повернулся и, казалось, снова  погрузился  в
глубокий сон. Услышал, как она  вздохнула,  почувствовал  прикосновение  к
щеке - не пальцев. Аромат беззвучно исчез. Но я знал, что у шпалеры  Дахут
задержалась,  прислушиваясь.  Постояла  несколько  долгих   минут,   потом
послышался слабый щелчок, и я понял, что она ушла.
     Тем не менее я ждал, пока стрелки на часах  не  покажут  одиннадцать,
потом встал, надел брюки, рубашку, темный свитер и туфли.
     Дорога от двери  вела  прямо  к  охраняемым  воротам,  туда  примерно
полторы мили. Я не думал, что она охраняется, и  решил  пройти  по  ней  с
полмили, потом свернуть влево, добраться до стены  и  идти  вдоль  нее  до
скалы, где меня поджидает Мак Канн. Правда, хозяин гостиницы говорил,  что
с воды к скале не подобраться, но  я  был  уверен,  что  Мак  Канн  найдет
способ. Я легко доберусь за полчаса.
     Я вышел в зал, прокрался к началу лестницы и  посмотрел  вниз.  Горел
неяркий свет, но ни следа слуг. Я спустился по лестнице и дошел до входной
двери. Она не была  закрыта.  Я  прикрыл  ее  за  собой,  укрылся  в  тени
рододендронов и начал осматриваться.
     Здесь дорога делает широкую  петлю,  не  защищенную  растительностью.
Облака разошлись, луна светила ярко, но после петли можно будет укрыться в
деревьях, которые росли по обе стороны дороги. Я пересек петлю и  добрался
до деревьев. Добрых пять минут выжидал. Дом оставался темным, ни  в  одном
окне не было света; ни звука, ни движения. Я пошел по дороге.


     Я  прошел  примерно  треть  мили,  когда  добрался  до  узкой  аллеи,
уходившей влево. Аллея ровная и хорошо видна в лунном свете. Она тянется в
общем направлении скалы и обещает не только более  короткий,  но  и  более
безопасный путь. Я пошел по  ней.  Несколько  десятков  ярдов,  и  деревья
кончились.  Аллея  продолжалась,  но  росли  по  ее  сторонам  кусты.  Они
позволяли заглядывать через  них  и  в  то  же  время  достаточно  надежно
скрывали меня.
     Я прошел с полмили и ощутил весьма неприятное чувство,  будто  кто-то
идет за мной. Чувство крайне неприятное,  будто  за  мной  следует  кто-то
отвратительный. И  вдруг  оно  бросилось  на  меня  сзади.  Я  повернулся,
выхватывая пистолет из кобуры.
     За мной никого не было. Аллея уходила назад совершенно пустая.
     Но теперь вкрадчивое движение началось в кустах по бокам  аллеи.  Как
будто какие-то существа скрывались там, следуя за  мной,  следя  за  мной,
издеваясь надо мной. Послышался шорох, шуршание, отвратительный писк.
     Аллея кончилась. Я  пятился  шаг  за  шагом,  пока  не  стало  слышно
шуршания и писка. Но в кустах по-прежнему кто-то двигался, и я  знал,  что
за мной следят. Я повернулся и увидел, что стою на краю луга.  Он  и  днем
казался зловещим, но  по  сравнению  с  ночью,  под  окруженной  облаками,
убывающей луной, это было веселое зрелище.
     Я не мог перейти луг, разве что очень быстро. Не мог я и возвращаться
к пищащим существам. И я побежал через луг к скале.
     Я уже пробежал треть, когда услышал собачий лай. Он  шел  со  стороны
дома, и я невольно остановился, прислушиваясь. Лай не похож был  на  крики
обычной своры. Он был непрерывный, воющий, невыразимо печальный; и  с  тем
же оттенком непристойности, что и писк.
     Из аллеи вырвались теневые фигуры. Черные под луной,  они  напоминали
фигуры людей, но людей изуродованных, искаженных,  переделанных  в  адской
мастерской. Они были... отвратительны.
     Лай стал ближе, послышался топот копыт, это  скачет  галопом  крупная
лошадь...
     Из аллеи вылетел большой  черный  жеребец,  вытянув  шею;  его  грива
летела за ним. На нем сидела Дахут, распустив волосы, в ее  глазах  горели
фиолетовые  ведьмовские  огни.  Она  увидела  меня,  подняла  свой  хлыст,
закричала, натянув поводья, так что жеребец  взлетел  передними  ногами  в
воздух. Снова она крикнула и указала на  меня.  Из-за  жеребца  показалась
свора огромных псов, их было несколько десятков,  похожих  на  шотландскую
борзую... на больших собак друидов...
