рживая ее за талию. Когда мы достигли дна колодца, я
снова поднялся наверх и задвинул крышку люка.
     Но прежде чем окончательно поставить ее на место, где-то вдалеке я
услышал беспорядочные выстрелы. Ломиться в дверь тут же перестали.

     12.

     Я спустился вниз, ощупью нашел руку Кати, так и не пришедшую в
себя от потрясения, и потащил ее вслед за собой по подземному тоннелю.
Она не сопротивлялась. Я хорошо запомнил, с какой стороны пришел сюда,
и решил двигаться в прежнем направлении -- туда, где еще не ступала моя
нога и где я надеялся найти выход. Снова потянулись бесконечные метры
этого мерзкого тоннеля, до половины заполненного гнилой водой. Мы
миновали небольшой, градусов под сто пятьдесят, поворот и двинулись
дальше. Внезапно я уперся головой во что-то твердое. Я поднял глаза и
едва сумел различить во тьме, что тоннель кончился и передо мной глухая
бетонная стена. Трубы, сопровождая нас на протяжении всего пути, теперь
устремились вверх. Я выпрямился и расправил затекшее тело; девушка
последовала моему примеру. Она молча сносила все тяготы этого ужасного
путешествия, вызывая во мне чувство восхищения.
     -- Еще немного, -- подбодрил я ее, -- и мы выберемся отсюда.
     Хотелось бы мне самому в это верить!
     Вертикальный лаз, вдоль которого шли теперь трубы, был узок, но не
настолько, чтобы в него не мог протиснуться человек моей комплекции. Я
нащупал на стене ржавые стальные скобы и начал подниматься наверх.
Автоматы, болтавшиеся у меня на шее, мешали мне двигаться, но я
старался не обращать внимания на эти мелочи.
     -- Не отставайте, Катя! -- шепнул я девушке.
     Узкая полоска света внезапно ударила мне в глаза. Скобы кончились,
как, впрочем, и сам лаз, дальше трубы были замурованы в
теплоизоляционные материалы и бетон. Я стоял на предпоследней скобе,
спиной прислонившись к трубе, и с надеждой смотрел на щель между
неровным краем бетонной панели и деревянным щитом, который в этом месте
заменял участок стены. За щитом отчетливо слышались голоса. Я приник к
щели. В поле зрения попало распахнутое окно, обшарпанные стены, чуть
левее -- пустой шкаф со стеклянными дверцами, на котором пылились
спортивные кубки и глобус с дырой на месте Саудовской Аравии... Сердце
бешено забилось. Так я же вернулся туда, откуда начал свой путь!
     Прямо передо мной возникла физиономия седого доктора.
     -- Иван Ильич! -- заорал я что было мочи и забарабанил в щит. --
Откройте скорее! Это я, Максим!
     В два счета щит был сорван со стены, и я оказался в объятиях
седого доктора. Кто-то помог выбраться обессилевшей Кате.
     -- Вот не знал, что в этом доме привидения водятся, -- похлопал
доктор меня по плечу и улыбнулся. -- Рад вас видеть живым и здоровым,
Максим. Вы как нельзя более кстати. Рассказывайте, что с вами
произошло, только покороче.
     В двух словах я поведал доктору обо всем, что со мной произошло с
момента нашего с Фомой бегства из спортзала. Помимо нас в помещении
оказалось еще несколько человек. Они плотным кольцом обступили меня и с
жадностью слушали мой сбивчивый и торопливый рассказ.
     -- Жаль ребят, -- печально произнес доктор, имея в виду Фому и
Лиду. -- Но надежды терять не будем, возможно, им повезло, как и вам...
Ого, я вижу, вы не с пустыми руками! -- Он кивнул на мой арсенал. --
Помогите, товарищи!
     Меня вмиг разоружили, и я с облегчением вздохнул. Доктор бережно
взял один автомат в руки.
     -- "Калашников". Отличная машина, скажу я вам, только я ее уже не
застал. Меня ведь в самом начале сорок пятого мобилизовали, а тогда
другие красавцы на вооружении были. Что ж, придется, видать, и из этого
пострелять. Вспомним молодость, мужики, а?
     -- Вспомним, вспомним! -- дружно ответило ему сразу несколько
голосов. -- Фашиста били, и этих подонков побьем. Не впервой, поди.
     Помимо доктора моим арсеналом завладели еще четверо мужчин.
