ерью.
     Перед глазами Кентона стоял туман,  тонкая  алая  вуаль.  Колени  его
неожиданно подогнулись, он  едва  не  упал.  Добрался  до  дивана  и  лег.
Паническое желание позвать на помощь, попросить  взломать  дверь  едва  не
заставило его говорить. Но тут же он понял, что не должен этого делать; он
должен сражаться один - если хочет сохранить надежду вернуться  на  палубу
корабля.
     - Идите, Джевинс! - резко сказал он. - Разве я не  говорил  вам,  что
меня сегодня нельзя тревожить? Уходите!
     Слишком поздно он сообразил, что никогда раньше  не  говорил  так  со
стариком, который любил его, как сына. Он выдал себя, подтвердил  сомнения
Джевинса, что что-то в закрытой  комнате  неладно.  Страх  подстегнул  его
язык.
     - Все в порядке. - Он заставил себя рассмеяться. - Конечно,  со  мной
все в порядке.
     Проклятый туман перед глазами! Что это? Он провел  рукой  по  глазам,
она была вся в крови. Он тупо смотрел на нее.
     - Хорошо, мистер Джон, - в голосе  слуги  больше  не  было  сомнения,
только любовь. - Но я слышал, как вы кричите...
     Боже!  Неужели  он  никогда  не  уйдет!  Взгляд  Кентона  перешел  на
предплечье, на плечо. Все в крови Кровь капала с пальцев.
     - Всего лишь кошмар, - спокойно прервал он. - Я теперь закончу работу
и лягу, так что можете идти.
     - Спокойной ночи, мистер Джон.
     - Спокойной ночи, - ответил он.
     Качаясь, сидел  он  на  диване,  пока  не  затихли  шаги  Джевинса  и
остальных. Потом попытался встать. Слабость его была  слишком  велика.  Он
соскользнул на колени, пополз по полу к низкому  шкафчику,  ощупью  открыл
дверь и достал бутылку коньяку. Поднес к губам и  отпил.  Крепкий  напиток
придал ему сил. Он встал.
     У него сильно болел бок. Он  зажал  его  рукой  и  почувствовал,  как
сквозь пальцы сочится кровь.
     Он вспомнил - сюда его поразил меч одного из людей Кланета.
     И тут в его мозгу всплыла картина - стрела, дрожащая в щите  викинга,
булава Джиджи, глядящие воины,  сеть,  захватившая  Шарейн  и  ее  женщин,
удивленные лица...
     И теперь - это!
     Он снова поднял бутылку. На полпути ко рту остановился, каждая  мышца
напряжена, каждый нерв натянут. Против него стоял человек, весь в крови  с
головы до ног.  Он  увидел  сильное  гневное  лицо,  сверкающие  глаза  со
смертоносной  угрозой,  длинные  спутанные  черные  волосы  спускались  до
окрашенных в алое плеч. На лбу у основания волос резаная рана, из  которой
капает кровь. Человек этот обнажен по  пояс,  и  справа  на  боку  у  него
широкий разрез, до самого ребра.
     Кровавый, грозный, ужасный в алой жидкости  жизни,  живой  призрак  с
какого-то пиратского корабля смотрел на него.
     Стоп! Что-то  в  этом  призраке  знакомое  -  глаза!  Взгляд  Кентона
привлекло сверкание золотого кольца на правой руке над локтем. Браслет.  И
он узнал этот браслет...
     Свадебный подарок Шарейн!
     Кто этот человек? Кентон не мог  думать  ясно,  мозг  его  охватывала
немота, красный туман стоял перед глазами,  слабость  снова  наползала  на
него.
     Неожиданно его охватил приступ гнева.  Он  схватил  бутылку  и  хотел
швырнуть ее прямо в дикое яростное лицо.
     Левая рука человека взметнулась, сжимая такую же бутылку.
     Это он сам, Джон Кентон, в длинном зеркале на стене. Залитая  кровью,
страшно израненная, гневная фигура - это он сам!