     Они черной волной покатились ко мне... и я увидел, что это тени, но в
черноте тени сверкали красные глаза, они горели тем же адским огнем, что и
глаза Дахут. А за ними на жеребце скакала Дахут... она больше не  кричала,
рот ее был искажен в яростной гримасе, и у нее было  лицо  не  женщины,  а
призрака.
     Они почти достигли меня, когда мое  оцепенение  кончилось.  Я  поднял
пистолет и выстрелил прямо в нее. Прежде чем я снова  смог  нажать  курок,
свора накинулась на меня.
     Они были материальны, эти теневые псы Дахут.  Разреженные,  туманные,
но материальные. Я уронил пистолет и отбивался  голыми  руками.  От  собак
исходил странный цепенящий холод. Сверкая красными глазами, они рвали  мне
горло, и как будто сквозь их клыки  вливался  холод.  Я  слабел.  Мне  все
труднее становилось дышать. Руки и ноги онемели, и  я  теперь  лишь  слабо
барахтался, как в паутине. Упал на колени, с трудом пытался вдохнуть...
     Дахут соскочила с жеребца и отогнала собак. Я смотрел на нее, пытаясь
встать на ноги. Яростное выражение с ее лица исчезло, но в  ее  фиолетовых
глазах не было милосердия. Она ударила меня хлыстом по лицу.
     - Лента за твое первое предательство!
     Хлестнула снова.
     - Лента за второе.
     И в третий раз:
     - Лента за третье!
     Я смутно удивился, почему не ощущаю ударов. Ничего не чувствовал, все
тело застыло, как будто холод сгустился в нем. Холод  медленно  вползал  в
мозг, цепенил его, морозил мысли. Дахут сказала:
     - Вставай!
     Я медленно встал. Она вскочила на жеребца. Сказала:
     - Подними левую руку.
     Я поднял ее, и она обвила ее свей плетью, как кандалами.
     Она сказала:
     - Посмотри. Мои собаки кормятся.
     Я посмотрел. Теневые псы гонялись по  лугу  за  теневыми  существами,
которые убегали, перескакивали от куста к кусту, визжали, пищали в  ужасе.
Псы догоняли их, рвали на клочья.
     Она сказала:
     - Ты тоже будешь... кормиться.
     Она подозвала собак, и они прекратили охоту и подбежали к ней.
     Холод охватил мой мозг. Я не мог думать. Видеть я мог,  но  почти  не
понимал увиденного. У меня не осталось воли,  я  полностью  подчинился  ее
воле.
     Жеребец пошел в аллею, я побежал рядом  с  ним,  удерживаемый  петлей
Дахут, как беглый раб.  У  ног  моих  бежали  собаки,  их  глаза  сверкали
красным. Но больше это не имело значения.
     Оцепенение все усиливалось, и я знал только, что бегу, бегу...
     И тут последние остатки сознания оставили меня.



                             19. "ПОЛЗИ, ТЕНЬ!"

     Я не чувствовал своего тела, но мозг мой был жив. У меня как будто не
было тела. Мне показалось, что холодный яд от клыков теневых собак все еще
грызет меня. Но мозг от него очистился. Я мог слышать и видеть.
     Но видел я только зеленую полумглу, как будто лежу на  дне  океанской
бездны  и  смотрю  вверх  сквозь  бесконечно  толстый  слой   неподвижной,
кристально прозрачной зеленой воды. Я плыл глубоко в неподвижном море,  но
слышал, как надо мной шепчут и вздыхают волны.
     Я начал подниматься, плыть вверх сквозь глубины к шепчущим вздыхающим
волнам. Их голоса становились  все  яснее.  Они  пели  странную  старинную
песню, морскую песню, которая старше человека... пели ее  под  размеренный
ритм крошечных колокольчиков, медленно  бьющих  под  поверхностью  моря...
мягко звучали струны морских арф, розовато-лиловые, фиолетовые, желтые.
     Я поднимался вверх, пока звуки  колокольчиков  и  арф  не  слились  в
один...
     Голос Дахут.
     Она была рядом и пела, но я ее  не  видел.  Не  видел  ничего,  кроме
зеленой полумглы, и она  быстро  темнела.  Голос  Дахут  звучал  сладко  и
жестоко, и песня ее была бессловесной... но тяжелой...
     - Ползи, тень! Жаждай, тень! Голодай, тень! Ползи, Тень, ползи!
     Я попытался заговорить и не смог. Попытался шевельнуться и не смог. А
песня ее продолжалась... и ясной была только тяжесть.
