на  камне...  раз,  и
два, и три. Я произнес имя.
     Массивные створки задрожали: начали открываться - внутрь. В отверстии
показалась вода, сначала  тонкой  струйкой.  Она,  как  мечом,  ударила  в
противоположную стену.
     Тени продолжали шептать... нужно бежать... быстрее... быстрее...
     Прежде чем я добрался до двери, щель между створками  превратилась  в
ревущий водопад. Прежде чем добрался до коридора, меня ударила  волна.  На
гребне ее летело тело жреца, руки протянуты ко  мне,  как  будто  и  после
смерти он старается вцепиться в меня,  утащить  за  собой  на  дно...  под
воду...
     И вот я на лошади, скачу по широкой дороге в  Карнак  сквозь  ревущий
ураган. В руках у  меня  ребенок,  девочка,  ее  фиолетовые  глаза  широко
раскрыты, в них ужас. А я скачу все вперед и вперед, и  волны  гонятся  за
мной, пытаются схватить.
     И сквозь рев ветра и волн доносится другой шум из Иса: рушатся дома и
храмы, море разрушает стены, слышится предсмертный крик жителей, и все это
сливается в одну ноту отчаяния.



                          10. ПРОЧЬ ИЗ БАШНИ ДАХУТ

     Я лежал с закрытыми глазами, но не  спал.  Сражался  за  пробуждение,
боролся за господство над собой с  другой  личностью,  которая  упорно  не
желала сдаваться. Я победил, и другая личность ушла в мои воспоминания  об
Исе. Но воспоминания эти очень живы и сильны, как и та, вторая личность; и
она будет жить, пока живут эти воспоминания; будет ждать своего шанса.
     Я так устал, будто борьба была физической; в  моем  сознании  владыка
Карнака и Алан Карнак, Дахут из древнего Иса  и  мадемуазель  де  Керадель
сливались в колдовском танце, переходя друг в друга, перемещаясь от одного
к другому - как девушки в "Доме сердечного желания".
     Прошло время между тем моментом, когда  во  время  бегства  по  белым
пескам меня догнал предсмертный вопль Иса,  и  моим  пробуждением.  Я  это
знал. Но были ли это минуты или тысячелетия, сказать не мог.  И  произошло
многое другое, чего я не помнил.
     Я открыл глаза. Мне казалось, что я лежу на мягкой постели. Но это не
так. Я стоял одетый у окна в комнате, полной розовым  светом:  в  комнате,
похожей на башню... с восьмиугольными стенами, покрытыми  шпалерами  цвета
морской волны, на которых двигались тени.
     И вторая личность во мне вдруг ожила, и я услышал рев бегущих за мной
волн...
     Я быстро повернул голову и посмотрел в окно. Никакого  бурного  моря,
никаких пенных волн, бьющих о стены. Я смотрел на перекрытую  мостами  Ист
Ривер и на огни Нью-Йорка; смотрел и извлекал  из  этого  зрелища  силу  и
умственное здоровье.
     Медленно отвернулся от окна. На постели лежала Дахут. Она спала, одна
рука и грудь обнажены, волосы шелковой сетью  покрывают  подушку.  Лежала,
прямая и стройная, как меч, и улыбалась во сне.
     Никакие теневые руки не держат ее. На руке у нее  браслет,  и  черный
камень немигающим глазом смотрит на меня, наблюдает за мной. Я подумал, не
смотрит ли она на меня из-за своих закрытых ресниц. Грудь ее поднималась и
опускалась, как медленный подъем и падение воды в море.  Рот,  с  оттенком
какой-то древности, мирно расслаблен.
     Она похожа на душу моря, над которым пронесся  ураган,  оставив  море
спящим. Очень красива... и в сердце у меня желание и страх. Я сделал шаг к
ней... убить, пока она лежит, спящая и беспомощная...  убить  безжалостно,
как убивала она...
     Я не могу сделать это. И разбудить ее не могу. Мешает страх,  стоящий
на пути. А желание таким же барьером стоит  перед  убийством.  Я  отступил
назад и вышел на террасу.
     Немного подождал, размышляя и  следя  за  комнатой  Дахут.  Возможно,
колдовство - суеверие. Но то, что дважды сделала  со  мной  Дахут,  вполне
подходит под определение колдовства. Я подумал  о  том,  что  произошло  с
Диком, и о том, как она спокойно призналась, что убила  его.  Она  сказала
правду, независимо от того, что вызвало  смерть:  внушение  или  настоящая
тень. Мой собственный опыт не давал усомниться  в  этом.  Она  убила  Дика
Ральстона и тех троих тоже. И только она одна знает, сколько еще.
     Я отказался от мысли возвращаться через ее  башню  и  искать  скрытую
дверь. Может, тени не станут помогать мне, как помогли в  древнем  Исе.  И
еще впереди прихожая и лифт.
     Правда же заключалась в том, что холодный ужас, который  я  испытывал
перед мадемуазель, парализовал во мне всякую веру в  себя.  В  ее  доме  я
слишком уязвим. И если я ее убью, то как  объясню  свой  поступок?  Смерть
Дика, тени, колдовство? В лучшем случае меня ожидает сумасшедший дом.  Как
я смогу доказать весь этот абсурд? А если я ее разбужу и  потребую,  чтобы
она меня освободила... мне казалось, что это тоже не сработает. Нью-Йорк и
древний Ис все еще слишком близки в моем сознании, и что-то  шептало  мне,
что избранный мною в древнем Исе путь по-прежнему остается лучшим. Бежать,
пока она спит.
     Я подошел к краю террасы и  заглянул  за  перила.  Следующая  терраса
находилась ниже в двадцати футах. Прыгать я не рискну. Я  осмотрел  стену.
Там и тут выступали кирпичи, и я подумал, что справлюсь.
     Я снял туфли и повесил за шнурки на шею. Потом перелез через перила и
без особых трудностей добрался до нижней террасы. Окна ее были открыты,  и
изнутри доносился  храп.  Часы  пробили  два  раза,  и  храп  прекратился.
Какая-то женщина подошла к окну,  выглянула  из  него  и  захлопнула.  Мне
пришло в голову, что это не место  для  незнакомца  без  шляпы,  пальто  и
обуви, просящего убежища. Поэтому я пополз к  следующей  террасе,  но  она
оказалась заколоченной.
     Спустился еще ниже - опять  заколоченная  терраса.  К  этому  времени
рубашка моя превратилась в лохмотья, брюки порвались в нескольких  местах,
ноги стали голыми. Я понял, что быстро приобретаю такую форму, при которой
потребуется все мое красноречие, чтобы мне  позволили  уйти,  как  бы  мне
дальше ни повезло. Я посмотрел на террасу Дахут,  и  мне  показалось,  что
свет в ее комнате стал ярче. Я торопливо перелез через перила и направился
к следующей террасе.
     Там оказалась ярко освещенная комната. Четверо мужчин играли в  покер
за столом, уставленным бутылками.  Я  перевернул  горшок  с  растением.  И
увидел, что они смотрят в окно. Ничего не оставалось делать, как  войти  и
использовать представившуюся возможность. Я так и поступил.


