Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Фантастика. Фэнтези
   Фэнтази
      Паланик Чак. Колыбельная -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  -
здесь никого не волнует, что после смерти он попадет прямо в ад? Устрица достает телефон из своего бисерного мешочка. Телефон все звонит и звонит. Элен прижимает свой телефон к груди и говорит: -- Я даже не сомневаюсь, что правительство уже ищет пути, как остановить перенаселенность, -- какую-нибудь вирусную заразу, что-нибудь в этом роде. А Устрица говорит: -- Чтобы спасти мир, Иисус страдал на кресте почти сорок часов. -- Его телефон так и звонит. -- Ради такого дела я готов страдать вечность в аду. Его телефон все звонит и звонит. Элен говорит в трубку: -- Правда? У вас в спальне пахнет серой? -- Вот и думай, кто лучший спаситель, -- говорит Устрица и наконец отвечает на звонок. Он говорит в трубку: -- "Мымра, Муфта и Макака", юридические услуги. Глава двадцать седьмая Представьте себе, что пожар в Чикаго в 1871 году бушевал где-то полгода, прежде чем кто-то это заметил. Представьте, что наводнение в Джонстауне 1998 года или землетрясение в Сан-Франциско в 1906 году длились полгода, или даже год, или вообще два года, прежде чем кто-нибудь обратил внимание на происходящее. Строительство из дерева, строительство на линиях разлома земной коры, строительство на затопляемых равнинах -- у каждой эпохи свои собственные "природные" катаклизмы. Представьте себе наводнение темной зелени в центре любого большого города, офисные и жилые здания погружаются в эту самую зелень, дюйм за дюймом. Здесь и сейчас. Я пишу эти строки в Сиэтле. С опозданием на день, на неделю, на год. Задним числом. Мы с Сержантом по-прежнему охотимся на ведьм. Hedera helixseattle, так ботаники называют этот новый вид европейского плюща. Одна неделя -- и зеленые насаждения вокруг Олимпийского стадиона вроде бы чуть разрослись. Плющ слегка потеснил анютины глазки. Побеги плюща прикрепились к кирпичной стене и поползли вверх. Никто этого не заметил. В последнее время в городе шли дожди. Никто ничего не замечал, пока в один прекрасный день не оказалось, что двери в подъездах жилого комплекса "Парк-Сеньор" не открываются, потому что они заросли плющом. В тот же день южная стена театра Фри-мочт -- кирпичи и бетон толщиной в три фута -- едва не обрушилась на толпу продавцов и покупателей на уличной распродаже. В тот же день просела подземная часть автовокзала. Никто не может сказать, когда именно здесь появился Hedera helixseattle, но попробуйте догадаться. В "Сиэтл-тайме" от 5 мая, в разделе "Развлечения и досуг", есть объявление. Шириной в три колонки. ВНИМАНИЮ КЛИЕНТОВ СУШИ-БАРА "ОРАКУЛ" В объявлении сказано: "Пообедав в указанном суши-баре, вы заразились кишечными паразитами, вызывающими зуд и чесотку в ректальной области? Если так, то звоните по указанному телефону и объединяйтесь с другими такими же пострадавшими, чтобы подать коллективный иск в суд". Дальше, понятное дело, указан номер. Мы с Сержантом звоним. Вернее, я звоню, а Сержант сидит рядом. Мужской голос на том конце линии говорит: -- "Дюбель, Домбра и Дурында", юридические услуги. И я говорю: -- Устрица? Я говорю: -- Ты где, пиздюк? И он вешает трубку. Здесь и сейчас. Я пишу эти строки в Сиэтле, в закусочной неподалеку от здания Управления общественных работ. Официантка говорит нам с Сержантом: -- Этот плющ уже не убьешь. -- Она наливает нам кофе. Она смотрит в окно на стену зелени, увитую толстым серым плющом. Она говорит: -- Без него все рассыплется. В сетке из ползучих побегов и листьев шатаются кирпичи. По бетону расходятся трещины. Оконные рамы сдавлены, так что в них разбиваются стекла. Двери не открываются, потому что они заросли