланда.
   - Да это  все  тот  окаянный  тролль.  Он  спросил,  не  слыхал  ли  я  о
каком-нибудь мостике.
   - Бедняга, - вздохнула Иоланда. - Ему так нужен мостик...

Глава 20

   Отправиться в путь на следующий день,  как  было  решено  ночью,  они  не
смогли, а остались, чтобы дать аббату восстановить силы.  К  вечеру  он  уже
встал с постели и отдал должное жаркому из оленя, которого подстрелил  утром
Шишковатый. Нэн жаркое понравилось не меньше, чем аббату.
   - Мне редко удается поесть  мяса,  -  сказала  она.  -  Охотник  из  меня
никудышный, а те из Нечисти, кто ходит ко мне лечиться,  или  на  перевязку,
или еще за какой-нибудь помощью в этом роде, никогда не приносят мне ни еды,
ни других даров. Они считают, что и без этого имеют право на мои услуги. Они
редко разговаривают вежливо, и ни один еще ни разу меня не поблагодарил.
   - Ничего другого и нельзя ждать от этих существ, лишенных души, -  сказал
аббат. - Они иначе устроены. Они хуже  животных.  Даже  лошадь,  собака  или
кошка могут привязаться к человеку и  испытывать  благодарность  за  пищу  и
заботу.
   - Время от времени они приносят мне свитки, - сказала она. - Они  находят
их в развалинах  человеческих  построек.  По-моему,  они  думают,  что  свои
познания в медицине и магии я черпаю из книг и что, принося мне  книги,  они
действуют на благо самим себе. Хотя на самом деле от этих свитков мне обычно
толку мало. Это по большей части стишки, или древние рыцарские повести,  или
еще какие-нибудь никчемные писания в том же роде.
   Путники с большим удовольствием провели день у старухи  Нэн,  а  вечером,
выставив дозорного, рано улеглись спать, чтобы  получше  отдохнуть  и  утром
пораньше тронуться в дорогу. Правда, аббат все время  жаловался  на  ужасный
зуд в заживающих ранах, проклиная Шишковатого с его мазью, но  похоже  было,
что он снова полон сил и рвется возобновить путешествие.
   - Сколько еще идти до храма? - спросил он Нэн. -  Чарлз  сказал,  что  ты
разговаривала со священником, который там живет.
   - Самое большее два дня, - ответила  она.  -  И  дорога  хорошая.  Да,  я
говорила со священником, но только один раз, да и то очень мало. А почему ты
о нем заговорил?
   -  Мы  надеемся,  -  сказал  аббат,  -  что  он   располагает   кое-какой
информацией, которая нам необходима.
   - Я не спрашивала вас о цели вашего  опасного  паломничества,  -  сказала
она, - и не хочу совать нос в ваши дела. Но это, наверное,  какая-то  важная
для вас цель.
   - Она для нас жизненно важна, -  подтвердил  аббат.  -  Может  быть,  она
жизненно важна для самой Церкви.
   На следующее утро они двинулись в путь. Старуха Нэн отправилась с ними, а
сзади робко плелся тролль.
   День выдался погожий. Лес был одет в мягкую, нежную  весеннюю  зелень,  а
землю под деревьями сплошь покрывал ковер диких цветов. Никаких троп в  лесу
не было. Нэн шла впереди, остальные следовали за ней, благодарные за то, что
она взялась их вести, потому что никаких ориентиров в лесу не было.
   Нечисть не показывалась. "Неужели мы наконец от нее оторвались?" -  думал
Харкорт, но старался отгонять  от  себя  эту  мысль  и  держаться  постоянно
настороже. Однако за весь день они никого не повстречали.
   Аббат держался  на  удивление  хорошо.  Харкорт  и  Шишковатый  постоянно
поглядывали на него и то и дело устраивали привалы, чтобы он мог  отдохнуть,
а он ворчал:
   "Знаю я вас.  Нечего  со  мной  нянчиться",  -  но  более  категорических
протестов не высказывал, и Харкорт подозревал, что он только  благодарен  им
за эти привалы.
   На ночлег они остановились под деревьями у родника, который бил из  земли
у самого подножья небольшого пригорка. Нэн и Шишковатый  принялись  готовить
еду. Харкорт немного поднялся по склону пригорка и сел, прислонившись спиной
к огромному дубу и внимательно  поглядывая  по  сторонам,  не  покажется  ли
Нечисть.
