ьно очень
странно. -- Он повертел в руках ту, первую, ампулу и спрятал ее в
карман. -- Что ж, пора подводить итоги. В ночь совершения преступления
неизвестный мужчина, пристрастный к наркотикам, случайно или по
предварительной договоренности встретился с Мартыновым и смертельно
ранил его ножом в сердце. Экспертиза установила, что удар был нанесен
снизу острым длинным колющим предметом, от которого пострадавший
скончался через десять минут после удара. То ли до, то ли после
трагедии предполагаемый преступник ввел в свой организм наркотическое
средство. После нанесения раны он скрылся, унеся с собой орудие
преступления. Теперь о самом преступнике. Логика подсказывает, что,
употребив наркотик в первые две ночи, он должен был произвести ту же
процедуру и в третью, то есть минувшую, ночь. Наверняка он так и
сделал, но, -- Щеглов многозначительно поднял указательный палец
кверху, -- судя по отсутствию следов там, где им надлежало бы быть,
можно смело предположить, что преступник либо нашел себе более удобное
место для своих инъекций, либо от него съехал сосед, -- впрочем, одно
следует из другого.
     Тень какой-то ужасной мысли занозой вонзилась было в мое сознание,
но я тут же с негодованием отбросил ее, так окончательно и не поняв,
что же это была за мысль. Следом на ум пришло нечто иное.
     -- Вчера увезли Хомякова, -- в раздумье сказал я, -- а сегодня в
его номере уже обитает новый жилец. Правда, тут еще была какая-то
женщина, делившая номер с Хомяковым, но о ней нам пока ничего не
известно. С этим Хомяковым вообще какая-то путаница. Зато тип,
сменивший Хомякова, наверняка поможет распутать этот клубок. Нужно
только узнать, кто был его соседом по прежнему номеру, и как следует
потрясти обоих.
     -- Возможно, возможно, -- рассеянно произнес Щеглов, как-то
странно глядя мне в глаза, -- возможно, ты и прав. Поскольку же работа
с людьми -- дело деликатное и требует определенного навыка и опыта,
позволь мне самому заняться выяснением этого вопроса. А тебе, Максим, я
бы порекомендовал найти доктора и поговорить с ним по душам, тем более
что вы с ним, по-моему, уже нашли общий язык. Кстати, -- как бы
невзначай спросил он, -- ты рассказывал Григорию Адамовичу о своих
находках? Я имею в виду ампулы.
     -- Нет, -- покачал я головой.
     -- Почему? -- спросил Щеглов и прищурился.
     Я пожал плечами:
     -- Просто не придал им значения.
     Щеглов кивнул:
     -- Ясно. Ладно, я сам ему сообщу. Будь добр, сходи за ним, нужно
кое-что обсудить всем вместе. Впрочем, не надо...
     Он трижды стукнул в стену, отделяющую наш номер от мячиковского, и
буквально через сорок секунд на пороге возник сияющий Мячиков
собственной персоной.
     -- Я к вашим услугам, господа, -- весело произнес он.
     Что меня больше всего поражало в капитане Щеглове, так это его
способность круто менять тему разговора либо начинать новый в таком
необычном ракурсе и с таких каверзных вопросов, что любой человек,
попавший в лапы к гениальному сыщику, тут же пасовал перед ним и порой
выкладывал такое, о чем даже сам Щеглов помыслить не смел. Как раз
таким вот вопросом и встретил Щеглов вошедшего Мячикова.
     -- А скажите-ка, Григорий Адамович, какой калибр у вашего
"Вальтера"?
     Мячиков, все также продолжая улыбаться, пожал плечами.
     -- Понятия не имею. Честно признаюсь, никогда не задавался этим
вопросом.
     Он вынул из бокового кармана пиджака свой пистолет и протянул его
Щеглову. Тот взял его в руки и принялся внимательно рассматривать.
     -- Ба! Да это вовсе не "Вальтер", а самый обыкновенный "Макаров"!
И с чего это я взял, что у вас "Вальтер"?
     Он вернул пистолет владельцу и какое-то время хранил молчание.
     -- Зачем он вам, Григорий Адамович? -- спросил он наконец. -- Ведь
стрелять вы не умеете, и даже, как я понял, боитесь его. Может быть,
отдадите мне?
     Мячиков снова полез в карман.
     -- Если это приказ, -- отчеканил он уже без тени улыбки, -- то я
готов беспрекословно подчиниться. Возьмите, Семен Кондратьевич, вы
вправе требовать это от меня. Но, по правде говоря, с ним я чувствую
себя спокойнее.
