прошел спокойно, и тем не менее я
долго не мог заснуть. В голове была сплошная каша, события, следовавшие
одно за другим, совершенно сбили меня с толку. И лишь под утро я
забылся тревожным, тяжелым сном, наполненным какими-то жуткими,
сюрреалистическими сновидениями.

     2.

     Проснулся я поздно и сразу же вскочил с постели. Целый сонм дурных
предчувствий не давал мне покоя. Щеглова в номере не было. Быстро
одевшись, я вышел в коридор.
     У раскрытого окна, того самого, через которое мы совершили ночную
вылазку, спиной к коридору стоял Щеглов и курил. На подоконнике
красовалось уже не менее полудюжины окурков.
     -- Встал? -- покосился он на меня через плечо. -- Отлично. Ступай
к Сотникову и выпытай у него все до конца. Постарайся, Максим, сделать
это, очень тебя прошу. И запомни: главное -- истинное имя Артиста.
     Дверь ближайшего номера отворилась, и из нее показался Мячиков.
Ночью из-за темноты я не мог его хорошо разглядеть, но сейчас... Сейчас
перед нами стоял человек, лишь отдаленно напоминавший того
жизнерадостного, вечно улыбающегося Мячикова, которого я знал всего
лишь сутки назад. Григорий Адамович был не то что бледен -- он был
зелен, зелен до желтизны, щеки его ввалились, глаза горели лихорадочным
огнем, губы дрожали.
     -- У вас жар! -- кинулся я к нему.
     -- Нет! -- выкрикнул он и предостерегающе поднял руку, как бы
останавливая меня.
     -- Да что с вами? Я позову врача.
     -- Не надо врача! -- Голос его срывался. -- Никого не надо. Это вы
во всем виноваты. Вы... вы... Простите, мне очень плохо, я вряд ли
дотяну до вечера. Еще раз простите.
     Шатаясь, он прошел в туалет.
     -- По-моему, он бредит, -- шепнул я Щеглову, но тот отрицательно
покачал головой.
     -- Нет, Максим, это не бред.
     -- Что же это тогда?
     -- Ступай к Сотникову, -- вместо ответа сказал он. -- И будь
осторожен.
     Как я и предполагал, медпункт оказался на замке. Я спустился в
биллиардную, но не рискнул заходить в само помещение, дабы не
встречаться с алтайцами, опознавшими меня накануне, а притаился у
входа, в темной нише, где меня никто не мог заметить. В первую очередь
я прислушался к голосам, доносившимся из биллиардной, и без труда узнал
тех, кого я здесь, собственно, и ожидал встретить. Это были алтайцы,
все четверо. Они громко спорили, совершенно не заботясь о том, что их
может услышать кто-то посторонний. Их слова без искажений долетали до
меня, и мне оставалось только слушать.
     -- Ты все-таки думаешь, что этот чертов Клиент где-то здесь?
     -- Почем я знаю! Но в том, что Артист встречался с ним, не
сомневаюсь.
     -- Мне кажется, Артист на крыше был не один. Никто не слышал
выстрелов?
     -- Крестись, если кажется.
     -- Я слышал, но точно утверждать не могу.
     -- Что же это может значить? Баварец божится, что в тот час дрых
без задних ног и абсолютно ничего не слышал, а когда прибыл туда со
своими парнями, вертолета и след простыл. Можно ему верить?
     -- Кто ж его разберет? Впрочем, я скорее поверю, что он дрых, чем
в то, что всю ночь продежурил на крыше, карауля Клиента.
     -- А я ведь его предупреждал, что Клиент может объявиться в любую
минуту!
     -- Кто ж знал, что тот воспользуется вертолетом!
     -- Да ты высунь свой нос наружу -- на чем же еще сюда доберешься?
     -- Что верно, то верно. Но кто же тогда носился по крыше?
     -- А ты у Артиста спроси, он тебе скажет, с кем он там в
кошки-мышки играл.
     -- Вот сам и спрашивай, а мне еще жизнь дорога.
     -- Ха-ха-ха!
     -- Эй, Самсон, хорош дрыхнуть, сгоняй к Лекарю за пойлом!
     Я насторожился. Теперь было ясно, что доктора Сотникова здесь нет,
зато был Самсон, которого я во что бы то ни стало должен увидеть.
Интересно, кто же им окажется?..
     Из глубины биллиардной послышалось чье-то кряхтение, сопение и
бормотание -- и снова требовательный голос одного из алтайцев:
     -- Вставай, вставай, боров жирный! Заодно пустую посуду снеси,
чтоб здесь не маячила. Во, нализался!