   Через некоторое время он услышал шорох сухих листьев, обернулся и увидел,
что это Иоланда. Она подошла и села рядом.
   - Мой господин, - сказала она, - ты чем-то озабочен. Ты был озабочен весь
день. Могу ли я чем-нибудь помочь?
   Он покачал головой:
   - Нет, я ничем не озабочен. То есть  ничем  особенным.  Сегодня  все  шло
слишком хорошо, это-то мне и не нравится.
   - Тебе не нравится, когда все идет хорошо?
   - До сих пор мы с боем пробивали себе дорогу в этих местах, - сказал  он.
- Ну, может быть, не совсем с боем, потому  что  большую  часть  времени  от
кого-нибудь убегали. Убегали и попадали из огня да в  полымя.  Мы  постоянно
чувствовали, что за нами кто-то гонится. А сегодня это была просто  какая-то
прогулка.
   - У тебя слишком много забот, - сказала она. - Ты ни на минуту  не  даешь
себе о них забыть. Все время носишь в себе. Ни с  кем  не  хочешь  делиться.
Расскажи мне хоть об одной из своих забот. Освободись  от  нее,  раздели  со
мной.
   Он рассмеялся:
   - Только об одной, и больше ты не будешь ко мне приставать? Она кивнула.
   - Ну, хорошо, - сказал он. - Только об одной, не больше.
   Сразу же, как только он произнес эти  слова,  в  голове  У  него  всплыла
мысль, которая постоянно его грызла, хоть  он  и  не  отдавал  себе  в  этом
отчета. Мысль, которую он отгонял  всеми  силами  и  которая  только  сейчас
возникла из глубин его подсознания.
   - Помнишь ту ночь, что мы просидели в болоте на куче  камней?  -  спросил
он. - Когда мы с Шишковатым забрались на самую верхушку, чтобы оглядеться?
   - Помню. Это было неосторожно, вы рисковали жизнью. Туда подниматься было
опасно.
   - Когда мы снова спустились, - продолжал он, - Шишковатый рассказал  вам,
что мы там нашли. Скелет великана, распятого на сколоченном наспех кресте из
кедрового дерева и прикованного к нему цепями. Вы с аббатом слушали,  но  не
слишком внимательно, как будто это пустяк, всего  лишь  еще  один  случай  в
пути. Да и Шишковатый не придал этому особого значения.
   - И правильно. Никакого особого значения это не имеет  -  Но  как  ты  не
понимаешь? Ведь тот великан умер на кресте.
   - Я помню, ты сидел ужасно мрачный, когда Шишковатый об этом рассказывал.
   - Тогда, может быть, я не прав?
   - А может быть, и прав, только я не понимаю.  Скажи  мне,  что  тебя  так
беспокоит? Не мог же ты пожалеть  великана.  Ты  их  не  жалеешь.  Мой  отец
рассказывал, как тогда, на стенах замка, ты осыпал их ударами  и  выкрикивал
проклятья, убивая одного за другим.
   - Нет, дело не в великане, - сказал Харкорт, - хотя  он,  наверное,  умер
мучительной смертью. Должно быть, от жажды. Его приковали там и  бросили,  и
он высох, как лист, упавший с дерева.
   - Но если дело не в великане, то в чем же?
   - В кресте! - выкрикнул он.
   - В кресте?
   - На кресте умер наш Спаситель.
   - Ну и что? С тех пор еще многие умерли на кресте.
   - Крест для нас священен, - сказал он. - Мы молимся перед ним.  Мы  носим
его на шее. Мы венчаем им наши четки. Это святое орудие смерти. Очень плохо,
что и другие, как ты говоришь, тоже умирали на  кресте.  Но  великан?  Чтобы
Нечисть умирала на кресте?! Она обняла его за плечи и прижала к себе.
   - И ты страдал из-за этого? - сказала она. - И никому ничего не говорил?
   - Кому мне было об этом рассказать?
   - Сейчас ты рассказал об этом мне.
   - Да, - ответил он. - Я рассказал об этом тебе. Она  убрала  руку  с  его
плеч.
   - Прости меня, мой господин. Я только хотела тебя утешить.
   Он повернулся к ней, охватил ее лицо руками и поцеловал.
   - Ты меня утешила, - сказал он. - Я так нуждался в утешении. Наверное,  я
глупец, что так расстраиваюсь...
   - Ты не глупец, -  сказала  она.  -  В  тебе  есть  какая-то  неожиданная
доброта, и за это все должны тебя любить.