     Часы прозвонили десять.
     И как будто эти медленные удары  послужили  детонатором,  с  Кентоном
произошло  изменение.  Мозг  его  прояснился,  воля  и  целеустремленность
вернулись. Он еще отпил из бутылки, и, не глядя больше в зеркало, не глядя
на игрушечный корабль, пошел к двери.
     Взяв в руку ключ, он  остановился  и  задумался.  Нет,  этого  делать
нельзя. Он не может рисковать, выходя из комнаты. Джевинс  может  все  еще
быть поблизости; кто-нибудь другой из слуг может увидеть его. Если он  сам
не узнал себя, как же будут реагировать другие?
     Он не сможет пойти куда-нибудь, чтобы  очистить  раны,  смыть  кровь.
Придется действовать здесь.
     Кентон вернулся в кабинет, по дороге сдернув со стола скатерть. Ногой
он задел что-то на полу. Меч Набу лежал тут, больше не голубой, а,  как  и
он сам, красный от лезвия до рукояти. Кентон пока  оставил  его  на  полу.
Смочил коньяком скатерть и попробовал промыть раны.  Из  другого  шкафчика
достал свою аптечку. Тут была корпия, бинты и йод. Закусив губу  от  боли,
он залил йодом большую рану у себя на боку, смазал  рану  на  лбу.  Сделал
компресс из корпии и привязал ко лбу и к груди. Кровь  остановилась.  Боль
от йода уменьшилась. Тогда он снова подошел к зеркалу и осмотрел себя.
     Часы пробили половину одиннадцатого.
     Половина одиннадцатого! Сколько было, когда он взял  в  руки  золотую
цепочку и призвал корабль - цепь подняла его и перенесла в загадочный мир?
     Тогда было девять!
     Всего полтора часа назад! Но за это  время  в  том  другом  мире  без
времени он побывал и рабом, и  победителем,  сражался  в  великих  битвах,
завоевал и корабль, и женщину, которая насмехалась над ним, стал тем,  кем
он теперь был.
     И все это меньше чем за два часа!
     Он направился к кораблю,  подобрав  по  дороге  меч.  Вытер  кровь  с
рукояти, но не тронул лезвие. Еще отпил из бутылки, прежде  чем  осмелился
опустить взгляд.
     Вначале  он  взглянул  на  каюту  Шарейн.  Среди  маленьких  цветущих
деревьев виднелись пустоты.  Дверь  каюты,  разбитая,  лежала  на  палубе.
Подоконник окна разбит. На крыше он заметил сидящих голубей. Головы у  них
были опущены, как в трауре.
     Вместо семи весел торчали только четыре. И  в  гребной  яме  осталось
только восемь гребцов.
     В  правом  борту  корабля  были  щели  и  глубокие  вмятины  -  следы
столкновения с биремой в том странном мире, где остался корабль  и  откуда
его унесло.
     У рулевого весла стояла  кукла  -  игрушка,  направлявшая  игрушечный
корабль. Высокий человек с длинными светлыми волосами. И ног его  еще  две
игрушки - одна с сияющей безволосой головой и обезьяньими  руками,  другая
рыжебородая, с агатовыми глазами и сверкающим ятаганом на коленях.
     Страстное стремление потрясло  Кентона,  он  ощутил  сердечную  боль,
такую тоску, какую может испытать человек, заброшенный на далекую звезду в
просторах космоса.
     - Джиджи! - застонал он. - Сигурд! Зубран! Верните меня к себе!
     Он наклонился к ним, касался их нежными пальцами, дышал на  них,  как
будто хотел передать им тепло жизни. Дольше всех он задержался на Джиджи -
инстинктивно чувствовал, что ниневит больше других  способен  помочь  ему.
Сигурд силен, перс умен, но  в  коротконогом  гиганте  жили  древние  боги
земли, когда она была еще молода и полна неведомыми силами, давно забытыми
людьми.