     Во главе стола сидел толстяк с маленькими мигающими голубыми глазками
и торчащей изо рта сигарой; рядом с ним - человек, похожий на старомодного
банкира, затем худой мужчина с насмешливым ртом  и  меланхоличный  человек
маленького роста с выражением неизлечимого несварения желудка.
     Толстяк спросил:
     - Вы все видите то же, что и я? Все, сказавшие да, получают выпивку.
     Все взяли полные стаканы, и толстяк заявил:
     - Единогласно.
     Банкир сказал:
     - Если он не выпал из самолета, значит это человек-муха.
     Толстяк спросил:
     - Так как же, незнакомец?
     - По стене, - ответил я.
     Меланхоличный человек заметил:
     - Я так и знал. Я всегда говорил, что этот дом лишен морали.
     Худой человек встал и погрозил мне пальцем.
     - Откуда по стене? Сверху или снизу?
     - Сверху, - ответил я.
     - Ну что ж, - заявил он, - тогда мы не возражаем.
     Я удивленно спросил:
     - А какая разница?
     - Большая, - ответил он. - Дело в том, что мы все живем в  этом  доме
ниже и все, кроме толстяка, женаты.
     Меланхоличный человек сказал:
     - Пусть это послужит вам уроком, незнакомец. Не верьте в  присутствие
женщин и в отсутствие мужчин.
     Худой человек сказал:
     - За это следует выпить, Джеймс. Билл, налей всем рому.
     Толстяк налил. Я вдруг понял, какой  им  кажусь  нелепой  фигурой.  Я
сказал:
     - Джентльмены, я могу назвать  вам  свое  имя  и  дать  удостоверение
личности, и в  случае  необходимости  вы  можете  проверить  по  телефону.
Признаю, что я предпочел бы этого не делать. Но если вы позволите мне уйти
отсюда, вы не совершите  никакого  преступления.  А  правду  вам  сообщать
бесполезно, потому что вы все равно мне не поверите.
     Худой человек задумчиво сказал:
     - Сколько раз мне приходилось уже слышать оправдания  и  в  таких  же
точно словах. Стойте на  месте,  незнакомец,  пока  присяжные  не  вынесут
решения. Осмотрим сцену преступления, джентльмены.
     Они вышли на террасу, осмотрели перевернутый горшок, осмотрели  стену
здания, вернулись. С любопытством посмотрели на меня.
     Худой человек сказал:
     - Либо у него стальные нервы и он спасал репутацию леди, либо папочка
напугал его до смерти.
     Меланхоличный человек, Джеймс, горько:
     - Есть способ проверить его мужество. Пусть сыграет  с  этим  толстым
пиратом.
     Толстяк, Билл, возмущенно заявил:
     - Я не играю с человеком, у которого туфли на шнурках вокруг шеи.
     Я надел туфли. И почувствовал себя лучше. Теперь я достаточно  далеко
и от древнего Иса, и от мадемуазель. Я сказал:
     - Даже под разорванной  рубашкой  может  биться  бесстрашное  сердце.
Играю.
     Худой человек сказал:
     -  Бесподобное  заявление.  Джентльмены,  еще  один  кон  с  участием
незнакомца. - Мы все выпили. Не знаю, как они, а я в этом нуждался.
     Я сказал:
     - Играю на пару  носков,  чистую  рубашку,  брюки,  пальто,  шляпу  и
свободный уход без всяких вопросов.
     Худой человек сказал:
     - А мы играем на ваши  деньги.  И  если  проиграете,  уйдете,  в  чем
пришли.
     - Справедливо, - сказал я.
     Я раскрыл карты, и худой человек написал  что-то  на  листке  бумаги,
показал  мне  и  бросил  в  котел.  Я  прочел:  "Один  носок".   Остальные
торжественно  написали  свои  ставки,  и  игра  началась.  Я  выигрывал  и
проигрывал. Последовало множество интересных заявлений и  столь  же  много
конов. В четыре часа я выиграл  право  на  уход.  Одежда  Билла  мне  была
велика, но остальные ушли и быстро вернулись с необходимым.
     Они провели меня вниз. Посадили в такси и закрыли руками уши, когда я
называл шоферу адрес.
     Прекрасная четверка, кем бы они  ни  были.  Когда  я  переодевался  в
клубе, из кармана у меня выпало несколько  клочков  бумаги.  На  них  было
написано: половина рубашки, половина брюк, поля шляпы и так далее.
     Я с трудом двинулся на северо-северо-восток, к кровати.  Забыл  и  об
Исе, и о Дахут. И во сне ничего не видел.