   - Имей в виду, - сказал он, - что я смог рассказать об этом только тебе.
   Он сам не знал, зачем это сказал. Ему пришло в голову, что это не правда.
Он мог бы рассказать  аббату.  Нет  ничего  такого,  о  чем  он  не  мог  бы
рассказать аббату. Однако об этом он аббату все же не рассказал.
   - Я должна кое о чем с тобой поговорить, - сказала она. - Нэн  все  время
присматривалась ко мне, и очень внимательно. И пыталась меня  расспрашивать.
Конечно, исподволь, чтобы это не бросалось  в  глаза.  Но  в  том,  что  она
говорила, таились вопросы.
   - Ты ей ничего не сказала?
   -  Ничего.  Ты  же  сам  мне  ничего  не  говорил.  Но  из  того,  о  чем
разговариваете вы трое, из случайно оброненных слов я поняла.
   - Я не собирался ничего от тебя скрывать, - сказал Харкорт. - Я просто...
   - Да нет, ничего страшного.
   - Как ты думаешь, Нэн хотела расспросить тебя о нашей цели?
   - Мне так показалось. И вот еще что. Она не та, за кого себя выдает.
   - Что ты хочешь сказать?
   - Она одевается в лохмотья, ходит босая, у нее  всклокоченные  волосы,  к
которым она не притрагивается гребнем. Она хочет, чтобы мы считали ее просто
старой каргой. Но все равно видно, кто она на самом деле.
   Харкорт заинтересовался.
   - А кто она, по-твоему, на самом деле?
   -  Когда-то  она  была  благородной  дамой.  Очень   благородной.   Такой
благородной, что теперь не может этого скрыть. Кое-какие обороты речи, когда
она не следит за собой, отдельные движения, манеры. На пальце у нее перстень
с камнем, и она хотела бы, чтобы мы считали камень дешевой стекляшкой. Но  я
знаю, что это не так. Могу поклясться, что это рубин чистейшей воды.
   - Откуда ты знаешь?
   - Любая женщина тебе сразу скажет. Не мужчина - мужчины на такие вещи  не
обращают внимания.
   - Надо будет взглянуть, - заметил Харкорт. - Хорошо, что ты мне  об  этом
рассказала. А теперь пойдем, пора ужинать.
   Ужин был готов, и аббат уже приступил к еде.
   - Я слишком проголодался, чтобы дожидаться вас, - сказал он. - Садитесь и
скажите, как вам понравится угощение. Наша приятельница Нэн -  необыкновенно
искусная повариха. Кому еще могло бы прийти в  голову  поджарить  нарезанное
мясо с натертым сыром, кусочками сала и травами, собранными в  лесу,  и  все
это как следует перемешать? Получилось очень вкусно.
   И он снова набил полный рот.
   - Этот старый козел уже почти такой же, как раньше, - сказал Шишковатый.
   - Если не считать того, что у меня по всему телу  зуд  от  твоей  гнусной
мази, - проворчал аббат.
   - Завтра мы дойдем до храма, - сказала Нэн. - Не рассчитывайте, что после
этого я смогу вас кормить, - мне будет  некогда,  буду  собирать  коренья  и
травы.
   К вечеру следующего дня, поднявшись на вершину холма, они увидели храм.
   - Вот он, - сказал аббат. -  Вот  наконец  этот  храм,  куда  мы  столько
времени пробиваемся по этой нечестивой стране.
   Храм стоял в небольшой долине, по которой извивался прозрачный ручеек. Он
был окружен вековыми деревьями, почти скрывавшими его от глаз.
   - Мы устроим здесь привал, - сказал Харкорт, - а туда пойдем утром. Я  не
хочу блуждать в темноте.

Глава 21

   Храм был огромен - Харкорт еще никогда не  видел  такого  величественного
здания. Каменные стены колоссальной высоты  были  увенчаны  уходящими  ввысь
башнями, и даже башни казались столь же массивными, как и несущие их  устои.
Над стенами возвышались крутые скаты  крыш,  причудливо  пересекавшиеся  под
всевозможными  углами  по  прихоти  неведомого  зодчего.   Утреннее   солнце
отражалось в красных, зеленых и синих  витражах.  Все  здание  дышало  былой
роскошью и неумирающим величием. Глядя на него, Харкорт не мог не подивиться
тому, как могли такое выстроить обыкновенные люди.
   Вокруг храма шла  невысокая  каменная  ограда,  кладка  которой  казалась
грубой и примитивной рядом с великолепно выложенными стенами  самого  храма.