     - Ползи, тень! Голодай, тень!.. кормись только там  и  тогда,  где  и
когда я прикажу. Жаждай, Тень!.. Пей только там и тогда,  где  и  когда  я
прикажу. Ползи, тень... ползи!
     Неожиданно  я  ощутил  свое  тело.  Сначала  легкое,  потом  свинцово
тяжелое, а потом - как страшную боль. Я был вне своего тела. Оно лежало на
низкой широкой кровати и в комнате, увешанной шпалерами,  залитой  розовым
светом. Свет не проникал в то место, где я находился,  скорчившись  у  ног
своего тела. На лице моего тела виднелись три алые полоски - следы  хлыста
Дахут, и Дахут стояла у головы моего тела, нагая, две толстые пряди  волос
спускались меж белых грудей. Я знал, что мое тело не мертво, но  Дахут  не
смотрела на него. Она смотрела на меня... кем бы я ни  был...  а  я  сидел
скорчившись у ног своего тела.
     - Ползи, тень... ползи... ползи... ползи, тень... ползи...
     Комната, мое тело и Дахут исчезли именно в такой  последовательности.
Я полз, полз сквозь тьму. Как будто ползешь  сквозь  туннель,  потому  что
вверху, внизу и по обе стороны от меня было нечто твердое. И наконец,  как
в конце туннеля, чернота передо мной начала светлеть. Я выполз из черноты.
     Я находился на самом краю стоячих камней, на пороге монолитов.
     Луна спустилась низко, и монолиты на ее фоне были черными.
     Ветер не ослабевал и понес меня, как листок, среди камней. Я подумал:
"Кто  я  такой,  если  ветер  несет  меня,  как  листок?"   Я   чувствовал
негодование, гнев. И подумал: "Гнев тени!"


     Я был возле одного из стоячих камней.  Хоть  он  и  черен,  но  тень,
прислонившаяся к нему, еще чернее. Это тень человека, хотя никакое тело ее
не отбрасывает. У других монолитов тоже  тени...  и  каждая  по  колено  в
земле. Ближайшая ко мне тень задрожала,  как  будто  отброшенная  пламенем
свечи на ветру. Она склонилась ко мне и прошептала:
     - У тебя есть жизнь. Живи, тень... и спаси нас!
     Я прошептал:
     - Я тень... тень, как и вы... как я могу спасти вас?
     Тень у камня раскачивалась.
     - У тебя есть жизнь... убей... убей ее... убей его.
     Тень у камня за мной прошептала:
     - Убей... ее... первой.
     От всех монолитов слышался шепот:
     - Убей... убей... убей...
     Ветер подул сильнее и понес меня, как листок, к  основанию  Пирамиды.
Шепот теней, прикованных к монолитам, стал резким, он сражался  с  ветром,
увлекающим меня в Пирамиду... создавал барьер между  мной  и  Пирамидой...
оттягивал меня назад, дальше от монолитов.
     Пирамида и монолиты исчезли. Луна исчезла, и исчезла знакомая  земля.
Я был тенью... в земле теней...
     Здесь нет ни звезд, ни  луны,  ни  солнца.  Только  слабо  светящаяся
полумгла заполняет этот мир, и  все  в  этом  мире  тусклое,  пепельное  и
черное. Я один стою на обширной равнине. Нет ни перспективы, ни горизонта.
Всюду я как будто смотрю на обширный экран.
     Но я знаю, что в этом странном мире есть и глубины, и  расстояния.  Я
тень, смутная, нематериальная. Но могу видеть и слышать, могу  осязать.  Я
знаю это, потому что сжал руки и ощутил их, а во рту у меня  горький  вкус
пепла.
     Передо мной теневые горы, нарезанные, как  гигантские  ломти  черного
гагата, они отличаются друг от друга только степенью черноты.
     Кажется, я могу протянуть руку и коснуться их, но  я  знаю,  что  они
очень далеко. Мои глаза... мое зрение... то, что  служит  зрением  в  этом
теневом мире... обострилось. Я по колено в мрачной серой  траве,  усеянной
цветами, которые должны бы быть небесно-голубыми, но которые на самом деле
печально серые. Теневые лилии,  которые  должны  быть  алыми  и  золотыми,
раскачиваются на ветру, которого я не ощущаю.
     Я слышу над собой тонкий жалобный крик. Теневые птицы летят к далеким
горам.
     Они пролетают, но крик остается... он становится  голосом...  голосом
Дахут:
     - Ползи, тень! Голодай... тень!