     -- Иду, иду, -- проворчал кто-то в ответ.
     Я вжался в стену, слившись с темнотой, и стал ждать. И вот наконец
мимо меня, шатаясь и чертыхаясь, с пустой четырехгранной бутылью в
руке, проковылял сам директор дома отдыха. Вот так штука! Выходит, он и
был Самсоном!
     Я решил подождать, когда он вернется. Интересно, достучится ли он
до Сотникова?..
     Самсон вернулся на удивление быстро. Он пронесся мимо меня,
совершенно трезвый и с выпученными от ужаса глазами.
     -- Лекарь повесился! -- крикнул он с порога.
     В ответ раздалась длинная, густая, аж до самых пят пробирающая
брань.
     Я выскочил из своего укрытия и бросился наверх. В кабинете врача
хозяйничали Щеглов, седой врач и две женщины из отдыхающих. Тело
Сотникова к моменту моего появления уже сняли с петли, и теперь оно
покоилось на очищенном от хлама столе. Щеглов бросил на меня хмурый
взгляд и промолчал. Лицо его было серым и злым. Смотреть на несчастного
Сотникова я не мог, поэтому с пристрастием осмотрел петлю. Петля была
сделана из тонкой капроновой веревки и крепилась за вентиляционную
решетку под самым потолком в углу кабинета. Она висела достаточно
высоко, и я непроизвольно начал шарить глазами в поисках какой-нибудь
табуретки или стула, с которых можно было добраться до нее, но ничего,
кроме кресла у письменного стола, не обнаружил. Я вопросительно
посмотрел на Щеглова и встретил его многозначительный взгляд.
     Седой доктор окончил осмотр тела и сказал:
     -- Смерть наступила не менее двенадцати часов назад.
     Щеглов издал какой-то мычащий звук и громко захрустел скулами.
     -- Ах я осел! -- процедил он сквозь зубы, закатывая глаза. -- Ведь
я должен был предвидеть это! Двенадцать часов!.. -- Он повернулся ко
мне. -- В десять часов вечера он был еще жив. Ты понял?
     Да, я понял. В десять часов он был еще жив, я прождал его на
лестнице до одиннадцати, а в одиннадцать... Если седой доктор не
ошибся, в одиннадцать его в живых уже не было. Значит, он повесился в
интервале от десяти до одиннадцати вечера. Я взглянул на часы: половина
одиннадцатого. Так-то. Пока я ждал его, поддавшись на провокацию, он
сводил счеты с жизнью.
     На душе было муторно и гадко. Не сказав никому ни слова, я
вернулся в номер, завалился на кровать и впервые за эти дни задумался о
бренности человеческого существования.

     3.

     Сколько я так пролежал, не помню, может быть, минут тридцать. Из
коридора вдруг донесся какой-то шум. Я выскочил за дверь и увидел
нескольких человек, бегущих в мою сторону из противоположного конца
коридора. Они что-то кричали и отчаянно махали руками. Я поспешил им
навстречу. Словно из-под земли вырос Щеглов.
     -- Стойте! -- крикнул он. -- Что случилось?
     -- Там... там... там человек! -- прохрипел один из бежавших,
пожилой мужчина в вязаном свитере, и махнул рукой куда-то в сторону. --
Под окнами лежит!
     -- Где?!
     Мы бросились к окну в холле и попытались открыть его, но оно до
того срослось с рамой, что нам пришлось изрядно попотеть, прежде чем мы
добились результата. Я, Щеглов и еще кто-то выглянули вниз.
     Человек неподвижно лежал под окнами противоположного крыла здания,
справа от нас. По его позе можно было предположить, что он либо упал с
крыши, либо его сбросили оттуда. Прямо над ним свисал длинный канат с
узлами, верхний конец которого скрывался в окне четвертого этажа.
     -- Так, понятно, -- пробормотал Щеглов и повернулся к седому
доктору, только что подошедшему. -- Вы уже в курсе, доктор? -- Тот
кивнул. -- Тогда идемте скорее!
     Они помчались вниз, к выходу, я же отправился на четвертый этаж.
Туда я поднимался впервые.