Несмотря на их преклонный возраст, все они горели желанием сразиться с
бандитами и отстоять свои жизни и жизни остальных пленников. Я понял,
что оружие попало в надежные руки -- передо мной были бывшие
фронтовики.
     Тут только я заметил, что губа у доктора рассечена. Он поймал мой
взгляд и махнул рукой.
     -- Не обращайте внимания, Максим. Это мерзавец Курт мне удружил.
Ну ничего, попадется он мне...
     Мне вспомнились слова Лиды о том, как доктор бросился ей на
выручку и как получил удар сапогом в лицо. Я выразил ему свое
сочувствие.
     -- Да что я, -- сказал доктор, -- вот Сергею действительно
досталось.
     -- Сергею? -- удивился я.
     Чтобы рассеять мое недоумение, Иван Ильич поведал мне следующее.
Вскоре после нашего бегства в спортзал явился Смурной. Осмотрев
пленников, он обратил внимание на Лиду -- единственную молодую девушку
среди них, схватил ее за руку и поволок за собой. Она отбивалась,
кричала, звала на помощь, но Смурной лишь ухмылялся в ответ и рычал
что-то похабное. Сергей попытался было возразить против подобного
обращения с супругой, но дальше этого беззубого протеста у него дело не
пошло. Смурной даже не обернулся. И тогда Иван Ильич бросился на
бандита, но Курт, до сих пор безучастный ко всему происходящему,
молниеносным ударом сшиб несчастного доктора с ног. Смурной, уже в
дверях, обернулся и загоготал, а Курт со скучающим видом уставился в
окно. Прошло минут пять. Доктор, вернувшись к теннисным столам, не
спускал глаз с Курта. И тут произошло неожиданное. Сергей, в груди
которого все клокотало, с перекошенным от гнева лицом стремительно
ринулся на Курта, и не успел тот глазом моргнуть, как оба уже
покатились по полу. Схватка была короткой и жестокой. Обладавший
гораздо большим опытом в драках и нанесении телесных увечий, Курт в два
счета сбросил с себя противника, хотя и превосходящего его силой,
выхватил из-за пояса нож и нанес Сергею сильный удар в область лица. К
счастью, Сергей увернулся, и нож лишь скользнул по его щеке, распоров
ее. На этом Курт успокоился и в дальнейшем держал противника под
прицелом автомата, а Сергей с помощью доктора вернулся к столам, обещая
расправиться со всей их бандой сразу же, как представится случай. Курт
захохотал, а через десять минут покинул спортзал, так как кто-то позвал
его, и больше не появлялся. Видимо, решил доктор, охрану выставили с
той стороны двери.
     Уход Курта послужил сигналом для активных действий всех пленников.
Чтобы впредь не терпеть издевательств от бандитов, было решено
забаррикадировать дверь и не впускать их внутрь, пока не прибудет
подкрепление от Щеглова -- седой доктор обнадежил людей, что помощь
вот-вот придет и все их беды разом прекратятся. Люди, уставшие от
неизвестности и страха, с готовностью ухватились за эту весть, словно
утопающие за соломинку. По распоряжению доктора (Иван Ильич единодушно
был признан командиром в этот критический час) дверь в спортзал -- а
она открывалась внутрь -- завалили матами, бухтами каната и теннисными
столами, причем сооружение получилось настолько надежным и
впечатляющим, что никакая сила, казалось, свалить его не сможет.
     Доктор же, пока велось возведение баррикады, проник в кабинет
спортинструктора и обнаружил раскрытое окно. Догадаться о том, что мы с
Фомой воспользовались именно этим путем, было для него делом двух
секунд. На случай попытки бандитов проникнуть в спортзал через главную
дверь, решил доктор, сюда можно будет укрыть женщин и наименее
пригодных для боевых действий мужчин. Словом, доктор намеревался
всерьез противостоять вооруженной банде и, если потребуется, подороже
продать свою жизнь. Все без исключения пленники решительно поддерживали
своего командира -- кроме Сергея, который не согласен был ждать ни
минуты, с яростью носился по залу и готов был пробить стену собственным
лбом. И пробил бы, если бы не распахнутое окно, на которое он случайно
наткнулся в кабинете спортинструктора. Его держали впятером,
оттаскивали от окна, и лишь перед самым моим появлением его удалось
уломать. Махнув в сердцах рукой, он убежал в зал, попутно обозвав
доктора и его помощников пособниками бандитов и бесчувственными
кретинами. Нетрудно догадаться, что мой арсенал в составе пяти
автоматов пришелся защитникам баррикады более чем кстати.