     -- Нет-нет, что вы! -- остановил его Щеглов. -- Какой там приказ!
Это просто дружеский совет, не более чем рекомендация. Оставьте его у
себя, раз вам так удобнее, только будьте осторожнее, и если уж придется
вам применить оружие, то старайтесь делать это лишь в самых крайних
обстоятельствах, когда другого выхода не будет.
     -- Разумеется, -- снова расцвел Мячиков. -- В лучшем случае я
припугну им кого следует, а так -- Боже упаси вообще к нему
прикасаться.
     В течение следующих десяти минут Щеглов вводил Мячикова в курс
дела, вкратце изложив ему результаты своей утренней рекогносцировки.
Мячиков внимательно слушал, весь подавшись вперед: глаза его жадно
светились, придавая луноподобному лицу какое-то фантастическое
выражение. Затем Щеглов остановился на ампулах, найденных мною в
предыдущие ночи, но наши совместные с ним умозаключения оставил пока
при себе. Реакция Мячикова на рассказ об ампулах была весьма бурной.
     -- Чушь какая-то! -- воскликнул он, недоверчиво качая головой. --
Не может такого быть! Посудите сами, Семен Кондратьевич: наркотики -- и
в эдакой дыре! Где же здесь логика? Что он, спрашивается, здесь забыл?
Нет, нет, что-то здесь не так...
     -- Однако, -- строго произнес Щеглов, в упор глядя на Мячикова, --
ампулы существуют, и этот факт со счетов уже не сбросишь. Вот
взгляните, одна из них, -- и Щеглов протянул ему мою ночную находку.
     Но Мячиков не взял ее и даже, как мне показалось, слегка
отшатнулся от Щеглова. Лицо его стало бледным, а глаза испуганными.
     -- Нет-нет! -- воскликнул он. -- Не надо! Я вам верю, хотя о таком
лекарстве слышу впервые. Омнопон... Гм... Просто я хотел увязать вашу
находку с обычной логикой. Согласитесь, что это удается с большим
трудом.
     -- Возможно, -- сухо ответил Щеглов, -- но в нашем деле во главу
угла следует ставить факты, а уж потом обрамлять их гипотезами с
привлечением этой вашей логики. Если следователь начнет отбрасывать
факты и вещественные доказательства только потому, что они не подлежат
логическому осмыслению -- по крайней мере, с его точки зрения, -- то,
согласитесь, это будет выглядеть несколько странно.
     Мячиков улыбнулся и опустил голову.
     -- Разбит, -- произнес он покаянно, -- разбит по всем статьям.
Тягаться с вами, Семен Кондратьевич, мне явно не под силу. Согласен
признать свое поражение и вашу правоту во всем, что было, есть и будет
впредь. Прав был Максим Леонидович, называя вас гениальнейшим сыщиком
нашего времени.
     -- Ну, знаете ли... -- произнес было я, краснея от смущения, но
Мячиков тут же перебил меня:
     -- Говорили, говорили, Максим Леонидович, -- помните, в первый
вечер нашего знакомства?
     -- Довольно! -- строго оборвал его Щеглов. -- Я этого не люблю...
Итак, вернемся к нашему делу. У вас есть какие-нибудь соображения,
Григорий Адамович?
     Мячиков ненадолго задумался.
     -- Вы считаете, Семен Кондратьевич, что среди обитателей дома
отдыха есть наркоман?
     -- Да, считаю.
     -- Гм... Пожалуй, я соглашусь с вами, хотя между этим фактом и
убийством Мартынова пока никакой связи не вижу. Опять-таки исходя из
вашей теории ставить во главу угла факты, и только факты.
     -- Толковать факты тоже надо уметь, -- возразил Щеглов. -- Ладно,
давайте не будем дискутировать на эту тему. Меня интересует вот что.
Прежде чем приступать к активным действиям, я хотел бы знать ваши
соображения о путях наших дальнейших поисков. -- Он вопросительно
взглянул на Мячикова; тот лишь пожал плечами и покачал головой.
     -- Я пока что не готов предложить что-нибудь существенное.
     -- Ты, Максим, -- обратился ко мне Щеглов.
     Я не заставил себя долго ждать и сказал:
     -- Во-первых, нужно определить круг подозреваемых лиц. В этот
круг, по-моему, смело можно включить все население дома отдыха, но
некоторым из них, безусловно, следует отдать предпочтение.
