уверенность основана?
     -- Отравиться человек может только тремя путями: через несчастный
случай, самоубийство или благодаря вмешательству злой воли. Несчастный
случай отпадает, поскольку столь сильный и быстродействующий яд
случайно в пищу попасть не мог, это исключено. Версия с самоубийством
тоже не выдерживает критики -- не будет же человек в свой последний час
набивать желудок пищей! Остается последний вариант, то есть убийство.
     -- Полностью согласен с вами, Григорий Адамович, -- кивнул Щеглов.
-- По-моему, это единственно верная версия происшедшего события. Впредь
ее и будем придерживаться. У тебя есть возражения, Максим?
     Я сказал, что столь железной логике мог возразить разве что
круглый идиот, после чего выразил искреннее восхищение моими
коллегами-сыщиками. Честно говоря, от Мячикова таких блестящих успехов
я не ожидал.

     6.

     До трех оставалось чуть меньше получаса, когда в дверь кто-то
робко, но настойчиво постучал.
     -- Товарищ капитан! Товарищ капитан! -- услышали мы испуганный
голос директора. -- Скорее! Народ волнуется, того и гляди начнется
паника. Прошу вас, сделайте что-нибудь!
     -- Я так и знал! -- нахмурился Щеглов. -- Что ж, придется усмирять
стихию.
     Он выскочил в коридор, я бросился вслед за ним; на какой-то миг
передо мной мелькнуло бледное, растерянное лицо директора. Мячиков
остался в номере.
     -- Кстати, -- бросил на ходу Щеглов, -- подумай на досуге над
таким вопросом: каким образом отравленная пища оказалась только в одной
тарелке и не попала в другие -- ведь мы ели точно такие же котлеты и
точно такое же пюре. Вопрос ясен? -- Я кивнул. -- Дерзай!
     Весть об очередной трагедии вмиг разлетелась по этажам. Здание
гудело, словно улей. Люди были в шоке, вот-вот готова была вспыхнуть
паника, еще немного -- и ситуация стала бы неуправляемой. Тот факт, что
отравление произошло в столовой, поверг людей в ужас. Кому-то уже стало
плохо, у кого-то вдруг появились рези в желудке, а двое или трое,
схватившись за животы, скрючившись и выпучив глаза, помчались куда-то с
резвостью, не оставляющей ни у кого сомнения, что их видят в последний
раз. Народ роптал, собравшись в холле третьего этажа, и готов был уже,
по-моему, устроить суд Линча над работниками столовой, когда отважный
капитан Щеглов врезался в самую гущу и твердым, властным голосом,
заставившим всех разом присмиреть, произнес:
     -- Товарищи, соблюдайте спокойствие! Вашим жизням не грозит
никакая опасность, отравление было единичным и совершенно случайным.
     -- А ты кто такой? Тоже мне, умник нашелся! -- послышался из толпы
чей-то ворчливый голос, и я сразу же узнал в его обладателе нашего
соседа по номеру, того пузатого типа, который занял номер Хомякова.
     -- Я -- следователь МУРа капитан Щеглов. Вот мое удостоверение.
Директор дома отдыха подтвердит мои полномочия.
     -- Да-да, этот товарищ из органов, -- скороговоркой проговорил
невесть откуда взявшийся директор, причем сказано это было с такой
убежденной неистовостью, что я сразу же понял: этот испуганный
представитель администрации больше всего в жизни боялся сейчас, что ему
не поверят, и ответственность за случившееся падет исключительно на его
бедную голову. Но "товарищ из органов" решил принять удар грозной
стихии на себя.
     -- С этого момента и вплоть до прибытия в дом отдыха сотрудников
милиции, -- заявил Щеглов, -- я настоятельно прошу вас, товарищи,
соблюдать спокойствие и выполнять все мои распоряжения. Я начинаю
расследование этого странного отравления и очень надеюсь на вашу помощь
и содействие. Всех, кто что-нибудь знает или видел, прошу обращаться
лично ко мне в любое время суток.
     Слова Щеглова произвели на обитателей дома отдыха благотворное
действие. Многие с облегчением вздохнули, почувствовав себя под
надежной защитой сильного человека, способного постоять за них, а те, у
кого появились "симптомы" отравления, с удивлением почувствовали, что
таковых больше не наблюдается. И все же страх читался в глазах
большинства людей, но теперь со страхом успешно соперничала надежда.