                           11. ДАХУТ ШЛЕТ СУВЕНИР

     Когда  я  проснулся,  все  было  иным.  Тело   болело,   затекло,   и
потребовались три порции выпивки, чтобы я пришел в  себя.  Воспоминания  о
мадемуазель Дахут и древнем Исе  оставались  яркими,  но  приобрели  черты
ночного кошмара. Например, бегство из ее башни. Почему я не остался  и  не
вырвался силой? У меня не было причин Иосифа, убегавшего от жены Потифара.
Я знал, что я  не  Иосиф.  Угрызения  совести  меня  не  мучили,  но  факт
оставался фактом: я убежал самым недостойным образом. Всякий  раз,  как  я
встречаюсь с Дахут - за  сомнительным  исключением  древнего  Иса,  -  она
побеждает меня.
     Что ж, правда в том, что я бежал в ужасе и предал  Билла  и  Элен.  В
этот момент я ненавидел Дахут так, как ненавидел ее владыка Карнака.
     Я позавтракал  и  позвонил  Биллу.  Ответила  Элен.  Она  с  ядовитой
озабоченностью сказала:
     - Дорогой, ты, должно быть, ехал всю ночь, чтобы вернуться так  рано.
Где ты был?
     Я все еще нервничал и ответил кратко:
     - Три тысячи миль отсюда и пять тысяч лет назад.
     Она сказала:
     - Как интересно. Не в одиночестве, разумеется.
     Я подумал:
     - Черт бы побрал всех женщин! - И спросил: - Где Билл?
     Она ответила:
     - Дорогой, у тебя виноватый голос. Ты ведь был не один?
     - Нет. И путешествие мне не понравилось. И если ты думаешь о том  же,
о чем я... что ж, я виноват. И мне это тоже не нравится.
     Когда она снова заговорила,  голос  ее  изменился,  в  нем  слышалась
настоящая озабоченность и страх.
     - Ты имеешь в виду - три тысячи миль и тысячелетия?
     - Да.
     Снова она молчала. Потом:
     - С... мадемуазель?
     - Да.
     Она яростно сказала:
     - Проклятая ведьма! О, если бы только ты был со мной... Я избавила бы
тебя от всего этого.
     - Может быть. Но тогда в какую-нибудь другую ночь.  Рано  или  поздно
это произошло бы, Элен. Почему это так, я не знаю - пока. Но это правда. -
Мне вспомнилась странная мысль о том, что я  пил  злое  зелье  мадемуазель
давным-давно и буду пить еще. И я понял, что это правда.
     Я повторил:
     - Это должно было случиться. И теперь все кончилось.
     Это ложь. Я знал это, знала и Элен. Она жалобно сказала:
     - Все еще только начинается, Алан.
     У меня не было ответа. Она сказала:
     - Я отдала бы жизнь, чтобы помочь тебе, Алан... - голос ее прервался;
потом торопливо: - Билл просил подождать его в  клубе.  Он  будет  у  тебя
около четырех. - И повесила трубку.
     И тут же мне принесли письмо. На конверте  трезубец.  Я  открыл  его,
Письмо на бретонском:

