ерем в те  дни,  когда  вокруг  были  лишь
непроходимые глухие дебри.
   При мысли об этом Харкорт, к собственному немалому удивлению,  машинально
поднял вверх руку, отдавая древним строителям дань молчаливого уважения.

Глава 3

   В доме мельника, на кухне, лежал  на  соломенной  подстилке  дядя  Рауль,
укрытый до самого подбородка овчиной. У него  были  совсем  седые  волосы  и
борода и исхудалое лицо, похожее на череп, туго обтянутый кожей. Он спал,  и
веки его были как тонкие листки пергамента.
   - С тех пор как Жан его принес, он так и лежит, - сказала жена  мельника.
- Никогда еще не видела такого измученного человека. Я хотела было дать  ему
бульону, велела Жану его подержать, но он так и заснул с ложкой во рту.
   - А где сейчас Жан?
   - Пошел наверх - посмотреть, не надо ли чем помочь. Я уговаривала его  не
ходить, уж очень тропа крутая. Разве вы его не встретили?
   - Нет, - сказал Харкорт. - Наверное, он пошел другой тропой, что ведет  к
замку, а мы ехали из аббатства. Иоланда узнала, что я там, и  прибежала  мне
сказать. Дедушка пришлет людей, чтобы перенести его домой.
   - Можно и здесь его оставить, - сказала жена мельника. - Хлопот с ним  не
так уж много, а будить его просто грех. Пусть отдохнет. Бедняга, ему, видно,
сильно досталось.
   - Спасибо, - ответил Харкорт, - но там, в замке, его  ждет  дедушка.  Он,
наверное, и не надеялся когда-нибудь повидать дядю Рауля; столько времени от
него не было вестей. Хотя, если вспомнить, он никогда не давал о себе знать,
когда уезжал. Старику, должно быть, не терпится снова его увидеть. И  матери
тоже. Она сейчас, скорее всего, хлопочет изо всех сил, чтобы приготовить ему
комнату и настряпать еды по его вкусу.
   - Матушка по-прежнему в добром здравии? - спросила  жена  мельника.  -  И
старый господин тоже? Вы всегда были так добры к нам.  Помню,  твой  дедушка
сразу предупредил нас, когда из-за реки пришла Нечисть. Только потому  мы  и
успели вовремя укрыться в замке...
   - Если Жан и был нам чем-то обязан за это предупреждение, он уплатил свой
долг сполна, - прервал ее Харкорт. - Он храбро бился на стенах.  Там  его  и
ранили. Нам не хватало таких людей, как он.
   К ним подошла Иоланда с высокой кружкой в руке.
   - Прошу тебя, мой господин, - сказала она, -  выпей  глоток  нашего  эля,
хоть он и не ахти как хорош.
   - Почему не ахти как хорош? - отозвался Харкорт. -  Если  память  мне  не
изменяет, эль у Жана всегда получается замечательный.
   Он взял кружку и поднес к губам.  Эль  был  действительно  замечательный.
Харкорт внимательно посмотрел на дядю, который спал, что-то бормоча во сне и
шевеля пальцами.
   - У нас есть время, пока не  придут  люди  из  замка,  -  сказал  Харкорт
Иоланде. - Ты не покажешь мне свои работы?
   - Это будет для меня большая честь, мой господин, - ответила она.
   Харкорт допил эль, поставил кружку на стол и вышел вслед за Иоландой.
   Солнце, клонившееся к западу, светило тепло и ласково. Его лучи играли на
поверхности реки, которая бурным потоком неслась мимо,  приговаривая  что-то
низким, уверенным голосом, какой всегда бывает у больших рек. Едва  заметный
тонкий аромат диких лесных цветов, которыми были усеяны тенистые  места  под
деревьями, плыл над поляной, где стояла мельница и домик мельника.  Приятное
место, подумал Харкорт Хорошо бы побыть здесь некоторое время - полюбоваться
на реку, послушать, как она шумит, насладиться этим цветочным ароматом.
   Иоланда повела его за мельницу, к сарайчику, который стоял поодаль,  ниже
по реке. Его стена, обращенная на  юг,  была  доведена  только  до  половины
высоты, чтобы внутрь проникало побольше света.
   - Вот этот широкий карниз, - сказала Иоланда, - для того, чтобы  туда  не
попадал дождь, а здесь проходит воздух, чтобы дерево лучше сохло.
   Она открыла дверь и,  отступив  в  сторону,  жестом  пригласила  Харкорта
войти. Он перешагнул через порог и замер от удивления.