     Этаж был пустынен и носил следы заброшенности, пыль толстым слоем
лежала на всем, что способно было ее удержать. Стараясь ничего не
трогать, я вычислил ту дверь, которая должна бы вывести меня к
таинственному окну. Рядом с ней висел пожарный щит с традиционным
набором инструментов: небольшая лопата, ломик, огнетушитель и так
далее. Я перевел взгляд на саму дверь. Она была чуть приоткрыта, на
косяке и на самой двери были видны свежие следы взлома. Я снова
вернулся к пожарному щиту и особое внимание уделил ломику. Как я и
ожидал, на одном из его концов остались следы краски -- той самой,
которой была выкрашена дверь. Так, подумал я про себя, для начала
неплохо. Я осторожно открыл дверь, стараясь не браться за ручку, и
заглянул внутрь. Моему взору открылась картина, напоминающая сарай или
в лучшем случае чердак. Куча старой мебели, в беспорядке сваленная по
углам, сырость, полумрак, паутина и все та же пыль. Прямо передо мной
было настежь распахнутое окно. То самое. Я нащупал на стене
выключатель, но вспомнил, что света нет во всем здании. Впрочем, я
вполне мог уже обходиться без света, так как глаза мои привыкли к этой
серой мгле, царившей здесь повсюду. Именно благодаря этой новой
способности своих глаз я вдруг с удивлением обнаружил, что пол в
помещении чисто выметен. И это в то самое время, когда пыль со шкафов
можно брать горстями! Значит, кто-то заметал следы, причем в буквальном
смысле этого слова. Я подошел к окну и выглянул вниз. Там никого уже не
было: ни Щеглова с доктором, ни тела. Я осмотрел подоконник. Может
быть, приглядись я пристальней, то обнаружил бы там какие-нибудь следы,
но мое внимание в этот момент привлекло нечто иное. Под подоконником
проходила батарея отопления; именно к ней и был привязан канат с
узлами, спускавшийся за окно. Я осмотрел пол рядом с окном, но ничего
примечательного не нашел. Чуть ли не вплотную к окну стоял небольшой
фанерный шкаф; я дернул сначала за одну, потом за вторую дверцу, но они
оказались заперты. Я обошел шкаф и обнаружил, что задней стенки у него
нет, а внутри он совершенно пуст. Это несколько озадачило меня.
     -- Так, -- вдруг раздался резкий, неприятный голос Щеглова. -- Я
же просил не заниматься самодеятельностью.
     Я готов был простить ему даже это, так как понимал, что ему сейчас
приходится хуже всех.
     -- Семен Кондратьевич, по-моему, обстоятельства настолько
изменились... -- попытался было возразить я, но он тут же перебил меня:
     -- Ладно, опустим. Выкладывай, что удалось разнюхать.
     Я рассказал ему о всех тех мелочах, которые сумел зафиксировать
при обследовании помещения. Щеглов несколько смягчился.
     -- Хорошо, на этот раз прощаю, но чтоб впредь...
     -- Но ведь дорога была каждая минута!
     -- Довольно! -- оборвал он меня.
     Я стерпел и на этот раз.
     -- Что вам удалось узнать о том человеке? -- спросил я минутой
позже. -- Он жив? Кто он?
     -- Он мертв, -- бесстрастно ответил Щеглов. -- И кто он -- никому
не известно. Он умер от удара тупым предметом по голове около
двенадцати ночи. -- Он пристально посмотрел мне в глаза. -- В это самое
время в здании погас свет.
     Мне стало холодно. Словно чья-то жуткая невидимая рука сжимала
пальцы вокруг моего горла -- я знал, что она где-то здесь, эта рука, но
не видел ее и поэтому не мог расцепить ужасных пальцев. Бессилие пугало
меня более всего. Бессилие и неизвестность.
     -- Судя по всему, его ударили в тот самый момент, когда он начал
спускаться по канату. Рядом с телом найден этот нож. -- Щеглов вынул из
кармана длинный узкий обоюдоострый кинжал и протянул мне. Я с трепетом
взял это орудие убийства в руки, но ничего примечательного в нем не
заметил. Щеглов уловил вопрос в моих глазах. -- Дело в том, что таким,
или очень похожим, ножом был убит Мартынов. Этот нож вполне может
оказаться тем самым.
     Я поспешил вернуть кинжал Щеглову.
     Пока Щеглов самолично осматривал помещение, я рассказал ему об
утреннем происшествии в биллиардной и о подслушанном мною разговоре.
     Щеглов заметно оживился.
     -- Неплохо, -- сказал он. -- Значит, они думают, что Клиент здесь,
в здании? Гм... Что ж, неплохо.
     В комнату вошел Мячиков.