     -- Кто же эти лица? -- с интересом спросил Щеглов.
     -- Директор дома отдыха, четверо алтайцев и...
     -- ...и врач, -- подсказал Мячиков.
     -- Верно, -- ответил Щеглов, прохаживаясь по номеру и явно страдая
от моего запрета на курение, -- я полностью согласен с вами, друзья.
Эти шестеро действительно заслуживают пристального внимания. Дальше?
     -- Во-вторых, -- продолжал я, -- необходимо проникнуть в подвал и
исследовать его.
     -- Вот! -- воскликнул Щеглов. -- Вот слова, которые я ожидал
услышать от вас. Правильно, Максим, именно в подвале кроется основная
тайна этого здания.
     -- Вряд ли, -- с сомнением покачал головой Мячиков. -- Вряд ли
подвал скрывает что-либо интересное для нас. Скорее всего, там хранятся
продукты, и вы, Семен Кондратьевич, вполне могли слышать голоса поваров
или грузчиков, спустившихся вниз из кухни.
     -- Но почему они заперты изнутри? -- тут же спросил Щеглов.
     -- Это их право, -- ответил Мячиков. -- Подвал -- такое же
служебное помещение дома отдыха, как и другие, и обслуживающий персонал
вправе пользоваться им по своему усмотрению.
     -- А с вами приятно работать, Григорий Адамович, -- улыбнулся
Щеглов. -- Слова не даете сказать, чтобы не вставить возражение. По
крайней мере, заставляете шевелить мозгами. Учись, Максим, -- кивнул он
мне, -- и не бойся спорить со мной. В споре, как известно, рождается
истина. Я ведь не Господь Бог и тоже не застрахован от ошибок. И
все-таки, -- он снова повернулся к Мячикову, -- я остаюсь при своем
мнении. А потому предлагаю следующий план операции. До обеда осталось,
-- Щеглов взглянул на часы, -- что-то около часа, а час в наших
условиях -- это целая вечность. Я возьму на себя самый опасный участок
-- подвал и постараюсь незаметно проникнуть туда, ты, Максим, найди
доктора и переговори с ним: чует мое сердце, он многое может
порассказать, а вам, Григорий Адамович, я бы посоветовал прощупать
директора. Обратитесь к нему под каким-нибудь предлогом, разговорите
его, посетуйте на судьбу, на погоду, на гипертонию, на что хотите, и
так, между прочим, попытайтесь выудить интересующие нас сведения: о
подвале, о его исчезнувшем помощнике, о докторе и так далее.
     -- Не волнуйтесь, -- заверил его Мячиков, -- директора я беру на
себя.
     -- В таком случае заседание следственной группы прошу считать
закрытым, -- полушутя-полусерьезно заявил Щеглов и достал папиросу,
собираясь закурить сразу же по ту сторону двери. -- Надеюсь, этот час
не пропадет для нас даром.

     4.

     За истекшие сутки интенсивность снегопада не уменьшилась ни на
одну снежинку, белые хлопья все так же валили с обезумевших небес,
надеясь погрести грешную землю под девственным покрывалом, дабы скрыть
людские тайны, горести и страсти. Снег таял с неимоверной быстротой,
сырость была повсюду, пахло мокрым лесом и плесенью. Тонны снега,
упавшего на крышу, со страшной силой давили сверху; крыша дала течь, и
теперь с четвертого этажа на третий и ниже в районе лестницы непрерывно
струилась вода, образуя на каждой лестничной площадке обширные лужи
мутной грязной воды. Первый этаж был частично залит водой, проникавшей
сквозь наружные двери и окна, с трудом сдерживающими напор взбесившейся
стихии. Полумрак, и до этого царивший в здании, еще больше сгустился,
настроение людей, поднявшееся было вчера при вести о поимке убийцы,
сегодня снова упало, словно показания барометра, замеченного мною в
кабинете директора накануне. В довершение ко всему телефонная связь
оказалась безнадежно нарушенной, и никакие попытки восстановить ее не
принесли результата: видимо, на линии произошел обрыв. С телефоном
прервалась и последняя ниточка, связывающая нас с внешним миром, мы
оказались отрезанными от него, и наше положение в этот день и в дни
последующие можно было сравнить лишь с положением горстки несчастных,
внезапно оказавшихся на необитаемом острове. Правда, у нас были кров и
пища, и этим мы выгодно отличались от Робинзона Крузо или, скажем,
отшельника Оберлуса, и все же... все же на душе скребли кошки и выли
голодные псы. Люди снова замкнулись, помрачнели, посуровели, но от
прежней недоверчивости не осталось и следа -- ведь преступник арестован
и подозревать своего соседа в совершении убийства теперь нет никакого
смысла! Знали бы они, что убийца все еще среди нас, в этом забытом
Богом доме отдыха!.. Женщины поочередно собирали воду с лестничных
клеток в ведра и тазы, приводя лестницу в благопристойный вид. Директор
бездействовал и лишь порой бледной тенью проносился по этажам. От него
за версту разило перегаром. Люди роптали, но относились к ситуации с
пониманием: если даже и удастся отремонтировать автобус, то выбраться
отсюда без вмешательства извне все равно нет никакой возможности. Они
ждали конца светопреставления, но конца все не было...