   Вдоль стены сарая стояло множество прислоненных к  ней  резных  фигур  во
весь  рост  -  одни  были  еще  недоделаны,  другие  показались  ему  вполне
законченными. На полках теснились деревянные  головы  -  и  человеческие,  и
изображавшие каких-то не известных ему чудищ. Были там и не  только  головы:
вырезанная на доске роза,  обвитая  виноградной  лозой,  несколько  лошадок,
кошка с котятами, вол, запряженный в повозку, и человек, погоняющий вола. Но
больше всего было голов.
   - Подходящее дерево найти не так просто, - сказала Иоланда.  -  У  каждой
породы свои причуды. Лучше всего  вишня  и  орех,  только  хорошие  ореховые
деревья попадаются редко. Дуба здесь много, но дуб трудно обрабатывать, и он
крошится. Годится и мягкая древесина, но она плохо принимает полировку.
   На одной из полок в углу стояла горгулья, такая безобразная и страшная на
вид, что казалась почти прекрасной. У нее  была  огромная  клыкастая  пасть,
занимавшая полморды, дряблые толстые губы, раздутые  ноздри  и  уши,  как  у
нетопыря.
   - Одного я не могу  понять,  -  сказал  Харкорт.  -  Как  ты  ухитряешься
выдумывать такие фигуры? Вот эту горгулью, например.
   - В аббатстве есть  каменные  горгульи,  -  отвечала  она.  -  Аббат  Гай
позволил мне разглядеть их как следует. Там кое-где есть и другие фигуры, их
там много.
   - Наверное, есть, - сказал Харкорт. - Я об этом как-то не подумал. Должно
быть, просто никогда не обращал на них внимания.
   - Я их рассматриваю, - продолжала Иоланда, - и запоминаю.  А  потом  сама
кое-что в них меняю. Я хочу, чтобы они были как живые. Как настоящие. Вон та
горгулья, на которую вы смотрите, - это ведь чудовище, но я старалась, чтобы
оно жило и дышало. Пока я ее вырезала, я разговаривала с ней  и  воображала,
будто она мне отвечает. И старалась сделать так, чтобы  было  похоже,  будто
она может отвечать.
   В дверь заглянула жена мельника.
   - Твой  дядя  проснулся,  -  сказала  она.  -  Пытается  что-то  сказать.
Выговорил несколько слов, только так неразборчиво, что я ничего не поняла.
   - Иду, - сказал Харкорт, шагнув к двери. На кухне он опустился на  колени
рядом с подстилкой.
   - Дядя Рауль, - позвал он. Тот открыл глаза.
   - Чарли? Чарли, это ты?
   - Я, дядя. Я пришел, чтобы забрать тебя домой. Дедушка в замке,  он  тебя
ждет.
   - Где я, Чарли?
   - На мельнице. У Жана-мельника.
   - Значит, я на нашем берегу?
   - Конечно. Тебе нечего опасаться.
   - Я уже не на Брошенных Землях? Харкорт молча кивнул.
   - Хорошо, - сказал дядя. - Очень хорошо. Наконец-то я в безопасности.
   - Мы перенесем тебя наверх, в  замок.  Рауль  схватил  Харкорта  за  руку
своими высохшими пальцами, похожими на когти.
   - Чарли, - прошептал он. - Чарли, я нашел ее! Харкорт наклонился к нему.
   - Не волнуйся, - сказал он. - Не  старайся  мне  сейчас  все  рассказать.
Потом расскажешь.
   - Я нашел ее, только не мог до нее добраться. Слишком их было много. Но я
знаю, где она. Я знаю, что она существует. Это не просто легенда. Не  просто
дурацкие россказни.
   - О чем ты, дядя?
   - О призме, - прошептал дядя. - О призме Лазандры.
   - О той, в которой...
   - О той самой, - сказал дядя. - В которой заключена душа святого.
   - Но, дядя...
   - Говорю тебе, что знаю, где она. Я чуть-чуть до нее не добрался. Я был в
том месте, где она лежит. Еще немного - и я бы мог ее...
   - Пока забудь об этом, - прервал его Харкорт немного резче, чем хотел.  -
Не будем об этом сейчас говорить. Сначала нужно доставить тебя домой.
   В дверях послышался голос жены мельника:
   - Вон идут люди из замка. Они спускаются по тропе.

Глава 4

   До  верхнего  конца  тропы  было  еще  далеко,  когда   Харкорт   услышал
приглушенное звяканье оружия  и  громкие  голоса.  Он  выехал  из  оврага  и
остановил коня, увидев, что у ворот  замка  толпится  множество  вооруженных
людей. Это были римские легионеры в своей походной форме. Шлемы,  панцири  и
поножи сверкали в лучах вечернего солнца, за плечами у каждого висел пилум -
тяжелое  двухметровое  метательное   копье.   Острые   наконечники   пилумов
частоколом торчали над  неровными  рядами  легионеров,  которые  под  окрики
офицеров строились в походный порядок.