     -- А, вот вы где! Не помешал?
     Сейчас он выглядел несколько лучше, чем утром, но до здорового
человека ему было еще далеко. И тем не менее он даже пытался улыбаться.
     -- Рад вас видеть, Григорий Адамович, -- поприветствовал я его. --
Я так полагаю, вы идете на поправку. Как зубы?
     -- Да так... -- он неопределенно махнул рукой. -- Но уже лучше.
Благодарю вас, Максим Леонидович.
     Щеглов никак не среагировал на появление Мячикова. А Мячиков, не
ожидая особого приглашения, в свою очередь принялся осматривать
помещение.
     -- Какой ужас! Представляете? -- Он обращался исключительно ко
мне. -- Я уже все знаю. Весь дом гудит, среди людей настоящая паника.
Боюсь, добром это не кончится.
     -- Добром? -- поднял голову Щеглов. -- О каком добре вы говорите,
когда за четверо суток погибло четыре человека? Добром уже не кончится.
-- Он сделал ударение на слове "уже".
     -- Да-да, вы правы, -- согласился Мячиков. -- Какой ужас!
     Проходя мимо шкафа без задней стенки, он случайно задел его
плечом, и тот легко сдвинулся с места. Щеглов быстро оглянулся,
приблизился к шкафу, внимательно осмотрел его и отодвинул в сторону.
Нашим взорам открылся участок пола, покрытый толстым слоем пыли и
испещренный следами чьих-то ног. Следы были свежими и явно принадлежали
человеку очень высокого роста. Мы с Щегловым переглянулись.
     -- Кто из отдыхающих носит большой размер обуви? -- спросил он у
меня.
     Я ненадолго задумался.
     -- Если мне не изменяет память, -- начал я, -- то это может быть
либо Сергей, супруг Лиды, либо...
     -- ...либо Старостин, тот долговязый тип с Алтая, -- закончил
Мячиков. -- Мне кажется, других гигантов среди нас нет.
     -- Но вы забываете о бандитах, -- возразил я.
     -- К сожалению, о них нам ничего не известно, -- сказал Щеглов, --
поэтому пока придется довольствоваться малым.
     -- В таком случае Сергея следует исключить, -- заявил я.
     -- Исключить его мы не можем, -- покачал головой Щеглов, -- но и
заниматься им сейчас не будем. Вторая кандидатура нас устраивает в
гораздо большей степени.
     -- Верно! -- согласился Мячиков. -- Алтайцем следует заняться в
первую очередь.
     Щеглов молча кивнул, и мы продолжили осмотр. Внезапно под потолком
что-то зашуршало и метнулось в темный угол. Я вздрогнул от
неожиданности.
     -- Это же летучая мышь! -- рассмеялся Мячиков. -- Я не удивлюсь,
если мы встретим здесь привидение.
     Через пару минут Мячиков вышел в коридор и продолжил поиски следов
там.
     -- Семен Кондратьевич! Максим Леонидович! -- послышался его
нетерпеливый призыв. -- Идите сюда!
     Мы устремились к выходу. Мячиков стоял у двери и бережно держал
ломик с пожарного щита.
     -- Вы обратили внимание на это? -- спросил он.
     Я пожал плечами.
     -- Да, им вскрыли дверь. Вон там остались следы краски.
     -- Им могли не только вскрыть дверь, но и ударить того несчастного
по голове, -- сказал Мячиков. -- Кстати, у вас не возникло вопросов,
почему преступник не воспользовался ключом? Нет? Тогда посмотрите на
замок.
     Замок был "английский", как, впрочем, и все замки в здании.
Замочная же скважина была наглухо забита обломанными спичками -- тем
самым замок оказался выведенным из строя.
     -- Неплохо, -- одобрительно произнес Щеглов.
     -- Это еще не все, -- сказал Мячиков. -- Вот, посмотрите на этот
предмет, -- он кивнул на ломик, -- видите?
     Ломик был покрыт слоем пыли, но в некоторых местах обозначились
свободные от пыли участки.
     -- Видимо, преступник здесь брался за него руками, -- продолжал
он. -- Я, конечно, понимаю, что отпечатки пальцев мы снять не можем --
не те условия, но обратите внимание на этот вот след. Видите, здесь
четко пропечатался след руки, но след, надо признаться, весьма
странный. Взгляните, взгляните, Семен Кондратьевич, я думаю, этот след
наведет вас на кое-какие мысли.