     -- А скажите, товарищ капитан, -- спросила одна из женщин, -- нам
не грозит подобная участь? Ведь нас здесь кормят, как вы наверняка
знаете, из общего котла.
     -- Я ел вместе с вами и, как видите, жив, -- ответил Щеглов,
разводя руками. -- Большего я пока сказать не могу, потому что сам знаю
немногим больше вашего. Верю и искренне надеюсь, что это отравление --
единственное, и явилось оно результатом досадной случайности и чьей-то
преступной халатности. Вот, пожалуй, и все, что мне известно.
     -- Не хватало еще, чтобы нас здесь травили, словно тараканов! --
возмутился чей-то недовольный голос. -- Хорош отдых, нечего сказать!
     -- Вот-вот! -- вторил ему кто-то. -- Мало того, что заперли нас
здесь, будто мы арестанты какие, так еще режут нашего брата и травят
почем зря. Вон уже двоих укокошили.
     -- Ой, да что это вы такое говорите! -- взвизгнула пожилая женщина
рядом со мной. -- Неужто и нас могут?..
     -- Еще как могут! Это у них запросто.
     -- Ох!..
     -- Чуяло мое сердце -- не к добру все это. Вот и гороскоп то же
говорит.
     -- Что, что говорит?
     -- Что в доме отдыха "Лесной" в котлеты вместо мяса цианистый
калий кладут -- для вкуса, -- сострил кто-то. -- На килограмм хлеба --
три столовые ложки цианистого калия.
     -- Вам все шуточки, а здесь люди мрут... Грех это.
     -- Съездить ему по рогам, чтобы знал, как над мертвыми глумиться!
     -- Я тебе съезжу! Я тебе так съезжу...
     Я смотрел на эти лица и видел их глаза. В одних стоял страх, и
ничего кроме страха, другие пылали гневным огнем, в третьих читалась
мольба о помощи, четвертые жаждали немедленных действий, пятые были
бесстрастны и тусклы -- но чуть заметная тень надежды все же витала в
воздухе, проникая в души людей, и порой ярко вспыхивала в том или ином
взоре, разглаживая морщины и озаряя хмурые лица таинственным светом.
Страсти продолжали бурлить, но паники, похоже, удалось избежать:
уверенный тон и твердый взгляд капитана угрозыска возымели действие.
     -- Товарищи! -- продолжал Щеглов. -- Оснований для паники нет
никаких, поэтому не стоит препираться и накалять обстановку взаимными
упреками и угрозами. Вы видите, как нам не повезло с погодой. Мы
оказались в буквальном смысле в плену, и выбраться из него пока нет
никакой возможности. Поэтому очень вас прошу, товарищи, держите себя в
руках и не лезьте в бутылку по пустякам. Наша сила в единстве, только
сообща мы сможем одолеть и стихию, и неведомую злую волю, если,
конечно, она существует. Потерпите немного, друзья, а я в свою очередь
приму все меры, чтобы докопаться до истины.
     К нам пробился седой доктор, так кстати оказавшийся в столовой в
момент отравления, и обратился к Щеглову:
     -- Можете рассчитывать на мою помощь, капитан.
     -- С удовольствием приму ее, если возникнет необходимость, --
ответил Щеглов, -- но в данный момент...
     -- В данный момент, -- перебил его доктор, -- я хотел бы обратить
ваше внимание на одну деталь: раз отравление произошло в столовой, то
яд наверняка попал в организм вместе с пищей.
     -- Допустим.
     -- А пища готовилась работниками столовой, то есть поварами. Мой
вам совет: начните с них.
     -- Да-да, -- подхватил кто-то, -- такого безобразия допускать
никак нельзя. Арестуйте этих мерзавцев.
     Щеглов улыбнулся.
     -- Не волнуйтесь, товарищи, и расходитесь по своим номерам.
Надеюсь, в самое ближайшее время мне удастся найти виновника этого
трагического события.

     7.

     На часах было без трех минут три, когда мы с Щегловым вернулись в
номер. Щеглов достал из чемодана миниатюрную рацию и передал в эфир
сообщение о сложившейся в доме отдыха обстановке с просьбой о
немедленной помощи. Но ответа он не получил.
     -- Странно, -- нахмурился он, -- очень странно.
     Он подошел ко мне вплотную и с усердием потер подбородок.
     -- То, что сообщил тебе доктор Сотников, очень и очень важно. Все
оказывается намного сложнее и гораздо серьезнее, чем я думал сначала.