   Навстречу Харкорту выехал на коне  центурион  в  шлеме  с  развевающимися
алыми перьями. Подъехав,  он  отсалютовал,  небрежно  подняв  руку.  Харкорт
ответил таким же небрежным приветствием.
   - Нам сказали, что вы поднимаетесь по тропе  с  больным  на  носилках,  -
сказал центурион. - Мы ждали, пока тропа  не  освободится,  -  говорят,  она
узкая и крутая. Вы ведь Харкорт?
   - Чарлз Харкорт к вашим услугам, сэр. А вы кто?
   - Децим Аполлинарий Валентуриан, командир роты в этой когорте. Скажу  вам
откровенно, у нас большой некомплект. Это называется когорта,  но  на  самом
деле половины солдат в ней не хватает. В нашем легионе теперь постоянно  так
- все делается наполовину.
   - Положение везде нелегкое, - сказал Харкорт.
   - Что верно, то верно, - отозвался Децим. - Особенно в Риме. Император  у
нас безмозглый идиот, а вместо Папы, если верить слухам, - какая-то баба.
   - Я об этом ничего не слыхал, - сказал встревоженный Харкорт.
   - Это самая свежая новость, - ответил центурион. - К  тому  времени,  как
она дойдет до нас по  обычным  каналам,  она  может  уже  устареть:  новости
безнадежно опаздывают. Коммуникации повсюду разрушены, никто не  знает,  что
происходит.
   Харкорт хотел расспросить подробнее  про  женщину-Папу,  но  не  решился,
опасаясь, что это окажется просто скверной шуткой. Что до безмозглого идиота
на императорском троне,  то  это  сообщение  его  не  особенно  взволновало:
безмозглые идиоты оказывались во главе Империи и  раньше,  в  этом  не  было
ничего нового.
   - Вы патрулируете границу? - спросил он центуриона.
   -  Не  просто  патрулируем,  -  ответил  тот.  -  Нас  послали   провести
рекогносцировку на Брошенных Землях. Ходят слухи,  что  варвары  напирают  и
Нечисть волнуется. Если это правда, то может случиться все что угодно. Мы не
знаем, выстоит ли Нечисть против варваров. Если не выстоит,  то  неизвестно,
чем это кончится.
   - Маловато у вас сил для  такого  поручения,  -  заметил  Харкорт.  -  Вы
говорите, неполная когорта?
   - Посмотрите сами - похоже это на когорту?
   - Не очень. Но люди как будто боевые.
   - Отборные мерзавцы, - с гордостью сказал центурион. - Самые  отъявленные
головорезы. Хорошо знают, что такое граница, и спуску никому не дают.
   - Ну, в конце концов, это только  рекогносцировка.  Вы  ведь  не  станете
ввязываться в бои.
   - Если все сделать как надо, то так и должно быть, - ответил центурион. -
Туда и сразу же обратно, как только прояснится ситуация. Только  наш  трибун
ни за что не даст нам сделать все как надо. Он рвется к славе.  Очень  может
быть, что живыми мы не вернемся.
   - Последние несколько лет здесь тихо, -  сказал  Харкорт.  -  Со  времени
последнего большого набега нас не беспокоили. Я все думал... Может быть,  вы
мне сможете ответить. Когда в тот раз Нечисть навалилась на нас  всей  своей
силой и мы бились с ней не на живот, а на смерть - где тогда был ваш легион?
   Это было больное место Харкорта, которое давно не давало ему покоя.
   - Спокойно сидел в лагере, - сказал Децим. - И двинулся бы только  в  том
случае, если бы вы не устояли.
   - Мы-то устояли, - заметил Харкорт. - Мы отогнали  их  за  реку  по  всей
границе.
   - Вы говорите, что в последнее время здесь тихо. Очень надеюсь,  что  так
оно и есть, - сказал центурион. - Может быть, они  на  нас  не  полезут.  Но
заранее ничего сказать нельзя. А вон, кажется, и ваши люди.
   Харкорт повернулся в седле.
   - Да, это они, - подтвердил он. - Сейчас освободят тропу,  и  вы  сможете
двинуться. Спасибо, что подождали. Если бы мы встретились, неразбериха  была
бы страшная.
   По  крутому  подъему,  которым  заканчивалась  тропа,  поднимались  шесть
человек с носилками. За ними шли еще шестеро, готовые их сменить.