плющом. Птицы летают среди буйной зелени, клюют семена плюща, а потом гадят -- разносят его повсюду. Улицы превратились в каньоны зелени, под зеленым ковром уже не видно асфальта. "Зеленая угроза", так называют это в газетах. Плющевой эквивалент пчел-убийц. Плющевой ад. Тишина, неотвратимая. Крушение цивилизации в замедленной съемке. Официантка рассказывает, что всякий раз, когда работники городских служб вырубают плющ, или выжигают его огнем, или поливают ядохимикатами -- даже когда в город выпустили карликовых коз, чтобы они его съели, плющ, -- он разрастается еще больше. Обрушиваются подземные тоннели. Корни плюща разрывают подземный кабель и водопроводные трубы. Сержант вновь и вновь набирает номер, указанный в объявлении про суши-бар, но там никто не отвечает. Официантка смотрит в окно на побеги плюща, которые уже добрались до середины улицы. Через неделю она лишится работы. -- Национальная гвардия обещала помочь, -- говорит она. Она говорит: -- Я слышала, что в Портленде тоже плющ. Ив Сан-Франциско. -- Она вздыхает и говорит: -- Мы, определенно, проигрываем эту битву. Глава двадцать восьмая Человек открывает дверь, и мы с Элен стоим на крыльце, я стою на шаг сзади и держу ее косметичку, а Элен тычет в мужчину пальцем с длинным розовым ногтем и говорит: -- О господи. Она сует свой ежедневник под мышку и говорит: -- Мой муж. -- Она отступает на шаг. -- Мой муж хотел бы представить вам свидетельства благости Господа нашего Иисуса Христа. Сегодня Элен во всем желтом, но это не желтый, как лютик, а желтый, как лютик, отлитый из золота и украшенный нитронами, работы Карла Фаберже. В руке у мужчины -- бутылка пива. На ногах -- толстые носки, без обуви. Его махровый халат не застегнут, под халатом -- белая футболка и боксерские трусы в маленьких гоночных машинках. Он подносит бутылку пива ко рту и запрокидывает голову. В бутылке булькают пузырьки. У гоночных машинок овальные шины, наклоненные вперед. Мужик смачно рыгает и говорит: -- Вы, ребята, серьезно? У него черные волосы. Они свисают на морщинистый лоб а-ля Франкенштейн. Под глазами у него мешки, а сами глаза печальные, как у грустного пса. Я протягиваю ему руку. Мистер Сьерра? -- говорю я. Мы пришли, чтобы разделить с вами божью любовь. Мужик с машинками на трусах хмурится и говорит: -- Откуда вы знаете, как меня зовут? -- Он подозрительно косится на меня и говорит: -- Вас Бонни прислала со мной поговорить? Элен заглядывает в гостиную, слегка наклонившись вбок. Открывает сумочку, достает пару белых перчаток и надевает их. Застегивает крошечные пуговки на перчатках и говорит: -- Нам можно войти? Предполагалось, что все будет проще. План В. Если дома мужчина, действуем по плану В. Мужик с машинками на трусах снова подносит бутылку ко рту и всасывает в себя пиво, втянув небритые щеки. Остатки пива выбулькиваются в рот. Он отступает в сторону: -- Ну ладно, входите. Садитесь. -- Он смотрит на пустую бутылку и говорит: -- Пива хотите? Мы заходим, а он идет на кухню. Слышно, как он открывает бутылки. В гостиной стоит только кресло-кровать, другой мебели нет. На картонном ящике из-под молока -- маленький переносной телевизор. За раздвижными стеклянными дверями -- маленький внутренний дворик. В дальнем конце дворика -- большие вазы с цветами, заполненные до краев дождевой водой. Цветы давно сгнили. Гнилые бурые розы на черных стебельках, махрящихся серым мхом. Вокруг одного из букетов обвязана широкая черная лента. На потертом ковре в гостиной -- продавленный след от отсутствующего дивана. Продавленный след от комода, маленькие углубления от ножек стульев и столов. Большой плоский квадрат, выдавленный на ковре. Выглядит очень знакомо. Мужик с машинками на трусах указывает на кресло-кровать: -- Садитесь. -- Он отпивает пива и говорит: -- Садитесь, и поговорим о Боге. Какой он на самом деле. Плоский квадрат на ковре остался от детского манежика. Я спрашиваю: можно моя жена сходит у вас в туалет? Он наклоняет голову набок и смотрит на Элен. Чешет свободной рукой затылок и говорит: -- Конечно. В конце коридора. -- Он указывает рукой, в которой держит бутылку. Элен смотрит на пиво, пролившееся на ковер, и говорит: -- Спасибо. -- Достает из подмышки свой ежедневник, передает его мне и говорит: -- Если тебе вдруг понадобится, вот Библия. Ее ежедневник с именами жертв и адресами домов с привидениями. Потрясающе. Он еще теплый после ее подмышки. Она уходит по коридору. В ванной включается вентилятор. Где-то хлопает дверь. -- Садись, -- говорит мне мужик с машинками на трусах. Я сажусь. Он стоит так близко ко мне, что я боюсь открывать ежедневник -- боюсь, он увидит, что это никакая не Библия. От него пахнет пивом и потом. Маленькие гоночные машинки -- как раз на уровне моих глаз. Овальные шины наклонены вперед, и поэтому кажется, что они едут быстро. Мужик отпивает пива и говорит: -- Расскажи мне о Боге все. От кресла-кровати пахнет так же, как от мужика. Золотистый плюш, коричневый от грязи на подлокотниках. Он теплый. И я говорю, что Бог честный и бескомпромиссный, он не принимает ничего, кроме стойкой и непреклонной добродетели. Он -- бастион честности и прямоты, прожектор, который высвечивал все зло мира. Бог навсегда остается в наших сердцах и душах, потому что собственный его дух несгибаем и не... -- Вздор, -- говорит мужик. Он отворачивается, подходит к стеклянным дверям и смотрит во внутренний дворик. Его лицо отражается в стекле -- только глаза, щеки, покрытые темной щетиной, тонут в тени. Я говорю голосом радиопроповедника, что Бог -- это высокий моральный критерий, по которому миллионы людей должны измерять свою жизнь. Он -- пламенеющий меч, посланный к нам, дабы изгнать нечестивцев из храма... -- Вздор! -- кричит мужик своему отражению в стекле. Пиво течет из его отраженного рта. В дверях гостиной появляется Элен. Держит руку во рту и жует согнутый палец. Смотрит на меня и пожимает плечами. Потом опять исчезает в сумраке коридора. Я говорю, что Бог -- это неодолимая сила и великое нравственное побуждение. Бог -- совесть нашего мира, мира греха и злобных намерений, мира скрытых... -- Вздор, -- говорит мужик тихо, почти что шепотом. Пар от его дыхания стер его отражение. Он оборачивается ко мне, указывает на меня рукой, в которой держит бутылку, и говорит: -- Прочитай мне, где в твоей Библии говорится, как сделать так, чтобы все стало по-прежнему. Я слегка приоткрываю ежедневник Элен, переплетенный в красную кожу, и заглядываю внутрь. -- Подскажи, как доказать полиции, что я никого не убивал, -- говорит он. В ежедневнике -- имя, Ренни О'Тул, и дата, 2 июня. Я не знаю, кто это такой. Знаю только, что он уже мертв. 10 сентября -- Самара Ампирси. 17 августа Элен продала дом на Гарднер-Хилл-роуд, В тот же день она убила царя-тирана республики Тонгле. -- Прочитай! -- кричит мужик с машинками на трусах. Пиво у него в руке проливается пеной ему на пальцы и капает на ковер. Он говорит: -- Прочитай, где говорится, что в одну ночь ты теряешь все, что у тебя было хорошего в жизни, и тебя же потом обвиняют. Я смотрю в ежедневник на имена мертвых людей. -- Прочитай, -- говорит он и отпивает еще пива. -- Прочитай, где говорится, что жена может обвинить мужа в убийстве их ребенка, и все ей поверят. В самом начале ежедневника написанное стерлось, так что почти невозможно прочесть. Мелкий, убористый почерк. Страницы как будто засижены мухами. А еще раньше кто-то вырвал страницы. -- Я просил Бога, -- говорит мужик. Он потрясает бутылкой