вечная жизнь. Нужно только идти к ним  и  все  это
будет,  все  исполнится.  Все  слаще,   все   призывнее,   соблазнительнее
становилась песня. Я пошел, но мое сознание не участвовало в  этом.  Но  я
должен идти...
     И снова я был безжалостно и  грубо  брошен  на  камни.  Сильный  удар
заставил меня перевернуться через голову. Затем рядом со мной упало второе
тело, и мы некоторое время боролись между собой, пытаясь высвободить  руки
и ноги, до тех пор, пока большое, тяжелое, мохнатое тело не легло на  нас,
придавив к земле.
     Я чувствовал сильный кошачий запах,  слышал  глухое  ворчание,  такое
низкое, что казалось скорее дрожанием  его  тела,  чем  настоящим  звуком.
Пение все продолжалось и все манило нас, но сбросить Гру было невозможно.
     Затем сквозь разрывающее сердце пение прорвался голос Гатеи. Лицо  ее
было совсем рядом, я даже почувствовал ее дыхание на своей щеке.
     - Пальцы... и... уши... заткни...
     Я почувствовал, что она заворочалась  и  решил,  что  она  старается,
заткнув уши, отгородиться от сладкого пения.
     Я тоже освободил  руки,  хотя  не  старался  освободиться  от  пения,
заткнув уши. Гру, однако, не  шевелился,  Гатея  тоже  не  делала  попыток
освободиться  из-под  тела  кота,  прижимающего  нас  обоих  к  земле.   Я
чувствовал запах трав, чистый и свежий, который исходил от ее волос, прядь
которых была у самого моего носа.
     Понимая, что это вторая часть ловушки, и  может  быть  гораздо  более
опасная, чем первая, я тоже заткнул себе уши и постарался  сосредоточиться
на другом, например, когда же мы уберемся подальше от этого опасного места
и сколько таких мест нам встретится в этой незнакомой стране.
     Я все еще слышал слабые звуки пения и  оно  тянуло  меня,  заставляло
делать попытки к освобождению, чтобы бежать к женщинам. Но постепенно  оно
затихало, таяло вдали. Может мы просто потеряли сознание, во всяком случае
я смутно помню все, что происходило, пока белый лунный свет не лег на нас.
     Гру наконец поднялся. Я чувствовал  себя  избитым,  так  как  слишком
долго был прижат к камням, и медленно поднялся  на  колени.  Гатея  встала
раньше меня.  Она  смотрела  на  луну  и  руки  ее  двигались  в  каких-то
ритуальных жестах.
     Луна была очень яркой и лучи ее делали камни серебряными, или угольно
черными, если на них  падала  тень.  Я  убрал  руки  от  ушей.  Ночь  была
настолько спокойной и тихой, что я мог слышать слова, которые  еле  слышно
произносила Гатея на незнакомом  мне  языке.  Я  отошел  от  нее  и  снова
оглянулся на каменные круги. Они были очень далеко, а  между  тем  женщины
были гораздо ближе. Камни теперь снова стали просто камнями,  выстроенными
определенным образом с неизвестной  мне  целью.  Вечерние  певцы  исчезли.
Только луна висела над нами, да Гру прижимался к Гатее с мурлыканьем более
громким, чем ее шепот.



                                    7

     - Опять твои ловушки? - спросил я, стараясь казаться невозмутимым.
     - Не моя ловушка. - Тон ее был легкий. Мне показалось, что  я  увидел
тень  возбуждения  на  ее  освещенном  луной  лице.  Сирены...  да...  они
заманивали. - Она раскинула руки. - Сколько здесь чудес? Кто сотворил  эти
заклинания, это колдовство? Сколько же они должны знать? Насколько  больше
нас, которые считают свои жалкие  знания  великими?  -  Она  задавала  эти
вопросы не мне, а самой ночи. Она вела  себя  так,  как  будто  подошла  к
заставленному яствами столу и теперь не может выбрать, с чего  ей  начать,
какое блюдо самое вкусное.
     Может потому, что  она  уже  имела  кое-какие  знания,  выходящие  за
пределы наших обычаев и законов, для нее  эта  страна  была  действительно
страной загадочных чудес. Но для меня все  было  наоборот.  Однако  помимо
беспокойства, настороженности, опасений, во мне зрели семена любопытства.