   - Это мой дядя, - сказал Харкорт. - Он заболел.
   - Мне уже говорили в замке. Желаю ему скорее поправиться.
   Больше ничего Харкорт  объяснять  не  стал,  а  центурион  ни  о  чем  не
спрашивал. Очевидно, дед  ему  ничего  не  сказал,  подумал  Харкорт.  Узнай
центурион, что Рауль вернулся с Брошенных  Земель,  расспросам  не  было  бы
конца. Люди с носилками прошли мимо, направляясь к замку.
   - Мы должны переправиться через реку до темноты, -  сказал  центурион.  -
Насколько я понимаю, мост в хорошем состоянии?
   - В отличном, - ответил Харкорт, стараясь, чтобы в его голосе не  слишком
явно прозвучала гордость. Поддерживать мост  в  хорошем  состоянии  было  на
протяжении многих лет обязанностью его рода, и она всегда выполнялась свято.
Других мостов поблизости не было - ни выше по реке, ни ниже.
   Центурион повернул коня, поднял руку и, выкрикнув  команду,  опустил  ее.
Первая рота колонной по двое двинулась  вперед,  мерно  бряцая  оружием.  За
ротой ехали две повозки, запряженные волами и нагруженные  припасами,  а  за
ними шла вся когорта.
   Децим с Харкортом, сидя на конях, смотрели на проходящих мимо солдат.
   -  Не  слишком  четко  маршируют,  -  сказал  центурион.   -   Разгильдяи
порядочные.  Но  необязательно  хорошо  маршировать,  чтобы   быть   хорошим
солдатом. Эти - из лучших. Прирожденные головорезы, им только  и  нужно  что
мясо, выпивка и бабы.
   Это было видно сразу. Харкорт в жизни  еще  не  встречал  такого  сброда.
"Отборные мерзавцы", - сказал центурион и был совершенно прав. Стая голодных
волков.
   - Поосторожнее с повозками на спуске, - предупредил Харкорт центуриона. -
Там есть очень крутые места.
   - Ничего, как-нибудь спустимся, - небрежно ответил центурион.
   Харкорт оглянулся через плечо и увидел, что процессия, которая несла  его
дядю, уже входит по подъемному мосту во двор замка.
   Римлянин протянул ему руку.
   - Надеюсь, еще увидимся, - сказал он, - Может быть, если на обратном пути
мы будем снова проходить здесь...
   - Обязательно сделайте у нас остановку.  -  Харкорт  пожал  ему  руку.  -
Выпьем вместе.
   Он неподвижно сидел в седле, пока римлянин не  скрылся  в  овраге.  Потом
повернул коня и медленно поехал к воротам замка.
   При виде двух его приземистых башен Харкорт снова  вспомнил,  как  тогда,
семь лет назад, они отбивали наседающую Нечисть.  И  тут  же  ему  почему-то
вспомнилось еще кое-что. В то время в замке жил свой чародей, который, после
того как все кончилось, объявил, что победа одержана только  благодаря  ему.
Теперь собственного чародея  в  замке  не  было.  Ну  и  обойдемся,  подумал
Харкорт. Того чародея дед после окончания осады выгнал вон. "Терпеть не могу
этого мошенника, - заявил он. - Пока  мы  все,  не  щадя  жизни,  бились  на
стенах, он в своих покоях хныкал, жег какую-то вонючую дрянь и бормотал  про
себя всякую чушь. Силой наших собственных рук, верностью клинков и меткостью
стрел мы прогнали врагов, а как только  опасность  миновала,  этот  обманщик
выползает из своей конуры и приписывает себе все лавры. Пока я жив,  в  этом
замке не будет никаких чародеев!"
   Шишковатый тогда пробовал переубедить деда. "Согласен, -  говорил  он,  -
тот, которого ты прогнал, отъявленный  мошенник.  Но  неужели  ты,  дружище,
считаешь, что это  разумно  -  осуждать  всех  чародеев  сразу?  Никогда  не
известно,  когда  они  могут  пригодиться.  Может  быть,  теперь,  когда  ты
избавился от этого, и правильно сделал, нам надо поискать другого, получше?"
Но старик не унимался. "Все чародеи шарлатаны", - заявил он. На том  дело  и
кончилось, и больше в замке своего чародея не было.

Глава 5

   В большом зале замка сидели у огня дед Харкорта  и  Шишковатый.  С  ними,
развалившись на скамье и прислонившись к  стене,  сидел  и  аббат  Гай.  Его
сутана была поддернута, мускулистые грязные ноги вытянуты вперед.  В  камине
весело горел огонь, и в огромном каменном дымоходе слышалось урчанье, словно
в горле у спящего пса.