пива и говорит: -- Я просил Бога, чтобы он дал мне семью. Я ходил в церковь. Я говорю, может быть, в самом начале Бог не набрасывался на каждого, кто молился, с проповедями и обличениями. Я говорю, может быть, это все из-за того, что на протяжении многих лет к Нему обращались по поводу тех же самых проблем -- нежелательная беременность, разводы, семейные неурядицы. Может быть, это все из-за того, что Его аудитория выросла и больше людей стали к Нему обращаться с просьбами. Может быть, это все из-за того, что Его популярность так выросла. Может быть, власть развращает, но Он не всегда был таким мерзавцем. Мужик с машинками на трусах говорит: -- Слушай. -- Он говорит: -- Через два дня был у меня суд. Там будут решать, виновен ли я в убийстве собственного ребенка. -- Он говорит: -- Скажи мне, как Бог собирается меня спасать. У него изо рта пахнет пивом. Он говорит: -- Ну, давай, скажи мне. Мона наверняка заставила бы меня сказать правду. Чтобы спасти этого парня. Чтобы спасти себя и Элен. Чтобы воссоединить нас со всем человечеством. Может быть, этот мужик и его жена тоже воссоединятся, но тогда стихотворение проникнет в мир. Умрут миллионы. А все остальные будут жить в мире молчания и слушать лишь то, что им кажется безопасным. Будут затыкать уши и жечь книги, фильмы и аудиозаписи. Вода сливается в унитазе. В ванной выключается вентилятор. Открывается дверь. Мужик подносит бутылку ко рту, внутри пузырится пиво. Элен появляется в дверях. У меня жутко болит нога, и я спрашиваю, не думал ли он завести себе какое-нибудь хобби. Что-нибудь, чем можно занять себя в тюрьме, если дойдет до тюрьмы. Конструктивное разрушение. Элен бы одобрила эту жертву. Приговорить одного невиновного, чтобы не умерли миллионы. Вспомним подопытных животных -- каждое умирает, чтобы спасти дюжину раковых больных. Мужик с машинками на трусах говорит: -- По-моему, вам лучше уйти. По дороге к машине я отдаю Элен ее ежедневник и говорю: вот твоя Библия. У меня бибикает пейджер. Этого номера я не знаю. Ее белые перчатки почернели от пыли. Она говорит, что вырвала из книжки страницу с баюльной песней, разорвала ее на мелкие кусочки и выбросила в окно детской. Сейчас дождь. Бумага сгниет. Я говорю, что этого не достаточно. Может, ее найдет какой-нибудь ребенок. Сам факт, что листок порван в клочки, может заставить кого-то собрать их вместе. Например, детектива, который расследует смерть ребенка. А Элен говорит: -- В ванной у них кошмар. Мы объезжаем квартал и паркуемся. Мона что-то пишет у себя в книге. Устрица разговаривает по мобильному. Я выхожу из машины и возвращаюсь к дому. Трава мокрая от дождя, у меня сразу промокли туфли. Элен объяснила мне, где детская. Окно по-прежнему открыто, занавески висят чуть неровно. Розовые занавески. Кусочки разорванной страницы разбросаны в грязи, я их собираю. Мне слышно, как за занавесками, в пустой комнате, открывается дверь. Кто-то заходит в комнату из коридора, и я пригибаюсь под окном. Мужская рука ложится на подоконник, и я буквально распластываюсь по стене. Где-то вверху -- там, где мне не видно -- мужчина плачет. Дождь льет сильнее. Мужчина стоит у распахнутого окна, опершись руками о подоконник. Он плачет в голос. Его дыхание пахнет пивом. Я не могу убежать. Не могу выпрямиться в полный рост. Зажимая ладонью рот и нос, я потихоньку двигаюсь вбок. На пару дюймов за раз. Прижимаясь спиной к стене. Все происходит само собой. Непроизвольно, как это бывает, когда тебя пробирает озноб -- дыша сквозь прижатые ко рту пальцы, я тоже плачу. Рыдания похожи на рвотные позывы. Живот сводит и крутит. Я закусываю ладонь, сопли текут мне в руку. Мужчина шмыгает носом. Дождь льет сильнее, мои ботинки совсем промокли. Я сжимаю в кулаке