омещений. Среди них выделялся запертый гараж (на нем висел мощный
амбарный замок), но автобусу, который привез нас сюда, места в гараже
почему-то не нашлось: он одиноко стоял в стороне, чуть ли не до
половины погруженный в воду. Ровная водная гладь ослепительно сверкала
на солнце, заставляя нас жмуриться. Возможно, этот нестерпимый блеск
послужил причиной галлюцинации, или нервное перенапряжение последних
дней сыграло со мной злую шутку, но мне вдруг показалось, что в окне
одной из построек мелькнул чей-то силуэт -- мелькнул и тут же исчез. Я
повернулся к Фоме, чтобы поделиться увиденным (либо померещившимся), но
сдержался. Фома, не переставая дрожать, напряженно всматривался в
сторону леса, лицо его выражало крайнюю степень озабоченности.
     -- Там люди, -- произнес он с тревогой, кивая вдаль.
     -- Люди? -- Я проследил за направлением его взгляда, но ничего не
увидел, кроме мокрых сосен и рыхлого, покрытого коркой тающего льда,
снега. -- Я никого не вижу.
     Он тряхнул головой, зажмурился и снова устремил взор на группу
деревьев метрах в ста пятидесяти от нас.
     -- Странно, -- сказал он растерянно, -- но я только что видел их.
Думаете, показалось?
     Я пожал плечами. Он произнес это так, словно спрашивал: "Думаете,
я сошел с ума?"
     -- Мне тоже кто-то привиделся вон в том доме. Возможно, это просто
нервы.
     Он неуверенно покачал головой.
     -- Если бы так...
     Мы двинулись дальше, опасаясь удаляться от стены, и вскоре
наткнулись на свисающий сверху канат. Я задрал голову и обнаружил, что
канат крепится в одном из окон четвертого этажа. Вдруг меня осенило.
     -- Это же то самое место, где нашли труп неизвестного, убитого
сегодня утром! -- воскликнул я, забыв об осторожности.
     -- Тише! -- предостерег меня Фома.
     Мысль подняться по канату и проникнуть в здание через окно пришла
нам в голову одновременно. Я, как всегда, полез первым. Признаюсь
честно: подобное упражнение давалось мне с трудом, несмотря на узлы,
которыми был снабжен канат.
     Я миновал первый этаж, мельком заглянув в окно и ничего не увидев
из-за толстого слоя грязи на стеклах (хотелось бы верить, что я также
был невидим для возможного наблюдателя изнутри), миновал окно второго
этажа -- за ним обнаружилась чья-то аккуратно прибранная жилая комната,
и наконец добрался до этажа третьего. Окно было чуть приоткрыто, и я,
не зная еще, пусто ли помещение, скрытое за ним, осторожно заглянул
внутрь. На наше счастье, в помещении никого не оказалось. Это был
стандартный номер для рядового отдыхающего, вернее, для пары
отдыхающих, но, по-видимому, так никем и не заселенный. Везде были
чистота и порядок. Что ж, стоит рискнуть, подумал я, и толкнул раму.
Окно раскрылось.
     -- Ну что там? -- услышал я приглушенный шепот Фомы.
     -- Порядок, -- махнул я рукой, приглашая его следовать за собой, и
ступил на подоконник.
     Вскоре мы оба были в номере. Из-за двери не доносилось ни звука.
Мы переглянулись.
     -- Что будем делать? -- спросил я.
     -- Действовать! -- решительно сказал он. -- Сперва проникнем в
коридор, а там -- смотря по обстоятельствам.
     Я кивнул. Хотя особого смысла в подобных действиях я пока не
видел, но отсиживаться здесь, в тепле и безопасности, ожидая Щеглова и
его опергруппу, было бы преступно не только по отношению к оставшимся в
спортзале людям, но и по отношению к собственной совести. У самой двери
я случайно увидел пуговицу и поднял ее. Пуговица как пуговица, подумал
я про себя, но что-то необычное показалось мне в ее не совсем идеальном
овале. Пожав плечами, я сунул ее в карман, по собственному опыту зная,
что подобная предусмотрительность совершенно неожиданным образом может
оказать мне добрую услугу.
     Фома осторожно повернул ручку и слегка нажал на дверь. Дверь
поддалась -- тишина... Тогда, осмелев, он толкнул дверь посильнее, и...

     8.

     -- Та-ак, -- произнес чей-то резкий, неприятный голос, -- к нам
святой отец пожаловал. Не иначе как с благими вестями, а, батюшка?