   - Как только я увидел легионеров, - рассказывал аббат Харкорту, - я сразу
прибежал сюда узнать, не нужно ли чем-нибудь помочь.
   Харкорт кивнул, соглашаясь, хотя прекрасно знал, что аббат не думал ни  о
какой  помощи,  а  прибежал  из  любопытства,  потому  что  никогда  не  мог
удержаться от того, чтобы не сунуть нос во все, что происходит вокруг.
   - А когда твой высокоуважаемый предок, - продолжал аббат елейным тоном, -
предложил остаться на ужин, я с радостью принял приглашение. На мой  взгляд,
нет ничего вкуснее хорошо зажаренного, сочного кабана.
   Позади них слуги хлопотали у стола, раскладывая доски для нарезания хлеба
и ножи, расставляя кружки и зажигая свечи.
   Шишковатый встал и подошел к камину. Он стоял спиной к огню в одной белой
набедренной повязке, плотный, массивный, весь покрытый  бурой  шерстью,  как
медведь, у которого только что  кончилась  весенняя  линька.  Харкорт  вдруг
осознал,  что  это  не  человек,  а  совсем  иное  существо,  чуждое   всему
человеческому. За много лет Харкорт привык к мысли, что Шишковатый - друг  и
неразлучный спутник деда, и хотя всегда  знал,  что  он  на  самом  деле  не
человек, тем не менее воспринимал его  как  существо,  ничем  не  уступающее
человеку, и больше об этом не задумывался. "Почему же я только сейчас  вдруг
увидел, кто он такой на самом деле?" - подумал Харкорт.
   В том, что его называли Шишковатым,  не  было  ничего  удивительного:  он
действительно был какой-то шишковатый. Его  массивные  плечи  были  устроены
иначе, чем у человека, голова не возвышалась над ними, а выдавалась  вперед,
и шеи, можно сказать,  не  было  совсем.  Руки  у  него  были  куда  длиннее
человеческих, а ноги - кривые, как будто он сидит верхом на чем-то  круглом.
Сейчас, когда Харкорт впервые увидел -  а  вернее,  впервые  осознал  -  эти
отличия, ему стало не по себе. Потому что он любил Шишковатого,  любил  даже
теперь, несмотря на эти отличия. Когда  он  был  еще  младенцем,  Шишковатый
качал его у себя на коленке, а когда подрос - гулял  с  ним,  показывая  ему
всевозможные чудеса природы. Шишковатый выискивал для  него  птичьи  гнезда,
которых он сам ни за что бы не  смог  найти,  и  объяснял,  как  их  искать.
Шишковатый говорил ему, как называются разные дикорастущие травы, которые он
до этого считал ничем не примечательными, и объяснял, что вот  этот  корешок
помогает при такой-то болезни, а горький навар из этих  вот  листьев  -  при
другой. Шишковатый находил для  него  лисьи  норы  и  барсучьи  логовища.  И
насколько Харкорт мог припомнить, рассказы Шишковатого,  как  ничьи  другие,
неизменно оставляли у него ощущение, будто все, что  он  слышит,  необычайно
важно. Нагулявшись, они усаживались где-нибудь  под  деревом,  и  Шишковатый
сочинял для него длинные истории, такие складные, что он  верил  каждому  их
слову и многие помнил до сих пор.
   - Как бы ты ни мечтал приняться за кабана,  придется  тебе  потерпеть,  -
проворчал дед, обращаясь к аббату. -  Смотри  как  бы  тебе  не  помереть  с
голоду, не  дождавшись.  Сколько  живу  на  свете,  не  видал  здесь  такого
переполоха. Женщины уложили моего блудного сына в  самую  лучшую  кровать  и
теперь только и делают, что бегают пичкать его горячим вином  с  пряностями,
кормить всевозможными лакомствами, подержать его за руку и  попричитать  над
ним. Просто смотреть тошно.
   - А как он себя чувствует? - спросил Харкорт.
   - Нет у него никакой  особой  хвори,  которую  нельзя  было  бы  вылечить
двенадцатью часами крепкого сна, но  они  так  пристают  к  нему  со  своими
заботами, что он не может глаз сомкнуть. Твоя мать - прекрасная женщина,  но
иногда она бывает уж чересчур усердна.
   Видя своего деда в таком настроении, Харкорт понял, что расспрашивать про
дядю дальше нет никакого смысла.
   - А что нужно было у нас римлянам? - спросил он. - Или  просто  заглянули
мимоходом?
   - Римляне никогда не заглядывают просто мимоходом, -  сказал  дед.  -  Им