     - Джиджи! - прошептал он,  приблизив  к  нему  лицо.  Снова  и  снова
повторял он: - Джиджи! Услышь меня! Джиджи!
     Показалось  ли  ему  или  кукла  шевельнулась?  И  тут,  нарушив  его
сосредоточенность, послышался крик. Мальчишки-газетчики кричали о каких-то
глупых новостях этого глупого мира, который он  давно  отбросил  от  себя.
Крик нарушил, разорвал тонкую нить, которая  начала  образовываться  между
ним и игрушкой. Он с проклятием выпрямился. В глазах  его  помутилось,  он
упал. Сказалось усилие, вернулась предательская слабость. Он дотащился  до
шкафа, отбил горлышко второй бутылки и влил ее содержимое себе в горло.
     Подстегнутая кровь зашумела в ушах,  силы  возвращались  к  нему.  Он
выключил свет. Через тяжелый занавес с улицы пробивался луч света и  падал
на игрушечные фигурки. Снова Кентон собрал все силы воли для призыва.
     - Джиджи! Это я! Зову тебя! Джиджи! Ответь мне! Джиджи!
     Игрушка шевельнулась, голова ее поднялась, тело дрогнуло.
     Далеко, далеко, холодный, как морозный узор на стекле,  призрачный  и
нереальный, приходящий из неизмеримого удаления, услышал он голос Джиджи:
     - Волк! Я слышу тебя! Волк! Где ты?
     Мозг его ухватился за этот голос, как будто это  нить,  держащая  его
над огромной пропастью.
     - Волк, вернись к нам - голос звучал сильнее.
     - Джиджи! Джиджи! Помоги мне вернуться!
     Два голоса - далекий, тонкий, холодный и его собственный встретились,
сплелись, связались. Они протянулись над пропастью, которая  лежала  между
ним и тем неведомым измерением, в котором плыл корабль.
     Маленькая фигура больше не сидела  на  корточках.  Она  распрямилась.
Голос Джиджи звучал все громче:
     - Волк! Иди к нам! Мы слышим тебя! Иди к нам!
     И, как заклинание:
     - Шарейн! Шарейн! Шарейн!
     При имени любимой он почувствовал, как удваиваются его силы.
     - Джиджи! Джиджи! Продолжай звать!
     Он больше не видел свою комнату. Он видел корабль  -  далеко,  далеко
внизу. Сам он превратился в плывущий  высоко  комочек  жизни,  стремящийся
вниз и зовущий, зовущий Джиджи на помощь.
     Нить звуков, соединившая их, напряглась и задрожала, как паутинка. Но
выдержала и продолжала держать его.
     Корабль увеличивался. Он был туманным, облачным, но все рос и рос,  и
Кентон все опускался на него по звуковой нити Теперь послышались  еще  два
голоса, подкреплявшие первый: пение Сигурда, призывы Зубрана, шум ветра  в
корабельных снастях, молитва волн, перебирающих четки пены.
     Корабль становился все реальнее.  Через  него  просвечивала  комната.
Казалось, она борется  с  кораблем,  пытается  отогнать  его.  Но  корабль
отгонял ее, призывал его голосами товарищей, голосами ветра и моря.
     - Волк! Мы чувствуем -  ты  близко!  Иди  к  нам...  Шарейн!  Шарейн!
Шарейн!
     Призрачные очертания ожили, охватили его.  К  нему  протянулись  руки
Джиджи, схватили его, выхватили их пространства.
     И тут он услышал хаотический шум, другой мир, подстегиваемый могучими
ветрами, закружился вокруг него.
     Он стоял на палубе корабля.
     Джиджи прижимал его к своей волосатой груди.  На  плечах  его  лежали
руки Сигурда.  Зубран  держал  Кентона  за  руки  выкрикивая  радостные  и
непонятные персидские проклятия.