Кое-где она обвалилась, и видно было, что за ней растет  множество  плодовых
деревьев, многие из которых стоят в полном цвету.
   Торжественной цепочкой путники  двинулись  вдоль  южной  части  ограды  к
западу. Немного не доходя  до  места,  где  ограда  поворачивала  на  север,
оказался пролом, через который  можно  было  подойти  к  храму.  Они  обошли
западный угол здания и вышли на мощеный двор, откуда поднимались ко входу  в
храм широкие каменные  ступени.  Одна  из  створок  тяжелых  дубовых  дверей
сорвалась с петель и лежала на камнях, другая, косо висевшая на месте,  была
полуоткрыта. С карниза над дверью  на  путников  смотрели  оскаленные  морды
горгулий.
   Взглянув на них, Харкорт не то чтобы заметил, а скорее почувствовал,  что
в них есть нечто странное. Часть их выглядела как-то не так, как  другие,  -
они казались более гладкими и округлыми. Он присмотрелся внимательнее, но не
мог понять, есть между ними разница или это ему только почудилось.
   - Иоланда, - сказал он девушке,  стоявшей  рядом,  -  по-моему,  с  этими
горгульями что-то не так. Они как будто разные.
   - Они и не должны быть одинаковые, - ответила она. - Горгульи  всегда  не
похожи друг на друга. Скульптор всегда  дает  волю  фантазии  и  придает  им
разное выражение.
   - Я не о том, - сказал он. - Дело не в выражении, а  в  самом  материале.
Как будто они сделаны из разного камня.
   - Это возможно, - ответила она,  -  но  все  же...  Погоди,  я,  кажется,
поняла, что ты хочешь сказать.
   - Некоторые из них, - сказал он, - напоминают мне  ту  горгулью,  что  ты
показывала мне у себя в мастерской. У нее перехватило дыхание.
   - Может быть, ты и прав. Похоже,  некоторые  сделаны  из  дерева.  Не  из
камня, а из дерева. Если так...
   - Но какой в этом может быть смысл? Почему  одни  высечены  из  камня,  а
другие вырезаны из дерева?
   - Не знаю. Может, в этом и нет никакого смысла. Может, из тех, что стояли
здесь с  самого  начала,  некоторые  обрушились,  и  их  на  время  заменили
деревянными, пока не найдется кто-нибудь, кто мог  бы  снова  высечь  их  из
камня.
   - Временная замена?
   - Да, и никакого особого смысла в этом нет.
   - Хватит болтать о каких-то там горгульях, - грубо перебил их аббат. - Мы
здесь не для того, чтобы обсуждать архитектурные прелести храма.  Давайте-ка
поищем этого вашего священника.
   - Его не так просто найти, - сказала Нэн. - Он не любит  показываться  на
виду. Как будто боится гостей. Чаще всего он шныряет по углам.
   - Странно, - сказал Шишковатый. - Ему здесь должно быть довольно одиноко.
Другой на его месте был бы рад гостям и вышел бы им навстречу.
   Нэн покачала головой.
   - Он странный человечек. Всего один раз он говорил со мной. Я видела  его
и до этого, но всегда только мельком.
   - Он живет здесь уже много лет?
   - Думаю, что да.
   - Но Нечисть наверняка знает, что он живет здесь. Как ты  думаешь,  может
быть, он от нее прячется? А может быть, просто всего боится?
   - Нечисть старается держаться отсюда подальше. Благочестивая атмосфера ее
отпугивает.
   - Что-то не очень она ее отпугнула, когда они напали на наше аббатство, -
возразил аббат. - Они перебили всех,  кого  нашли,  и  разграбили  все,  что
только можно.
   - А что если в вашем аббатстве благочестивую атмосферу малость подпортили
те бочонки вина и женщины, которых вы там  у  себя  прятали?  -  предположил
Шишковатый.
   - Давайте не будем опять затевать споры, - вмешался Харкорт.
   - Я  пренебрегаю  этим  выпадом,  -  с  видом  оскорбленного  достоинства
произнес аббат. - И оставляю его без ответа.