     Мой путь лежит к  горам,  теневые  птицы  указали  мне  его.  У  меня
мятежный порыв:
     - Я не послушаюсь. Это иллюзия. Останусь на месте...
     Безжалостный голос Дахут:
     - Ползи, тень! Узнай, реален ли это мир.
     И я иду по сумрачной траве к черным горам.
     За мной послышался приглушенный топот  копыт.  Я  обернулся.  Теневая
лошадь скачет ко мне, большой боевой конь. На нем вооруженная  тень,  тень
рослого мужчины, широкоплечего, с мощным телом, лицо у него  открытое,  но
все тело от шеи до ног в кольчуге; на поясе  боевой  топор,  а  за  спиной
длинный обоюдоострый меч. Конь близко, но  его  топот  по-прежнему  звучит
глухо, как отдаленный гром.
     Я  увидел,  что  за  вооруженным  человеком  скачут  другие   теневые
всадники, прижав головы к теням низкорослых лошадей.
     Вооруженный человек остановил около  меня  коня,  посмотрел,  на  его
теневом лице слабо блестели карие глаза.
     - Незнакомец!  Клянусь  нашей  госпожой,  я  не  оставляю  отставшего
солдата волкам! Садись, тень... садись!
     Он протянул руку и поднял меня, усадил на спину лошади за собой.
     - Держись крепче! - крикнул он и пришпорил  своего  серого  коня.  Мы
быстро поскакали.
     И скоро оказались вблизи черных гор.
     Открылось ущелье. У входа в него он  остановился,  оглянулся,  сделал
презрительный жест и рассмеялся:
     - Теперь они нас не догонят.
     Прошептал:
     - Не знаю, почему моя лошадь так устала.
     Он обратил ко мне свое теневое лицо.
     - Знаю... в тебе слишком много  жизни,  тень.  Тот,  кто  отбрасывает
тебя... не мертв. Но тогда что ты здесь делаешь?
     Он повернулся, снял меня с лошади и поставил на землю.
     - Смотри! - он указал  мне  на  грудь.  Здесь  была  нить  блестящего
серебра, тонкая,  как  паутинка,  она  отходила  от  груди...  тянулась  в
ущелье... указывала путь, по которому я должен идти... она исходила  будто
из моего сердца...
     - Ты не мертв! - Теневая жалость была в  его  взгляде  -  Значит,  ты
должен голодать, должен жаждать; пока не наешься и не напьешься там,  куда
приведет тебя нить. Полутень, меня послала сюда ведьма - Беренис  де  Азле
из Лангедока. Но тело мое  давно  превратилось  в  прах,  и  я  давно  уже
смирился с участью тени. Давно,  говорю  я...  но  здесь  никто  не  знает
времени. Мой год был годом 1346 нашего Господа. А каков твой год?
     - Почти шесть столетий спустя, - сказал я.
     - Как долго... как долго... - прошептал он. - Кто послал тебя сюда?
     - Дахут из Иса.
     - Царица теней! Ну, она многих сюда  послала.  Прости,  полутень,  но
дальше я не смогу тебя везти.
     Неожиданно он хлопнул себя по бокам и захохотал:
     - Шестьсот лет, а у  меня  по-прежнему  есть  возлюбленные.  Теневые,
правда, но я и сам тень. И я все  еще  могу  сражаться.  Беренис,  спасибо
тебе. Святой Франциск, пусть Беренис не так жарко придется в аду, где она,
несомненно, находится.
     Он наклонился и хлопнул меня по плечу.
     - Но убей свою ведьму, полубрат, если сможешь!


     Он въехал в ущелье. Я направился за ним пешком. Вскоре  он  исчез  из
вида. Не знаю, долго ли я шел. В этом мире действительно  нет  времени.  Я
вышел из ущелья.
     Черные горы окружали сад, полный бледных лилий. В центре его глубокий
черный пруд,  в  котором  плавали  другие  лилии,  черные,  серебристые  и
ржаво-черные. Пруд окружен черным гагатом.
     Здесь я ощутил первый  укус  ужасного  голода,  первую  боль  ужасной
жажды.
     На широком гагатовом парапете лежали семь девушек, тускло-серебристых
теней... изысканно прекрасных. Обнаженные...  одна  опиралась  головой  на
туманные руки, на ее теневом  лице  блестели  глубоким  сапфиром  глаза...
другая сидела, опустив стройные ноги в  черный  пруд,  и  волосы  ее  были
чернее его вод, черной пены еще более черных волн... и из  черного  тумана
ее волос на меня смотрели глаза, зеленые, как  изумруды,  но  мягкие,  как
обещание.
     Они встали, все семь, и подплыли ко мне.