     Доктор только успел закончить свой рассказ, как в кабинет влетел
взъерошенный Сергей и сразу же устремился ко мне.
     -- А, Максим! -- обрадовался он и тряхнул меня за плечи так, что я
больно прикусил язык. -- Говори, ты видел ее? Где она? Я знаю, ты видел
ее! Не молчи же!
     Огромный, всклокоченный, со свежим багровым шрамом на левой щеке,
весь перепачканный кровью, с глазами, готовыми испепелить любого,
кипящий, бурлящий, буквально выплескивающий потоки страсти и гнева, --
он совсем не походил на того флегматичного, капризного, вечно
брюзжащего маменькина сынка, каким я его успел узнать за эти дни.
Клянусь чем угодно, но таким он мне был явно по душе! Я улыбнулся --
несмотря на всю трагичность нашего положения.
     -- А-а, ты знаешь, где она! -- он тряс меня как грушу. -- Скажи,
где ты ее видел? Отведи меня туда, и я пришибу того негодяя,
посмевшего... посмевшего, -- он судорожно сглотнул, -- коснуться ее
своими грязными лапами! Веди же меня, Максим?
     Тут он заметил в руках у доктора автомат. Глаза его вмиг вспыхнули
дьявольским огнем.
     -- Вот что мне нужно!
     -- Ну нет, -- доктор крепче сжал оружие, -- эта штуковина мне
самому пригодится. А ты и кулаками поработать можешь -- вон они у тебя
какие.
     -- Верно! -- подхватил кто-то. -- Не трожь пушку! У нас каждый
ствол на счету.
     Сергей заскрежетал зубами и расправил плечи.
     -- Ладно, черт с вами! -- Он порывисто обернулся ко мне. -- Веди,
Максим! Где ты ее оставил?
     Я беспомощно посмотрел на доктора и развел руками. Видимо,
придется мне в третий раз спускаться в этот зловонный тоннель.
     -- Хорошо, Сергей, я покажу тебе дорогу, -- сдался я наконец, --
но, боюсь, ты будешь бессилен что-либо предпринять. -- И я рассказал
ему все, что произошло с Лидой.
     Он застонал, но от решения своего не отказался. И тогда я шагнул к
темному лазу, из которого десять минут назад выбрался с практиканткой
Катей.
     -- Идите, идите, Максим, -- напутствовал меня доктор, -- и будьте
осторожны. Приглядывайте за этим бугаем, чтобы по дурости под пули не
лез, -- сам не уцелеет и девушку не вызволит.
     Я спускался вниз, чувствуя над собой нетерпеливое сопение Сергея,
и в душе радовался и за него, и за Лиду -- дай-то Бог, чтобы с нею все
было в порядке! И еще Фома... Где они сейчас? Живы ли, в безопасности
ли? Сомнения терзали мою душу, неведение не давало покоя...
     Мы уже шли по тоннелю, согнувшись в три погибели; я не видел
Сергея, но отчетливо слышал его громкое дыхание у себя за спиной.
Просто удивительно, как он, при его далеко не миниатюрном телосложении,
умудрился втиснуться в узкий тоннель -- узкий даже для меня!
     -- Стой! -- рявкнул он и схватил меня за плечо. -- Я слышу ее
голос! Это она!
     Я едва удержал равновесие. Не хватало еще, чтобы у этого психопата
начались слуховые галлюцинации! Я прислушался, но ровным счетом ничего
не услышал. Мы как раз находились под люком, который вел в
"преисподнюю". Я пожал плечами (насколько это позволяли габариты
тоннеля) и двинулся было дальше, но Сергей крепко держал меня за полу
пиджака.
     -- Я слышу ее голос, -- упрямо твердил он. -- Она там, наверху. Ты
как хочешь, а я полез.
     -- Не делай глупостей! -- предостерег я его, но было уже поздно:
он проворно карабкался по ржавой лестнице наверх -- туда, откуда чуть
заметно пробивался тусклый, дрожащий свет. Уперевшись головой в крышку
люка, он рывком сдвинул ее в сторону и вылетел из колодца. Не решаясь
оставлять его одного, я последовал за ним.
     Но как только голова моя оказалась вровень с бетонным полом
"преисподней", в десяти сантиметрах от своего носа я неожиданно увидел
чьи-то ноги -- они принадлежали явно не Сергею. Кто-то схватил меня за
плечи и выдернул из люка, словно пробку из бутылки. В следующее же
мгновение я оказался в объятиях Щеглова.