     Я выглянул из-за плеча Фомы и вздрогнул от неожиданности. В
номере по ту сторону коридора, как раз напротив нас, скрывшись за
самодельной баррикадой из мебели, постельных принадлежностей и
какого-то хлама, из-за ствола крупнокалиберного ручного пулемета
гнусно ухмылялся Старостин. Чуть позади него, щупая нас недобрыми,
колючими взглядами, от которых холодок пробегал по спине, примостились
остальные трое алтайцев.
     -- Ба, и этот сморчок здесь! -- удивленно воскликнул долговязый и
осклабился, обнажив гнилые зубы. -- Видали, мужики?
     К дверному проему приблизился второй алтаец и мрачно спросил:
     -- Чего надо? Какого дьявола вас сюда принесло?
     Мы с Фомой неподвижно стояли в двух метрах от их баррикады и
ждали развязки. Пулемет холодно уставился на нас, готовый в любую
секунду выплюнуть смертоносный заряд свинца и тем самым пресечь наши
неудавшиеся жизни. Но долговязый не спешил, ситуация его явно
забавляла. Отхлебнув из стоявшей возле него бутылки изрядную порцию
спиртного, он громко икнул и с издевкой произнес:
     -- Святой отец, на коленях молю об отпущении грехов -- и мне,
недостойному, и моим несчастным товарищам, по уши погрязшим в...
э-э... пороке и плененным блеском злата. Выведи нас из мрака, отче,
наставь на путь истинный, ибо... э-э... как там дальше, мужики?
     Ответом ему послужил взрыв дружного хохота.
     -- Ха-ха-ха! Во, завернул, прямо как по писаному шпарит!..
     -- Кончайте эту комедию! -- выкрикнул Фома, сдвинув брови от
негодования. -- Либо стреляйте, либо...
     Он осекся, не веря в возможность второго "либо". Багровая
физиономия Старостина внезапно стала серьезной и злой.
     -- Ни одной капли человеческой крови не пролила вот эта рука! --
рявкнул он, потрясая над головой огромным кулаком. -- Слышишь, поп,
или кто ты там есть на самом деле? Ни одной! И через вас свою душу
марать не хочу -- не стоите вы того.
     -- Как! -- вырвалось у меня. -- Разве не вы убили того
несчастного? -- Я кивнул в сторону каната, болтающегося за нашими
спинами.
     И без того багровое лицо Старостина приобрело угрожающий оттенок
-- угрожающий скорее не мне, а его здоровью.
     -- Сопляк! -- зарычал он, гневно сверкая глазами. -- Да как ты
смеешь! Я ж тебя, щенка... -- Он схватился за пулемет и резким
движением направил его в мою грудь.
     Вот и все, подумал я, пробил мой последний час.
     -- Брось, -- остановил Старостина один из алтайцев, -- не стоит
горячиться из-за этого... -- Он угрюмо посмотрел на меня. -- А ты не
трепи языком попусту, понял? -- Я судорожно кивнул. -- То-то же. Куда
твой кореш подевался?
     -- Кореш? -- не понял я. -- Какой кореш?
     -- Да сыскник, черт бы тебя побрал!
     До меня наконец дошло, что он имеет в виду Щеглова. И еще я
понял, что, сказав правду, может быть, спасу себе жизнь -- себе и
Фоме.
     -- Он уже три часа как покинул здание. С минуты на минуту сюда
нагрянет милиция.
     Я остался доволен произведенным эффектом. Их физиономии
вытянулись, от былого куража не осталось и следа. Старостин резко
повернулся к своим сообщникам.
     -- Так какого ж черта Баварец медлит?! -- взорвался он. -- Долго
он будет разводить эту канитель?!
     -- А ты его об этом спроси, -- огрызнулся один из его дружков. --
Артиста с Клиентом, поди, все ловит.
     -- Вот и пусть ловит, а нам здесь ловить больше нечего, --
решительно заявил долговязый. -- Хватит, поиграли в кошки-мышки, того
и гляди паленым запахнет. Уходить надо, мужики, пока менты не
нагрянули.
     -- А с этими что? -- кивнул в нашу сторону один из алтайцев.
     -- Пусть проваливают, откуда пришли. Слышите, вы, шелупонь
вонючая? -- Старостин обернулся к нам. -- А ну валите отсюда, пока я
из вас сито не сделал! Ну!
     Мы не стали себя долго уговаривать и тут же захлопнули за собой
дверь, снова скрывшись в номере. Фома вытер пот со лба тыльной
стороной ладони.
     -- Фу-ух! -- выдохнул он. -- Ну и денек!