     Ночь больше не принесла нам звуков и Гатея послала Гру сторожить нас,
заверив меня, что он определит любую опасность гораздо лучше  и  надежнее,
чем самый бдительный человек. Я был вынужден согласиться,  что  именно  он
спас меня в первый раз, а возможно и во второй раз вместе с  ней.  Итак  я
уснул, и если что мне и снилось, то после пробуждения ничего не осталось в
моей памяти. Солнце уже раскинуло свои лучи по небу.
     Гатея  сидела,  скрестив  ноги,  спиной  к  солнцу  и  долинам,   где
поселялись наши люди. Голова ее была поднята вверх, как будто она  изучала
страну, лежащую впереди, и  по  ее  напряженным  плечам  я  прочел  в  ней
настороженность охотника, нашедшего свежий след.
     Под солнцем земля казалась еще более пустынной, чем ночью, когда луна
заливала  ее  серебряным  светом.  Впереди,   насколько   хватало   глаза,
расстилалась каменная пустыня. Однако я был рад, что впереди нет настоящих
камней, кроме тех, что поставила сама природа и она  же  отполировала  их,
долгие годы обдувая песчаными ветрами.
     Эта проклятая  страна  была  настолько  пустынна,  что  я  даже  стал
сомневаться, правильно ли мы идем. Хотя вполне возможно,  что  я  прав,  и
Гатея знает, где укрылась Инна, потому, что она сама помогла ей. Однако  я
оставил все свои сомнения при себе и отдался на волю  Гатеи.  Я  сознавал,
что у Гатеи были свои причины идти в эту страну, и причины  гораздо  более
сильные, чем спасение Инны, или помощь мне в этом.
     Я  подумал,  исследовали  ли  эту  землю  Братья   с   Мечами.   Если
исследовали, то как им удалось не попасть в каменную ловушку?
     - Как мы пойдем? - спросил я самым безразличным тоном.
     Гру снова исчез. Хотя я и не  очень  доверял  ему,  но  вынужден  был
признать, что его помощь нам может понадобиться в будущем.
     - На запад. - ответила она. Она даже не повернула  головы  и  сказала
таким голосом, что я понял, что мысли ее находятся где-то далеко.
     Мы поднялись и в тишине пошли вперед, по пустынной каменистой стране.
Вскоре мы добрались до одного из  зеленых  оазисов.  Здесь  мы  обнаружили
источник,  который  пробивался  из-под  камней,  протекал   на   небольшое
расстояние и вновь скрывался под землей.
     Здесь росли два вполне приличных дерева и множество кустов, где  пели
птицы,  и  бегали  какие-то  мохнатые  зверьки.  они  двигались  с   такой
скоростью, что глаз не мог заметить их передвижения.  Кусты  были  усыпаны
крупными вишнями, я таких крупных ни разу не видел. Огромные темно-красные
ягоды, некоторые даже полопавшиеся от зрелости.  Много  ягод  валялось  на
земле и уже начало гнить.
     Гатея сорвала одну ягоду, разломила ее и  осторожно  лизнула  языком.
Затем она сунула  ее  в  рот  и  жадно  съела.  Я,  вполне  доверяясь  ей,
последовал ее примеру.  После  путешествия  по  залитой  солнцем  каменной
пустыне было огромным  блаженством  есть  эти  сочные,  прохладные  ягоды,
которые одновременно удовлетворяли жажду и голод. Мы ели до тех пор,  пока
не насытились. Затем мы собрали с собой в дорогу  ягод  и  положили  их  в
кульки из каких-то больших листьев. Я взял  обе  наши  бутылки,  вылил  то
немногое, что оставалось там и наполнил их доверху водой из источника.
     За это утро мы не нашли никаких следов  жизни  древнего  народа.  Чем
дальше мы удалялись от зловещих кругов, тем пустыннее казалась  страна,  и
мужество постепенно возвращалось ко  мне,  Когда  мы  покончили  с  нашими
запасами воды, я снова отыскал в  очередном  оазисе  родник,  и,  наполнив
бутылки,  стал  всматриваться  вдаль,  защитив  глаза  рукой  от   солнца,
отыскивая наиболее легкий путь вперед.
     Отдаленная линия горизонта стала выше  и  резко  выделялась  на  фоне
безоблачного неба. Я решил, что впереди холмы,  а  может  даже  горы.  Мое
внутреннее беспокойство росло. Я был уверен, что Инна, без запасов пищи  и
без помощи не могла бы проделать этот путь.  Может  меня  обманули,  когда
поколебали мою уверенность в виновности  Торга  и  подсунули  сомнительную
идейку о потусторонних силах?