     13.

     -- Вот ты где, Максим, дружище! -- мял он меня своими ручищами. --
Рад видеть тебя целым и невредимым. Честно говоря, боялся я за тебя.
     Я не верил своим глазам. Передо мной стоял и улыбался Щеглов Семен
Кондратьевич собственной персоной! Но когда в двух шагах от люка я
увидел Фому, живого и ухмыляющегося, а чуть поодаль -- Лиду в объятиях
счастливого Сергея, мне стало ясно, что мир поистине полон чудес.
     Описывать свои чувства я не стану, замечу лишь, что все это
походило на сказочный сон или на проделки доброго волшебника. Фома
крепко стиснул мою ладонь, а Лида едва сдерживала слезы счастья, когда
обеими руками держала своего героя-супруга, чтобы вновь не потерять
его. Тогда-то я впервые увидел, что Сергей способен улыбаться. И улыбка
эта, надо сказать, весьма ему шла, буквально на глазах преображая
объятого праведным гневом мужчину в беззаботного подростка, еще
по-детски наивного, но уже осознающего себя личностью. Словом, все
закончилось просто превосходно. Впрочем, это был еще не конец.
     Я осмотрелся. В "преисподней" царил полумрак. Ни одна из лампочек
не горела -- видимо, кто-то прекратил подачу электропитания. Помещение
освещалось несколькими карманными фонарями, развешанными по стенам
подвала, но толку от них было не больше, чем от светлячков в ночном
лесу. Помимо нас пятерых, здесь находилось еще несколько человек, но
сколько их было и как они выглядели, я разглядеть не мог из-за явно
недостаточного освещения. Скорее по наитию и логике вещей, чем в
результате наблюдения, я понял, что Щеглов вернулся в дом отдыха не
один, а с обещанным подкреплением, этими сумрачными, полуневидимыми,
неподвижными силуэтами. Они старались не попадать под прямые лучи
света, отбрасываемые фонарями, -- сказывалась профессиональная привычка
все видеть самим и оставаться незримыми для вероятного врага -- и все
же у двоих или троих я заметил в руках блеснувшее оружие. Как Щеглов
попал сюда, в это бандитское логово, оставалось для меня загадкой -- до
тех пор, конечно, пока гений современного сыска не развеял моего
неведения. Тогда же я узнал историю Фомы и Лиды.
     -- Когда мы оцепили здание дома отдыха со всеми его пристройками,
-- рассказывал Щеглов, -- перед нами встал вопрос: как проникнуть
внутрь незамеченными? Мы тогда уже поняли, что в доме творится что-то
неладное, и в открытую занимать здание не рискнули -- я знал, что здесь
находится около тридцати несчастных "отдыхающих", которые в любой
момент могут быть превращены в заложников. Нам удалось незаметно занять
постройки, примыкающие к зданию, и как следует укрепиться на этом
рубеже. -- Я вспомнил неясные силуэты, виденные мною в окне одного из
домиков, и все понял. -- Потом внезапно началась стрельба, хотя никто
из наших ребят себя не обнаружил -- за это я ручаюсь. И вот тут-то
появилась эта парочка, -- Щеглов кивнул на Фому с Лидой. -- Правда, был
еще третий, но он сразу же исчез.
     -- Это же был я! -- воскликнул я.
     -- Теперь-то я знаю, что это был ты, а тогда твое исчезновение
внесло замешательство в ряды нашей группы. Но вот этот молодой человек,
-- он снова кивнул на Фому, -- вовремя ввел нас в курс дела.
     -- Я ведь не знал, Максим, -- смущенно произнес Фома, -- что эти
люди -- из милиции...
     -- Мы решили, -- вставила свое слово Лида, -- что попали в лапы к
бандитам.
     -- Вот-вот, -- подхватил Фома, -- потому я и поспешил захлопнуть
крышку люка. Зачем, думаю, всем троим пропадать?
     -- Спасибо, Фома, -- с чувством произнес я.
     Он махнул рукой.
     -- А вышло так, что я оказал тебе медвежью услугу. Пока выяснили
наши личности, прошло достаточно времени, чтобы ты успел скрыться.