     -- Быстрее! -- торопил я его. -- Отсюда надо убираться, пока эти
молодчики не передумали.
     -- И то правда!..
     Мы бросились к окну. И вот я снова лезу по канату -- вверх, на
четвертый этаж, туда, где было совершено убийство. Второй раз за
сегодняшний день я попадаю в это помещение.

     9.

     Спрыгнув на пол, я первым делом замер и прислушался. Где-то
вдалеке слышались голоса. Я помог Фоме взобраться на подоконник и
сделал ему знак соблюдать тишину. Он молча кивнул. Я осторожно выглянул
в коридор. В противоположном крыле рыскали бандиты и громко
переговаривались между собой. Они переходили из одного помещения в
другое и постепенно приближались к нам. Судя по голосам, их было трое
или четверо. "Они ищут тех двоих!" -- догадался я.
     -- Отсюда надо уходить, -- шепнул Фома, оценив ситуацию.
     -- Куда? -- беспомощно развел я руками.
     Фома не успел ответить: из коридора донеслись приближающиеся шаги.
Едва мы успели скрыться за ветхим шкафом, лежащим на боку, подняв в
воздух тучу пыли, как в комнату вбежали два бандита и еще кто-то
третий.
     -- Скорее, Смурной! -- услышал я торопливый голос одного из них.
-- Здесь нам никто не помешает.
     -- Э-э, нет, сначала гони обещанное, -- отозвался второй.
     -- Да успеется, черт побери! Потом разочтемся.
     -- Разочтемся сейчас, -- упрямо возразил Смурной. -- В конце
концов, телку я привел -- я с нею и займусь, а ты ищи себе другую. Если
хочешь, конечно.
     -- Ну ты и скотина! -- взвыл первый. -- На, подавись! -- Он рывком
снял с себя часы и швырнул Смурному; тот ловко поймал их.
     -- О'кей! -- удовлетворенно хмыкнул он. -- Теперь ты вступаешь в
долю -- но только после меня... А ну-ка, девочка, подойди ко мне! Ух,
хороша!..
     И тут я увидел Лиду. Смурной вытолкнул ее на середину комнаты, и
свет из окна упал на стройную фигуру девушки. Руки ее были связаны за
спиной, платье на плече разодрано, волосы в беспорядке падали вниз.
Губы плотно сжаты, в глазах затаились ужас и ненависть. Боже мой, что
они хотят с ней сделать?! Я услышал, как Фома скрипнул зубами.
     Смурной жадно облизнулся и заурчал, словно сытый кот.
     -- Уйди! -- крикнул он второму, но тот не шелохнулся.
     Скинув автомат, Смурной бросил его на пол. Второй бандит
последовал его примеру. У обоих тряслись руки, воздух со свистом
вырывался из их глоток. Такой омерзительной картины мне видеть еще не
приходилось. Мне показалось, что у Смурного текут слюни. Ну и рожи!.. Я
крепко сжал руку Фоме.
     Бандиты, словно учуявшие мясо псы, медленно приближались к
девушке, а та, замирая от страха и отвращения, пятилась назад, в нашу
сторону.
     -- Ну куда же ты, девочка? -- мурлыкал Смурной. -- Я не сделаю
тебе ничего плохого. Ну иди же сюда, ну... Иди сюда, стерва! -- вдруг
заревел он и кинулся на бедную девушку.
     В ту же секунду из укрытия вылетел Фома и с яростным воплем
обрушился на Смурного. Отстав от него лишь на сотую долю секунды, я
ринулся на второго бандита. Лида вскрикнула и отскочила в сторону. А мы
тем временем катались по полу, сцепившись в два плотных, урчащих и
мычащих клубка.
     Эффект неожиданности сыграл свою роль, и на первых порах мы с
Фомой одерживали верх, но физическая сила наших противников -- а они
были явно здоровее нас -- в конце концов решила исход схватки не в нашу
пользу. Краем глаза я видел, как Смурной одолевал Фому, да и мой
противник уже оседлал меня и размеренно, со знанием дела вколачивал мою
бедную голову в пол. И тут буквально в двух шагах от своего правого уха
я увидел брошенный автомат одного из бандитов. Теряя сознание, с
совершенно безрассудной надеждой на чудо, я протянул было руку к нему,
но этот мерзкий тип опередил меня и, скривив в злорадной усмешке
толстые губы, схватил автомат первым. В это самое мгновение Смурной,
хрипя и кроя изощренной бранью всех и вся, осыпал Фому мощными ударами,
на что несчастный музыкант лишь глухо охал и безрезультатно пытался
сбросить бандита на пол.