   Сказав это, он широким шагом направился к дверям храма.  Остальные  после
секундного  колебания  последовали  за  ним.  Однако,  войдя  в  дверь,  все
остановились. Остановился и аббат, шедший впереди.  Перед  ними  простирался
погруженный  в  полумрак  главный  неф.  Лишь  несколько   солнечных   лучей
пробивались сквозь  стекла  витражей,  и  эти  разноцветные  лучи  усиливали
впечатление нереальности происходящего. В  огромном  пустынном  пространстве
храма звучали равномерно повторяющиеся низкие, глухие звуки. Харкорт  затаил
дыхание, пытаясь понять, откуда  доносятся  эти  звуки,  похожие  на  мерное
дыхание какого-то чудовища. Аббат сделал несколько шагов вперед, и его  шаги
гулко отозвались под гигантским куполом, вновь и вновь повторяемые эхом.
   По обе стороны главного нефа двумя рядами стояли могучие  колонны;  между
ними призрачно белели надгробия - и самые простые, и увенчанные  возлежащими
каменными фигурами.  Одно  из  них  изображало  коленопреклоненного  ангела.
Справа и слева аркады вели в боковые приделы.
   Понемногу глаза Харкорта привыкли к полумраку, и он  уже  мог  разглядеть
больше подробностей, хотя смотреть было особенно не на  что,  кроме  колонн,
надгробий, богато разукрашенной купели, а поодаль - высокого алтаря с хорами
над ним. Все это  создавало  ощущение  огромной  пустоты,  простиравшейся  в
бесконечную даль. "Если священнику,  которого  мы  ищем,  -  подумал  он,  -
вздумается от нас спрятаться, в  этом  здании  есть  где  прятаться".  Стены
покрывала роспись, когда-то яркая, но теперь выцветшая и плохо различимая  в
тусклом свете.
   Нэн говорила о благочестивой атмосфере, но здесь никакого благочестия  не
ощущалось. Запах благовоний  давно  улетучился  бесследно.  Остались  только
какие-то таинственные гулкие раскаты и  пустота,  царящая  здесь  уже  много
столетий.
   Аббат снова двинулся вперед, остальные последовали за ним, разбудив  эхо,
наполнившее воздух звуками сотен шагов.
   Они обошли весь храм, тщательно обыскав  даже  самые  Укромные  уголки  -
часовни и ризницу, крытые аркады и крипты,  кухню  и  трапезную,  внутренние
дворики и библиотеку со шкафами, доверху набитыми рукописными  свитками.  На
всем лежал толстый слой пыли, которая поднималась в воздух, потревоженная их
шагами. Они не могли удержаться от чихания, которое эхо повторяло  множество
раз, как будто вокруг чихали миллионы  призраков.  Они  попробовали  позвать
священника, хоть и не знали толком, как это сделать, не зная его  имени,  но
скоро были вынуждены отказаться от своих попыток:  повторяемые  эхом,  крики
порождали такие громкие и многократные отклики, что они ничего не смогли  бы
услышать, даже если бы священник был здесь и захотел отозваться.
   Повсюду они натыкались на надгробия, разбросанные  без  всякого  порядка,
даже в самых неожиданных и уединенных уголках. Каменная крышка одного из них
свалилась или была сброшена и лежала расколотая на полу, и в саркофаге  были
видны истлевшие останки его обитателя. У фигуры ангела на  другом  надгробии
была отбита голова, и ее белые, как снег, осколки  валялись  вокруг.  Купель
оказалась перевернута, покрывавшая ее тонкая резьба местами сбита.
   Если не считать рукописей, найденных в библиотеке, ничего ценного в храме
не осталось.  Алтарь  был  гол,  шкафы,  где  должны  были  храниться  ризы,
драгоценные сосуды и другие принадлежности богослужения, стояли пустые.
   - Основательно здесь все разграблено, - заметил Шишковатый, - Может быть,
и нет, - сказал аббат. - Благочестивые отцы могли все унести с собой,  чтобы
ничего не попало в лапы Нечисти.
   В конце концов, когда они уже начали отчаиваться в успехе своих  поисков,
в крохотной часовенке, которая притаилась в укромном углу восточного крыла и
была замечена ими только случайно, они нашли того, кого  искали.  Во  всяком
случае, то, что от него осталось.
   На полу лежали разбросанные  в  беспорядке  человеческие  кости.  Кое-где
среди них валялись клочки  черной  ткани  -  по  всей  вероятности,  остатки
сутаны. На костях виднелись остатки мяса и хрящей. Шишковатый поднял с  пола
череп и показал остальным. Нижняя челюсть еще держалась на  месте,  и  видно
было, что в черепе не хватает четырех передних зубов - двух  сверху  и  двух
снизу.
   - Вот он, наш священник, - ск