     -- Но это было бы еще полбеды, -- нетерпеливо перебил Фому Щеглов,
-- если бы наши ребята, наткнувшись на этих искателей приключений, не
обнаружили себя. Началась перестрелка, и мы довольно скоро вынудили
Баварца и его компанию прекратить огонь. Тем временем я, старший
лейтенант, -- он ткнул пальцем куда-то в темноту, -- и еще несколько
человек воспользовались канализационным колодцем, чтобы проникнуть в
здание, -- а идея эта, бесспорно, твоя, за что мы тебе очень благодарны
-- и попали сюда. Если не ошибаюсь, это и есть "преисподняя".
     Я кивнул.
     -- Совершенно верно. Я здесь тоже успел побывать и случайно стал
свидетелем еще одного убийства.
     -- Ты имеешь в виду шеф-повара? -- спросил Щеглов с интересом. --
И что же здесь произошло?
     Я рассказал ему все -- с того самого момента, как надо мною
впервые захлопнулась крышка люка канализационного колодца. И только
закончив рассказ, я заметил, что Щеглов -- не единственный мой
слушатель: рядом с ним стоял молодой блондин с погонами старшего
лейтенанта и напряженно ловил каждое мое слово.
     -- Значит, у них теперь есть оружие, -- подытожил Щеглов,
закуривая. -- Прекрасно! В случае опасности они смогут оказать
сопротивление банде. Я сразу понял, что на Ивана Ильича можно
положиться. Слышите, старший лейтенант?
     -- Да, -- отозвался тот, -- это меняет дело. Но против банды им
все равно не выстоять. Я считаю, что пора принимать решительные меры.
     -- Не такой дурак Баварец, -- возразил Щеглов, -- чтобы устраивать
перестрелку со своими же пленниками. Нет, он поступит по-другому --
объявит их заложниками и вступит с нами в переговоры.
     Старший лейтенант нахмурился.
     -- Я должен связаться с командиром, -- сказал он и исчез в
темноте.
     -- Семен Кондратьевич, -- дернул я Щеглова за рукав, -- у меня
есть одна мысль. Что, если переправить людей, запертых в спортзале,
сюда, в "преисподнюю"? Здесь они окажутся под защитой прибывшей группы.
Как вы считаете?
     Щеглов с сомнением покачал головой.
     -- Одно дело -- ты, и совсем другое -- пожилые женщины и больные
старики. Я сам шел по этому проклятому тоннелю и знаю, что это такое.
Нет, они там не пройдут.
     -- Пройдут, Семен Кондратьевич! -- горячо возразил я. -- Ручаюсь
вам!
     -- А по-моему, -- раздался сзади решительный голос старшего
лейтенанта, -- к предложению товарища Чудакова следует прислушаться.
Переправив сюда пленников, мы, с одной стороны, решим вопрос с
заложниками -- и тем самым упредим возможность переговоров с Баварцем
как с хозяином положения, а с другой -- развяжем себе руки. Пока люди
находятся в спортзале, мы не вправе ими рисковать. Пройти же по тоннелю
им помогут мои ребята.
     Щеглов с пристрастием тер подбородок.
     -- Надо все взвесить, прежде чем принимать решение, -- сказал он.
     -- Я уже все взвесил, капитан, -- безапелляционно заявил старший
лейтенант и отдал лаконичное распоряжение кому-то в темноте. Две тени
бесшумно метнулись к люку и исчезли в нем.
     Щеглов беспомощно развел руками.
     -- Увы, когда требуется поработать головой, зовут старика Щеглова,
но как дело доходит до драки, обходятся теми, у кого ноги длиннее да
кулаки поувесистее. Впрочем, я не в обиде, у каждого своя сфера
деятельности.
     В этот момент в наружную дверь трижды громко постучали.

     14.

     -- Эй, мусора, с вами Баварец говорить желает!
     Щеглов и старший лейтенант переглянулись.
     -- Вы позволите мне вести переговоры? -- учтиво поинтересовался
Щеглов у старшего лейтенанта. Тот пожал плечами.
     -- Разумеется, капитан. Вы старший по чину.
     -- Благодарю.
     -- Так что передать Баварцу? -- снова послышалось из-за двери.
     -- Никаких переговоров ни с Баварцем, ни с кем-либо другим мы
вести не будем, -- крикнул Щеглов. -- Разговор возможен только в случае
добровольной сдачи всей банды на наших условиях. Слышите, на наших!
     -- Э, нет, мусор, условия диктовать будем мы, это ты усвой себе
как таблицу умножения. Иначе готовь три десятка гробов под весь свой
престарелый контингент. В случае отказа от переговоров в десятиминутный
срок заложники будут уничтожены.
     -- Ну, что