     - Волк! - взревел Джиджи, слезы лились по его  морщинистому  лицу.  -
Куда ты ушел? Во имя всех богов, где ты был?
     - Неважно! - всхлипывал Кентон. -  Неважно,  где  я  был,  Джиджи.  Я
вернулся. Слава Богу, я вернулся!



                        17. В ПОИСКАХ ОСТРОВА КОЛДУНОВ

     Им везло. Серебряный туман тесно окутал корабль, так что  он  плыл  в
круге, едва ли вдвое превышавшем его длину. Туман скрывал корабль.  Кентон
спал мало и загонял гребцов до изнеможения.
     - Приближается сильная буря, - предупредил Сигурд.
     - Молись Одину, чтобы она задержалась до нашего прихода в Эмактилу, -
ответил Кентон.
     - Будь у нас лошадь, я принес бы ее в жертву Всеобщему Отцу, - сказал
Сигурд. - Тогда он придержал бы бурю.
     - Говори тише, чтобы нас не услышали морские кони, - сказал Кентон.
     Он расспросил викинга о его  замечании  во  время  рассказа  пленного
капитана, когда тот сказал, что жрица в жилище Бела.
     - Она в безопасности,  даже  от  Кланета,  пока  у  нее  нет  другого
возлюбленного, кроме бога, - объяснил Сигурд.
     - Другого возлюбленного, кроме бога! - взревел Кентон,  опуская  руку
на рукоять меча и свирепо глядя на Сигурда.  -  У  нее  не  будет  другого
возлюбленного, кроме меня, Сигурд, ни бога,  ни  человека!  Что  ты  хотел
сказать?
     - Убери руку с меча,  Волк,  -  ответил  Сигурд.  -  Я  не  собираюсь
оскорблять тебя. Только - боги есть боги! И ведь капитан говорил, что твоя
женщина ходит как во сне, память у нее отобрали.  Если  это  так,  кровный
брат, то она и тебя не помнит.
     Кентон сморщился.
     - Нергал однажды пытался разлучить  любивших  друг  друга  мужчину  и
женщину, - ответил он, - как мы с Шарейн. Не  смог.  Не  думаю,  что  жрец
Нергала преуспеет там, где потерпел поражение его хозяин.
     - Не очень умное рассуждение, Волк, - это Зубран неслышно  подошел  к
ним. - Боги сильны. Поэтому им не нужны хитрость и коварство. Они  наносят
удар,  и  все  кончено.  Я  согласен,  что  это  не  артистично,  но  зато
результативно. Человек, у которого нет силы богов,  должен  полагаться  на
хитрость и коварство. Поэтому человеку часто удается то,  что  не  удается
богам. Из своей слабости он черпает силу. Богов нельзя  в  этом  винить  -
разве в том, что сделали человека слабее  себя.  Поэтому  Кланета  следует
опасаться больше, чем Нергала, его хозяина.
     - Он не может изгнать меня из сердца Шарейн! - воскликнул Кентон.
     Викинг склонился к компасу.
     - Может, прав ты, - пробормотал он. - А может,  Зубран.  Все,  что  я
знаю: пока твоя женщина верна Белу, ни один человек не может повредить ей.
     Уклончивый  в  этом  пункте,  в  остальных  викинг  отвечал  прямо  и
подробно. Он многое видел, будучи рабом жрецов  Нергала.  Он  знал  город,
хорошо знал Храм Семи Зон. Но лучше всего то, что он знал, как  попасть  в
Эмактилу другой дорогой, не через гавань.
     Это было очень важно: ясно, что в гавани их могли сразу же узнать.
     - Смотрите, друзья, - Сигурд концом меча  начертил  грубую  карту  на
досках палубы. - Вот город. Он в  конце  фьорда.  По  обе  стороны  фьорда
вздымаются горы и двумя длинными полосами уходят далеко  к  морю.  Но  вот
здесь, - он указал место, где береговая линия приближается к вилке, откуда
отходит левый горный отрог, - здесь залив с узким входом со стороны  моря.