Последняя смерть наверняка имеет отношение к предыдущей, и обе они, по
моему разумению, каким-то образом связаны с сообщением врача.
Центральная фигура здесь -- Артист, однако какова его роль во всех этих
событиях, остается только гадать. Но я обязательно докопаюсь до истины.
     -- Вы действительно полагаете, что этого несчастного отравили? --
спросил я.
     -- Это не вызывает у меня сомнений, -- ответил Щеглов, -- неясно
лишь, кто мог это сделать и зачем... Не следует забывать, -- продолжил
он после небольшой паузы, -- что в подвале скрывается целая вооруженная
банда. События могут развернуться таким образом, что они выползут на
свет Божий, -- и тогда последствия непредсказуемы. Нужно во что бы то
ни стало не допустить этого. Но ничего, к вечеру, надеюсь, сюда
прибудет опергруппа, и тогда мы сумеем обезвредить этих головорезов...
Тсс, сюда кто-то идет!
     В номер без предупреждения вошел Мячиков, а чуть погодя --
директор и седой доктор. После недолгого совещания директор был
отправлен на поиски поваров, готовивших сегодняшний обед, но поиски эти
не увенчались успехом.
     -- Их нигде нет, -- дрожащим голосом произнес он, вернувшись. --
Словно сквозь землю провалились.
     -- Сквозь землю, говорите, провалились? -- вкрадчиво, с недобрыми
интонациями в голосе произнес Щеглов и стремительно шагнул к директору;
тот отшатнулся к стене и замер. -- И как же вы объясните сей факт, вы
-- ответственный административный работник, а? Я вас спрашиваю!
     Я чувствовал, что Щеглов сейчас взорвется, но он сдержался.
Директор весь съежился и покрылся испариной. Несмотря на высокий рост
он казался сейчас маленьким и щуплым, глазки его испуганно метались, не
находя себе места. Все молчали, ожидая развязки. Мячиков чему-то
ухмылялся.
     -- Так где же они? -- допытывался у директора Щеглов. -- Только не
говорите, что не знаете. Здание они покинуть не могли, потому что это
невозможно, а здесь, внутри, спрос за их исчезновение целиком и
полностью с вас. Вам ясно? -- Директор кивнул, судорожно сглотнув. --
Кого вы прячете в подвале?! -- рявкнул вдруг Щеглов.
     Последний вопрос прогремел словно гром среди ясного неба, причем
не только для директора, но и для всех нас. Директора же он буквально
пригвоздил к стене.
     -- Н-никого, -- заикаясь, пробормотал он. -- В к-каком подвале?
     -- Сами знаете в каком. Дайте ключи!
     -- Ключи?
     -- Да-да, ключи! Ключи от подвала. Принесите их мне, и немедленно!
     Щеглов вплотную приблизился к директору, сверля его немигающим
взглядом.
     -- Ну, живо! Ключи!
     Директор буквально на глазах наливался кровью. Он багровел столь
стремительно, что я искренне опасался за его здоровье. Глаза его злобно
сверкнули.
     -- Не будет вам никаких ключей, -- прохрипел он внезапно,
доведенный до отчаяния; подобная метаморфоза порой случается с трусами,
загнанными в угол, и тогда они способны проявлять чудеса храбрости и
героизма.
     -- Вот как? -- вскинул брови Щеглов. -- По какой такой причине?
     -- Не будет -- и точка, -- заявил директор, постепенно выпрямляясь
и обретая уверенность. -- Не дам.
     -- В таком случае я вынужден буду арестовать вас, -- официальным
тоном произнес Щеглов.
     -- Что ж, попробуйте, -- усмехнулся директор, приближаясь к двери.
     Я случайно взглянул на Мячикова и вздрогнул: губы его искривились
в злорадном оскале, глаза мстительно сверкали. Что-то
отвратительно-холодное, подобно змее, заползло мне в душу. Таким я его
еще никогда не видел. Директор тем временем открыл входную дверь и уже
с порога бросил, слегка повернувшись к Щеглову:
     -- Устал я от всего этого, капитан, разбирайтесь сами. Осточертело
все, дальше некуда... и вы, со своими дурацкими вопросами, и эти, чтоб
их... А-а, ну вас всех!.. -- Он махнул рукой и вышел.
     Какое-то время в номере царило тягостное молчание. Наконец Щеглов
нарушил его:
     -- Он трижды прав -- арестовать его я не в силах. Пока не в силах.