     Такой  путь  мог  проделать  только  человек,  закаленный  в  трудных
походах. А Инна была всю свою жизнь защищена от всяких трудностей. Даже  и
наш поход сюда она проделала в фургоне,  где  для  нее  были  созданы  все
удобства. Гарн не был мягким и ласковым человеком, но свою дочь он ценил -
ведь она должна была обеспечить его маленькому клану союз с могущественным
соседом. И в том, что касается ее благополучия, он не хотел рисковать.
     Придя к решению, что Инна не могла проделать такой путь одна, я решил
снова выяснить отношения с Гатеей и спустился с вершины каменного холма  к
ручью, где мыла руки Гатея.
     Она не взглянула на меня, но заговорила, чем немало удивила меня.
     - Ты снова вернулся к мыслям о Торге. Ты уверен, что я не  знаю,  что
же случилось с вашей маленькой домашней леди. Ты не  прав!  -  Теперь  она
подняла голову и взглянула на меня свирепыми сверкающими глазами. Наверное
такими глазами ястреб осматривает с  высоты  свою  территорию  и  выбирает
жертву, на которую он обрушит с высоты свой смертельный удар. - Я знаю!  В
Святилище есть могущество, которое должно было проявиться  в  определенное
время. Я ждала его! Я должна была пойти по пути, который  откроется!  Твоя
леди собрала плоды, которые были предназначены мне! Она глупа  и  сама  не
понимает, куда ее приведет этот путь. Но ничего хорошего ее не ждет - нет,
не ждет!
     - Я уверен, что она одна не добралась бы сюда. - Я с трудом  пробился
через ее гневную речь. - Она не из тех, кто  может  переносить  трудности.
Следовательно... я должно быть не заметил следов, или...
     - Или я тебя сбила с толку и не позволила их заметить? Она взяла  то,
что принадлежит мне! Я должна вернуть себе это! Я же тебе сказала, что она
не ведает, что творит, и мы можем до конца пути и не  увидеть  ни  единого
следа на этой земле!
     Гатея встала, стряхнула воду с рук и затем приложила  мокрые  руки  к
лицу.
     - Но здесь нет и следов лошадей, - тупо продолжал я гнуть свою линию.
     - Могут быть такие лошади, которые и не снились тебе, - рявкнула она.
- Или другие способы передвижения. Я думаю, что теперь дверь, которую  она
нашла открытой, ведет туда, что находится впереди.
     Так как у меня не нашлось ответа, то я принял ее  слова  и  мы  пошли
дальше. Гру не было видно нигде. Если  он  все  еще  сопровождал  нас,  то
вероятно бегал где-то далеко впереди. Однако мы не успели далеко отойти от
зеленого оазиса, как вдруг набрели на путь, который был  для  нас  большим
облегчением в  этой  раскаленной  пустынной  долине,  где  солнечные  лучи
обрушивались на нас сверху или, отражаясь от светлых камней, разили снизу.
     Это было узкое ущелье. Воды там не было, но когда мы спустились вниз,
то оказалось, что стены  ущелья  дают  хорошую  тень,  и  воздух  там  был
приятно-прохладительным. Дно ущелья было чистым и свободным от  камней,  и
оно было направлено прямо на запад. Я  внимательно  осмотрел  его,  но  ни
нашел  никаких  признаков  того,   что   ущелье   -   результат   разумной
деятельности.
     Гатея без колебаний пошла вперед,  как  будто  знала,  куда  идти,  и
знала, что нужно торопиться. Я шел  позади  ее  и  внимательно  следил  за
стенами ущелья у нас над головами, прислушивался ко всем  звукам,  которые
не были звуками наших шагов.
     Может быть из-за этой чрезвычайной бдительности я  вдруг  увидел  то,
чего никогда бы не заметил, если бы шел просто так. Это не  было  какое-то
видение или звук. Это  было  нечто  внутри  меня,  какая-то  нить  мыслей,
которых я не мог осознать. Было чрезвычайно сложно описать то, что я видел
своим внутренним зрением, и, что не существовало в реальности.
     Если бы мы шли по солнцу, то я приписал бы это жаре.  Ведь  видят  же
путешественники, идущие  в  пустыне,  миражи,  причем  в  погоне  за  ними
путешественники сходят с пути и погибают. Но здесь было не  так  жарко.  И
чем дальше мы шли, тем выше становились утесы, тем прохладнее  становилось
внизу.