     Одна сказала:
     - В нем слишком много жизни.
     Другая:
     - Слишком много, но - недостаточно.
     А третья:
     - Он должен поесть и напиться, а когда он вернется, посмотрим.
     Девушка с сапфирово-голубыми глазами спросила:
     - Кто послал тебя сюда, тень?
     Я ответил:
     - Дахут Белая. Дахут из Иса.
     Они отпрянули от меня.
     - Тебя послала Дахут? Тень, ты не для нас. Тень, проходи.
     Ползи, тень!..
     Я сказал:
     - Я устал. Позвольте мне немного отдохнуть здесь.
     Зеленоглазая девушка сказала:
     - В тебе слишком много жизни. Если бы у тебя ее совсем не было бы, ты
бы не уставал. Только жизнь утомляет.
     Голубоглазая девушка прошептала:
     - Жизнь - это только усталость.
     - Я все равно отдохну. Я проголодался и хочу пить.
     - Тень, в которой слишком много жизни. Здесь тебе нечего есть,  здесь
тебе нечего пить.
     Я указал на пруд.
     - Я выпью это.
     Они рассмеялись.
     - Попробуй, тень.
     Я лег на живот и перегнулся лицом к черной  воде.  Поверхность  пруда
отступила от меня. Она отступила от моих губ... это была всего  лишь  тень
воды... и я не мог ее пить.
     Жаждай, тень... пей только там и тогда, где и когда я тебе прикажу...
     Голос Дахут!
     Я сказал девушкам:
     - Позвольте мне отдохнуть.
     Они ответили:
     - Отдыхай.
     Я присел на черный гагат. Девушки отодвинулись от  меня,  стеснились,
переплели теневые руки, шептались. Хорошо было отдыхать, хотя спать мне не
хотелось.  Я  сидел,  сжимая  руками  колени,  опустив  голову  на  грудь.
Одиночество опустилось на меня,  как  одеяние,  накрыло  меня.  Девушка  с
сапфирными глазами скользнула ко мне. Обняла меня за плечи,  прижалась  ко
мне.
     - Когда поешь и напьешься, возвращайся ко мне.
     Не знаю, долго ли я лежал у черного пруда. Но  когда  наконец  встал,
серебристых девушек не было. Вооруженный мужчина сказал, что в этой  земле
нет времени. Он мне понравился, этот воин. Я хотел бы,  чтобы  его  лошадь
была достаточно сильна, чтобы нести меня вместе с ним. Голод мой усилился,
жажда тоже. Снова я нагнулся и попытался захватить воды из пруда.  Теневая
вода не для меня.
     Что-то тянуло меня, тащило дальше. Серебряная нить, она сверкала, как
нить живого света. Я пошел за ней.
     Горы остались позади. Теперь я шел по  обширному  болоту.  Призрачные
кусты росли по сторонам опасной тропы, в  них  прятались  теневые  фигуры,
невидимые, но ужасные. Они смотрели на меня, и я  знал,  что  должен  идти
осторожно: неверный шаг может погубить меня.
     Над болотом навис туман, серый мертвый туман, который сгущался, когда
прятавшиеся существа высовывались... или  устремлялись  вперед  по  тропе,
чтобы ждать моего приближения. Я чувствовал на себе их взгляды,  холодные,
мертвые, злобные.
     Показалось небольшое возвышение, поросшее призрачными  папоротниками,
в них скрывались другие теневые фигуры, они толкали друг друга,  теснились
и следовали за мной, а я продолжал свой путь мимо призрачных  кустарников.
И с каждым шагом все сильнее становилось чувство одиночества,  мучительнее
голод и жажда.
     Я миновал ворота  и  вышел  на  тропу,  которая  быстро  расширилась,
превратившись  в  большую  дорогу.  Эта  дорога,  извиваясь,  тянулась  по
безграничной облачной равнине.  По  дороге  двигались  другие  тени,  тени
мужчин и женщин, старых и молодых, тени детей и животных...  но  ни  одной
тени нечеловеческой или неземной.
     Они  напоминали  фигуры,  состоящие  из  густого  тумана,  замерзшего
тумана. Они шли быстро и медленно, стояли и бежали, группами и в одиночку.
Когда они обгоняли меня или я обгонял их, я чувствовал на себе их взгляды.
     Казалось, они представители всех времен и народов, эти теневые  люди.
Тут и худой египетский жрец, на плече которого сидела теневая  кошка;  при
виде  меня  она  изогнула  спину  и  беззвучно  зашипела...  три   римских
легионера, на их головах более темным туманом круглые,  тесно  прилегающие
шлемы; проходя мимо, он