клочки разорванной страницы -- власть над жизнью и смертью. И я ничего не могу сделать. Пока еще -- не могу. Может быть, мы попадаем в ад не за те поступки которые совершили. Может быть, мы попадаем в ад за поступки, которые не совершили. У меня в туфлях хлюпает ледяная вода, нога вдруг перестает болеть. Я опускаю руку, скользкую от соплей и слез, и выключаю пейджер. Когда мы найдем гримуар и если там будет какое-нибудь заклинание, как воскрешать мертвых, может быть мы его не сожжем. Не сразу. Глава двадцать девятая В полицейском протоколе не сказано, какой теплой была моя жена Джина в то утро. Какой она была теплой и мягкой под одеялом. Как я прижался к ней, едва проснувшись, а она перевернулась на спину и ее волосы рассыпались по подушке. Ее голова лежала не прямо, а чуть склонившись к плечу. От ее утренней кожи пахло теплом -- так пахнет солнечный зайчик, который скачет по белой скатерти на столе в уютном ресторане на пляже в твой медовый месяц. Солнце светило сквозь синие занавески, и от этого ее кожа казалась голубоватой. И ее губы -- тоже. Тень от ресниц лежала на щеках. На губах застыла почти незаметная улыбка. Все еще в полусне, я повернул ее голову лицом к себе и поцеловал ее в губы. Ее шея, ее плечо были такими расслабленными и мягкими. Не отрываясь от ее мягких и теплых губ, я задрал ей ночную сорочку. Она как будто слегка раздвинула ноги, я потрогал рукой -- внутри у нее было влажно и незажато. Забравшись под одеяло, с закрытыми глазами, я провел языком там, где только что были мои пальцы. Влажными пальцами я раздвинул края ее гладкой розовой плоти и засунул язык еще глубже. Я помню, как я дышал -- приливы вдохов, отливы выдохов. И как я прижимался губами к ней -- на пике каждого вдоха. Впервые за долгое время Катрин проспала спокойно всю ночь и ни разу не заплакала. Я принялся целовать Джине живот. Потом -- груди. Я положил один влажный палец ей в рот, другой рукой я ласкал ей соски. Тот, который я не ласкал рукой, я обнимал губами и легонько полизывал языком. Голова Джины перекатилась набок, и я поцеловал ее за ухом. Потом раздвинул ногой ее ноги и вошел в нее. Едва заметная улыбка у нее на губах, то, как ее губы раскрылись в последний момент, а голова еще глубже вжалась в подушку... она была такой мягкой и тихой. Это было так хорошо -- в последний раз так хорошо было еще до рождения Катрин. Я встал с кровати и пошел и душ. Потом тихонько оделся, стараясь не разбудить жену, и вышел из спальни, плотно прикрыв за собою дверь. В детской я поцеловал Катрин в висок. Потрогал подгузник -- не надо ли поменять. Солнце светило сквозь желтые занавески. Ее игрушки и книжки. Она была такой славной, такой хорошей. В то утро я себя чувствовал Самым счастливым человеком на свете. Самым счастливым на свете. И вот, здесь и сейчас. Элен спит на переднем пассажирском сиденье, а я пересел за руль. Сегодня ночью мы проезжаем Огайо, или Айову, или Айдахо. Мона спит на заднем сиденье. Розовые волосы Элен рассыпались у меня по плечу. Мона спит в неудобной скрюченной позе в зеркале заднего Вида, спит в окружении своих книг и цветных фломастеров. Устрица тоже спит. Вот -- моя жизнь сейчас. В горе и радости. В богатстве и бедности. Это был мой последний счастливый день. Правду я узнал только вечером, когда вернулся домой с работы. Джина лежала все в той же позе. В полицейском протоколе это назвали бы сексуальным контактом с трупом. Вспоминается Нэш. Катрин лежала все так же тихо. Нижняя часть ее головы стала темно-красной. Livor mortis. Окисленный гемоглобин. Только когда я вернулся домой с работы, я понял, что сделал. Здесь и сейчас. В запахе кожи в салоне машины Элен. Солнце только-только

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору