я говорил, -- вполголоса произнес Щеглов, переводя
взгляд с меня на старшего лейтенанта.
     -- Вот именно, -- огрызнулся тот. -- Потому и необходима
немедленная эвакуация людей из спортзала.
     Щеглов кивнул. Справедливость замечания старшего лейтенанта была
очевидной.
     -- Хорошо. Пусть Баварец войдет сюда. Через две минуты дверь будет
открыта. И предупреждаю -- без фокусов! Любая неосторожность с вашей
стороны будет расценена как провокация и повлечет за собой ответные
действия со стороны нашей. Не забудьте включить здесь свет.
     -- Свет будет.
     -- Баварцу оружия с собой не брать.
     -- Баварец никогда не носит оружия, -- надменно отозвались из-за
двери.
     -- Это действительно так, -- шепнул я Щеглову. -- Я дважды видел
его, и оба раза он был без оружия.
     -- Вот как? -- поднял брови Щеглов. -- Интересный тип.
     Внезапно вспыхнул свет. Я увидел около десятка крепких парней с
автоматами, рассредоточившихся по подвалу. Они замерли в напряженных
позах, ожидая появления главаря банды. Один из них, повинуясь приказу
старшего лейтенанта, открыл дверь. В углу, у дивана, лежало чье-то
грузное тело, покрытое грязной скатертью, снятой со стола. "Харитонов!"
-- догадался я.
     Дверь со скрипом отворилась, и на пороге возник Баварец. Лицо его
было спокойно и безмятежно.
     -- Здравствуйте, господа, -- возвестил он. -- Имею честь
представиться -- Баварец. Волею народа избран в председатели местного
добровольного общества вольных стрелков. Прошу любить и жаловать.
     -- Прекратите кривляться, -- строго сказал Щеглов.
     Баварец закрыл за собой дверь и не спеша приблизился к нам.
Наибольший интерес у него вызвала фигура Щеглова.
     -- Если не ошибаюсь, вы -- Щеглов?
     -- Да, я старший следователь МУРа капитан Щеглов.
     -- Ваши звания мало интересуют меня, господин Щеглов. Некоторый
интерес вы у меня вызываете исключительно как личность, ваше же место в
структуре доблестных правоохранительных органов и выполняемые вами
функции оставьте для ваших биографов и почитателей. Надеюсь, я удостоен
чести вести переговоры лично с вами, господин Щеглов?
     -- Во-первых, не господин, а...
     -- Да-да, я знаю, господ у нас еще в семнадцатом под корень
пустили. Теперь либо товарищи -- это если по одну сторону колючей
проволоки, либо граждане -- если по разные. Так ведь, гражданин
начальник?
     -- Довольно! -- рассердился Щеглов. -- Здесь вам не балаган!
     -- Вот именно. Здесь мой дом, и вы в него вторглись -- без
приглашения, заметьте. В Англии, например, есть хороший обычай,
согласно которому дом мой есть крепость моя.
     -- Вы не в Англии.
     -- К величайшему моему сожалению. Верю, что и к вашему тоже.
Впрочем, не будем щепетильными, вспомним старое доброе русское
гостеприимство! Прошу к столу, господа!
     Он сделал широкий жест рукой, как бы приглашая нас приступить к
несуществующей трапезе, и отвесил шутовской поклон. Говорил он тихо,
монотонно и на редкость спокойно. Я видел, что его спокойствие выводит
Щеглова из себя. Глаза Баварца были пустыми и бесцветными, как стекло.
Более серую, невзрачную, обыденную фигуру трудно было представить -- и
тем загадочнее, непостижимее казался он нам. Было совершенно очевидно,
что он не испытывал ни малейшего страха.
     -- Или вы прекратите паясничать, -- решительно заявил Щеглов, --
или на этом наша беседа прекратится.
     -- Прошу покорнейше извинить меня, господин Щеглов, за мои
дурачества. Виновата скука, господа, скука да тоска зеленая, довели
меня, грешного, до ручки. Потому и оружия не ношу, чтобы развеяться
как-то, -- ан нет, скука не уходит, подлая, гложет изнутри, толкает на
авантюры. Вот, к примеру, с месячишко назад пощипали мы дачку одного
видного фрукта, из ваших, из партийных. Шмотки кое-какие, аппаратура,
стекло-фаянс-хрусталь... Тут и шибануло меня по башке: а не сыграть ли
тебе, Баварец, в благотворительность? Чем я хуже каких-то вшивых
кооперативов, которые могут позволить себе шикануть и кинуть пару
кусков в голодные рты российского обывателя? Ну и шиканул. Нашел одного
бродягу и отвалил ему десять кусков в руки -- на, говорю, жри, нищая
твоя душонка, и помни Баварца. Так его аж затрясло, заколотило от
страха, а на следующий день понесло в милицию, где он и сдался властям
со всеми потрохами и щедрым моим подношением.
     Зато если б я его позвал грабануть кого-нибудь или кооператив
какой пощупать -- с радостью побежал и за честь приглашение счел бы, а
уж в добро награбленное вцепился бы -- не оторвешь. А здесь -- нате --
спасовал, не понял порыва благородной души, струсил, мерзавец. А все
потому, что порочен русский мужик до самых корней своих. Потому и
скучно мне жить, господа, так скучно, что страх потерял. Вокруг одно
быдло, зверье да хамье... -- он махнул рукой.
     Эта странная исповедь произвела на меня удручающее впечатление.
Ясно было одно: Баварец жаждал высказаться, все равно перед кем, даже
перед следователем МУРа, но обязательно высказаться, высказаться с
одной лишь целью -- развеять одолевшую его тоску, пощекотать себе
нервы, утратившие способность реагировать на все человеческое, сыграть
ва-банк с судьбой -- и выиграть. Беда его была в том, что он всегда
выигрывал. Но в схватке с Щегловым скуку его как рукой снимет, в этом я
был уверен.
     Баварец спохватился, хлопнул себя по лбу и направился в дальний
конец подвала. Повинуясь чуть заметному кивку старшего лейтенанта, двое
его сотрудников последовали за ним. А Баварец тем временем, откинув
штору, проник в неожиданно открывшееся крохотное помещение; кроме
неказистой тумбочки, узкой койки и распятия над ее изголовьем, там
ничего не было. Через секунду Баварец появился вновь. В руках у него
красовались две бутылки коньяка.
     -- Вот! -- грохнул он их на стол. -- Прошу, господа, испить. Этого
добра у нас навалом.
     -- Уберите сейчас же! -- грозно потребовал Щеглов. -- И давайте
приступим к делу.
     -- Воля ваша, -- пожал плечами Баварец, -- мое дело предложить.
     Метко прицелившись, он швырнул обе бутылки в стоявший у стены
мусорный бак. Бак отозвался звоном разбившегося стекла.
     -- Мои условия следующие, -- бесстрастным тоном произнес Баварец,
резко поворачиваясь к Щеглову. -- Вы предоставляете мне вертолет с
пилотом, а я возвращаю вам заложников целыми и невредимыми. На все
раздумья вам отводится четверть часа. -- Он взглянул на часы. -- Сейчас
пятнадцать тридцать. Если в пятнадцать сорок пять вертолет не будет
подан, вопрос с заложниками решится крайне неблагоприятно для них, да и
с вас, уверен, звездочки полетят. И никаких...
     Он осекся и уставился на меня. От его холодного, рыбьего взгляда
меня пробрала дрожь аж до самых мизинцев ног. Я отлично понял, что
означал этот взгляд: он вспомнил, что видел меня в спортзале вместе со
всеми пленниками, и теперь ломал голову над тем, как я оказался здесь.
Баварец настороженно и на этот раз более тщательно оглядел подвал, и
при виде Фомы, Сергея и Лиды недобрый огонек сверкнул в его глазах. Он
криво усмехнулся и произнес, глядя прямо в глаза Щеглову:
     -- Поздравляю, капитан! Вам удалось-таки слегка развеять мою
скуку, но, думаю, ненадолго. Итак, срок поставлен! Пятнадцать сорок
пять, и ни минутой позже. Адью, господа!
     -- Э, нет, так дело не пойдет, -- остановил его Щеглов. -- Мы вас
выслушали, теперь выслушайте и вы нас. В поставленный вами срок вся
ваша банда сдает оружие и прекращает сопротивление, иначе...
     -- ...иначе, -- резко перебил его Баварец, -- я прикажу уничтожить
заложников, -- он взглянул на меня, -- по крайней мере тех из них, кто
там остался. И довольно болтать, время работает не на вас.
     Он повернулся и беспрепятственно вышел.

     15.

     Несколько секунд царило молчание.
     -- Опасный тип, -- сказал наконец Щеглов. -- Опасный и отчаянный.
Как вы думаете, старший лейтенант?
     Но старший лейтенант, воспользовавшись портативной рацией, в этот
момент докладывал о результатах переговоров командиру подразделения
ОМОН. Получив инструкции, он отдал распоряжение своим парням, и те
мгновенно пришли в движение.
     -- Майор приказал немедленно спасать людей, -- жестко сказал он,
повернувшись к Щеглову. -- Через канализационный люк, -- добавил он,
взглянув на меня.
     -- Иного выхода, нет, -- кивнул Щеглов. -- Баварец наверняка
понял, что у спортзала есть второй выход, и постарается перекрыть его.
     Крышка люка вдруг загремела, и в образовавшейся бреши показался
один из парней, посланных старшим лейтенантом. Он легко выпрыгнул из
люка и помог выбраться пожилой женщине -- одной из тех, кто оставался в
спортзале. Женщина едва дышала, силы вот-вот готовы были покинуть ее.
Следом потянулись и другие заложники. Вскоре все бывшие "отдыхающие"
дома отдыха "Лесной" были благополучно переправлены в "преисподнюю".
Шествие выбившихся из сил людей замыкала пятерка вооруженных
фронтовиков во главе с Иваном Ильичем. Седой доктор обменялся с
Щегловым крепким рукопожатием.
     -- Браво, старший лейтенант! -- воскликнул Щеглов, --
поворачиваясь к молодому командиру. -- Операция прошла блестяще. Я буду
ходатайствовать перед начальством о вашем награждении.
     -- Благодарите товарища Чудакова, -- смутился тот, -- это его
идея.
     -- Ну, с Максимом у меня будет разговор особый, -- подмигнул мне
Щеглов. -- Он достоин всех почестей мира.
     Теперь пришел черед смутиться мне.
     За дверью послышались топот ног и отборная брань, затрещали
автоматные очереди. Старший лейтенант взглянул на часы.
     -- Пятнадцать сорок пять. Срок ультиматума истек.
     -- Они обнаружили, что заложники исчезли, -- сказал я.
     -- Да, теперь от них можно ожидать всего, что угодно, -- добавил
Щеглов. -- Банда обречена, и они это знают не хуже нас.
     Как бы в подтверждение его слов по двери полоснула автоматная
очередь. На наше счастье, никто не пострадал.
     -- Получайте, мусора вонючие! -- проревел кто-то снаружи. Я готов
был поклясться, что это ревел Утюг. Последовала еще одна очередь.
     -- Агония, -- резюмировал старший лейтенант, отступая в зону,
недоступную для обстрела. -- Сейчас все будет кончено. Майор знает свое
дело.
     Он оказался прав. Не прошло и десяти минут, как перестрелка
внезапно стихла и старшего лейтенанта вызвали на связь.
     -- Все, банда обезврежена, -- сказал он, отложив рацию, и впервые
за все это время улыбнулся. -- Можно выходить на свет Божий.
     Омоновцы захватили здание и со знанием дела прочесывали этажи. Вся
банда, включая так называемый обслуживающий персонал дома отдыха, была
задержана, обезоружена и взята под надежную охрану. Ни одному бандиту
не удалось улизнуть -- впрочем, скрыться все равно бы никто не смог:
зона дома отдыха была оцеплена сотрудниками милиции, а в небе кружило
несколько вертолетов. Жертвы были минимальны: два бандита убиты и
четверо ранены; группа захвата не пострадала совсем. Бандитов согнали в
столовую, в их же компанию попали и четверо алтайцев во главе со
Старостиным, которые так и не успели скрыться. Держались они особняком
и по отношению к остальным захваченным выражали едва скрываемую
неприязнь.
     Командир подразделения ОМОН, молодой майор лет тридцати, а также
капитан Щеглов, старший лейтенант, седой доктор и я собрались в
кабинете бывшего директора дома отдыха на экстренное совещание. (Доктор
и я были приглашены по настоятельной просьбе Щеглова). На повестке дня
стоял всего лишь один вопрос -- исчезновение Артиста. Ни Баварец со
своими молодчиками, ни омоновцы так и не смогли обнаружить этого
человека-невидимку, хотя прочесали все здание сверху донизу. Ясно было
одно: скрыться из здания он не мог. Внезапно я вспомнил о Григории
Адамовиче.
     -- Семен Кондратьевич, -- шепнул я на ухо Щеглову, -- а ведь
Мячиков тоже исчез! Мы о нем совсем забыли.
     -- Я-то, положим, помню, -- возразил Щеглов тоже шепотом, -- и
совершенно уверен, что с ним ничего не случилось.
     -- Хотелось бы надеяться, -- с сомнением покачал я головой.
     -- Тише, товарищи, -- строго прервал нас майор. -- Предлагаю
следующее: вызвать сюда человека, который именует себя Баварцем, и
попытаться узнать у него, кто именно скрывается под прозвищем "Артист".
Согласитесь, что искать нужно конкретного человека, а не мифического
оборотня под вымышленной кличкой.
     -- Согласен, -- ответил старший лейтенант.
     -- Согласен, -- в свою очередь ответил Щеглов, -- но в случае
неудачи прошу приступить к реализации моего плана, о котором я вам
докладывал, товарищ майор.
     -- Хорошо, -- кивнул майор, -- можете действовать по своему
усмотрению, капитан, поддержку я вам обещаю.
     Вместе с Баварцем привели Курта.
     -- Товарищ майор, -- с виноватым видом произнес оперативник,
конвоировавший обоих бандитов, -- этот тип увязался со своим шефом.
Обещал выложить всю подноготную об их грязных делишках.
     -- Граждане начальники! -- взмолился Курт. -- Я вам все, все
расскажу, только обещайте сохранить жизнь! Я не хочу умирать! Слышите
-- не хочу!
     Этот крепкий, сильный, уже немолодой бандит внезапно превратился в
слюнявого, плаксивого хлюпика, способного заложить душу самому дьяволу
и предать родную мать, лишь бы пощадили его самого. Сохранить жизнь
любой ценой -- вот кредо подобных мерзавцев. Мне стало противно, и я
отвернулся.
     Зато Баварец по-прежнему скучал. Он отсутствующе смотрел в окно и,
казалось, ничего и никого не замечал. У обоих бандитов руки были
скованы наручниками.
     -- Мы выслушаем вас, когда сочтем нужным, -- сказал майор,
обращаясь к Курту, -- но о сохранении жизни вы обратились не по адресу.
     -- Действительно, Курт, -- встрепенулся Баварец, -- вопросы жизни
и смерти в нашем правовом государстве решает исключительно суд, самый
гуманный и самый справедливый суд в мире. А эти господа... извините --
граждане, решают проблемы более земного порядка. Я прав, гражданин
Щеглов?
     -- Вы правы в одном, Баварец, -- ответил Щеглов, -- жизни мы не
даруем.
     -- Послушайте, Баварец, -- произнес майор, нетерпеливо барабаня
пальцами по полированной крышке стола. -- Жизнь мы, действительно,
гарантировать не можем, но помочь вам сохранить ее -- в наших силах, и
единственный путь для этого -- откровенно отвечать на поставленные
вопросы.
     -- А кто вам сказал, граждане начальнички, что я ценю собственную
жизнь дороже своей чести? Не-ет, я в такие игры не играю. Скучно все
это, господа.
     -- И все же ответьте, -- настаивал майор, -- кто такой Артист?
     -- Артист? -- Баварец усмехнулся. -- Вот не думал, что вы на него
выйдете. Браво, господин Щеглов, я искренне восхищаюсь вами!
     -- Итак, -- не отставал майор, -- его имя?
     -- Вот капитан знает, -- Баварец кивнул на Щеглова, -- что
единственный путь к моему сердцу -- развеять скуку. А от вашего
вопроса, гражданин майор, меня клонит ко сну. Придумайте что-нибудь
эдакое, оригинальное -- авось развеселите.
     -- Гражданин майор! -- заорал Курт. -- Я, я знаю, кто такой
Артист!
     Щеглов подался вперед, глаза его заблестели.
     -- Ну! Говори же! Кто он?!
     -- Я скажу, обязательно скажу, только... только снимите с меня эти
браслеты, -- Курт кивнул на наручники. -- Не могу я в них...
     -- Снимите наручники! -- после некоторых колебаний приказал майор
охранявшему вход сотруднику. -- Теперь говорите!
     Курт потер затекшие руки, расправил плечи и... снова превратился в
прежнего Курта -- жестокого, злобного, неумолимого.
     -- Сейчас, сейчас я вам скажу его имя, -- вкрадчиво произнес он,
исподлобья глядя на Щеглова. -- Вам только фамилию, или с инициалами?
     Баварец повернулся лицом к своему сообщнику и наклонил голову
набок. На губах его играла чуть заметная улыбка.
     -- Будь так добр, Курт... -- тихо произнес он и замолчал.
     Все происшедшее в следующую секунду было настолько стремительно и
молниеносно, что даже стоявший у двери с автоматом в руках омоновец не
успел вовремя предотвратить трагедию. Курт нагнулся, едва уловимым
движением руки выхватил из-за голенища сапога маленький пистолет и
трижды в упор выстрелил в Баварца.
     -- Спасибо, Курт, -- чуть слышно прошептал тот и рухнул на пол. --
Конец скуке...
     -- Прощай, Баварец! -- крикнул Курт и выстрелил себе в рот, но...
     Случилось то, что порой случается в подобных ситуациях, -- осечка.
Вторично нажать на спусковой крючок Курт не успел -- метким ударом
оперативник выбил оружие из его рук. В следующий момент Курт был
повержен на пол и обезврежен; наручники вновь защелкнулись на его
запястьях.
     -- Собаки! -- яростно шипел он, вращая обезумевшими глазами. --
Псы легавые! Думали, Курт расколется?! Хрен вам, а не Курт! Кончайте
эту канитель, стреляйте же, ну!..
     Вызванное на помощь подкрепление уволокло вырывающегося Курта, а
следом убрали и безжизненное тело Баварца. Иван Ильич, так кстати (в
который раз!) оказавшийся здесь, констатировал мгновенную смерть.
     -- А мне его почему-то жаль, -- сказал я, глядя вслед покойному.
-- Был в нем какой-то глубокий надлом...
     Щеглов задумчиво посмотрел на меня, кивнул и пошел к выходу. У
самых дверей он остановился.
     -- Товарищ майор, -- сказал он, обернувшись, -- не забудьте о
нашем договоре.
     -- Не забуду, капитан, будьте покойны.

     16.

     Мы поднялись на третий этаж. Всюду были следы недавней схватки:
битые стекла, стреляные гильзы, осыпавшаяся штукатурка. Местами
попадались следы крови.
     -- Пойдем, Максим, собирать свои вещи, -- устало сказал Щеглов и
положил руку мне на плечо, -- нам здесь делать больше нечего, мы свою
миссию выполнили.
     -- А Мячиков? -- внезапно вспомнил я и остановился.
     -- О Мячикове не беспокойся, -- изменившимся тоном ответил
Щеглов, и мне показалось, что он что-то не договаривает, -- с
Мячиковым все в порядке.
     -- Да что в порядке? -- недоумевал я. -- Где он? И что это за
план вы придумали с майором?
     Щеглов схватил меня за плечо и резко повернул к себе.
     -- У меня есть к тебе одна небольшая просьба, Максим, -- сухо
произнес он. -- Когда мы войдем в наш номер, не задавай мне ни одного
вопроса. Так надо. Понял?
     Я кивнул, хотя понять что-либо из сказанного им было, по-моему,
невозможно. Но общение и тесный контакт с Щегловым приучили меня к
дисциплине -- я промолчал и решил ждать. Одно я знал точно: все, что
Щеглов ни делает, кончается удачей. Это была аксиома.
     В номере царили бардак и беспорядок. Вещи были разбросаны по
всему помещению, многих не хватало, кое-что было умышленно приведено в
негодность. Под кроватью валялась неисправная рация. Щеглов покачал
головой и присвистнул.
     -- Ловко сработали, профессионально, сразу видны сноровка и
хватка. Теперь понятно, почему им недосуг было заниматься поисками
Артиста -- мародерством увлеклись.
     Мы кое-как собрали остатки своих пожитков. Внезапно Щеглов
хлопнул себя по карману пиджака и вынул из его недр плоскую картонную
коробку.
     -- Да, чуть не забыл, Максим, -- сказал он, как-то странно
растягивая слова, -- вчера, рыская по четвертому этажу, я случайно
наткнулся на тайник.
     -- На тайник?! -- вскочил я.
     -- Да, на тайник. Среди многочисленных весьма полезных вещей --
Кто он? И что означают его последние слова о следах, которые я якобы
баллончиков со слезоточивым и нервнопаралитическим газом,
магнитофонных кассет, около двухсот грамм уже прошедших огранку
алмазов, я обнаружил вот эту коробку. Знаешь, что в ней?
     -- Догадываюсь, -- затаив дыхание, ответил я.
     -- И что же?
     -- Наркотик.
     -- Верно. Здесь находится небезызвестный тебе омнопон, целая
упаковка, еще не начатая. Представляешь, какой удар я нанес нашему
любителю ночных инъекций?
     -- Еще бы! -- воскликнул я. -- Но почему вы не сказали мне об
этом раньше, Семен Кондратьевич?
     -- Ты же помнишь вчерашний день: убийство Потапова, допрос
свидетелей, анонимная записка -- все на нервах, ни