Жрецы Нергала используют это  место  для  тайных  жертвоприношений.  Между
заливом и городом дорога, идущая через холмы. Дорога приводит  к  большому
храму. Я прошел по ней и стоял на берегах залива. Вместе с другими  рабами
нес жрецов в носилках и предметы  для  жертвоприношения.  Потребуется  два
сна, чтобы корабль добрался от Эмактилы до этого места, но только половина
этого времени напрямик, и сильный человек смог бы проделать этот путь  еще
быстрее. К тому же я хорошо знаю Храм Семи Зон, он долго был моим домом, -
продолжал Сигурд. - В высоту он достигает тридцати мачт.
     Кентон быстро прикинул. Получается около шестисот футов. Да, высоко.
     - Сердцевину храма, - говорил Сигурд, - составляют святилища богов  и
богини Иштар, одно над другим Вокруг этой сердцевины  помещения  жрецов  и
жриц и меньшие святилища. Главных святилищ  семь,  самое  верхнее  их  них
принадлежит Белу. Внизу обширный двор  с  алтарями  и  другими  священными
предметами, куда люди приходят молиться.  Все  входы  сильно  укреплены  и
охраняются. Даже мы вчетвером не сможем войти - здесь.
     Но вокруг храма, который имеет такую форму, - он нацарапал  усеченный
конус,  -  проходит  большая  каменная  лестница  вот  так,  -  он  провел
спиральную линия от основания конуса к вершине. - На одинаковом расстоянии
друг от друга на лестнице стоят  часовые.  У  основания  лестницы  казармы
гарнизона. Ясно?
     - Ясно, что потребуется армия,  чтобы  захватить  храм,  -  проворчал
Джиджи.
     - Вовсе нет, - ответил викинг. - Вспомните, как мы захватили  галеру,
хотя их было гораздо больше. Мы  подплывем  на  корабле  к  этому  тайному
месту. Если жрецы там, сделаем, что сможем, - перебьем их или  убежим.  Но
если Норны прикажут жрецам не быть  там,  мы  спрячем  корабль  и  оставим
гребцов на попечении чернокожего. Потом мы вчетвером, в одежде моряков и в
длинных плащах, захваченных на галере, пойдем скрытной дорогой к городу.
     По поводу лестницы - у меня есть план. Вдоль нее  стена  -  до  груди
человека. Если сможем незаметно пробраться у основания лестницы,  поползем
в тени этой стены, по дороге убивая часовых.  Доберемся  до  жилища  Бела,
войдем и заберем Шарейн.
     Но в хорошую погоду этого не сделать, - закончил он.  -  Должна  быть
темнота или буря, чтобы нас не увидели с  улицы.  Поэтому  я  молю  Одина,
чтобы он задержал бурю, пока мы не доберемся до города и не начнем  подъем
по лестнице. Потому что в бурю мы сможем  все  это  проделать,  и  сделаем
быстро.
     - Но я не вижу в этом  плане  возможности  убить  Кланета,  -  ворчал
Зубран. -  Ползем,  прячемся,  снова  ползем  с  Шарейн.  И  все.  Клянусь
Ормуздом, у меня слишком нежные колени,  чтобы  ползать.  К  тому  же  мой
ятаган хочет оцарапать шкуру черного жреца.
     - Пока Кланет жив, для нас нет безопасности, -  прохрипел  Джиджи  на
свой старый мотив.
     - Я пока не думал о Кланете, -  сказал  викинг.  -  На  первом  месте
женщина Кентона. После этого - займемся черным жрецом.
     - Мне стыдно, - сказал Зубран. - Следовало бы помнить. Но, по  правде
говоря, я чувствовал бы себя лучше, если бы по дороге к  ней  у  нас  была
возможность убить Кланета.  Я  согласен  с  Джиджи  -  пока  он  жив,  нет
безопасности ни для твоего кровного брата, ни для кого  из  нас.  Впрочем,
Шарейн, конечно, в первую очередь.