     И все же... разве могут в мозгу человека формироваться  видения  сами
по себе? Видения, которые не рождены памятью о  виденном,  или  памятью  о
подробных рассказах. Я этого не знал. Я знал  только,  что  в  моем  мозгу
рождались картины, которые пришли не из моей памяти, не из снов.
     Дважды я закрывал глаза и шел так некоторое время. И  тогда  я  знал,
что иду не по голому камню в  пустынной  стране.  Нет,  я  иду  по  хорошо
известному мне пути, иду с  определенной  целью,  переде  мной  поставлена
задача, которую я должен выполнить, чтобы  победить  зло.  И  не  каменные
утесы возвышались вокруг меня. Уголками  глаз  я  видел,  или  это  только
казалось мне, что вокруг стоят сверкающие  здания,  между  которыми  ходят
люди - правда я видел только их мелькающие тени. А когда я открывал глаза,
я вновь оказывался в ущелье... и... все же... видение оставалось во мне.
     Ощущала ли и Гатея такое же странное смещение миров,  я  не  знал.  И
спрашивать я не хотел. В моем втором мире  были  и  звуки.  Не  сладостные
песни зла, как той ночью, скорее  это  был  шепот,  не  отдаленные  крики,
побуждение к действию, а шепот, убеждающий меня совершить то, что  суждено
мне.
     Мне кажется, что я долго находился между двумя мирами, и  внезапно  я
снова оказался в ущелье. Другого  мира  уже  не  было.  Солнце  стояло  на
западе, а ущелье расширилось и перешло  в  широкую  зеленую  долину,  где,
казалось, колдовству не было места.
     Вдали  виднелись  животные.  Один  олень  поднял  голову,  увенчанную
рогами, сверкающими так, как будто они были покрыты  серебром.  Олень  был
больше тех, что мы видели в долинах у побережья, и шерсть их была  светлее
- серебряно-серая, с темными полосками у передних ног.
     Он издал предупреждающий крик  и  сильным  прыжком  исчез  в  высокой
траве. Но тут же из травы вылетело покрытое серебристой шерстью тело.  Это
мог быть только Гру. Он обрушился на небольшого оленя  и  убил  его  одним
ударом страшной лапы.
     Когда мы подошли к коту, он жадно слизывал кровь и зарычал  при  виде
нас.
     В олене было много мяса, и мне тут же  захотелось  отрезать  от  него
кусок, развести костер и поджарить его. Это окрасило бы нашу скудную  пищу
во время путешествия. Однако мне совсем не хотелось вступать в конфликт  с
Гру относительно его добычи.
     Пока я колебался, Гатея прошла вперед, и кот позволил ей подойти. Она
наклонилась, положила руку на голову мертвого оленя между  его  золотистых
рогов. Затем она громко сказала:
     - Слава Великому Богу лугов. Благодарим его за четвероногих,  которых
мы можем есть. Нельзя отказываться от того, что дано нам.
     Гру поднял голову и прорычал, как бы присоединяясь к  ее  хвале.  Она
повернулась и махнула мне рукой. Я подошел и отрезал столько,  сколько  мы
смогли съесть за  вечер,  оставив  остальное  Гру.  Я  обрезал  сучья  под
ближайшими деревьями и сделал костер, не стараясь спрятать его, так как  у
меня была уверенность, что ночь не принесет нам опасностей.
     Гатея достала из моего мешка  небольшой  сверток  и,  развернув  его,
осторожно высыпала на ладонь  какие-то  зернышки.  Она  держала  их  очень
аккуратно, боясь выронить, а затем резким движением кинула в костер. Пламя
вспыхнуло ярко-голубым цветом и окуталось дымом. В воздухе запахло травой,
но я не был искушен в этом и не смог бы назвать, что это за запах.
     Бросив пустой сверток на колени, Гатея  наклонилась  вперед  и  стала
движениями рук раздувать дым, и он, повинуясь ее жестам, поплыл сначала на
юг, затем на север, восток и наконец на  запад.  Затем  она  подняла  сук,
очищенный от листьев, который она нашла, когда я собирал сучья для костра,
и стала водить им над дымом.
     Затем она поднялась на ноги, пошла вокруг костра и начала  делать  на
земле какие-то заметки. Она начертила круг и  затем  возле  него  зигзаги.
Получилось нечто вроде звезды. На каждый луч  звезды  она  капнула  кровью
убитого оленя и посыпала какой-то трухи, похожей на сушеные и измельченные
листья. После этого она вернулась к костру и села,  подняв  свой  сук  как
знамя - только на нем не трепыхалась ткань.