Ну ничего, мы к этому еще вернемся...
     Последующие три часа Щеглов посвятил опросу возможных свидетелей.
Забегая вперед, скажу, что покойным оказался некий пенсионер Потапов,
тихий, нелюдимый человек, практически ни с кем не общавшийся и до
крайности замкнутый. Ни мое, ни мячиковское присутствие во время опроса
свидетелей Щеглов не одобрил (опрос проводился в нашем номере), поэтому
Мячиков заперся у себя, сославшись на внезапно разболевшийся зуб, а я
отправился побродить по коридору.
     Холл был пуст, если не считать Сергея, который сидел у
выключенного телевизора. Я подсел к нему.
     -- Как самочувствие? -- поинтересовался я.
     Он мрачно посмотрел на меня и не ответил.
     -- Ну-ну, не падайте духом, -- сказал я. -- Капитан Щеглов -- мой
старый друг, и я вам ручаюсь -- на него мы смело можем положиться.
     -- Да при чем здесь Щеглов! -- вскочил он. -- И без вашего Щеглова
тошно.
     -- Что-нибудь с Лидой? -- забеспокоился я.
     Он раздраженно вскинул брови.
     -- С Лидой? А что с ней может случиться?
     -- Не обижайте ее, она прекрасная девушка.
     -- Не ваше дело! -- отрезал Сергей.
     Я поднялся, пожал плечами и молча покинул его. Разговор с ним едва
ли доставил мне удовольствие.
     Я бесцельно болтался по зданию, заглядывая во все дыры и надеясь
почерпнуть какую-нибудь ценную информацию, но таковая почему-то не
попадалась. Вскоре я вновь оказался у нашего номера.
     Из-за неплотно прикрытой двери доносились голоса. Я невольно
прислушался.
     -- Послушай, капитан, я дам тебе дельный совет, -- услышал я
грубый, нагловатый голос, -- не суй ты нос не в свои дела. Я ничего не
имею лично против тебя, но кое-кому может не понравиться твоя прыть.
     -- Без угроз, Старостин, -- донесся до меня спокойный, ровный
голос Щеглова. -- Кто отравил Потапова?
     -- Потапова? Какого Потапова? Не знаю я никакого Потапова.
     -- Это дело рук Артиста?
     -- А ты у него сам спроси.
     -- Кто такой Самсон? Отвечайте, Старостин! Поймите, откровенность
в ваших же интересах.
     -- Да? Какое интересное наблюдение!.. Повторяю, умерь свою прыть,
сыщик. Что касается Самсона, то это не твоего ума дело, а Артиста лови
сам, мешать не буду, но и на помощь не рассчитывай. Учти, переступишь
черту дозволенного -- получишь пулю в затылок. Понял? Ты жив только
потому, что не приносишь вреда, если же будешь болтаться под ногами,
тебя отшвырнут, как шелудивого пса. Усвоил, сыщик? Привет Артисту.
     Дверь распахнулась, и из нее уверенной походкой, вразвалку,
вывалился долговязый алтаец. Я едва успел отскочить в сторону и
притаиться за дверью. Старостин -- а именно так называл его Щеглов --
не спеша двинулся в сторону холла.
     Опрос свидетелей продолжался. Следом за Старостиным Щеглов вызвал
соседа Потапова по номеру и на этот раз плотно закрыл за собой дверь. Я
же, не зная, как убить время, заглянул к Мячикову. Григорий Адамович
был бледен и выглядел неважно.
     -- Зубы, -- посетовал он. -- У меня в это время года всегда зубы
болят. Дело-то к весне.
     Я выразил ему свое сочувствие и, решив не беспокоить, оставил его
одного.
     День близился к концу, и за окном уже стемнело. Снег перестал
валить так же внезапно, как и начался, небо очистилось, обнажив
темно-синюю, почти черную бездну с редкими, чуть мерцающими звездами.
Столбик термометра поднялся еще на два деления, не по-зимнему теплый
воздух плавил снег, превращая его в мутную, бурлящую воду, потоками
низвергающуюся с крыши. Вокруг здания образовалось снежно-водяное
месиво. Оно таяло, превращая низину в озеро, а наш дом отдыха -- в
некую пародию на неприступный средневековый замок, полный привидений.

     8.