     До второго этажа мы с Мячиковым добрались вместе. Там наши пути
разошлись: он зашел к директору, а я зашагал дальше по коридору,
надеясь застать доктора у себя. Но надеждам моим не суждено было
сбыться: доктор отсутствовал, а дверь его кабинета оказалась запертой.
На какое-то мгновение я было растерялся, но тут же вспомнил про
биллиардную и не откладывая направился туда.
     Биллиардную я нашел быстро, хотя прежде никогда не бывал там:
табачный дым валил оттуда, словно при пожаре. Я робко переступил порог
и увидел следующую картину. Небольшое помещение, на редкость уютное и
располагающее к отдыху, чего нельзя было сказать обо всем здании в
целом, почти все было занято огромным биллиардным столом. Мягкий свет
лился откуда-то сбоку, благотворно действуя на нервную систему. У стола
расположились трое алтайцев с киями в руках; среди них был и тот
долговязый верзила, которого я видел утром в столовой. Они сгрудились у
дальнего конца стола и о чем-то вполголоса говорили. Шары в беспорядке
раскатились по столу и находились в таком положении, видимо, уже давно.
По крайней мере, пока я находился в биллиардной, никто из них ни разу
не ударил по шару, мне даже пришло на ум, что они вообще играть не
умеют. В самом дальнем углу, в потертом кресле, полулежал доктор и
дремал. На глаза его была надвинута большая ковбойская шляпа. Ни дать
ни взять, кадр из боевика о жизни суперменов Дикого Запада. Воздух был
пропитан табаком и алкогольным перегаром.
     Когда я вошел, эти трое оборвали разговор и настороженно
уставились на меня, но последние три слова все же успели долететь до
моего слуха -- "этот болван Самсон". Самсон? Я мысленно пожал плечами.
Это имя мне ничего не говорило. Наступившая тишина вывела из забытья
дремавшего доктора. Он с трудом поднялся, сдвинул шляпу на затылок,
обвел помещение мутным взглядом, остановил его на мне и долго что-то
соображал, пытаясь, по-видимому, вспомнить, что это за тип вытаращился
на него. Он был сильно пьян, как, впрочем, и те трое мнимых игроков в
биллиард. Я неловко переступил с ноги на ногу и собрался было покинуть
это неприветливое помещение, как доктор шумно вздохнул и, еле ворочая
языком, произнес:
     -- А, пациент... Рад вас видеть живым и здоровым. Желаете партийку
в биллиард? Сейчас устроим. Ну-ка, ребята, потеснитесь!..
     -- Еще чего! -- злобно проворчал долговязый. -- Сейчас моя партия.
     -- Нет-нет, -- запротестовал я, всячески пытаясь избежать
конфликта с этими головорезами, -- я не играю в биллиард.
     -- Зря, -- сказал доктор с сожалением.
     -- Я, собственно, к вам, доктор.
     -- Ко мне? -- Он, кажется, удивился. -- Что-нибудь опять с
головой?
     Я кивнул. Он с минуту соображал, потом ухмыльнулся, подмигнул и
поднялся на ноги, с трудом удерживая равновесие.
     -- Понима-аю! -- сказал доктор нараспев. -- Лекарство в прошлый
раз помогло, и вы решили повторить... э-э... курс лечения. Понима-аю!
Что ж, я к вашим услугам, сэр, клятва Гиппократа и долг самой гуманной
профессии обязывают меня прийти на помощь страждущему. Вы верите в
медицину? А в Бога? Нет? А в загробную жизнь? Прекрасно! А я верю...