     Мой ускользающий... друг! Кем бы я  ни  была,  я  все  же  женщина  и
любопытна. Вы умеете превращаться в тень? Двери и стены ничего для вас  не
значат? Но ночью вы не казались  тенью.  С  нетерпением  жду  вас  сегодня
вечером, чтобы узнать. Дахут

     В каждой строчке этого письма  угроза.  Особенно  в  той  части,  где
говорится о тени. Гнев мой рос. Я написал:

     Расспросите ваши тени. Может, они окажутся более верными вам,  чем  в
Исе. А что касается сегодняшнего вечера - я занят.

     Подписался "Алан Карнак" и отправил  письмо.  Потом  подождал  Билла.
Некоторое утешение принесла мысль, что мадемуазель, по-видимому, не знает,
каким  образом  я  сбежал  из  ее  башни.  Это  означает,  что  власть  ее
ограничена. К тому же если  тени  действительно  существуют  не  только  в
воображении ее жертв, я мог вызвать некий переполох в ее хозяйстве.
     Сразу после четырех появился Билл. Он выглядел встревоженным.  Я  все
рассказал ему с начала и до конца, включая даже партию в покер. Он  прочел
письмо мадемуазель и мой ответ. Потом поднял голову.
     - Не виню тебя за последнюю ночь, Алан. Но я предпочел бы,  чтобы  ты
ответил... по-другому.
     - Мне нужно было принять приглашение?
     Он кивнул.
     - Ты теперь предупрежден. И можешь выжидать. Поиграй с ней немного...
пусть поверит, что ты ее любишь... сделай вид, что согласен присоединиться
к ней и к де Кераделю.
     - Участвовать в их игре?
     Он поколебался, потом сказал:
     - Ненадолго.
     Я рассмеялся.
     - Билл, что касается предупреждения, то ведь этот  сон  о  городе  Ис
говорит о  том,  что  мадемуазель  тоже  предупреждена.  И  гораздо  лучше
вооружена. А что касается выжидания, игры с нею - она и ее отец видят меня
насквозь. Нет, остается только бороться.
     - Но как бороться... с тенями?
     Я сказал:
     - Потребовалось бы множество дней, чтобы  я  тебе  рассказал  о  всех
заговорах, колдовских средствах, экзорцизме и всем остальном, что придумал
для этой цели человек: и кроманьонец, и тот, кто ему предшествовал, и даже
получеловек, живший до них. Шумеры, египтяне, финикийцы,  греки,  римляне,
кельты, галлы и все остальные народы под  солнцем,  известные  и  забытые,
приложили к этому руку.
     - Но есть только один способ победить теневое колдовство - не  верить
в него.
     Он ответил:
     - Когда-то, и даже совсем недавно, я бы согласился  с  тобой.  Теперь
мне это напоминает способ избавления от рака  -  не  верить,  что  у  тебя
опухоль.
     Я нетерпеливо сказал:
     - Если бы ты испробовал на Дике гипноз, контрвнушение,  вероятно,  он
был бы жив.
     Он негромко ответил:
     - Я пробовал. Просто не хотел, чтобы де Керадель знал об этом.  И  ты
тоже. Я старался изо всех сил, и это ничего не дало.
     И пока я думал над его словами, он спросил:
     - Ведь ты в них не веришь, Алан? В тени? В то, что они реальны?
     - Нет, - ответил я. Хотел бы я, чтобы это было правдой.
     - Что ж, - заметил он, - похоже, твое неверие не очень  помогло  тебе
ночью.