     Викинг всматривался в компас. Снова посмотрел внимательно  и  показал
остальным.
     Голубые стрелки располагались параллельно,  их  острия  указывали  на
одно место.
     - Мы движемся прямо к Эмактиле, - сказал Сигурд. - Но вошли ли  мы  в
фьорд? Во всяком случае мы близко к нему.
     Он повернул  рулевое  весло.  Корабль  развернулся.  Большая  стрелка
повернулась на четверть оборота. Малая указывала по-прежнему прямо.
     - Это ничего не доказывает, - сказал викинг,  -  только  то,  что  мы
больше не направляемся прямо к  городу.  Но  мы  где-то  рядом  с  входом.
Следите за гребцами.
     Все медленнее полз корабль, отыскивая путь в тумане. И вот перед ними
показалось что-то темное. Оно росло медленно, медленно.  Показался  низкий
берег, который вскоре резко поднимался и тонул  в  глубокой  тени.  Сигурд
произнес благодарственную молитву.
     - Мы по другую сторону гор, - сказал он.  -  Где-то  вблизи  от  того
места, о котором я вам говорил.  Пусть  надсмотрщик  ведет  корабль  вдоль
берега.
     Он резко повернул весло, корабль развернулся и  пошел  вдоль  берега.
Скоро впереди показался высокий хребет. Они обогнули  его  и  оказались  у
узкого залива, в который Сигурд и направил корабль.
     - Здесь мы спрячемся, - сказал он. - Вон в той группе  деревьев.  Они
растут прямо из воды. В этой рощице корабль не увидят  ни  с  моря,  ни  с
берега.
     Они вплыли в рощу. Длинная густая листва скрыла корабль.
     Привяжите корабль к деревьям, - прошептал Сигурд.  -  Побыстрее.  Тут
могут оказаться жрецы. Посмотрим позже, когда  двинемся  в  путь.  Корабль
оставим на женщин. С  ними  чернокожий.  И  пусть  сидят  тихо  до  нашего
возвращения.
     Он прожал сильными плечами.
     - У тебя будет больше шансов вернуться, если ты срежешь свои  длинные
волосы и бороду, Сигурд, - сказал перс и добавил: - И у нас тоже.
     - Что! - гневно воскликнул Сигурд. - Срезать волосы! Даже когда я был
рабом, их не тронули!
     - Умный совет, - заметил Кентон. - И, Зубран, Твоя пламенная борода и
рыжие волосы - лучше бы сбрить их, или по крайней мере перекрасить.
     - Клянусь Ормуздом, нет! - воскликнул перс так же гневно, как Сигурд.
     - Птицелов расставил сеть и попался в нее!  -  рассмеялся  Сигурд.  -
Совет тем не менее хорош. Лучше потерять волосы с  головы,  чем  голову  с
плеч!
     Девушки принесли ножницы. Со смехом  они  подстригли  гриву  Сигурда,
укоротили  его  длинную  бороду,  придав  ей  форму  лопаты.   Удивительно
преобразился после этого Сигурд, сын Тригга.
     - Вот уж кого Кланет не узнает, увидев, - сказал Джиджи.
     Теперь в руках женщин оказался перс. Они погрузили в темную  жидкость
тряпки и обложили ими голову и  бороду  Зубрана.  Красный  цвет  потемнел,
сменился каштановым. Разница между старым и новым  Зубраном  оказалась  не
так велика, как между старым и новым Сигурдом. Но Кентон и Джиджи  кивнули
одобрительно - красный цвет, бросавшийся в глаза, как и грива  северянина,
исчез.
     Оставались Кентон и Джиджи. С  ними  мало  что  можно  было  сделать.
Нельзя  изменить  лягушечий  рот  Джиджи,  мигающие  бусинки  глаз,  лысую
м