     Мне на ум пришла великолепная идея: а не принять ли душ? Бесцельно
слоняясь по безлюдному зданию, я совершенно случайно наткнулся на
душевую, которая располагалась в самом конце коридора второго этажа,
как раз под нашим с Щегловым номером. На второй этаж меня занесла
надежда еще раз потолковать с доктором Сотниковым, но надежде этой не
суждено было сбыться: дверь в кабинет врача была безнадежно заперта и
на стук никак не реагировала, а где находились его жилые апартаменты, я
не знал.
     Захватив банные принадлежности и смену белья, я отправился в
душевую. Душевая оказалась на редкость чистой и уютной и представляла
собой несколько отдельных кабинок, каждая из которых снабжена была
собственным душем и дверцей. Выбрав одну из них, я зашел внутрь и как
бы между прочим отметил про себя, что для вновь вошедшего я наверняка
останусь незамеченным, если дверцу прикрыть -- и я ее прикрыл. Вода
оказалась чуть теплой, поэтому я решил не задерживаться здесь.
Вымывшись на скорую руку и дрожа от холода, я выключил воду и начал с
пристрастием растирать себя полотенцем. Казенное полотенце было жестким
и шершавым, словно наждачная бумага, но меня вполне устраивало и такое.
Вытершись насухо и почувствовав небывалый прилив бодрости и сил, я
хотел было покинуть кабинку, но... но вовремя остановился. К душевой
приближались чьи-то голоса. Я без труда узнал долговязого Старостина и
еще одного алтайца. Оба вошли в помещение душевой. У меня исчезли
последние сомнения относительно цели их появления здесь: они тоже
решили принять душ. Я растерялся и упустил тот момент, когда еще мог
выйти из кабинки, не вызвав у них подозрений. Но теперь, когда момент
был упущен, я решил затаиться и ждать, надеясь лишь на свою счастливую
звезду, которая, к слову сказать, до сих пор верно служила мне. Не
подвела она меня и в этот раз: ни одному, ни другому алтайцу не пришло
в голову сунуться в мою кабинку, они расположились рядом -- один слева,
другой справа от меня. Таким образом, я оказался между ними; застыв в
неподвижности, я боялся даже дышать. Не знаю, что бы они сделали,
обнаружив меня здесь, по крайней мере шанс, и немалый, остаться здесь
навсегда с проломленным черепом, у меня, безусловно, был. Почти
одновременно они включили воду и, не опасаясь, что их кто-то может
услышать, продолжили прерванный разговор. Я же слышал каждое их слово.
     -- Сыскник копает под Самсона. Знать бы, кто капнул. -- Это явно
был голос долговязого.
     -- Лекарь, кто же еще.
     -- Думаешь?
     -- Больше некому. Я давно говорил, что этот мозгляк стучит.
     -- Пустить бы ему кровь, чтоб не вякал!
     -- Это не нашего с тобой ума дело. Пусть с ним шакалы из
"преисподней" разбираются. Наша задача -- выйти на Клиента.
     -- Выйти! Знать бы, как он выглядит, этот Клиент. Его ж никто,
кроме Артиста и Филимона, в лицо не видел.
     -- И куда это Филимон запропастился? Уже двое суток, как он должен
объявиться. Может, менты на хвост сели?
     -- Вряд ли. Не тот Филимон человек, чтобы ментам зад подставлять.
Скорее застрял где-нибудь по пути -- дороги-то все развезло.
     -- Чертова погода! А без него нам Клиента не опознать. Артист
запросто может нас обставить.
     -- Вот именно. За Артистом нужен глаз да глаз.
     -- Самсон говорил, он номер зачем-то меняет. По-моему, неспроста
все это.
     -- У него марафет иссяк, вот он и мечется.
     -- Да, я слышал. Он затем к Самсону и приходил, чтобы марафетом
разжиться, но к Самсону обращаться все равно что в небо плевать.
     -- Не наше это дело, пусть об этом у Баварца голова болит. Нам
нужно Клиента в оборот взять, только как это сделать, ума не приложу.
     -- Раз Филимона нет, то только через Артиста. Сам Клиент к тебе на
поклон не пожалует.
     -- Артист играет ва-банк и делиться ни с кем не станет. Уж я-то
его знаю.
     -- Его можно купить. По-моему, у Баварца есть кое-какие мысли на
этот счет.
     -- Купить? Чем же? На рубли он не клюнет, а зелененьких у Баварца
нет и никогда не было.
     -- Есть одна валюта, которую Артист ценит больше всех зелененьких,
вместе взятых.
     -- Марафет!
     -- Точно. И к Самсону он