     Щеглов был окончательно заинтригован. Он взял ломик из рук
Мячикова, поднес его к окну и принялся пристально разглядывать. Я с не
меньшим интересом смотрел через его плечо. Отпечаток, действительно,
был необычный. Создавалось впечатление, что кисть, его оставившая, не
имела одного пальца. И тут я словно прозрел.
     -- Это Старостин! -- воскликнул я. -- У него на правой руке не
хватает указательного пальца.
     -- Вот как! -- резко повернулся Щеглов.
     -- Не знал, -- удивился Мячиков. -- А вы молодец, Максим
Леонидович, у вас хватка профессионала.
     -- Если уж у кого и есть хватка, то у вас, Григорий Адамович, --
возразил я, улыбнувшись. -- Ведь именно вы обнаружили этот отпечаток и
спички в замке, а я, увы, довольствовался лишь следами краски на
ломике.
     -- Довольно! -- резко оборвал Щеглов поток взаимных восхвалений.
-- Идемте в номер, нам нужно поговорить.
     Мы безропотно подчинились. Войдя в комнату, Щеглов плотно закрыл
дверь.
     -- Итак, -- начал он, -- совершено еще одно убийство. Сразу же
возникает ряд вопросов: кто убитый? кто убийца? каковы мотивы
преступления? и наконец, с какой целью неизвестный собирался спуститься
из окна четвертого этажа? Личность убитого мы пока установить не можем
-- при нем не оказалось ни одного документа, мотивы преступления нам
тоже неизвестны, не говоря уже об ответе на последний вопрос. Но вот
личность убийцы нам, кажется, установить удалось. Это небезызвестный
нам Старостин, один из торговцев драгоценными камешками. Однако знать
имя -- это еще очень мало. Я бы хотел услышать от вас, друзья,
какие-либо соображения на этот счет, если, конечно, они у вас есть.
Максим? -- Я беспомощно развел руками. -- Хорошо, тогда вы, Григорий
Адамович.
     Мячиков уже давно ерзал на стуле от нетерпения, а тут буквально
вскочил.
     -- Есть! Есть у меня версия, Семен Кондратьевич.
     -- Я с удовольствием выслушаю ее, -- сказал Щеглов. -- Только вы
садитесь, в ногах правды нет.
     Мячиков сел.
     -- Моя версия построена исключительно на фактах, и, хотя в ней
много белых пятен, в целом она, по-моему, вполне реальна. Итак, убийца
-- алтаец Старостин. О том, что он был на месте преступления,
свидетельствуют, во-первых, следы его ног и, во-вторых, отпечаток кисти
правой руки на ломике. Сейчас остается только гадать, в каких
отношениях был алтаец с убитым, но то, что он неплохо знал планы
последнего, не оставляет сомнений. Старостин знал, что этот человек в
определенное время придет в это помещение и попытается спуститься по
веревке вниз. Другими словами, ответ на ваш четвертый вопрос, Семен
Кондратьевич, должен знать Старостин. Далее, он заранее решает
проникнуть в это помещение, чтобы там подстеречь свою жертву, но
наталкивается на неожиданное препятствие: дверной замок забит спичками,
и ключом его не открыть. Тогда он снимает ломик с пожарного щита,
который так кстати оказывается тут же, рядом с дверью, без труда
взламывает замок и проникает в комнату. Ломик он предусмотрительно
кладет на место. Потом внимательно осматривает помещение в поисках
укрытия и в конце концов обнаруживает старый фанерный шкаф в
каком-нибудь дальнем углу. Он как бы специально предназначен для
тайника: пуст внутри и не имеет задней стенки. Недолго думая Старостин
волочет его поближе к окну, где и решает сделать засаду. Но вот его
взгляд падает на пол, и он с ужасом замечает множество следов,
оставленных его собственными гигантскими ботинками, так как пол весь
покрыт слоем пыли. Он отлично понимает, что, во-первых, эти следы могут
насторожить его будущую жертву, а во-вторых, наверняка не останутся
незамеченными сыщиками, которые не замедлят появиться здесь. Что же он
делает? Берет веник и сметает пыль в углы, уничтожая тем самым
отпечатки своих ботинок. Решение мудрое, ничего не скажешь, но он
совершенно забыл о фанерном шкафе: ведь под ним-то следы остались!
Потом он возвращается к щиту, берет ломик, прячется в шкаф и ждет.
Сколько он ждет, неизвестно, но в конце концов дожидается -- появляется
незнакомец, привязывает к батарее канат и пытается спуститься вниз. И в
этот самый момент