     И тут произошло нечто неожиданное. Не успел еще мой противник как
следует схватиться за автомат, как над его рукой взметнулся острый
дамский каблук и с силой пригвоздил ее к полу. Молодец Лида! Вот это
по-нашему! Бандит взвыл, лицо его исказилось от ярости и боли. Он сразу
обмяк и ослабил хватку. Вот он, единственный шанс из тысячи!.. Я собрал
воедино все свои оставшиеся силы и скинул его с себя. В следующий миг
автомат был у меня в руках.
     -- Встать! -- заорал я, забыв о всякой осторожности.
     Смурной на мгновение оторвался от избиения Фомы и удивленно поднял
голову. Воспользовавшись его замешательством, Фома вскочил на ноги и
нанес бандиту сокрушительный удар в челюсть. Смурной упал навзничь и
зарычал.
     -- Я сказал -- встать! -- повторил я, наступая на бандитов и
угрожая им оружием. Фома тем временем завладел вторым автоматом.
     Бандиты поднялись и угрюмо уставились на меня. Сейчас они походили
на смертельно раненных хищников -- и тем опаснее были.
     -- Ладно, мусор, я с тобой еще поквитаюсь, -- негромко, с угрозой
произнес Смурной, в реальности намерений которого я ничуть не
сомневался.
     Фома вынул из-за пояса второго бандита финку и перерезал веревку,
стягивавшую руки бедной девушке.
     -- Свяжите их! -- потребовал я, отлично понимая, что этих животных
может обуздать только сила, страх и вовремя предпринятые меры
предосторожности. Именно поэтому я неотрывно держал их на прицеле,
фиксируя каждое их движение.
     -- Стоять, мерзавцы! Иначе я уложу вас обоих, и, клянусь, рука у
меня не дрогнет!
     Наверное, мой тон был настолько убедителен, что они поверили мне.
Лида и Фома связали им руки найденной в углу веревкой.
     -- А теперь -- лечь! -- скомандовал я. -- Лицом вниз! Живо!
     Они подчинились, а Фома тем временем связал им ноги. И только
когда эта неприятная, но необходимая процедура была закончена, я с
облегчением вздохнул и опустил автомат. Голова раскалывалась от боли.
     -- Подонки, -- услышал я гневный голос девушки.
     Я повернулся к ней.
     -- Спасибо вам, Лида, вы спасли нам жизнь.
     -- Пустое, Максим, -- ответила она, даже не взглянув на меня. --
Это мне нужно вас благодарить.
     Она вдруг зарыдала, уткнувшись лицом в мое плечо.
     -- Что с вами, Лида? -- в тревоге спросил я, обнимая ее за плечи.
-- Они обидели вас? Скажите, что они вам сделали, и я тут же пристрелю
этих мерзавцев.
     Мое сердце сжималось от ее горьких рыданий, и я не кривил душой,
обещая расправиться с ее обидчиками. Но она решительно замотала головой
и, продолжая всхлипывать, сказала:
     -- Нет-нет, Максим, не надо, со мной все в порядке. А вот
Сергей... -- она осеклась и заплакала вновь.
     -- Успокойтесь, девушка, -- вмешался Фома, -- и расскажите, что
произошло. Сергей -- это ваш муж?
     Она кивнула и подняла на меня полные муки заплаканные глаза.
     -- Если бы видели, Максим, как он смотрел на меня, -- прошептала
она, -- если бы видели!.. Его глаза -- сколько в них было тоски и
отчаяния...
     -- Да что случилось, в конце концов? -- воскликнул я.
     -- Вскоре после вашего побега к нам ввалился этот тип, -- она с
ненавистью кивнула на Смурного, -- и поволок меня к выходу. А Сергей...
он так смотрел... он хотел было вступиться, но что он мог сделать --
один, безоружный? Я всю жизнь буду помнить его глаза...
     Смысл ее слов постепенно начал доходить до меня.
     -- Так он не вмешался, этот ваш Сергей? -- спросил я без особой
симпатии к ее супругу.
     -- Он бессилен был что-либо изменить, -- горячо заговорила Лида.
-- Ну скажите, Максим, зачем бы он полез? Они бы просто убили его. Ведь
никто же не вступился... кроме доктора, правда. А этот, как его, Курт,
что ли, ударил его сапогом в лицо. Но ведь это бессмысленно,
бессмысленно!..
     Я пожал плечами и отвернулся. Мне давно стало ясно, что Сергей --
трус и мелкая душонка.
     -- Вы оправдываете своего супруга, -- жестко произнес я, -- хотя
сами на его месте поступили бы иначе. Ведь так?
     -- Ну, я совсем другое дело, -- сказала она убежденно.
     Вот именно, что другое, подумал я. Мне вспомнились слова,
сказанные мною Лиде пару дней назад в столовой. Я сказал тогда, что
завидую ее супругу, но лишь теперь, в этой самой комнате, на краю
пропасти, со всей ответственностью осознал глубину и истинный смысл тех
случайно оброненных слов. Быть любимым такой чудесной девушкой, как
Лида, -- это великое счастье, достойное лишь избранных. И великая
несправедливость, порой сопутствующая нам повсеместно, состояла в том,
что предметом этой бескорыстной, самоотверженной любви был человек
недостойный ее, себялюбивый, трусливый и эгоистичный. Любовь ослепляет
-- гласит народная мудрость. Впрочем, возможно, прав был Франкл,
утверждавший, что любовь не ослепляет, а, напротив, дает любящему
истинное зрение, срывает пелену с его глаз, заставляет видеть
неповторимость, уникальность, красоту любимого человека, недоступную
для людей посторонних. А я в этой ситуации был именно посторонним. Что
ж, может быть, во всем этом и был какой-то смысл, скрытый от меня,
поэтому я не стал спорить с Лидой, убеждать ее в слепоте (или в
прозрении -- кто знает?), но про себя отметил, что к Сергею отношусь
крайне отрицательно.
     -- Что же нам теперь делать? -- спросило Лида, беспомощно переводя
взгляд с меня на Фому.
     -- Сухари сушить, -- раздался чей-то грубый голос, -- и запасаться
гробами. Они вам сейчас понадобятся.
     В дверях стояли три здоровенных лба и мерзко лыбились, предвкушая
грядущую расправу. Все трое были вооружены и готовы пустить оружие в
ход при малейшем неосторожном движении с нашей стороны. В пылу схватки
и за разговорами мы не заметили, как те бандиты, что обыскивали
противоположное крыло коридора, добрались до нашей половины.
     -- Бросить оружие! -- скомандовал самый старший из них, огромный
детина, похожий на портового грузчика. -- Я не люблю повторять дважды.
Ну!
     Наши с Фомой трофеи со стуком упали на пол.
     -- Так, хорошо! -- продолжал бандит, не отрывая от нас глаз. -- А
теперь пусть девчонка подойдет ко мне... Сундук, развяжи этих кретинов!
-- Он кивнул на Смурного и его товарища.
     Я схватил Лиду за руку и крепко сжал ее.
     -- Не бойтесь, мы не дадим вас в обиду.
     -- Пусть девчонка подойдет ко мне! -- повысил голос бандит и
угрожающе поднял автомат. -- Быстрее!
     Сундук наклонился над Смурным, намереваясь освободить его от
стягивающих конечности пут, но тут неожиданно грохнуло подряд сразу три
выстрела, слившиеся почти в один, и бандиты, так и не успевшие понять,
что же происходит, посыпались на пол, словно стебли, подкошенные умелой
рукой косаря.
     -- Проклятье! -- яростно прошипел один из них, судорожно дернулся
и замер.

     10.

     В дверях, непринужденно облокотившись на косяк, стоял Мячиков и
ласково улыбался.
     -- Я не опоздал? -- спросил он, пряча пистолет в боковой карман
пиджака.
     -- Григорий Адамович! -- воскликнул я, кидаясь ему навстречу. --
Это... вы!
     -- Я, мой друг, я, кому еще и быть? -- мягко ответил он и вошел в
комнату. -- Ба, да здесь целое Ледовое побоище!
     Фома и Лида стояли у окна и подозрительно смотрели на
приближающегося Мячикова.
     -- Это вы... их?.. -- спросила девушка, кивая на неподвижные тела
бандитов.
     -- Я, девочка, я, -- ответил Мячиков совершенно спокойным тоном,
словно он сделал только что самое обычное, повседневное дело,
недостойное даже упоминания. -- Вы думаете, зря я их так?
     -- Ну, может быть, не стоило... -- неуверенно произнесла Лида.
     -- Стоило, -- твердо ответил Мячиков. -- Иначе бы вы сейчас
лежали на их месте. Ручаюсь вам, иного выхода не было. Эти выродки
способны на все.
     -- Григорий Адамович, да откуда же вы взялись? -- радостно
воскликнул я, хватая его за руку и тряся изо всех сил.
     -- О, это большая тайна! -- Он лукаво подмигнул.
     -- Все равно, как я рад вас видеть!