     Он обогнул угрюмых алтайцев, продолжавших безмолвно стоять у стола
с киями наперевес, приблизился ко мне, обнял одной рукой за плечо и
вывел из помещения.
     -- Идемте, пациент, я выпишу вам рецепт и сам же преподнесу
лекарство. Я ведь и врач, и аптекарь, и фармацевт, и санитар в одном
лице, никого нет, кроме меня, я один, словно перст Божий. А недавно
даже хирургом быть пришлось, пулю из ноги вытаскивал. Но об этом --
тсс, молчок! -- Он приложил палец к губам и зашипел, брызгая слюной.
Его шатало так, что он то и дело не вписывался в лестничные повороты,
ведя меня в свой кабинет.
     Ключ долго не попадал в замочную скважину, а когда наконец дверь
распахнулась, в лицо мне пахнуло таким спертым, затхлым воздухом, что у
меня перехватило дыхание и закружилась голова.
     -- Пр-р-рошу! -- прорычал доктор, ухмыляясь, и жестом руки
пригласил меня войти.
     Собравшись с духом, я последовал приглашению. Он вошел следом за
мной и плотно закрыл дверь.
     -- Я сейчас! -- он ринулся к стеклянному шкафу и по самые плечи
нырнул в него. Вскоре на заваленном бумагами столе появился
традиционный столовый набор алкоголика-профессионала со стажем: пара
грязных стаканов, обкусанный соленый огурец, зачерствевшая горбушка
черного хлеба, початая пачка соли и несколько луковиц; сервировку
довершила четырехгранная бутыль со спиртом. Доктор наполнил оба стакана
и один пододвинул мне.
     -- Ваше имя, больной?
     -- Максим Чудаков.
     -- Рад. А я доктор Сотников. За знакомство.
     Он залпом осушил свой стакан, скорчился в гримасе, захрипел и
приложился к огурцу.
     -- Хороша, зараза! -- молвил он, обретя дар речи. -- А вы?
     -- Я чуть позже, -- ответил я, не притрагиваясь к своей порции.
     -- Как знаете. Итак, чем же вызван ваш визит ко мне, сэр Максим?
Мне почему-то кажется, что не только головной болью. Я прав?
     Пришло время, решил я, играть ва-банк. Или этот бедняга доктор все
мне сейчас выложит, или я уйду несолоно хлебавши. Первый вариант мне
казался более вероятным: доктор Сотников явно желал выговориться.
     -- Хорошо, я открою свои карты, -- сказал я с решимостью.
     -- Ага, я так и знал, что вы работаете с ним в паре! -- откинулся
он на спинку стула. Теперь он казался намного трезвее.
     -- В паре? -- я смутился, не совсем понимая, что он имеет в виду.
Неужели он знает о моем контакте с Щегловым? Или за этим кроется что-то
еще?
     -- Я был бы искренне рад ошибиться, -- пробормотал он; хмель
слетал с него буквально на глазах. Похоже, последний стакан лишь
отрезвил его. Но надолго ли? -- Значит, вы не имеете к этим... грязным
псам никакого отношения? -- Он кивнул в сторону двери.
     -- Я вас не понимаю.
     Какое-то время он пытался сосредоточить на мне свой взгляд, но
тщетно -- это было свыше его сил.
     -- Кто же вы?
     -- Я частным образом расследую убийство, произошедшее позапрошлой
ночью.
     -- Частным образом? -- Он с сомнением покачал головой и закурил.
-- Вас подослал Артист? Что ему от меня нужно?
     -- Я не знаю никакого Артиста. Верьте мне, я искренне хочу вам
помочь. Несмотря на то, что вы хлещете спирт литрами, вы симпатичны
мне, доктор. Вам что-то известно, я это понял еще в прошлый раз.
Расскажите мне все, и я клянусь -- ваша искренность послужит делу
справедливости.
     Он криво усмехнулся.
     -- Вашими б устами... Ладно, я вам расскажу -- все равно
подыхать... Семь бед -- один ответ. Лучше сдохнуть от руки правосудия,
чем получить пулю в живот от этих псов. Слушайте же, Максим Чудаков, --
он понизил голос до шепота. -- Вы попали в прескверную историю, как и
я, впрочем... В этом чертовом притоне орудует банда головорезов,
вывеска дома отдыха -- это лишь ширма, прикрывающая их грязные дела.
Если б вы знали, что здесь творится, когда нет заезда отдыхающих!.. Да
не можете вы этого не знать! -- вдруг воскликнул он, снова становясь
подозрительным и недоверчивы