     Я не задавал вопросов, так как за время нашего пути я привык к такому
положению. Она вела себя так, что я по ее мнению был туп и необразован,  и
по сравнению с ней ничто. Итак я молча принял все ее ритуальные  действия,
с помощью которых она обезопасила нас, хотя  я  был  уверен,  что  в  этой
зеленой спокойной стране нам ничто угрожать не может.  Впрочем  это  всего
лишь доказывает, что я был слеп и не  замечал  ловушек,  которые  окружали
нас.
     Надвигалась ночь. Я наблюдал за спускающимся к  горизонту  солнцем  и
смотрел на линию гор на горизонте, которые еще  больше  выделялись  своими
зазубренными вершинами на фоне закатного неба.
     Гатея  молчала,  я  тоже.  Хотя  меня  немало  удивил  Гру,  с  ревом
выскочивший откуда-то и тоже севший у костра, как  бы  ища  убежища  возле
него.
     Я нарезал мясо на куски и, насадив их на  сук,  закрепил  над  огнем,
чтобы оно поджаривалось. Капли с  шипением  падали  в  костер.  В  воздухе
распространился аппетитный запах,  и  у  меня  рот  наполнился  слюной.  Я
нетерпеливо поворачивал куски, чтобы  они  быстрее  прожарились.  Все  это
вернуло меня в те счастливые дни, когда мы были еще  в  том  мире.  Правда
помнил я все очень смутно, как сквозь влажный туман.
     Наконец я протянул своей спутнице готовый кусок, а сам взял другой  и
начал вертеть его, чтобы чуть-чуть остудить.  Гатея  взяла  мясо  с  таким
видом, как будто оно ее вовсе не интересовало.
     Сначала мне показалось, что она изучает стену гор, но затем я  понял,
что ее внимание направлено  на  что-то  более  близкое.  Насколько  я  мог
судить, в долине все было спокойно, лишь кое-где проскакивали олени.  Даже
птиц не было видно в вечернем небе.
     Но я снова удержался от расспросов и стал кусать  мясо  с  жадностью,
которую знает каждый, кто много времени питался лишь черствым хлебом.  Гру
лежал у костра. Глаза его были полузакрыты, и он изредка облизывался, если
что-то и двигалось в долине, то Гру до этого не было никакого дела.
     Когда солнце скрылось за горизонтом, сразу же стало темно.  Небо  тут
же заволокли черные тучи. Я решил, что надвигается  буря  и  подумал,  что
неплохо было бы где-нибудь укрыться. Хотя бы под  теми  деревьями,  где  я
собирал сучья для костра.  Я  уже  приготовился  сказать  это,  как  вдруг
увидел, что Гатея вся напряглась. Голова Гру тоже  поднялась.  Он  смотрел
широко раскрытыми глазами на запад, в ночь.
     В ночи не было слышно пения, не было  видно  колеблющихся  серебряных
теней. То, что приближалось к нам, не демонстрировало себя - оно двигалось
на мягких лапах - если это были лапы - двигалось через равнину.
     Шерсть Гру  поднялась  дыбом.  Он  уже  не  лежал,  развалившись.  Он
подобрал под себя лапы, как бы готовясь к прыжку. Клыки его обнажились, но
он не рычал, он молча ждал.
     Я не знал, что  видели  мои  спутники,  но  мне  казалось,  что  мрак
расщепился на отдельные части. Некоторые  из  них  поднимались  в  воздух,
затем снова опускались на землю, как  бы  неспособные  покинуть  ее,  хотя
этого им очень хотелось. Это были всего лишь темные пятна в ночи,  которая
спускалась на долину. Однако было совершенно ясно, что они приближаются  к
нашему костру, бесшумно и угрожающе. Я  еще  никогда  не  чувствовал  себя
таким беспомощным и беззащитным.
     Правда  я  обнажил  свой  меч,  хотя  было  непонятно,  как  я  смогу
использовать его против этих бестелесных созданий ночи, которые  появились
как-бы из под земли. Однако мое  движение  не  прошло  незамеченным,  и  я
услышал спокойные слова Гатеи:
     - Холодная сталь иногда может  защитить,  хотя  иногда  не  нужны  ни
острый конец меча, ни его заточенное лезвие. Я  не  знаю,  кто  это,  хотя
уверена, что они - не создания Света... -  и  по  тому,  как  она  сказала
"Света", я понял, что она говорит о чем-то таком,  что