     Я подошел к окну и выглянул. Хотел сказать, что  есть  другой  способ
остановить теневое колдовство. Единственный надежный способ. Убить ведьму.
Но что это даст? У меня была такая возможность, и я ее  упустил.  И  знал,
что если бы эта ночь повторилась, я бы не убил ее. Я сказал:
     - Это верно, Билл. Но просто мое неверие не было  достаточно  сильно.
Дахут ослабила его. Поэтому я и хочу держаться от нее подальше.
     Он рассмеялся.
     -  Ты  по-прежнему  напоминаешь  мне  больного  раком:  если  бы   он
действительно не верил в опухоль, она бы не  убила  его.  Что  ж,  раз  не
хочешь идти, не пойдешь. У меня есть  для  тебя  новости.  У  де  Кераделя
большое имение на Род Айленд. Я узнал о нем вчера. Уединенное место, вдали
от всех, на самом берегу океана. У него есть яхта - мореходная. Он, должно
быть, очень богат.
     -  Де  Керадель  теперь  там,  поэтому  ты  и  оказался   наедине   с
мадемуазель. Лоуэлл вчера послал за Мак Канном, и Мак Канн придет  сегодня
вечером, чтобы обсудить положение. Это идея Лоуэлла, и моя тоже. Мы хотим,
чтобы Мак Канн побродил вокруг  этого  места.  Узнал  бы,  что  можно,  от
местных жителей. Лоуэлл, кстати, преодолел свою панику.  Он  ненавидит  де
Кераделя, да и мадемуазель тоже. Я тебе говорил, что он очень любит  Элен.
Считает ее своей дочерью.
     Я сказал:
     -  Прекрасная  мысль,  Билл.   Де   Керадель   говорил   о   каком-то
эксперименте. Это, несомненно, там. Там его лаборатория.  Мак  Канн  может
многое узнать.
     Билл кивнул.
     - Почему бы тебе не присоединиться к нам?
     Я уже хотел согласиться, как  вдруг  меня  охватило  чувство  сильной
опасности. Предчувствие, что я не должен соглашаться. Как будто  прозвенел
глубоко скрытый сигнал тревоги. Я покачал головой.
     - Не могу, Билл. У меня есть кое-какая  работа.  Расскажешь  мне  обо
всем завтра.
     Он встал.
     - Может, передумаешь насчет свидания с мадемуазель?
     - Нет. Передай привет Элен. И скажи, что больше  никаких  путешествий
не будет. Она поймет.
     Я действительно работал весь день. И весь вечер. И все время  у  меня
было чувство, что за мной наблюдают. На следующий  день  позвонил  Билл  и
сказал, что Мак Канн  отправился  на  Род  Айленд.  Трубку  взяла  Элен  и
сказала, что получила мое сообщение. Не приду ли я к ней сегодня? Голос  у
нее теплый, мягкий... какой-то очистительный. Я хотел  прийти  к  ней,  но
зазвенел  категорично  скрытый  сигнал  тревоги.  Я  извинился,   довольно
неуклюже. Она сказала:
     - Ты ведь не вбил в свою упрямую голову, что ведьма тебя запачкала?
     Я ответил:
     - Нет. Но не хочу подвергать тебя опасности.
     Она сказала:
     - Я не боюсь мадемуазель. Знаю, как с ней бороться, Алан.
     - Что ты этим хочешь сказать?
     Она яростно ответила:
     - Будь проклята твоя глупость! - И повесила трубку, прежде чем я смог
ответить.
     Я был удивлен и обеспокоен. Тревожное чувство, предупреждающее, чтобы
я  держался  подальше  от  доктора  Лоуэлла  и  от   Элен,   нельзя   было
игнорировать. Наконец я побросал свои вещи и заметки  в  саквояж  и  нашел
убежище в  небольшом  отеле.  Предварительно  я  отправил  записку  Биллу,
сообщил ему, где он может меня найти, и предупредил, чтобы он  не  говорил
этого Элен. Добавил, что у меня важные причины временно скрыться. Это было
в четверг. В пятницу я вернулся в клуб.
     Там меня ждали два письма мадемуазель. Одно пришло сразу после  того,
как я ушел в убежище. В нем говорилось: "Вы передо мной в долгу.  Частично
вы его оплатили. Но я в долгу перед вами не останусь.  Любимый,  приходите
ко мне сегодня вечером".
     Второе письмо пришло на следующий день. "Я помогаю отцу в его работе.
Когда позову вас в следующий  раз,  приходите  обязательно.  Шлю  сувенир,
чтобы вы не забыли".